Дэшилл Хэммет, "Оно"
Оригинал: Dashiell Hammett, “It”, 1923
Перевод: А. Бударов
- Послушайте, мистер Цумвальт, вы что-то недоговариваете. Так дело не пойдёт! Если вы нанимаете меня, то должны рассказать всё без утайки.
Он задумчиво глянул на меня прищуренными голубыми глазами. Затем поднялся, подошёл к двери кабинета и распахнул её. Я увидел за его спиной бухгалтера и стенографистку, сидящих за своими столами. Цумвальт снова закрыл дверь, вернулся к рабочему столу и, перегнувшись через него, заговорил хриплым шёпотом:
- Полагаю, вы правы. Но то, что я скажу, нужно держать в строжайшем секрете.
Я кивнул, и он продолжил:
- Около двух месяцев назад один из наших клиентов, Стенли Горэм, передал нам облигации на сумму 100 000 долларов. Он уезжал работать в Азию и полагал, что в его отсутствие облигации достигнут номинальной стоимости. А нам оставил для того, чтобы мы их продали, если его ожидания сбудутся. Облигации лежали в банковском хранилище трастовой компании «Голден Гейт». Вчера я заглянул в депозитную ячейку - они исчезли!
- Кроме вас и вашего компаньона, у кого-то был доступ к ячейке?
- Нет.
- Когда вы видели облигации в последний раз?
- Они были в ячейке в последнюю субботу перед отъездом Дэна. И банковский служащий, который работает в хранилище, сказал мне, что Дэн заходил в понедельник.
- Хорошо! Теперь давайте посмотрим, всё ли я понял правильно. Предполагалось, что ваш компаньон, Дэниел Рэтбоун, двадцать седьмого числа прошлого месяца, в понедельник, поедет в Нью-Йорк для встречи с Р. У. Депью. Вместо этого Рэтбоун пришёл с багажом в контору и сообщил, что из-за важных личных дел он вынужден отложить поездку, потому что до следующего утра должен оставаться в Сан-Франциско. В чём состоят личные дела - не рассказал. Вы начали протестовать против отсрочки, так как считали, что он должен выполнить нью-йоркские обязательства в срок. У вас с Рэтбоуном в тот период были натянутые отношения - вы уже несколько дней ругались из-за того, что он провернул теневую махинацию. Так что вы…
- Только не поймите меня неправильно! - перебил Цумвальт. - Дэн не совершил ничего бесчестного. Просто оказалось, что он ведёт одновременно несколько сделок - ну, я и подумал, что этику он принёс в жертву барышу.
- Ясно. В общем, из-за того, что он не поехал в Нью-Йорк, возник спор, в итоге вы припомнили друг другу старые обиды и решили как можно скорее прекратить деловое партнёрство. Спор завершился в вашем доме на Четырнадцатой авеню. Поскольку было уже поздно, а Рэтбоун выписался из гостиницы ещё до того, как отложил поездку в Нью-Йорк, ему пришлось остаться на ночь у вас.
- Правильно, - согласился Цумвальт. - Я проживал в гостинице, потому что миссис Цумвальт была в отъезде, но ради наибольшей конфиденциальности разговора мы с Дэном поехали ко мне домой. Когда закончили выяснять отношения, было слишком поздно, и мы остались там.
- Утром вы с Рэтбоуном направились в контору и…
- Нет, - поправил он. - В смысле, мы прибыли сюда не вместе. Я приехал сразу, а Дэн ещё завершал дела, которые держали его в городе. Он вошёл в контору чуть позже полудня и сказал, что вечерним поездом уезжает на Восток. Потом отправил Куимби, бухгалтера, бронировать билеты и сдавать багаж. Багаж, кстати, оставался на ночь здесь, в конторе. Мы с Дэном вместе сходили на ланч, вернулись в контору на несколько минут - ему нужно было подписать корреспонденцию, - а затем он уехал.
- Ясно. После этого о нём не поступало никаких известий до тех пор, пока дней через десять не пришла телеграмма Депью, который хотел узнать, почему Рэтбоун с ним не встретился.
- Правильно. Как только поступила телеграмма Депью, я сразу связался с чикагским братом Дэна - подумал, что Дэн задержался у него. Но Том в ответ телеграфировал, что брата не видел. После пришли ещё две телеграммы от Депью. Я злился на Дэна за то, что он заставляет Депью ждать, но всё же сильного беспокойства не было. Дэн - не самый ответственный человек, и если бы внезапно пожелал остановиться на несколько дней где-то по пути отсюда к Нью-Йорку, он бы так и сделал. Но вчера я узнал, что из банковской ячейки пропали облигации и выяснил, что за день до отъезда Дэн был возле неё, поэтому я решил сделать хоть что-нибудь. Но не хочется, чтобы дело дошло до полиции, если этого можно избежать. Уверен, если я сумею найти Дэна и поговорю с ним, мы сможем как-нибудь без скандала привести всё в порядок. У нас бывали разногласия, но, даже при всех его выходках, я к нему отношусь не настолько плохо, чтобы желать ему тюрьмы. Так что я хочу найти его как можно скорее и при этом произвести как можно меньше шума.
- У него был автомобиль?
- В последнее время нет. Продал пять или шесть месяцев назад.
- В каком банке он держал деньги? Я имею в виду его личный банковский счёт.
- В трастовой компании «Голден Гейт».
- Есть его фотографии?
- Да.
Цумвальт достал из ящика стола два снимка: один анфас, другой в три четверти. На них обнаружился мужчина средних лет, с худым лицом, проницательными глазами, расположенными слишком близко друг к другу, и тёмными редкими волосами. Даже при всей своей плутоватости лицо было довольно приятным.
- Что насчёт его родственников, друзей и так далее - особенно насчёт знакомых женщин?
- Из родственников у него только брат в Чикаго. Что касается друзей, то их у Дэна столько же, наверное, сколько у любого жителя Сан-Франциско. Дэн поразительно общительный человек. В последнее время он хорошо ладил с миссис Эрншоу, она жена агента по недвижимости. Живёт, кажется, на Пасифик-стрит. Не знаю, насколько они были близки, но Дэн часто звонил ей по телефону, да и она сама звонила ему сюда почти каждый день. А ещё есть девушка по имени Ева Дати, актриса кабаре, она живёт в доме 1100 на Буш-стрит. Вероятно, были и другие, но я знаю только про этих двух.
- Вы уже просмотрели вещи, которые он здесь оставил?
- Да, но вы, наверное, и сами хотели бы с ними ознакомиться.
Он проводил меня в кабинет Рэтбоуна: тесная комнатка, места в которой хватало только на стол, шкаф с документами и два стула. Двери выходили в коридор, в приёмную и к Цумвальту.
- Пока я осматриваюсь, вы могли бы сделать список серийных номеров пропавших облигаций, - сказал я. - Вряд ли это нам сразу поможет, но мы договоримся, чтобы Министерство финансов сообщило, когда и где появятся купоны.
Я не надеялся что-либо найти в кабинете Рэтбоуна - и не нашёл.
Перед уходом я расспросил стенографистку и бухгалтера. Они уже знали об исчезновении Рэтбоуна, но им ещё не было известно, что облигации тоже пропали.
Девушка, её звали Милдред Нарбет, сообщила, что двадцать восьмого - в день, когда Рэтбоун поехал в Нью-Йорк - он продиктовал ей два письма, и оба были связаны с бизнесом компаньонов. Также он распорядился, чтобы Милдред отправила Куимби забронировать билеты и сдать чемоданы в багаж. Вернувшись с обеда, она распечатала письма и отдала Рэтбоуну на подпись, причём едва успела перехватить его до отъезда.
Джон Куимби, бухгалтер, описал багаж, который сдавал в багажное отделение: два больших чемодана из свиной кожи и саквояж из кордовской дублёной кожи. Благодаря бухгалтерскому уму он точно помнил номер того места, которое заказал Рэтбоуну в вечернем поезде: нижнее четвёртое в восьмом вагоне. Когда Куимби вернулся в контору, компаньоны были на ланче, поэтому он положил билеты и багажные квитанции Рэтбоуну на стол.
В гостинице я узнал, что Рэтбоун съехал утром двадцать седьмого, сдав номер, но оставив два чемодана, поскольку собирался снова там поселиться после возвращения из Нью-Йорка, через три-четыре недели. Из того, что было рассказано персоналом гостиницы, лишь немногое действительно стоило выслушать - пожалуй, только то, что постоялец уехал на такси.
На стоянке такси я нашёл водителя, которой возил Рэтбоуна.
- Рэтбоун? Конечно, помню! - ответил он, не вынимая изо рта мятую сигарету. - Видать, вы про тот день, когда я отвёз его к трастовой компании «Голден Гейт». У него была парочка больших жёлтых чемоданов и один маленький коричневый. С этим маленьким он помчался в банк, и выглядел так, словно кто-то наступил ему на любимую мозоль. Потом я отвёз его к Фелпс-билдинг, - это значило, что таксист доставил клиента к тому зданию, где располагалась контора Цумвальта и Рэтбоуна, - и он даже пяти центов не накинул мне сверх тарифа!
В трастовой компании «Голден Гейт» пришлось долго убалтывать и даже умолять, но в конце концов мне выдали то, о чём я просил: двадцать пятого числа, в последнюю субботу перед отъездом, Рэтбоун снял со счёта почти пять тысяч долларов.
От трастовой компании я направился к багажному отделению на паромной пристани Ферри-билдинг и при помощи сигары добыл право просмотреть записи за двадцать восьмое. Под этой датой значилась только одна партия из трёх чемоданов, отправленная в Нью-Йорк.
Я отбил телеграмму в нью-йоркскую контору нашего агентства, указав контрольный номер багажа и описание внешности Рэтбоуна, с поручением отыскать чемоданы, а через них - и самого Рэтбоуна.
В компании Пульмана мне сообщили, что вагон №8 - это вагон прямого сообщения, и обещали выяснить за пару часов, до самого ли Нью-Йорка занимал Рэтбоун своё место.
По пути к многоквартирному дому 1100 на Буш-стрит я оставил одну из фотографий Рэтбоуна в фотомастерской, сделав срочный заказ на дюжину копий.
Чтобы найти квартиру Евы Дати, потребовался почти пятиминутный поиск по списку жильцов в вестибюле. Я поднял девушку из постели. Это была миниатюрная блондинка в возрасте где-то между девятнадцатью и двадцатью девятью - в зависимости от того, судите вы по глазам или читаете по лицу.
- От Рэтбоуна почти месяц ни слуху ни духу, - сказала Ева. - Прошлым вечером я звонила ему в гостиницу - устраивала вечеринку, хотела его пригласить, - но мне сказали, что он уехал из города и вернётся через неделю-другую.
Затем, в ответ ещё на один вопрос:
- Да, раньше мы были хорошими друзьями, хотя и не слишком близкими. Ну, вы понимаете, о чём я. Мы приятно проводили время вместе, но больше нас друг в друге ничто не интересовало.
Миссис Эрншоу оказалась не настолько откровенной. Но у неё имелся муж, что означало совершенно иное положение дел. Это была высокая стройная женщина, смуглая как цыганка, с высокомерным выражением лица и привычкой нервно покусывать нижнюю губку.
Мы сидели в плотно меблированной комнате, и дамочка морочила меня минут пятнадцать, пока я не рубанул напрямик:
- В общем, так, миссис Эрншоу. Мистер Рэтбоун исчез, и мы его ищем. Помогите мне - и вы поможете себе. Я пришёл сюда выслушать всё, что вам о нём известно. Если вы не скажете то, что я хочу узнать, мне придётся пройтись по округе и задать кучу вопросов вашим друзьям. И хотя я буду деликатен насколько возможно, в них, тем не менее, обязательно проснётся любопытство, возникнут смелые догадки, и пойдут слухи. Даю вам шанс избежать всего этого. Решать вам.
- Вы допускаете мысль, - ответила она холодно, - будто мне есть что скрывать?
- Я ничего не допускаю. Я добываю информацию о Дэниеле Рэтбоуне.
Она прикусила губку и некоторое время молчала, но, наконец, по крупицам принялась выдавать нужные сведения. Явно не всё в её рассказе было правдой, но в целом история выглядела достоверно. Если отсеять то, что не выдерживает никакой критики, остаётся следующее:
Миссис Эрншоу и Рэтбоун задумали совместный побег. Она покинула Сан-Франциско двадцать шестого, направляясь прямиком в Новый Орлеан. Рэтбоун должен был уехать на следующий день, якобы в Нью-Йорк, но с пересадкой на другой поезд где-нибудь на Среднем Западе, чтобы встретиться с ней в Новом Орлеане. Оттуда они бы уплыли в Центральную Америку.
Она сделала вид, что и понятия не имела о его намерении украсть облигации. А может, и в самом деле ничего не знала. Как бы то ни было, миссис Эрншоу выполнила свою часть плана, а вот Рэтбоун в Новом Орлеане так и не появился. Она не слишком старалась замести следы, и вскоре её разыскали нанятые мужем частные детективы. Супруг прибыл в Новый Орлеан и убедил её вернуться домой, не подозревая, очевидно, о том, что к произошедшему причастен другой мужчина.
Она была не такой женщиной, что могла бы легко стерпеть предательство Рэтбоуна, поэтому даже не пыталась снова связаться с ним и выяснить причину, помешавшую ему присоединиться к ней.
Её рассказ звучал вполне правдоподобно, но ради перестраховки я закинул удочку среди соседей, и слова миссис Эрншоу вроде бы подтвердились. Обнаружилось, что у нескольких соседей имелись догадки, не оторванные от фактов на миллионы миль.
Позвонив в компанию Пульмана, я услышал, что в вагоне №8, отправленном в Нью-Йорк двадцать восьмого числа, на протяжении всего пути четвёртое место оставалось незанятым.
Цумвальт переодевался к обеду, когда я поднялся в его гостиничный номер.
Я рассказал ему всё, что сумел выяснить за день, и озвучил свои мысли по этому поводу:
- Всё имеет смысл ровно до того момента, когда Рэтбоун выходит из хранилища компании «Голден Гейт». Больше ничего не происходит! А ведь он задумал выкрасть облигации и сбежать с миссис Эрншоу, и даже снял с банковского счёта все свои деньги. План в действии. Но ради чего Рэтбоун вернулся в контору? Зачем остался в городе ещё на одну ночь? Какое важное дело его задержало? Почему он бросил миссис Эрншоу? И почему не использовал купленные билеты, чтобы проделать хотя бы часть пути, как намеревался? Да, может, это ложный след, но ведь совсем никчёмный! Остаётся одно, мистер Цумвальт: придётся нам привлечь полицию и газеты и посмотреть, чем помогут огласка и общенациональный поиск.
- Но тогда Дэн отправится в тюрьму без малейшего шанса уладить вопрос по-тихому! - запротестовал он.
- Вы правы! Но тут уж ничего не поделаешь. И помните, вам нужно защитить себя. Вы компаньон Рэтбоуна, и хотя уголовной ответственности за его действия не несёте, финансовая ответственность лежит на вас. Вы должны расплатиться по долгам.
Он кивнул, неохотно соглашаясь, и я схватился за телефон.
Целых два часа я был занят передачей сведений: в полицию - всех, что у нас имелись, а в прессу - тех, что мы хотели обнародовать. К счастью, у газетчиков нашлись фотографии Рэтбоуна, сделанные год назад, когда о нём писали как о соответчике в бракоразводном процессе.
Я отправил три телеграммы. Одну - в Нью-Йорк, с просьбой открыть интересующий нас багаж как только будут получены необходимые полномочия. (Если Рэтбоун так и не приехал в Нью-Йорк, багаж должен ждать на вокзале). Другую - в Чикаго, с просьбой допросить рэтбоуновского брата, а затем последить за ним несколько дней. И третью отослал в Новый Орлеан, чтобы в городе поискали нашего беглеца. Затем я двинулся домой и лёг спать.
С новостями было негусто, поэтому газеты на следующий день выдали материалы о Рэтбоуне на первые полосы, с фотографиями и описаниями внешности, с нелепыми догадками и ещё более нелепыми домыслами, которые успели появиться у газетчиков за короткий срок между временем получения информации и временем, когда она ушла в печать.
Я провёл утро за подготовкой объявлений, планируя охватить поисками всю страну, а кроме того - договаривался о доступе к регистрационным записям с пароходов.
Незадолго до полудня прибыла телеграмма из Нью-Йорка, в которой перечислялись вещи из багажа Рэтбоуна. Содержимое двух больших чемоданов не имело значения. То, что там обнаружилось, могло быть упаковано как для использования, так и для отвода глаз. Но вещи из саквояжа, который оказался не заперт, весьма озадачивали.
Вот список:
2 шёлковые пижамы, 4 шёлковые рубашки, 8 льняных воротничков, 4 пары нижнего белья, 6 галстуков, 6 пар носков, 18 носовых платков, 1 пара расчёсок армейского образца, 1 гребешок для волос, 1 безопасная бритва, 1 тюбик крема для бритья, 1 помазок, 1 зубная щётка, 1 тюбик зубной пасты, 1 баночка тальковой пудры, 1 флакон тоника для волос, 1 портсигар, содержащий 12 сигар, 1 револьвер Кольта 32-го калибра, 1 карта Гондураса, 1 испанско-английский словарь, 2 книжечки почтовых марок, 1 пинта шотландского виски и 1 маникюрный набор.
Цумвальт, его бухгалтер и стенографистка, когда я прибыл в их контору, наблюдали, как двое из полицейского управления обыскивают кабинет Рэтбоуна. Я показал телеграмму, и детективы вернулись к своему занятию.
- Что означает этот список? - спросил Цумвальт.
- Он показывает, что нет никакого смысла в том, как сложились обстоятельства, - ответил я. - Саквояж собирали для того, чтобы всегда держать под рукой. Сдавать его в багаж было ошибкой - да ещё и оставлять незапертым! И вообще, никто не сдаёт в багаж сумку с туалетными принадлежностями, и делать это ради отвлечения внимания - полнейшая ерунда! Может быть, Рэтбоун не хотел сдавать саквояж, а потом передумал - решил от него избавиться, когда понял, что в нём не нуждается? Но как могла пропасть нужда в туалетных принадлежностях? И не забывайте, это наверняка тот же самый чемоданчик, который он брал даже в хранилище трастовой компании, когда шёл за облигациями. Какого чёрта я не могу в это вникнуть?!
- Вот тебе ещё кое-что для вникания, - сказал один из городских детективов, оторвавшись от проверки рэтбоуновского стола и протягивая мне бумажный лист. - Я нашёл это за одним из ящиков - соскользнуло вниз.
Это было письмо, написанное синими чернилами на плотной белой бумаге решительным, угловатым и, без сомнения, женским почерком.
Милый мой Дэнни,
Если ещё не слишком поздно, я хочу изменить своё решение о поездке. Подожди ещё денёк, до вторника, и я поеду. Позвони мне сразу как получишь письмо. И если ты ещё хочешь быть со мной, я приеду за тобой на родстере во вторник, в полдень, к станции на Шэттак-авеню.
Твоя больше чем навеки,
Бутс.
Датировано двадцать шестым - это было воскресенье перед исчезновением Рэтбоуна.
- Вот что заставило его поменять планы и задержаться на день, - сказал полицейский детектив. - Думаю, нам лучше поехать в Беркли и попытаться что-нибудь найти на станции на Шэттак-авеню.
- Мистер Цумвальт, - сказал я, когда мы остались с ним наедине, - как насчёт вашей стенографистки?
Он вскочил со стула, его лицо налилось краской.
- А что насчёт неё?
- Была ли она… Насколько близки они были с Рэтбоуном?
- Мисс Нарбет, - заговорил он с нажимом, медленно, как будто хотел удостовериться, что я улавливаю каждый слог, - выйдет за меня замуж как только жена даст мне развод. Поэтому я и отменил продажу дома. А теперь не могли бы вы объяснить, чем вызван ваш вопрос?
- Просто случайная мысль, - солгал я, пытаясь успокоить его. - Не хочу ничего упустить. Но это уже не важно.
- Правильно, - ответил он всё с тем же нажимом, - мне вообще кажется, что у вас слишком много случайных мыслей. Вы можете вернуться в свою контору и выслать мне счёт за услуги. Думаю, теперь я обойдусь без вашей помощи.
- Как скажете. Но вам придётся заплатить и за сегодня, за полный день. Так что, если не возражаете, я поработаю над вашим делом до наступления ночи.
- Прекрасно! Вот только я занят, так что не извольте беспокоить меня своими отчётами.
- Хорошо, - сказал я, выходя из его конторы, но оставаясь в деле.
Когда я осматривал стол Рэтбоуна, письма от этой «Бутс» не было. Я вынимал все ящики и даже наклонял стол, чтобы заглянуть под него. Письмо подбросили!
И в то же время: может быть, Цумвальт уволил меня из-за того, что испытывал недовольство моей работой и негодовал из-за вопроса о девушке, - а может быть, и нет.
Предположим (думал я, идя по Маркет-стрит, толкаясь и наступая прохожим на ноги), компаньоны были заодно. Кому-то из них следовало стать козлом отпущения, и эта участь выпала Рэтбоуну. С моей теорией хорошо согласуются и поведение Цумвальта, и его действия после исчезновения Рэтбоуна.
Нанять частного детектива перед обращением в полицию - прекрасный ход. В первую очередь потому, что создаёт впечатление невиновности Цумвальта. Вдобавок частный сыщик будет рассказывать ему всё, что сумеет выяснить, известит о каждом сделанном шаге, позволяя Цумвальту исправить ошибки и недоработки их плана, пока расследованием не занялась полиция. А если частный детектив зайдёт слишком далеко, можно сразу отказаться от его услуг.
Ещё предположим, что Рэтбоуна найдут в городе, где его никто не знает - именно в такое место он и должен отправиться. Цумвальт добровольно поедет туда, чтобы установить личность компаньона. Посмотрит и скажет: «Нет, это не он». Рэтбоуна отпустят, и расследованию придёт конец.
В этой теории остаётся неучтённым внезапное изменение планов Рэтбоуна, хотя становится более понятным его возвращение в контору к полудню двадцать седьмого. Он вернулся, чтобы обсудить пока неизвестную причину нарушения замыслов, и компаньоны решили обойтись без миссис Эрншоу. Потом они двинулись домой к Цумвальту. Для чего? И почему Цумвальт отказывается продать дом? И зачем он позаботился дать мне объяснение этому? Может быть, они спрятали там облигации?
Было бы неплохо проверить дом.
Я позвонил Беннету в полицейское управление Окленда.
- Не мог бы ты оказать мне услугу, Фрэнк? Позвони Цумвальту. Скажи, что вы задержали человека, который точь-в-точь отвечает описанию Рэтбоуна, и попроси прийти для опознания. Когда Цумвальт у вас появится, постарайся не выпускать его сколько сможешь. Соври, что у задержанного берут отпечатки пальцев и снимают мерки - или что-нибудь ещё в таком духе. А потом скажи, что вы установили личность, и это не Рэтбоун, принеси извинения за беспокойство, и так далее. Если протомишь Цумвальта у себя хотя бы полчаса или три четверти часа - этого будет достаточно. Ещё полчаса займёт у него поездка в каждую сторону. Спасибо!
Зайдя в нашу контору, я положил в карман фонарик и направился к Четырнадцатой авеню.
У Цумвальта был двухэтажный дом двухквартирного типа. Замок на парадной двери задержал меня минуты на четыре а грабитель справился бы с ним не сбавляя шаг. Вторгаться в дом - не совсем по правилам, но, с другой стороны, я всё ещё работал на Цумвальта и, пока не наступила ночь, юридически оставался его представителем, так что взлом нельзя было считать незаконным.
Я начал с верхнего этажа, постепенно продвигаясь вниз. Бюро, комоды, обеденные и рабочие столы, стулья, стены, двери, оконные рамы и прочее дерево, картины, ковры, водопроводные трубы - пришлось осматривать каждый предмет, толщины которого хватало для хранения бумаг. Я не очень-то смыслю в таких вещах, но во время тренировок обыскиваешь дом гораздо быстрее.
В доме я ничего дельного не нашёл, поэтому спустился в подвал.
Это было большое, разделённое на две части помещение. В ближней половине на бетонном полу стоял полный доверху ящик с углём, имелось немного мебели, консервы и всякая всячина для ведения домашнего хозяйства. В задней части подвала, за гипсовой перегородкой, куда спускалась лестница из кухни, окон не было, и единственным источником света служила включённая мной голая электрическая лампочка, висящая на проводе.
Половину пространства заполнял штабель досок, с другой стороны до самого потолка громоздились ящики и бочки. Рядом с ними лежали два мешка цемента, а в углу валялись обломки мебели. Пол был сильно испачкан.
Я повернулся к штабелю. Меня не обрадовала предстоящая работа - сдвигать эту груду досок в сторону, а потом возвращать на место. Но поддаваться унынию не следовало.
Позади громыхнула доска, я обернулся и увидел, как из-за бочки поднимается Цумвальт, хмуро наставивший на меня чёрный пистолет.
- Руки вверх, - произнёс он.
Я подчинился. У меня не было при себе пистолета - не имею привычки брать его, кроме тех случаев, когда собираюсь применить. Но даже если бы мои карманы были набиты оружием, ничего бы не изменилось. Я не против воспользоваться шансом, но какой может подвернуться шанс, когда смотришь в дуло пистолета, направленного на тебя решительным человеком?
В общем, я поднял руки. Одной из них задел колбу лампочки. И раздавил её в кулаке. Подвал погрузился во тьму, а я бросился назад и в сторону. Пистолет Цумвальта полыхнул огнём.
Некоторое время ничего не происходило. Я обнаружил, что упал у дверного проёма, от которого шла лестница и начиналась передняя часть подвала. Я сообразил, что не могу шевельнуться беззвучно, а любой шум вызовет стрельбу, так что пришлось лежать неподвижно.
Началось состязание, недостаток действий в котором восполнялся изматывающим напряжением.
Та часть подвала, где мы находились, размерами примерно двадцать на двадцать футов, была чернее, чем новая обувь. Имелись две двери. Одна, на противоположной стороне, выходила во двор, но была, вероятно, заперта. Поперёк второй лежал я - навзничь, в ожидании пары ног, готовый схватить их. Где-то в темноте, с пистолетом, в котором недоставало лишь одной пули, таился Цумвальт. Судя по его молчанию, он понимал, что я ещё жив.
Мне пришло на ум, что у меня есть преимущество. Я ближе к единственному реальному выходу; Цумвальт не знает, что я безоружен; ему не известно, идёт мне кто-нибудь на помощь или нет. Для него время крайне ценно, но так ли оно ценно для меня? Поэтому я ждал.
Прошло время. Не знаю, сколько. Может быть, полчаса.
Пол был влажный, твёрдый и очень неудобный. Осколки электрической лампочки изрезали мою ладонь, и мне никак не удавалось определить, насколько сильно она кровоточит. Вспомнилось выражение про «слепца, который ищет в тёмном чулане чёрную шляпу, хотя её там вовсе нет». Я на собственной шкуре испытывал то, что ощущал тот слепец.
С грохотом упал ящик или бочка - очевидно, Цумвальт выбрался из убежища, где поджидал меня.
Всё стихло. Потом я расслышал, как он осторожно крадётся…
Без предупреждения из пистолета ударили две вспышки, отправив пули в гипсовую перегородку куда-то выше моих ног. Да, не только я изнывал от напряжения.
И вновь тишина. Я обнаружил, что стал мокрым от пота.
Затем я услышал дыхание Цумвальта, но не смог понять - он уже близко или ещё далеко, но очень тяжело дышит?
Мягкое, скользящее шуршание по земляному полу! Я представил, как Цумвальт неловко ползёт на коленях и одной руке, второй рукой выставив перед собой пистолет - пистолет, который выплюнет огонь, как только дуло коснётся чего-то мягкого. Я забеспокоился, зная о своей полноте. В талии я толст, и там, в темноте, мне казалось, что мой живот вырос почти до потолка - такую мишень не минует ни одна пуля.
Я вытянул руки в сторону Цумвальта. Если успею нащупать его первым, у меня будет шанс.
Одышка Цумвальта усилилась. А я дышал через рот, открыв его как можно шире, чтобы и звука не было от тех огромных объёмов воздуха, которые я втягивал в себя и выпускал.
Он появился внезапно.
Мою левую ладонь задели волосы. Я вцепился в них, со злостью рванул к себе всё ещё невидимую голову и двинул правым кулаком чуть ниже. Вы могли бы решить, что я вложил в удар всё, что накопилось, но, признаюсь вам, это произошло позже, когда я обнаружил ожог на своей щеке и понял, что Цумвальт успел выстрелить из пистолета.
Он пошевелился, и я ему снова врезал.
После я сидел на нём верхом и лучом фонарика искал его пистолет. Найдя, рывком поднял Цумвальта на ноги.
Когда мозги у него прояснились, я вытолкал его в переднюю часть подвала, отыскал целую лампочку и заменил разбитую.
- Выкапывай, - скомандовал я.
Надёжнее всего было похоронить здесь. Я не был уверен в своём приказе и не знал, где именно оно лежит, но раз Цумвальт выбрал именно эту часть подвала, чтобы устроить мне засаду, то мы находимся в нужном месте.
- Сам выкапывай! - огрызнулся он.
- Ладно, - сказал я, - так и сделаю. Но у меня нет времени связывать тебя. Придётся для начала тебя оглушить, чтобы копать спокойно. А ты будешь тихонько спать, пока всё не закончится.
Вымазанный кровью, потом и грязью, я, должно быть, выглядел способным на всё. Едва я шагнул к Цумвальту, он сдался.
Вытащив из-за штабеля лопату, он сдвинул бочки в сторону и начал рыть яму.
Когда появилась рука - да, человеческая рука, - мертвенно-жёлтая в тех местах, где к коже не прилипла влажная грязь, я остановил его.
Итак, оно нашлось. Но три недели оно лежало в сырой земле, и у меня не хватило решимости на него посмотреть.
Примечание: в суде Лестер Цумвальт заявил, что убил компаньона при самозащите. Он дал показания, что сам присвоил облигации Горэма при неудачной попытке возместить потери на фондовой бирже. Рэтбоун, который собирался прихватить их, сбегая в Центральную Америку с миссис Эрншоу, заглянул перед отъездом в банковскую ячейку и ценных бумаг в ней не обнаружил. Вернувшись в контору, он обвинил Цумвальта в краже.
Цумвальт тогда ещё не подозревал, что у компаньона есть собственные преступные намерения, и обещал вернуть облигации. Для обсуждения этого вопроса они отправились в дом Цумвальта, где Рэтбоун, недовольный планом компаньона по возмещению убытков, напал на Цумвальта и в завязавшейся борьбе был убит.
Цумвальт рассказал обо всём Милдред Нарбет, своей стенографистке, и убедил помочь ему. Они договорились сделать вид, будто Рэтбоун заходил в контору на следующий день - двадцать восьмого, - после чего уехал в Нью-Йорк.
Однако жюри присяжных, вероятно, решило, что Цумвальт преднамеренно заманил компаньона в свой дом на Четырнадцатой авеню с целью убийства. Цумвальт был признан виновным в убийстве первой степени.
Первый состав жюри, судившего Милдред Нарбет, к единому мнению не пришёл. Второй состав её оправдал, посчитав, что нет никаких доказательств участия девушки ни в краже облигаций, ни в убийстве, и даже отсутствуют свидетельства, что ей заранее было известно о подготовке какого-либо из этих преступлений. А её более позднее соучастие, учитывая любовь к Цумвальту, не так уж предосудительно.