21 сентября 1916 года родился Зиновий Гердт
Оригинал взят у p_i_f в 21 сентября 1916 года родился Зиновий Гердт
Я знаю людей фанатически служащих идее театра. Себя к ним не причисляю, может быть, потому что у меня слишком критическое направление ума. Я достаточно самокритичен, никогда не бываю на сцене, на экране - до самозабвения, никогда не забываю себя, контролирую. Иногда выслушиваю комплименты в свой адрес: талант, иногда еще страшней говорят. Это, видите ли, чистая… Как бы сказать поприличней? Просто знаю, что не без способностей, не более, все остальное - знание ремесла. Очень хорошо знаю, как не надо. Конечно, какие-то вещи без сердца, без душевных волнений не происходят, но не так самозабвенно, как бывает у гениев.
Зиновий Гердт
Его любили миллионы, ему жали руку незнакомые люди в любом городе, где бы он ни был, в любой стране. Журналисты считали счастьем возможность взять у него интервью. Настоящий интеллигент. Светлый ум. Восхитительное чувство юмора. Невероятно талантлив. Он всегда приносил с собой праздник. Его любили и коллеги артисты, и режиссеры. Он дружил с талантливейшими писателями и поэтами. Его достоинства можно перечислять бесконечно… А стихи! Никогда уже никто не прочтет Самойлова или Пастернака так, как читал Гердт.
Зиновия Ефимовича Гердта родные и друзья всегда ласково и привычно звали Зямой. Паниковский, Водяной царь, сапожник Сталин, Мефистофель, Конферансье из “Необыкновенного концерта” - все это Зяма.
Был знаком с Вертинским, дружил с Всеволодом Багрицким, Мейерхольдом, Булатом Окуджавой, Раневской, Пляттом… Жванецкий всегда восхищался Зямой. Людмила Гурченко боготворила. Юрий Никулин считал одним из лучших друзей - еще с войны. Во время Великой Отечественной командовал саперной ротой и перенес множество хирургических операций - всю жизнь хромал (одна нога осталась на 8 сантиметров короче другой). Голос Гердта знаком всей стране. Блистал в театре Образцова, в кино, в антрепризах. Гердт сыграл сотни ролей и его взгляд с экрана - грустный и проникновенный - всегда взывал к нашей душе и будил нашу совесть. Зиновий Гердт - это эпоха, огромная веха жизни нашей отечественной культуры.
Родился Зяма в 200 километрах от Пскова, городе Себеже в большущей еврейской семье. Папа, городской торговец - Эфроим Храпинович, а мама - Рахиль Храпинович, в девичестве Секун. Младшего сына Храпиновичи назвали Залманом, ласково звали Зямочкой. Однажды у отца Зямы в столице украли кооперативные деньги, которые включали в себя пай всех торговцев Себежа. Поняв, что в Себеж возвращаться опасно, он остался в Москве, а со временем переехали туда и все остальные члены семьи Храпиновичей уже с новой фамилией - Гердт. В Себеже же не осталось ни одного носителя фамилии Храпинович.
В 15 лет, Зяма закончил фабричное училище Московского электрозавода устроился на работу на строительство метрополитена электриком. При клубе работал маленький театр рабочей молодежи (ТРАМ). Герд пришел в этот театр и навсегда определился с профессией. Он понял - вот то, чем он хотел бы заниматься всю жизнь. В 1937 году Зяма перешел в кукольный театр при доме пионеров.
Гердт добровольно записался на фронт в первые дни войны. Командир саперной роты Зиновий Гердт забыл о своем увлечении актерством на годы войны и храбро сражался за родину. В 1943 был ранен, перенес множество операций. Ногу сохранили, но хромота осталась на всю жизнь. В 1945 году Гердт стал членом труппы Образцова в его знаменитом театре кукол, в этом театре он работал до 1982 года - почти сорок лет!
Зрители обожали знаменитый персонаж Гердта - конферансье из спектакля “Необыкновенный концерт”. Гердт был невероятно популярен в этой роли. Он озвучивал своего героя в каждой стране на местном языке, что приводило зрителя в восторг, тем более делал он это так красиво и изыскано, что в каждой стране зрители верили, что Гердт знает их язык в совершенстве. Однако в действительности Гердт лишь имитировал языки, подражал им, что являлось частью его таланта.
Зиновий Ефимович озвучивал радиопостановки и спектакли на радио, снимался в телеспектаклях, вел знаменитую “Кинопанораму” и другие передачи на ТВ. Озвучивал и дублировал многих знаменитых персонажей в зарубежных фильмах. Часто читал закадровый текст в отечественном кино, однако сам появлялся в кадре Гердт довольно редко, чаще в эпизодических ролях.
В фильмы “Золотой теленок” и “Фокусник” Гердта тоже пригласили на съемки в эпизодических ролях, но режиссеры поняли, что в актере есть огромный неиспользованный потенциал, и не ошиблись. В результате он сыграл в “Фокуснике” скромного и стеснительного иллюзиониста Кукушкина, который не заботился о своем счастье, а радовался, принося его другим, а в “Золотом теленке” он без преувеличения гениально сыграл проходимца Паниковского. Гердт-Паниковский не стал проходимцем и вором гусей, а получился тонким поэтом, жуликом-чудаком.
Эти две роли определили его дальнейшую актерскую судьбу. В каждую свою роль (а их у него было больше ста) Гердт приносил что-то свое, что-то личное, искреннее. Режиссеры признавались, что иногда специально сочиняли какой-нибудь эпизод, чтобы задействовать в фильме Зяму, зная, что это обязательно украсит картину и привлечет зрителя.
Гердт был счастлив, когда работал с профессионалами. Он говорил: “Уметь любить чужой талант - это тоже талант”. И еще: “Поскольку я стар, люди меня внимательно слушают, потому что считают очень умным. А на самом деле это не так. Посмотри на меня и крепко запомни: умные люди выглядят как раз наоборот”.
Зиновий Гердт никогда не был “звездой”, не имел всенародной славы в нынешнем понимании. Он, несомненно, состоялся в профессии, но чувствовал, что он не такой, каким его считают все вокруг. Зяма никогда не был доволен своей игрой, всегда делал что-то, что вводило всех в ступор. Если его ждали с юмористическим номером, он приходил и читал Самойлова или Пастернака.
Его любили как человека, а не как актера. Ему верили, ему хотелось пожать руку, посидеть на скамейке в парке, поговорить. Его взгляд располагал к себе, хотелось ему доверить свои тайны.
Умер актер 18 ноября 1996 года, за два месяца до этого отпраздновав свой 80-летний юбилей.
Из книги “Зяма - это же Гердт!”:
Режиссер Михаил Швейцер о Гердте:
“Думаю, что звание “артист” несколько сужало бы человеческие и художественные возможности Зиновия Гердта. Чем бы он ни занимался, он во всем был одарен. Та степень жизненной правды и достоверности, которая излучалась им в ролях, будь то в кино или в театре, была настолько на грани документальности, что действительно могло создаться впечатление, будто Гердт не актер и что пользовался он вовсе не средствами общепринятого театрального искусства и мастерства. Чудо Гердта и заключалось в том, что в его работах совершенно не было видно так называемого “искусства”. Была просто яркая жизнь. При том, что сам Гердт был доверху полон искусством. Я не знаю другого такого человека, который так хорошо знал, любил и понимал поэзию. Он дружил с поэтами, прекрасно знал литературу, вообще не мог без нее. Брался только за любимые литературные вещи и делал их скрупулезно, входя в полноценные соавторы. Он обладал настолько удивительным дарованием, что даже такой условный персонаж, как конферансье “Необыкновенного концерта”, стал для всех совершенно живым человеком. Абсолютно все его персонажи становились частью исторической эпохи, в которую было помещено то или иное литературное произведение.
Долгое время Гердта знали как человека, озвучивающего кинофильмы, и я считаю, что к этому нужно и должно относиться серьезно. Ведь если рассудить, то именно через Гердта мы познакомились с замечательными киноперсонажами, которых, быть может, без его участия мы бы и не запомнили. “Король Лир”, “Полицейские и воры”, “Фанфан-Тюльпан” и даже наши с ним картины, например, “Бегство мистера Мак-Кинли”. Озвучивание - очень важная и сложная работа. И здесь Гердт тоже был Мастером”.
*****
Константин Райкин о Зиновии Гердте:
“Дядя Зяма совершенно уникально, неповторимо читал стихи. По моему ощущению, он читал Пастернака, Твардовского Самойлова лучше, чем кто-нибудь другой. Вообще поэзия была его стихией. Он становился прекрасным, от него нельзя было оторвать глаз. …Однажды на творческом вечере в Ленинградском Доме искусств он играл с залом в игру, когда ему называли первую строчку стихотворения Бориса Леонидовича, а он читал его до конца. И все же это не самое главное. Главное, как он их читал! Он делал это абсолютно ясно по мысли, без шаманства и подвываний, при этом невероятно личностно и эмоционально. Одновременно высоко и просто.
Кто он был, дядя Зяма Гердт?
Конечно - замечательный артист. Уникально одаренный человек. Но разве только это! Он олицетворял собой духовную элиту нашего времени, был общепризнанным аристократом от актерского цеха. Конкретно для меня он был человеком, который помог мне почувствовать себя полноценной личностью, поверить в собственную творческую состоятельность…
Спасиба Вам, дядя Зяма…”
*****
Александр Ширвиндт:
Гердт - воинствующий профессионал-универсал. Я иногда думаю, наблюдая за ним: кем бы Гердт был, не стань он артистом? Не будь он артистом, он был бы гениальным плотником или хирургом.
Гердтовские руки, держащие рубанок или топор, умелые, сильные мужские - археологическая редкость в наш инфантильный век. Красивые гердтовские руки - руки мастера, руки артиста.
Не будь он артистом, он был бы поэтом, потому что он не только глубоко поэтическая натура, он один из немногих знакомых мне людей, которые не учат стихи, а впитывают их в себя, как некий нектар (когда присутствуешь на импровизированном домашнем поэтическом вечере - Александр Володин, Булат Окуджава, Михаил Козаков, Зиновий Гердт - синеешь от белой зависти). Не будь он артистом, он был бы замечательным эстрадным пародистом, тонким, доброжелательным, точным.
Недаром из миллиона “своих” двойников Л.О. Утесов обожал Гердта. Не будь он пародистом, он был бы певцом или музыкантом. Абсолютный слух, редкое вокальное чутье и музыкальная эрудиция дали бы нам своего Азнавура, с той только разницей, что у Гердта еще и хороший голос. Не будь он музыкантом, он был бы писателем или журналистом. Что бы ни писал Гердт, будь то эстрадный монолог, которыми он грешил в молодости, или журнальная статья, - это всегда индивидуально, смело по жанровой стилистике.
Не будь он писателем, он мог бы стать великолепным телевизионным шоуменом - но, увы, уровень наших телешоу не позволяет пока привлекать Гердта в этом качестве на телеэкраны. Не будь он шоуменом, он мог бы стать уникальным диктором-ведущим. Гердтовский закадровый голос - эталон этого еще мало изученного, но, несомненно, труднейшего вида искусства.
Его голос не спутаешь с другим по тембру, по интонации, по одному ему свойственной иронии, будь то наивный мультик, “Двенадцать стульев” или рассказ о жизни и бедах североморских котиков. Не будь он артистом… Но он Артист! Артист, Богом данный, и слава Богу, что при всех профессиональных “совмещениях” этой бурной натуры ему (Богу) было угодно отдать Гердта Мельпомене и другим сопутствующим искусству богам. Диапазон Гердта-киноактера велик.
Поднимаясь до чаплиновских высот в володинском “Фокуснике” или достигая мощнейшего обобщения в ильфовском Паниковском, Гердт всегда грустен, грустен - и все тут, как бы ни было смешно то, что он делает. Тонкий вкус и высокая интеллигентность, конечно, мешают его кинокарьере в нашем попмире, но поступиться этим он не может. “Живой” театр поглотил Гердта сравнительно недавно, но поглотил до конца.
Его Костюмер в одноименном спектакле - это чудеса филигранной актерской техники, бешеного ритма и такой речевой скорости, что думалось: вот-вот устанет и придумает краску-паузу, чтобы взять дыхание, - не брал, несся дальше, не пропуская при этом ни одного душевного поворота.
*****
Михаил Ульянов:
“Он был первоклассным мастером. Профессионалом. Актер, не будучи таковым, никогда не сможет так потрясающе понимать и читать поэзию и литературу и при этом быть таким же земным человеком, как самый невзыскательный зритель. Он обладал таким чувством иронии, которая, если бы свалилась на актера менее талантливого, пусть даже и обвешенного званиями, пришибла бы его, сделала из него циника и пижона. Зяма был недосягаем в вершинах юмора и иронии и доступен всем одновременно. Он был скоморохом, лицедеем высшего класса. Поэтому играл и Паниковского, и Мефистофеля, а между этими полюсами лежит такая пропасть, такой длинный путь…
Когда я читал книгу “Золотой теленок”, я именно таким и представлял себе Паниковского. Именно с такой ногой, с таким баритоном бывшего барина… Именно такой конфликт Паниковского с миром мне и представлялся между строк.. И когда ты видишь настолько снайперское попадание актера в цель, то радуешься еще больше!.. Радуешься и за него, и за себя, и за Ильфа и Петрова, за это негласное “единение”, за родство представлений…
…Гердта как профессионала будут помнить всегда”.
Никогда не забуду тот самый последний юбилей Гердта. Был большой праздник, большой зал, большие люди на сцене. Гердт сидел на сцене и принимал поздравления, но во время выступлений все время куда-то уходил… Как оказалось - за кулисы, немного полежать, поскольку очень плохо себя чувствовал, а Юрий Никулин постоянно говорил ему: “Зяма, давай закончим все это, тебе же плохо, ну зачем тебе это?”
Но как только Гердту говорили, что номер заканчивается и ему нужно быть на сцене и принимать очередное поздравление, он полностью преображался, как мальчик вскакивал с дивана, где только что лежал совершенно изможденный, и с горящими глазами вприпрыжку бежал на сцену. А больше всего запомнилось мне стихотворение Давида Самойлова, которое Гердт прочитал в конце юбилея, прощаясь со зрителями. Когда он закончил зал ревел “Браво!”, аплодировал стоя, казалось, все кричали “Зяма, не уходи! Останься с нами!!!” Гердт плохо держался на ногах, Юрий Никулин помог ему уйти со сцены, взяв под руку… Помню, как слезы просто лились по моим щекам. А меньше, чем через два месяца Зяма умер… И мгновенно вспомнился этот юбилей, эти стихи, слова Гердта зрителю “Спасибо вам, что вы у меня есть.”. Его пронзительный и проникновенный взгляд с экрана прямо мне в душу. Мне было очень жалко его. Плакал из-за его смерти как по ком-то из своих родственников…
Отрывки из дневника Гердта, из интервью, из писем жене
Источник
Я знаю людей фанатически служащих идее театра. Себя к ним не причисляю, может быть, потому что у меня слишком критическое направление ума. Я достаточно самокритичен, никогда не бываю на сцене, на экране - до самозабвения, никогда не забываю себя, контролирую. Иногда выслушиваю комплименты в свой адрес: талант, иногда еще страшней говорят. Это, видите ли, чистая… Как бы сказать поприличней? Просто знаю, что не без способностей, не более, все остальное - знание ремесла. Очень хорошо знаю, как не надо. Конечно, какие-то вещи без сердца, без душевных волнений не происходят, но не так самозабвенно, как бывает у гениев.
Зиновий Гердт
Его любили миллионы, ему жали руку незнакомые люди в любом городе, где бы он ни был, в любой стране. Журналисты считали счастьем возможность взять у него интервью. Настоящий интеллигент. Светлый ум. Восхитительное чувство юмора. Невероятно талантлив. Он всегда приносил с собой праздник. Его любили и коллеги артисты, и режиссеры. Он дружил с талантливейшими писателями и поэтами. Его достоинства можно перечислять бесконечно… А стихи! Никогда уже никто не прочтет Самойлова или Пастернака так, как читал Гердт.
Зиновия Ефимовича Гердта родные и друзья всегда ласково и привычно звали Зямой. Паниковский, Водяной царь, сапожник Сталин, Мефистофель, Конферансье из “Необыкновенного концерта” - все это Зяма.
Был знаком с Вертинским, дружил с Всеволодом Багрицким, Мейерхольдом, Булатом Окуджавой, Раневской, Пляттом… Жванецкий всегда восхищался Зямой. Людмила Гурченко боготворила. Юрий Никулин считал одним из лучших друзей - еще с войны. Во время Великой Отечественной командовал саперной ротой и перенес множество хирургических операций - всю жизнь хромал (одна нога осталась на 8 сантиметров короче другой). Голос Гердта знаком всей стране. Блистал в театре Образцова, в кино, в антрепризах. Гердт сыграл сотни ролей и его взгляд с экрана - грустный и проникновенный - всегда взывал к нашей душе и будил нашу совесть. Зиновий Гердт - это эпоха, огромная веха жизни нашей отечественной культуры.
Родился Зяма в 200 километрах от Пскова, городе Себеже в большущей еврейской семье. Папа, городской торговец - Эфроим Храпинович, а мама - Рахиль Храпинович, в девичестве Секун. Младшего сына Храпиновичи назвали Залманом, ласково звали Зямочкой. Однажды у отца Зямы в столице украли кооперативные деньги, которые включали в себя пай всех торговцев Себежа. Поняв, что в Себеж возвращаться опасно, он остался в Москве, а со временем переехали туда и все остальные члены семьи Храпиновичей уже с новой фамилией - Гердт. В Себеже же не осталось ни одного носителя фамилии Храпинович.
В 15 лет, Зяма закончил фабричное училище Московского электрозавода устроился на работу на строительство метрополитена электриком. При клубе работал маленький театр рабочей молодежи (ТРАМ). Герд пришел в этот театр и навсегда определился с профессией. Он понял - вот то, чем он хотел бы заниматься всю жизнь. В 1937 году Зяма перешел в кукольный театр при доме пионеров.
Гердт добровольно записался на фронт в первые дни войны. Командир саперной роты Зиновий Гердт забыл о своем увлечении актерством на годы войны и храбро сражался за родину. В 1943 был ранен, перенес множество операций. Ногу сохранили, но хромота осталась на всю жизнь. В 1945 году Гердт стал членом труппы Образцова в его знаменитом театре кукол, в этом театре он работал до 1982 года - почти сорок лет!
Зрители обожали знаменитый персонаж Гердта - конферансье из спектакля “Необыкновенный концерт”. Гердт был невероятно популярен в этой роли. Он озвучивал своего героя в каждой стране на местном языке, что приводило зрителя в восторг, тем более делал он это так красиво и изыскано, что в каждой стране зрители верили, что Гердт знает их язык в совершенстве. Однако в действительности Гердт лишь имитировал языки, подражал им, что являлось частью его таланта.
Зиновий Ефимович озвучивал радиопостановки и спектакли на радио, снимался в телеспектаклях, вел знаменитую “Кинопанораму” и другие передачи на ТВ. Озвучивал и дублировал многих знаменитых персонажей в зарубежных фильмах. Часто читал закадровый текст в отечественном кино, однако сам появлялся в кадре Гердт довольно редко, чаще в эпизодических ролях.
В фильмы “Золотой теленок” и “Фокусник” Гердта тоже пригласили на съемки в эпизодических ролях, но режиссеры поняли, что в актере есть огромный неиспользованный потенциал, и не ошиблись. В результате он сыграл в “Фокуснике” скромного и стеснительного иллюзиониста Кукушкина, который не заботился о своем счастье, а радовался, принося его другим, а в “Золотом теленке” он без преувеличения гениально сыграл проходимца Паниковского. Гердт-Паниковский не стал проходимцем и вором гусей, а получился тонким поэтом, жуликом-чудаком.
Эти две роли определили его дальнейшую актерскую судьбу. В каждую свою роль (а их у него было больше ста) Гердт приносил что-то свое, что-то личное, искреннее. Режиссеры признавались, что иногда специально сочиняли какой-нибудь эпизод, чтобы задействовать в фильме Зяму, зная, что это обязательно украсит картину и привлечет зрителя.
Гердт был счастлив, когда работал с профессионалами. Он говорил: “Уметь любить чужой талант - это тоже талант”. И еще: “Поскольку я стар, люди меня внимательно слушают, потому что считают очень умным. А на самом деле это не так. Посмотри на меня и крепко запомни: умные люди выглядят как раз наоборот”.
Зиновий Гердт никогда не был “звездой”, не имел всенародной славы в нынешнем понимании. Он, несомненно, состоялся в профессии, но чувствовал, что он не такой, каким его считают все вокруг. Зяма никогда не был доволен своей игрой, всегда делал что-то, что вводило всех в ступор. Если его ждали с юмористическим номером, он приходил и читал Самойлова или Пастернака.
Его любили как человека, а не как актера. Ему верили, ему хотелось пожать руку, посидеть на скамейке в парке, поговорить. Его взгляд располагал к себе, хотелось ему доверить свои тайны.
Умер актер 18 ноября 1996 года, за два месяца до этого отпраздновав свой 80-летний юбилей.
Из книги “Зяма - это же Гердт!”:
Режиссер Михаил Швейцер о Гердте:
“Думаю, что звание “артист” несколько сужало бы человеческие и художественные возможности Зиновия Гердта. Чем бы он ни занимался, он во всем был одарен. Та степень жизненной правды и достоверности, которая излучалась им в ролях, будь то в кино или в театре, была настолько на грани документальности, что действительно могло создаться впечатление, будто Гердт не актер и что пользовался он вовсе не средствами общепринятого театрального искусства и мастерства. Чудо Гердта и заключалось в том, что в его работах совершенно не было видно так называемого “искусства”. Была просто яркая жизнь. При том, что сам Гердт был доверху полон искусством. Я не знаю другого такого человека, который так хорошо знал, любил и понимал поэзию. Он дружил с поэтами, прекрасно знал литературу, вообще не мог без нее. Брался только за любимые литературные вещи и делал их скрупулезно, входя в полноценные соавторы. Он обладал настолько удивительным дарованием, что даже такой условный персонаж, как конферансье “Необыкновенного концерта”, стал для всех совершенно живым человеком. Абсолютно все его персонажи становились частью исторической эпохи, в которую было помещено то или иное литературное произведение.
Долгое время Гердта знали как человека, озвучивающего кинофильмы, и я считаю, что к этому нужно и должно относиться серьезно. Ведь если рассудить, то именно через Гердта мы познакомились с замечательными киноперсонажами, которых, быть может, без его участия мы бы и не запомнили. “Король Лир”, “Полицейские и воры”, “Фанфан-Тюльпан” и даже наши с ним картины, например, “Бегство мистера Мак-Кинли”. Озвучивание - очень важная и сложная работа. И здесь Гердт тоже был Мастером”.
*****
Константин Райкин о Зиновии Гердте:
“Дядя Зяма совершенно уникально, неповторимо читал стихи. По моему ощущению, он читал Пастернака, Твардовского Самойлова лучше, чем кто-нибудь другой. Вообще поэзия была его стихией. Он становился прекрасным, от него нельзя было оторвать глаз. …Однажды на творческом вечере в Ленинградском Доме искусств он играл с залом в игру, когда ему называли первую строчку стихотворения Бориса Леонидовича, а он читал его до конца. И все же это не самое главное. Главное, как он их читал! Он делал это абсолютно ясно по мысли, без шаманства и подвываний, при этом невероятно личностно и эмоционально. Одновременно высоко и просто.
Кто он был, дядя Зяма Гердт?
Конечно - замечательный артист. Уникально одаренный человек. Но разве только это! Он олицетворял собой духовную элиту нашего времени, был общепризнанным аристократом от актерского цеха. Конкретно для меня он был человеком, который помог мне почувствовать себя полноценной личностью, поверить в собственную творческую состоятельность…
Спасиба Вам, дядя Зяма…”
*****
Александр Ширвиндт:
Гердт - воинствующий профессионал-универсал. Я иногда думаю, наблюдая за ним: кем бы Гердт был, не стань он артистом? Не будь он артистом, он был бы гениальным плотником или хирургом.
Гердтовские руки, держащие рубанок или топор, умелые, сильные мужские - археологическая редкость в наш инфантильный век. Красивые гердтовские руки - руки мастера, руки артиста.
Не будь он артистом, он был бы поэтом, потому что он не только глубоко поэтическая натура, он один из немногих знакомых мне людей, которые не учат стихи, а впитывают их в себя, как некий нектар (когда присутствуешь на импровизированном домашнем поэтическом вечере - Александр Володин, Булат Окуджава, Михаил Козаков, Зиновий Гердт - синеешь от белой зависти). Не будь он артистом, он был бы замечательным эстрадным пародистом, тонким, доброжелательным, точным.
Недаром из миллиона “своих” двойников Л.О. Утесов обожал Гердта. Не будь он пародистом, он был бы певцом или музыкантом. Абсолютный слух, редкое вокальное чутье и музыкальная эрудиция дали бы нам своего Азнавура, с той только разницей, что у Гердта еще и хороший голос. Не будь он музыкантом, он был бы писателем или журналистом. Что бы ни писал Гердт, будь то эстрадный монолог, которыми он грешил в молодости, или журнальная статья, - это всегда индивидуально, смело по жанровой стилистике.
Не будь он писателем, он мог бы стать великолепным телевизионным шоуменом - но, увы, уровень наших телешоу не позволяет пока привлекать Гердта в этом качестве на телеэкраны. Не будь он шоуменом, он мог бы стать уникальным диктором-ведущим. Гердтовский закадровый голос - эталон этого еще мало изученного, но, несомненно, труднейшего вида искусства.
Его голос не спутаешь с другим по тембру, по интонации, по одному ему свойственной иронии, будь то наивный мультик, “Двенадцать стульев” или рассказ о жизни и бедах североморских котиков. Не будь он артистом… Но он Артист! Артист, Богом данный, и слава Богу, что при всех профессиональных “совмещениях” этой бурной натуры ему (Богу) было угодно отдать Гердта Мельпомене и другим сопутствующим искусству богам. Диапазон Гердта-киноактера велик.
Поднимаясь до чаплиновских высот в володинском “Фокуснике” или достигая мощнейшего обобщения в ильфовском Паниковском, Гердт всегда грустен, грустен - и все тут, как бы ни было смешно то, что он делает. Тонкий вкус и высокая интеллигентность, конечно, мешают его кинокарьере в нашем попмире, но поступиться этим он не может. “Живой” театр поглотил Гердта сравнительно недавно, но поглотил до конца.
Его Костюмер в одноименном спектакле - это чудеса филигранной актерской техники, бешеного ритма и такой речевой скорости, что думалось: вот-вот устанет и придумает краску-паузу, чтобы взять дыхание, - не брал, несся дальше, не пропуская при этом ни одного душевного поворота.
*****
Михаил Ульянов:
“Он был первоклассным мастером. Профессионалом. Актер, не будучи таковым, никогда не сможет так потрясающе понимать и читать поэзию и литературу и при этом быть таким же земным человеком, как самый невзыскательный зритель. Он обладал таким чувством иронии, которая, если бы свалилась на актера менее талантливого, пусть даже и обвешенного званиями, пришибла бы его, сделала из него циника и пижона. Зяма был недосягаем в вершинах юмора и иронии и доступен всем одновременно. Он был скоморохом, лицедеем высшего класса. Поэтому играл и Паниковского, и Мефистофеля, а между этими полюсами лежит такая пропасть, такой длинный путь…
Когда я читал книгу “Золотой теленок”, я именно таким и представлял себе Паниковского. Именно с такой ногой, с таким баритоном бывшего барина… Именно такой конфликт Паниковского с миром мне и представлялся между строк.. И когда ты видишь настолько снайперское попадание актера в цель, то радуешься еще больше!.. Радуешься и за него, и за себя, и за Ильфа и Петрова, за это негласное “единение”, за родство представлений…
…Гердта как профессионала будут помнить всегда”.
Никогда не забуду тот самый последний юбилей Гердта. Был большой праздник, большой зал, большие люди на сцене. Гердт сидел на сцене и принимал поздравления, но во время выступлений все время куда-то уходил… Как оказалось - за кулисы, немного полежать, поскольку очень плохо себя чувствовал, а Юрий Никулин постоянно говорил ему: “Зяма, давай закончим все это, тебе же плохо, ну зачем тебе это?”
Но как только Гердту говорили, что номер заканчивается и ему нужно быть на сцене и принимать очередное поздравление, он полностью преображался, как мальчик вскакивал с дивана, где только что лежал совершенно изможденный, и с горящими глазами вприпрыжку бежал на сцену. А больше всего запомнилось мне стихотворение Давида Самойлова, которое Гердт прочитал в конце юбилея, прощаясь со зрителями. Когда он закончил зал ревел “Браво!”, аплодировал стоя, казалось, все кричали “Зяма, не уходи! Останься с нами!!!” Гердт плохо держался на ногах, Юрий Никулин помог ему уйти со сцены, взяв под руку… Помню, как слезы просто лились по моим щекам. А меньше, чем через два месяца Зяма умер… И мгновенно вспомнился этот юбилей, эти стихи, слова Гердта зрителю “Спасибо вам, что вы у меня есть.”. Его пронзительный и проникновенный взгляд с экрана прямо мне в душу. Мне было очень жалко его. Плакал из-за его смерти как по ком-то из своих родственников…
Отрывки из дневника Гердта, из интервью, из писем жене
Источник