Две сказки.
Некоторое время назад я предлагала ребятам на занятии допридумывать сказку. Сказка на самом деле была уже написана, но мне было интересно, что придумают сами ребята - я читала им фрагмент и предлагала придумать, что будет дальше. Они продолжали "Сказку о Тёплом коте" (самый оригинальный вариант - котёнка пустили на шаурму). Вот сейчас я вам тоже предлагаю придумать продолжение двух сказок. ) Как вы думаете, даже в двух-трёх предложениях, что произошло дальше?
Сказка о неволшебнице.
Давным давно в одной волшебной стране среди волшебных замков и волшебных профессий жила в семье волшебников самая обыкновенная девочка. Её звали Кэтрин. Она ходила в волшебную школу, но училась там не как все дети - изучала не обычные предметы, а математику, историю волшебной страны, литературу волшебной страны, физику, химию и прочие абсолютно бесполезные в волшебной стране вещи. У неё не было преподавателей, потому что такие предметы давно уже никто не изучал, поэтому Кэтрин целыми днями сидела в старой школьной библиотеке с учебниками, которые уже много тысяч лет не открывали. Иногда она так засиживалась там, что её закрывали в школе, но через некоторое время она научилась открывать маленькое окно в кладовке - и вылезать через него, так что теперь иногда возвращалась домой уже в сумерках, с какой-нибудь книгой в сумке.
Её родители не возражали, что она приходит домой поздно. Они вообще не знали, что делать с обыкновенным ребёнком, ни у кого в мире уже давно не рождались обыкновенные дети, и поэтому они были настолько растеряны с самого момента её рождения, что даже не знали, как им реагировать: расстроиться или обрадоваться, и как помочь Кэтрин жить в этом мире волшебников. Окружающие дети тоже не знали, что делать с Кэтрин, да и сама Кэтрин, если честно, не особенно представляла, что ей с собой делать - ей было всего четырнадцать лет, у неё были книги и ни одного дельного совета. Иногда она мечтала найти портал в другой мир, в котором все люди будут обыкновенные, и она там была бы волшебной, потому что, судя по старым книгам, она изучила уже материал высших учебных заведений. Кэтрин была уверена, что где-то там, в обыкновенном мире, точно так же мучается волшебный ребёнок, который тоже не знает, что с собой делать. Ребёнок, родившийся вместо неё.
Ей было очень совестно, что она родилась обыкновенной. Совестно перед родителями, которые каждое утро растерянно будили её и наколдовывали ей завтрак, хотя все приличные дети давно колдовали сами. Совестно перед одноклассниками, которые иногда растерянно пытались с ней заговорить, но у них не было общих тем для разговора. Совестно перед учителями на экзаменах, когда она говорила им вещи, о которых те не знали, а потому растерянно ставили ей четвёрки и отпускали, долгим растерянным взглядом провожая её худую маленькую фигурку, пока та не скроется за дверью библиотеки. И ей было совестно перед книгами, которые говорили с ней так, словно она - обыкновенный ребёнок в обыкновенном мире. Ей было грустно от того, что книги не знают: мир изменился, и вокруг все уже давным-давно волшебники. Она словно обманывала и книги тоже, и они с радостью думали, что снова пришло их время.
Кэтрин не знала, что с собой делать. Никто не знал, что с ней делать.
Иногда вечером Кэтрин смотрела уставшим от чтения взглядом в окно, на сереющее небо, на темнеющие кусты сирени перед запылившимися открытыми рамами окон, и тогда она вдруг понимала, зачем на свете и она, и всё, что с ней происходит. Оно... Низачем. Оно просто ради того, что она видит, что она чувствует, что она узнаёт. Всё это существует просто потому что может существовать. Потому что оно может существовать. Потому что иногда это приносит горькую радость, но сильную, словно "Ах!" И эта мысль почему-то вселяла в неё надежду.
Родители не знали, сможет ли Кэтрин жить одна, когда вырастет, но неожиданно оказалось, что сможет. Это выяснилось, когда Кэтрин сама вылечила свою простуду, смешав какие-то вещества в прозрачных колбах. И только что вот у неё был жар - а теперь она спокойно лежит на кровати и читает книгу по медицине. Родители были удивлены и растеряны, но в первый раз к растерянности примешивалось какое-то новое чувство. Это было чувство гордости за своего ребёнка. Они впервые чувствовали его - совсем как обычные волшебные родители.
Чем дальше, тем чаще это чувство появлялось у них вновь и вновь. Кэтрин сумела сама выстроить себе дом (конечно, это заняло у неё куда как больше времени, зато в этом доме было всё, что могли бы наколдовать вам лучшие волшебники-архитекторы в мире, а ещё - теплоизоляция, которую они не умели вставлять), сама стала выращивать себе фрукты и овощи. Настоящие, не наколдованные, они были мелкими и кривыми, но они были настоящими, и родители Кэтрин удивлялись, насколько вкусными они были. Однажды, когда родители пришли к Кэтрин на обед, мама Кэтрин попробовала тушёную в горшке репу и вдруг обняла свою дочь и расплакалась - и Кэтрин плакала тоже, потому что они обе поняли, что Кэтрин оправдала их надежды - те, что были у них ещё до её рождения. Она стала для них настоящим волшебным ребёнком.
Ещё Кэтрин приручила дикую собаку. У волшебников были свои животные, но они служили скорее дополнениями к заклинаниям, хотя владельцы и очень к ним привязывались. А вот Кэтрин приручила свою собаку просто так, и это тоже было очень важно. Просто в один день она увидела маленького щенка, который мрачно смотрел на неё - голодный, оборванный, обыкновенный. Она, стараясь не выдать волнения, вошла в дом и налила ему супа из настоящей курицы, которых разводила в курятнике на заднем дворе. Щенок подошёл к ней - одно из первых живых существ, которое подошло к ней, потому что она могла дать ему что-то. Они подружились, и Кэтрин дала щенку имя Освен, просто потому что ей хотелось назвать его так, а не потому что это было какое-то тайное имя или что-то ещё.
Постепенно Кэтрин выросла в очень красивую и самостоятельную девушку, и её родители нарадоваться на неё не могли. У неё были длинные чёрные волосы с серыми полосами, сияющие серебристые глаза с синими звёздочками (от мамы) и радостная улыбка. Теперь у неё появились темы для бесед с родителями: она рассказывала им, как много узнала в книгах, даже читал давно утерянные сказки, бегло переводя их с других языков. Мама Кэтрин завела себе маленький садик, где с удовольствием работала совсем без волшебства, время от времени вытирая пот рукой, оставляя на лбу полоски земли, а отец Кэтрин начал с удовольствием собирать из наколдованных деталек настоящие механизмы или модели кораблей и самолётов. Он страшно удивлялся, когда они начинали тарахтеть и двигаться без применения волшебства. Это было словно настоящее волшебство.
Молодые люди тоже заметили Кэтрин. Как и раньше, они совсем не понимали её, но теперь они чувствовали её, словно звери: её уверенность в себе, её самостоятельность, её силу и внешнюю и внутреннюю красоту. И её равнодушие. Она искренне не понимала, о чём говорить с ними, она пыталась поговорить с ними о волшебстве, которое начала изучать в теории, но они не знали теорию, им было довольно забываемого школьного курса и практики, а обыкновенные предметы... Зачем им это, если они могут пользоваться волшебством?
Единственным другом Кэтрин стал совсем маленький мальчик, живший по соседству. Ему было то ли четыре, то ли пять лет, и однажды он увидел, как Кэтрин с родителями запускают настоящий кораблик на местную мелкую речку. Кэтрин пообещала ему, что научит его делать такие же кораблики (правда, перед этим спросив разрешения у его родителей. Родители хорошо знали Кэтрин, так что были не против, чтобы их ребёнок научился чему-то новому, и легко дали разрешение). На следующий же день Робин (а так звали мальчика) уже сидел за столом Кэтрин, и, старательно сопя, привинчивал одну детальку к другой, совершенно спокойно, словно всегда этим занимался. Постепенно Робин научился делать достаточно сложные механизмы, и его стали занимать и другие вопросы: как Кэтрин сделала этот дом? Почему она выращивает фрукты и овощи, хотя могла бы их наколдовать? Почему эти фрукты и овощи вкуснее тех, что наколдовали? Что такое химия? Как складывать предметы в уме? Откуда Кэтрин знает столько сказок? Кто придумал эти сказки? Легко ли придумывать сказки? И Кэтрин учила его всему, что знала сама. Иногда с Робином приходили его друзья, но им было скучно то, о чём рассказывала Кэтрин, скучно сидеть в её тихой уютной гостиной у потрескивающего камина и тикающих ходиков, скучно читать книги. А Робину не было скучно. Ему было скучно теперь говорить с друзьями, потому что они только и хвастались своим волшебным даром, а, в сущности, им не о чем было поговорить.
Однажды у Кэтрин появился ещё один друг. Старый профессор одного уважаемого университета прогуливался по местам, где родился, и вдруг увидел ещё вполне молодую девушку и подростка, которые запускали в небо настоящего воздушного змея и смеялись. Профессор почти четверть часа поражённо смотрел на это зрелище, а потом вошёл в калитку, словно не в первый раз, и спросил, как же те сделали своего змея. Девушка и подросток, смеясь и перебивая друг друга, стали объяснять, а потом пригласили профессора на чашечку настоящего кофе, потому что это тоже было радостью: недавно на деревце кофе созрели настоящие зёрна. Профессор зашёл в дом, увидел камин и ходики, увидел стеллажи книг - и понял, что его жизнь в пятьдесят три года только началась, и совсем он не старый профессор, а самый, что ни на есть, обычный пятидесятитрёхлетний профессор, и ему ещё есть, чему удивляться. Они стали собираться втроём - иногда впятером, с родителями Кэтрин, - и обсуждать какие-то древние открытия, спорить, рассуждать, выводить новые формулы и придумывать новые сказки. Профессор привёл к Кэтрин настоящую корову, а когда та растерянно сказала, что ей уж точно не построить за день коровник, профессор купил дом по соседству и обустроил там домик для своей Розетты. Он назвал корову именем своей покойной бабушки, которую он очень любил, и корова ласково мычала, жевала траву и давала ему много парного молока. С этим молоком они все вместе пили чай долгими осенними вечерами. Родители Робина тоже приходили в гости, и через некоторое время им тоже всё стало интересно. Теперь мама Робина часто звонила маме Кэтрин, чтобы узнать, на какое точно расстояние вглубь сажать семена тех чудесных маленьких помидорчиков, которые так понравились ей у Кэтрин.
А потом Кэтрин, Робин и профессор написали сказку и напечатали её. И волшебники по всему миру, сами не зная отчего, прочитали её. И маленькие, и взрослые, и совсем уже старые. И оказалось, что им давно уже очень скучно жить. И они просить Кэтрин, Робина и профессора, чтобы те написали ещё одну, и ещё одну. А когда те не успевали справляться с просьбами и письмами, волшебники стали писать сказки сами. Сначала неуверенно, а потом всё лучше и лучше.
И мир стал куда как интереснее и веселее. Из-за одной самой обыкновенной девочки, родившейся в самом обыкновенном волшебном мире. )))
Давным давно жил был в маленьком городе на краю леса мальчик, который любил читать одну книгу. Эта книга досталась ему случайно, от одного сослуживца его дяди, и на её потрёпанном форзаце ещё виднелась дарственная подпись настоящими синими чернилами.
Книга была очень старая, с серой обложкой, хотя при определённом освещении она казалось серо-жёлтой, с рыжеватыми листами и странно пропечатанными буквами, но пахла она, как и настоящая книга - спокойствием и уютом. И слова внутри тоже были спокойные, лаконичные, стройные. Мальчик любил эту книгу, это была книга о дружбе, книга о справедливости, книга, которая заставляла его почувствовать настоящий уют в сердце. Это была важная для него книга.
Разумеется, мальчик читал и другие книги. Он читал о драконах, пронзённых стрелами, о мирах, где люди живут только один день в неделю, о работниках института магии… О многих удивительных вещах. А его серая потрёпанная книга, хотя и рассказывала о двух совершенно обычных людях, всё равно во многом была ему дороже, чем другие.
Иногда мальчик давал прочитать серую книгу друзьям. Но они читали и не понимали, отчего мальчик перечитывает её раз за разом, потому что для них это была просто обычная книжка, а для мальчика - особенная.
Время шло, мальчик вырос, но свою книжку сохранил. Многие и многие книги прочитал он к тому времени, некоторые из них тоже стали для него особенными, но ни одна не могла сравниться для него с той, серой, с дарственной подписью настоящими синими чернилами. Когда он читал её, ему казалось, что ему снова всего шесть лет, и он сидит на кривой толстой ветке американского клёна и смотрит на знакомые слова сквозь золотое солнце, пробившееся через листву.
Да, мальчик вырос, и у него было много друзей, хороших и интересных людей, которые искренне любили его за доброту - и ещё за то самое ощущение уюта, которое он черпал для себя в этой серой книге. Ему хотелось, чтобы каждый человек в мире был счастлив, и он искренне верил, что это возможно устроить, если только немного потрудиться. И он правда старался. Он не мог по-другому. Его серая книжка горела на сердце, она была справедливой и требовала справедливости, честности, уюта.
Но со временем, даже говоря с самыми близкими друзьями, мальчик начал ощущать странную пустоту на сердце. Он говорил с ними о рыбах и о кольцах, о турнепсе и об особенностях воспитания собак, о шоколадных фабриках и об абзацах, но была только одна тема, на которую они не говорили - о серой книге. Очень многое в мире интересовало мальчика, хотя он уже вырос и мог бы ничем больше не интересоваться, а только использовать мир, но ничто не шло так искренне из самого сердца, как тема этой серой книги. Если бы случился в мире человек, думал мальчик, для которого эта серая книга была бы так же важна, он стал бы самым дорогим моим другом, другом по сердцу, другом без обмана, потому что никто, любящий эту серую книгу, не потерпит обман. Если бы был такой человек…
Но это была единственная такая серая потрёпанная серая книга с дарственной надписью на форзаце настоящими синими чернилами, другой такой в мире не было, и мальчик понимал это. Иногда ему казалось, что эта книга подарила ему не только ощущение уюта, но и ощущение того самого одиночества, которое было присуще одному из двух обычных персонажей книги. Когда мальчику становилось совсем уж грустно, он брал свою серую книгу и уходил читать её в серый парк, в котором всё время шёл дождь, и сердце его немного согревалось.
Однажды он сидел так в парке со своей книгой под большим чёрным зонтом и услышал, как на соседней лавочке кто-то зажёг спичку. Мальчик (строго говоря, он был уже юношей, но пусть он до конца сказки останется мальчиком) повернулся и увидел там трёх людей, один из которых под сильнейшим дождём старался разжечь трубку. Мальчик встал и подержал над этим человеком зонт.
- Благодарю, - кивнул юноша, разжигающий трубку, коротко взглянув на юношу. - Это было… - и он замер, глядя на книжку в его руках.
Мальчик удивлённо посмотрел на юношу, но две девушки рядом с тем юношей тоже смотрели на книжку, не отрываясь.
- Откуда у вас эта книга? - спросил юноша с трубкой, откидываясь на спинку лавочки.
- От моего дяди, - ответил мальчик, всё ещё не понимая, почему они так странно на него смотрят. - Ему эту книгу когда-то подарил его друг по воинской службе. А тому тоже кто-то её подарил. А дядя подарил её мне.
- Ты читал эту книгу? - спросила темноволосая девушка с жаром.
- Разумеется, читал. Я могу сказать, на какой странице находится каждая фраза, каждое слово. Хотя стараюсь забыть каждый раз, чтобы читать её так, как впервые.
- Он читал книгу, - сказала девушка со светлыми волосами.
- Да, - сказал юноша, раскуривая трубку и глядя на мальчика странным прищуренным взглядом. - Я вижу.
- Знаете, что? - сердито сказал мальчик, который не любил, когда его вот так разглядывали. - Вот возьмите зонт, леди не должны сидеть под дождём без зонта, а я, пожалуй, пойду, - он вручил зонт темноволосой девушке, сунул книгу под куртку и пошёл домой.
- Он назвал нас «леди», - сказала светловолосая девушка.
- И спрятал книгу у сердца, хотя мог бы положить её в сумку, - сказала темноволосая девушка.
А юноша с трубкой ничего не сказал. Он только курил и смотрел вслед удаляющейся фигуре с задумчивым странным интересом.
Эта встреча просто не шла у мальчика из головы. У девушки с тёмными волосами были большие карие глаза, тёплые, как у него самого. Девушка со светлыми волосами казалась взбалмошной и словно двумя людьми одновременно. А юноша с трубкой… А юноша с трубкой вообще был словно и не человеком вовсе, а чьим-то персонажем. И мальчик даже не подумал в первый момент о том, что у него будто не было иного выбора, чем встать со своей скамейки и подержать над ним зонт, пока тот зажигает трубку.
Мальчик покачал головой. Нет, эта встреча была странной, и это ему правда нравилось. Это было что-то неожиданное в его жизни, что-то совсем в духе его серой книги.
И, когда на улице зарядил мелкий косой дождь, мальчик взял свою серую книгу и старый дождевик, и почему-то снова пошёл в парк.
Юноша с трубкой сидел на этот раз на его собственной скамейке и с интересом рассматривал гладкую гальку, лежащую у него на ладони. Когда мальчик подошёл и сел рядом, он кивнул ему, как старому знакомому.
- Вот посмотри, - сказал юноша с трубкой. - Таким бывает характер людей. Гладкий, спокойный, невозмутимый, обкатанный годами жизненных невзгод, волнами взрывающихся о край их жизней. Поразительно, как природа создаёт аналогии всему в мире, нам остаётся только увидеть их.
- А на что похож твой характер? - спросил мальчик.
- Я думаю, на ежа, - ответил юноша с трубкой, и оба они засмеялись.
Они проговорили ещё долгое время, пытаясь найти аналогии всему, что видели. Стоптанные листья, прибитые дождём к асфальту, были похожи на промокших бродячих собак или на водоросли в реке. Чёрные деревья - на уголь или грифель в увеличении. А бесконечное серое небо? А прозрачный пакет в луже?
Мальчику казалось, что он играет в игру словами, и это было для него поразительно и ново, словно он говорил каким-то новым для себя способом - не из горла, а из самого сердца. И с каждой секундой всё яснее чувствовал, что это сердце существует, что оно умеет биться в такт собеседнику. И ему казалось, что это никогда не должно заканчиваться, потому что теперь, когда он знает, что можно говорить так, все прочие разговоры будут казаться ему пресными.
- Чаю? - спросил юноша с трубкой, и в ответ на удивлённый взгляд мальчика, вытащил из наплечной сумки термос с кипятком, две маленькие изящные английские чашечки - и, немного покопавшись по карманам, выудил два помятых пакетика Earl Grey.
Мальчик так смеялся, что боялся, что чашка с чаем сейчас выскользнет из его рук и разобьётся о мокрый асфальт, который был похож на море в грозу.
Впрочем, у юноши с трубкой тоже подозрительно подрагивали уголки губ.
Они просидели в дождливом парке до самой ночи. Когда погасло небо и зажглись фонари, они сидели на лавочке, соприкасаясь плечами и одинаково вытянув ноги, и смотрели на то, как фонарь превращает листья, капли дождя, собственное стекло в растаявшее золото. И только когда голова мальчика дважды опустилась на плечо юноши с трубкой, а глаза закрылись, юноша с трубкой легко потрепал его по волосам и сказал: «Беги домой». Мальчик сонно кивнул и пошёл домой. На выходе из парка он оглянулся. Юноша с трубкой стоял у лавочки и смотрел ему вслед. Мальчик удивился, что почувствовал этот взгляд сквозь темноту. Это был странный взгляд. Но почему-то приятный.
На следующий день мальчик не побежал сразу в парк. Он прежде всего решил сделать то, что давно не решался сделать: купить себе рваные джинсы и яркие кеды, позвонить старым друзьям, извиниться перед старыми врагами, убраться в квартире. Он завёл себе крысу, потому что всегда любил крыс, но долго не решался после болезненной смерти последней. Когда он нёс крысу домой, ему всё виделись смеющиеся серые глаза юноши с трубкой. Мальчик был счастлив. Вечером он, уставший, лёг в кровать и снова зачитался своей серой книгой. И у него было ощущение, что он читает её в первый раз, настолько она наполнилась жизнью, раскрылась перед ним, словно аналогия чему-то яркому, близкому, реальному.
Через два дня снова пошёл дождь, и мальчик собрался и пошёл в парк. Впрочем, он не думал, что юноша с трубкой будет там, он просто надеялся встретить его там.
В парке сидела светловолосая девушка.
Она складывала из веточек липы высокий замок, и ругалась, когда веточки осыпались. Впрочем, когда она увидела мальчика, её глаза засияли. Она вскочила со скамейки, как школьница, вытирая грязные пальчики о юбку.
- Ну, вот и ты, - сказала она и протянула ему руку. - Пойдём?
Мальчик ещё никогда так быстро не бегал. Так быстро, ярко, задыхаясь дождём, смехом и свистящим ветром. Никогда не думал, что в парке существуют такие места - они были на концерте, где зрители кричали слова песен и поднимали в воздух болотные огоньки, они были в тихой беседке, где (он почувствовал) светловолосая девушка хотела было его поцеловать, но передумала с присущей ей лёгкостью, они были в тёмной пещере, начинающейся прямо посреди асфальта, и там не было ни проблеска света, ни звука, только редкие капли воды срывались на склизкие камни - да их слова. Это тоже игра, понял мальчик. Юноша с трубкой играл с ним в слова. А светловолосая девушка играла с ним в действия. Разнообразные, странные, порой пугающие, но - действия.
Напоследок она поцеловала его в щёку, страшно смутилась и убежала так быстро, что можно было бы перепутать её со светлым ветром или с белкой, скачущей над асфальтом. Мальчик улыбнулся и пошёл домой. Дома его уже ждали, его крыса, и это показалось ему добрым знаком. Он возвращался не в пустой дом.
На следующий день он попросил у друзей ростки разных растений - и засадил маленькими зелёными отростками в ярких горшках весь подоконник. Потом ему захотелось записать впечатления дня. Он достал старую тетрадь, в которой не писал уже много лет - и записал две свои встречи странным добрым слогом, так похожим на него самого.
Через три дня пошёл дождь. Мальчик попрощался с крысой, полил цветы и поспешил в парк. Он знал, кого там увидит. Так и было - темноволосая девушка с такими же тёплыми карими глазами, как у него самого, сидела под его зонтом и читала книгу. Он сразу узнал эту книгу - это была одна из его особенных книг.
Девушка не поприветствовала его и ничего не сказала. Мальчик сам сел рядом с ней (она чуть подвинулась, не отрываясь от книги) и стал читать. Иногда она вопросительно смотрела на него, он кивал, и она перелистывала страницу.
На сорок седьмой странице мальчик вдруг понял, что любит темноволосую девушку с такими же карими тёплыми глазами, как у него. Он раньше никогда не влюблялся, но теперь сразу понял, что это - настоящее. Он смотрел на то, как она переворачивает своей бледной, слегка тронутой южным загаром, рукой страницы книг - и видел, как она ставит этой же рукой чайник с красным цветком в их общем доме, как она кладёт эту руку ему на плечо - и ему становится легче, как она играет на пианино, как она во сне убирает волосы с лица и сердито морщится. Как она старается казаться строже, чем есть, как она будет закатывать глаза, когда он будет говорить глупости или признаваться ей в любви, как нежно будет смотреть в его спину, когда он будет готовить для неё. И, когда он всё это понял, он повернулся к ней. Она повернулась к нему, и он понял, что она уже всё знает, и ему даже не надо ничего говорить. Тогда он просто прижался на секунду своим лбом к её лбу - и улыбнулся. И он чувствовал, что она тоже улыбнулась, хотя и не хотела этого. Потом они повернулись к книге и стали читать дальше. Только теперь он переворачивал страницы. Он знал, что она разрешает ему это, потому что любит его. Никому другому она не позволила бы дотронуться до своей книги.
Потом стало слишком темно, чтобы читать, и они просто сидели, обнявшись, и смотрели в небо, подставляя лица дождю. Зонт лежал в их ногах, но они не боялись промокнуть. Она не боялась, потому что она вообще мало чего боялась в мире. А он не боялся, потому что на его плече лежала маленькая бледная рука, слегка тронутая южным загаром.
Он хотел бы сразу взять её за руку и привести к себе домой, но понял, что нет, потом. Поэтому он поцеловал её ладонь, улыбнулся ей и проводил до её выхода из парка.
Они так и не сказали друг другу ни слова. И в то же время их одинаково тёплые карие глаза сказали им больше, чем могли бы сказать любые слова.
Как настоящие читатели, они говорили друг с другом книгой.
Мальчик сменил работу на ту, которая ему нравилась, купил домой яркие полосатые половички (ей понравятся), купил смешное деревянное кресло-качалку (юноша с трубкой, когда будет приходить в гости, будет качаться на нём и смеяться тому, как нелепо он в нём выглядит) и хорошую стереосистему (светловолосая девушка будет рада, а когда её не будет в гостях, они могут включать что-нибудь спокойное вроде шума дождя или игры на скрипке). Мальчик стал уверенней в себе, и его друзья тоже почувствовали это.
Боже мой, да он даже купил себе кастрюлю!
И чайник с красным цветком.
И прихватку. Две. Одну маленькую, а другую под свою руку.
За день до дождя к нему в гости пришёл один из его старых друзей. Он оглядел дом, ожидающий друзей и хозяйку, и с изумлением спросил, что случилось. Мальчик не хотел рассказывать сначала, но потом рассказал, захлёбываясь словами и смехом, словно рассказывал не словами, а мыслями то, что невозможно перевести на любой земной язык.
- Послушай, - сказал друг. - Хорошая сказка. Да ты выдумщик. Говоришь, они все появляются в парке только во время дождя? И как ты только смог их всех так детально продумать? Просто поразительно. Тот юноша с трубкой - ну вылитый твой персонаж из той сизой книжки, что ты всегда носил с собой. А две остальные? Нет, это просто великолепно. Тебе нужно записать это всё и напечатать. Очень хорошо.
Мальчик смотрел на него в ошеломлении, но не поправил его, не возразил, что это не сказка, это настоящее.
Когда друг ушёл, всё ещё искренне восхищаясь талантом мальчика, мальчик посадил себе на плечо крысу, сел в кресло-качалку и задумался.
А если так оно и было?
Что, если он так мечтал о настоящих друзьях по своей серой книге, что просто придумал их всех? Придумал взгляды, жесты, диалоги, прикосновения. Ведь он мог, он с детства умел искренне обманывать - это когда веришь в то, что лжёшь.
Если это обман… Мальчик посмотрел на кухню, где на плите стоял чайник с красным цветком. Мальчик провёл рукой по креслу-качалке. Посмотрел на стереосистему.
И вдруг понял, что даже если это обман, в его жизни ровным счётом ничего не изменится. Он теперь стал собой. Он всё равно найдёт юношу с трубкой, светловолосую и темноволосую девушек. Он всё равно сделает свою жизнь правильной. Всё равно.
Когда пошёл дождь, он пошёл в парк с книгой.
В парке никого не было, только на лавочке лежал его раскрытый зонт. Он сел на лавочку под зонт и зачитался.
Он возвращался домой в глубоких сумерках, стараясь не заплакать. Он вспоминал, какой уверенной была рука светловолосой девушки, тащившей его вперёд со скоростью света. Каким горячим было плечо юноши с трубкой. Как спокойно было, когда рядом была девушка с тёплыми карими глазами. Дурак, он думал, что ничего не изменится. Эти люди были его настоящими друзьями, разумеется, без них изменится всё. Всё на свете.
Он подошёл к своему подъезду и увидел, что в неярком свете ближайшего фонаря его ожидают трое. Сердце его ёкнуло.
- Ну, наконец-то, - хмыкнул юноша с трубкой, и трубка его вспыхнула в темноте. - Тебя хоть за смертью посылать, честное слово.
Мальчик посмотрел и увидел, что все они, как он и думал, стоят там с такими же серыми книгами, как у него.
- Дорогая, ты пропустишь меня первой в горячий душ? - тихо спросила светловолосая у темноволосой. - Просто… Ты же остаёшься насовсем…
Темноволосая посмотрела в глаза мальчику. И кивнула.
Они провели ещё много счастливых лет, сидя в этой квартире все вчетвером - или выходя в парк сидеть на лавочке. Они цитировали друг другу серую книгу и смеялись, а иногда и плакали вместе. Мальчик действительно женился на темноволосой девушке, и жил с ней столько, сколько им отвели времени жизни, иногда ругаясь, иногда крича друг на друга, но от этого ни на секунду не менее счастливо.
Иногда мальчик смотрел на всю эту компанию и понимал, что все эти люди, всё это счастье было подарено ему, потому что он, как открывают тайную дверь, открыл когда-то потрёпанную серую книгу с дарственной подписью настоящими синими чернилами - и шагнул в неё.
Иногда книги тоже открывают двери. Правда, не все понимают, что это двери в реальность, а не в другое изменение.
Вот так и заканчивается эта сказка о мальчике и его серой книге.
Сказка о неволшебнице.
Давным давно в одной волшебной стране среди волшебных замков и волшебных профессий жила в семье волшебников самая обыкновенная девочка. Её звали Кэтрин. Она ходила в волшебную школу, но училась там не как все дети - изучала не обычные предметы, а математику, историю волшебной страны, литературу волшебной страны, физику, химию и прочие абсолютно бесполезные в волшебной стране вещи. У неё не было преподавателей, потому что такие предметы давно уже никто не изучал, поэтому Кэтрин целыми днями сидела в старой школьной библиотеке с учебниками, которые уже много тысяч лет не открывали. Иногда она так засиживалась там, что её закрывали в школе, но через некоторое время она научилась открывать маленькое окно в кладовке - и вылезать через него, так что теперь иногда возвращалась домой уже в сумерках, с какой-нибудь книгой в сумке.
Её родители не возражали, что она приходит домой поздно. Они вообще не знали, что делать с обыкновенным ребёнком, ни у кого в мире уже давно не рождались обыкновенные дети, и поэтому они были настолько растеряны с самого момента её рождения, что даже не знали, как им реагировать: расстроиться или обрадоваться, и как помочь Кэтрин жить в этом мире волшебников. Окружающие дети тоже не знали, что делать с Кэтрин, да и сама Кэтрин, если честно, не особенно представляла, что ей с собой делать - ей было всего четырнадцать лет, у неё были книги и ни одного дельного совета. Иногда она мечтала найти портал в другой мир, в котором все люди будут обыкновенные, и она там была бы волшебной, потому что, судя по старым книгам, она изучила уже материал высших учебных заведений. Кэтрин была уверена, что где-то там, в обыкновенном мире, точно так же мучается волшебный ребёнок, который тоже не знает, что с собой делать. Ребёнок, родившийся вместо неё.
Ей было очень совестно, что она родилась обыкновенной. Совестно перед родителями, которые каждое утро растерянно будили её и наколдовывали ей завтрак, хотя все приличные дети давно колдовали сами. Совестно перед одноклассниками, которые иногда растерянно пытались с ней заговорить, но у них не было общих тем для разговора. Совестно перед учителями на экзаменах, когда она говорила им вещи, о которых те не знали, а потому растерянно ставили ей четвёрки и отпускали, долгим растерянным взглядом провожая её худую маленькую фигурку, пока та не скроется за дверью библиотеки. И ей было совестно перед книгами, которые говорили с ней так, словно она - обыкновенный ребёнок в обыкновенном мире. Ей было грустно от того, что книги не знают: мир изменился, и вокруг все уже давным-давно волшебники. Она словно обманывала и книги тоже, и они с радостью думали, что снова пришло их время.
Кэтрин не знала, что с собой делать. Никто не знал, что с ней делать.
Иногда вечером Кэтрин смотрела уставшим от чтения взглядом в окно, на сереющее небо, на темнеющие кусты сирени перед запылившимися открытыми рамами окон, и тогда она вдруг понимала, зачем на свете и она, и всё, что с ней происходит. Оно... Низачем. Оно просто ради того, что она видит, что она чувствует, что она узнаёт. Всё это существует просто потому что может существовать. Потому что оно может существовать. Потому что иногда это приносит горькую радость, но сильную, словно "Ах!" И эта мысль почему-то вселяла в неё надежду.
Родители не знали, сможет ли Кэтрин жить одна, когда вырастет, но неожиданно оказалось, что сможет. Это выяснилось, когда Кэтрин сама вылечила свою простуду, смешав какие-то вещества в прозрачных колбах. И только что вот у неё был жар - а теперь она спокойно лежит на кровати и читает книгу по медицине. Родители были удивлены и растеряны, но в первый раз к растерянности примешивалось какое-то новое чувство. Это было чувство гордости за своего ребёнка. Они впервые чувствовали его - совсем как обычные волшебные родители.
Чем дальше, тем чаще это чувство появлялось у них вновь и вновь. Кэтрин сумела сама выстроить себе дом (конечно, это заняло у неё куда как больше времени, зато в этом доме было всё, что могли бы наколдовать вам лучшие волшебники-архитекторы в мире, а ещё - теплоизоляция, которую они не умели вставлять), сама стала выращивать себе фрукты и овощи. Настоящие, не наколдованные, они были мелкими и кривыми, но они были настоящими, и родители Кэтрин удивлялись, насколько вкусными они были. Однажды, когда родители пришли к Кэтрин на обед, мама Кэтрин попробовала тушёную в горшке репу и вдруг обняла свою дочь и расплакалась - и Кэтрин плакала тоже, потому что они обе поняли, что Кэтрин оправдала их надежды - те, что были у них ещё до её рождения. Она стала для них настоящим волшебным ребёнком.
Ещё Кэтрин приручила дикую собаку. У волшебников были свои животные, но они служили скорее дополнениями к заклинаниям, хотя владельцы и очень к ним привязывались. А вот Кэтрин приручила свою собаку просто так, и это тоже было очень важно. Просто в один день она увидела маленького щенка, который мрачно смотрел на неё - голодный, оборванный, обыкновенный. Она, стараясь не выдать волнения, вошла в дом и налила ему супа из настоящей курицы, которых разводила в курятнике на заднем дворе. Щенок подошёл к ней - одно из первых живых существ, которое подошло к ней, потому что она могла дать ему что-то. Они подружились, и Кэтрин дала щенку имя Освен, просто потому что ей хотелось назвать его так, а не потому что это было какое-то тайное имя или что-то ещё.
Постепенно Кэтрин выросла в очень красивую и самостоятельную девушку, и её родители нарадоваться на неё не могли. У неё были длинные чёрные волосы с серыми полосами, сияющие серебристые глаза с синими звёздочками (от мамы) и радостная улыбка. Теперь у неё появились темы для бесед с родителями: она рассказывала им, как много узнала в книгах, даже читал давно утерянные сказки, бегло переводя их с других языков. Мама Кэтрин завела себе маленький садик, где с удовольствием работала совсем без волшебства, время от времени вытирая пот рукой, оставляя на лбу полоски земли, а отец Кэтрин начал с удовольствием собирать из наколдованных деталек настоящие механизмы или модели кораблей и самолётов. Он страшно удивлялся, когда они начинали тарахтеть и двигаться без применения волшебства. Это было словно настоящее волшебство.
Молодые люди тоже заметили Кэтрин. Как и раньше, они совсем не понимали её, но теперь они чувствовали её, словно звери: её уверенность в себе, её самостоятельность, её силу и внешнюю и внутреннюю красоту. И её равнодушие. Она искренне не понимала, о чём говорить с ними, она пыталась поговорить с ними о волшебстве, которое начала изучать в теории, но они не знали теорию, им было довольно забываемого школьного курса и практики, а обыкновенные предметы... Зачем им это, если они могут пользоваться волшебством?
Единственным другом Кэтрин стал совсем маленький мальчик, живший по соседству. Ему было то ли четыре, то ли пять лет, и однажды он увидел, как Кэтрин с родителями запускают настоящий кораблик на местную мелкую речку. Кэтрин пообещала ему, что научит его делать такие же кораблики (правда, перед этим спросив разрешения у его родителей. Родители хорошо знали Кэтрин, так что были не против, чтобы их ребёнок научился чему-то новому, и легко дали разрешение). На следующий же день Робин (а так звали мальчика) уже сидел за столом Кэтрин, и, старательно сопя, привинчивал одну детальку к другой, совершенно спокойно, словно всегда этим занимался. Постепенно Робин научился делать достаточно сложные механизмы, и его стали занимать и другие вопросы: как Кэтрин сделала этот дом? Почему она выращивает фрукты и овощи, хотя могла бы их наколдовать? Почему эти фрукты и овощи вкуснее тех, что наколдовали? Что такое химия? Как складывать предметы в уме? Откуда Кэтрин знает столько сказок? Кто придумал эти сказки? Легко ли придумывать сказки? И Кэтрин учила его всему, что знала сама. Иногда с Робином приходили его друзья, но им было скучно то, о чём рассказывала Кэтрин, скучно сидеть в её тихой уютной гостиной у потрескивающего камина и тикающих ходиков, скучно читать книги. А Робину не было скучно. Ему было скучно теперь говорить с друзьями, потому что они только и хвастались своим волшебным даром, а, в сущности, им не о чем было поговорить.
Однажды у Кэтрин появился ещё один друг. Старый профессор одного уважаемого университета прогуливался по местам, где родился, и вдруг увидел ещё вполне молодую девушку и подростка, которые запускали в небо настоящего воздушного змея и смеялись. Профессор почти четверть часа поражённо смотрел на это зрелище, а потом вошёл в калитку, словно не в первый раз, и спросил, как же те сделали своего змея. Девушка и подросток, смеясь и перебивая друг друга, стали объяснять, а потом пригласили профессора на чашечку настоящего кофе, потому что это тоже было радостью: недавно на деревце кофе созрели настоящие зёрна. Профессор зашёл в дом, увидел камин и ходики, увидел стеллажи книг - и понял, что его жизнь в пятьдесят три года только началась, и совсем он не старый профессор, а самый, что ни на есть, обычный пятидесятитрёхлетний профессор, и ему ещё есть, чему удивляться. Они стали собираться втроём - иногда впятером, с родителями Кэтрин, - и обсуждать какие-то древние открытия, спорить, рассуждать, выводить новые формулы и придумывать новые сказки. Профессор привёл к Кэтрин настоящую корову, а когда та растерянно сказала, что ей уж точно не построить за день коровник, профессор купил дом по соседству и обустроил там домик для своей Розетты. Он назвал корову именем своей покойной бабушки, которую он очень любил, и корова ласково мычала, жевала траву и давала ему много парного молока. С этим молоком они все вместе пили чай долгими осенними вечерами. Родители Робина тоже приходили в гости, и через некоторое время им тоже всё стало интересно. Теперь мама Робина часто звонила маме Кэтрин, чтобы узнать, на какое точно расстояние вглубь сажать семена тех чудесных маленьких помидорчиков, которые так понравились ей у Кэтрин.
А потом Кэтрин, Робин и профессор написали сказку и напечатали её. И волшебники по всему миру, сами не зная отчего, прочитали её. И маленькие, и взрослые, и совсем уже старые. И оказалось, что им давно уже очень скучно жить. И они просить Кэтрин, Робина и профессора, чтобы те написали ещё одну, и ещё одну. А когда те не успевали справляться с просьбами и письмами, волшебники стали писать сказки сами. Сначала неуверенно, а потом всё лучше и лучше.
И мир стал куда как интереснее и веселее. Из-за одной самой обыкновенной девочки, родившейся в самом обыкновенном волшебном мире. )))
Давным давно жил был в маленьком городе на краю леса мальчик, который любил читать одну книгу. Эта книга досталась ему случайно, от одного сослуживца его дяди, и на её потрёпанном форзаце ещё виднелась дарственная подпись настоящими синими чернилами.
Книга была очень старая, с серой обложкой, хотя при определённом освещении она казалось серо-жёлтой, с рыжеватыми листами и странно пропечатанными буквами, но пахла она, как и настоящая книга - спокойствием и уютом. И слова внутри тоже были спокойные, лаконичные, стройные. Мальчик любил эту книгу, это была книга о дружбе, книга о справедливости, книга, которая заставляла его почувствовать настоящий уют в сердце. Это была важная для него книга.
Разумеется, мальчик читал и другие книги. Он читал о драконах, пронзённых стрелами, о мирах, где люди живут только один день в неделю, о работниках института магии… О многих удивительных вещах. А его серая потрёпанная книга, хотя и рассказывала о двух совершенно обычных людях, всё равно во многом была ему дороже, чем другие.
Иногда мальчик давал прочитать серую книгу друзьям. Но они читали и не понимали, отчего мальчик перечитывает её раз за разом, потому что для них это была просто обычная книжка, а для мальчика - особенная.
Время шло, мальчик вырос, но свою книжку сохранил. Многие и многие книги прочитал он к тому времени, некоторые из них тоже стали для него особенными, но ни одна не могла сравниться для него с той, серой, с дарственной подписью настоящими синими чернилами. Когда он читал её, ему казалось, что ему снова всего шесть лет, и он сидит на кривой толстой ветке американского клёна и смотрит на знакомые слова сквозь золотое солнце, пробившееся через листву.
Да, мальчик вырос, и у него было много друзей, хороших и интересных людей, которые искренне любили его за доброту - и ещё за то самое ощущение уюта, которое он черпал для себя в этой серой книге. Ему хотелось, чтобы каждый человек в мире был счастлив, и он искренне верил, что это возможно устроить, если только немного потрудиться. И он правда старался. Он не мог по-другому. Его серая книжка горела на сердце, она была справедливой и требовала справедливости, честности, уюта.
Но со временем, даже говоря с самыми близкими друзьями, мальчик начал ощущать странную пустоту на сердце. Он говорил с ними о рыбах и о кольцах, о турнепсе и об особенностях воспитания собак, о шоколадных фабриках и об абзацах, но была только одна тема, на которую они не говорили - о серой книге. Очень многое в мире интересовало мальчика, хотя он уже вырос и мог бы ничем больше не интересоваться, а только использовать мир, но ничто не шло так искренне из самого сердца, как тема этой серой книги. Если бы случился в мире человек, думал мальчик, для которого эта серая книга была бы так же важна, он стал бы самым дорогим моим другом, другом по сердцу, другом без обмана, потому что никто, любящий эту серую книгу, не потерпит обман. Если бы был такой человек…
Но это была единственная такая серая потрёпанная серая книга с дарственной надписью на форзаце настоящими синими чернилами, другой такой в мире не было, и мальчик понимал это. Иногда ему казалось, что эта книга подарила ему не только ощущение уюта, но и ощущение того самого одиночества, которое было присуще одному из двух обычных персонажей книги. Когда мальчику становилось совсем уж грустно, он брал свою серую книгу и уходил читать её в серый парк, в котором всё время шёл дождь, и сердце его немного согревалось.
Однажды он сидел так в парке со своей книгой под большим чёрным зонтом и услышал, как на соседней лавочке кто-то зажёг спичку. Мальчик (строго говоря, он был уже юношей, но пусть он до конца сказки останется мальчиком) повернулся и увидел там трёх людей, один из которых под сильнейшим дождём старался разжечь трубку. Мальчик встал и подержал над этим человеком зонт.
- Благодарю, - кивнул юноша, разжигающий трубку, коротко взглянув на юношу. - Это было… - и он замер, глядя на книжку в его руках.
Мальчик удивлённо посмотрел на юношу, но две девушки рядом с тем юношей тоже смотрели на книжку, не отрываясь.
- Откуда у вас эта книга? - спросил юноша с трубкой, откидываясь на спинку лавочки.
- От моего дяди, - ответил мальчик, всё ещё не понимая, почему они так странно на него смотрят. - Ему эту книгу когда-то подарил его друг по воинской службе. А тому тоже кто-то её подарил. А дядя подарил её мне.
- Ты читал эту книгу? - спросила темноволосая девушка с жаром.
- Разумеется, читал. Я могу сказать, на какой странице находится каждая фраза, каждое слово. Хотя стараюсь забыть каждый раз, чтобы читать её так, как впервые.
- Он читал книгу, - сказала девушка со светлыми волосами.
- Да, - сказал юноша, раскуривая трубку и глядя на мальчика странным прищуренным взглядом. - Я вижу.
- Знаете, что? - сердито сказал мальчик, который не любил, когда его вот так разглядывали. - Вот возьмите зонт, леди не должны сидеть под дождём без зонта, а я, пожалуй, пойду, - он вручил зонт темноволосой девушке, сунул книгу под куртку и пошёл домой.
- Он назвал нас «леди», - сказала светловолосая девушка.
- И спрятал книгу у сердца, хотя мог бы положить её в сумку, - сказала темноволосая девушка.
А юноша с трубкой ничего не сказал. Он только курил и смотрел вслед удаляющейся фигуре с задумчивым странным интересом.
Эта встреча просто не шла у мальчика из головы. У девушки с тёмными волосами были большие карие глаза, тёплые, как у него самого. Девушка со светлыми волосами казалась взбалмошной и словно двумя людьми одновременно. А юноша с трубкой… А юноша с трубкой вообще был словно и не человеком вовсе, а чьим-то персонажем. И мальчик даже не подумал в первый момент о том, что у него будто не было иного выбора, чем встать со своей скамейки и подержать над ним зонт, пока тот зажигает трубку.
Мальчик покачал головой. Нет, эта встреча была странной, и это ему правда нравилось. Это было что-то неожиданное в его жизни, что-то совсем в духе его серой книги.
И, когда на улице зарядил мелкий косой дождь, мальчик взял свою серую книгу и старый дождевик, и почему-то снова пошёл в парк.
Юноша с трубкой сидел на этот раз на его собственной скамейке и с интересом рассматривал гладкую гальку, лежащую у него на ладони. Когда мальчик подошёл и сел рядом, он кивнул ему, как старому знакомому.
- Вот посмотри, - сказал юноша с трубкой. - Таким бывает характер людей. Гладкий, спокойный, невозмутимый, обкатанный годами жизненных невзгод, волнами взрывающихся о край их жизней. Поразительно, как природа создаёт аналогии всему в мире, нам остаётся только увидеть их.
- А на что похож твой характер? - спросил мальчик.
- Я думаю, на ежа, - ответил юноша с трубкой, и оба они засмеялись.
Они проговорили ещё долгое время, пытаясь найти аналогии всему, что видели. Стоптанные листья, прибитые дождём к асфальту, были похожи на промокших бродячих собак или на водоросли в реке. Чёрные деревья - на уголь или грифель в увеличении. А бесконечное серое небо? А прозрачный пакет в луже?
Мальчику казалось, что он играет в игру словами, и это было для него поразительно и ново, словно он говорил каким-то новым для себя способом - не из горла, а из самого сердца. И с каждой секундой всё яснее чувствовал, что это сердце существует, что оно умеет биться в такт собеседнику. И ему казалось, что это никогда не должно заканчиваться, потому что теперь, когда он знает, что можно говорить так, все прочие разговоры будут казаться ему пресными.
- Чаю? - спросил юноша с трубкой, и в ответ на удивлённый взгляд мальчика, вытащил из наплечной сумки термос с кипятком, две маленькие изящные английские чашечки - и, немного покопавшись по карманам, выудил два помятых пакетика Earl Grey.
Мальчик так смеялся, что боялся, что чашка с чаем сейчас выскользнет из его рук и разобьётся о мокрый асфальт, который был похож на море в грозу.
Впрочем, у юноши с трубкой тоже подозрительно подрагивали уголки губ.
Они просидели в дождливом парке до самой ночи. Когда погасло небо и зажглись фонари, они сидели на лавочке, соприкасаясь плечами и одинаково вытянув ноги, и смотрели на то, как фонарь превращает листья, капли дождя, собственное стекло в растаявшее золото. И только когда голова мальчика дважды опустилась на плечо юноши с трубкой, а глаза закрылись, юноша с трубкой легко потрепал его по волосам и сказал: «Беги домой». Мальчик сонно кивнул и пошёл домой. На выходе из парка он оглянулся. Юноша с трубкой стоял у лавочки и смотрел ему вслед. Мальчик удивился, что почувствовал этот взгляд сквозь темноту. Это был странный взгляд. Но почему-то приятный.
На следующий день мальчик не побежал сразу в парк. Он прежде всего решил сделать то, что давно не решался сделать: купить себе рваные джинсы и яркие кеды, позвонить старым друзьям, извиниться перед старыми врагами, убраться в квартире. Он завёл себе крысу, потому что всегда любил крыс, но долго не решался после болезненной смерти последней. Когда он нёс крысу домой, ему всё виделись смеющиеся серые глаза юноши с трубкой. Мальчик был счастлив. Вечером он, уставший, лёг в кровать и снова зачитался своей серой книгой. И у него было ощущение, что он читает её в первый раз, настолько она наполнилась жизнью, раскрылась перед ним, словно аналогия чему-то яркому, близкому, реальному.
Через два дня снова пошёл дождь, и мальчик собрался и пошёл в парк. Впрочем, он не думал, что юноша с трубкой будет там, он просто надеялся встретить его там.
В парке сидела светловолосая девушка.
Она складывала из веточек липы высокий замок, и ругалась, когда веточки осыпались. Впрочем, когда она увидела мальчика, её глаза засияли. Она вскочила со скамейки, как школьница, вытирая грязные пальчики о юбку.
- Ну, вот и ты, - сказала она и протянула ему руку. - Пойдём?
Мальчик ещё никогда так быстро не бегал. Так быстро, ярко, задыхаясь дождём, смехом и свистящим ветром. Никогда не думал, что в парке существуют такие места - они были на концерте, где зрители кричали слова песен и поднимали в воздух болотные огоньки, они были в тихой беседке, где (он почувствовал) светловолосая девушка хотела было его поцеловать, но передумала с присущей ей лёгкостью, они были в тёмной пещере, начинающейся прямо посреди асфальта, и там не было ни проблеска света, ни звука, только редкие капли воды срывались на склизкие камни - да их слова. Это тоже игра, понял мальчик. Юноша с трубкой играл с ним в слова. А светловолосая девушка играла с ним в действия. Разнообразные, странные, порой пугающие, но - действия.
Напоследок она поцеловала его в щёку, страшно смутилась и убежала так быстро, что можно было бы перепутать её со светлым ветром или с белкой, скачущей над асфальтом. Мальчик улыбнулся и пошёл домой. Дома его уже ждали, его крыса, и это показалось ему добрым знаком. Он возвращался не в пустой дом.
На следующий день он попросил у друзей ростки разных растений - и засадил маленькими зелёными отростками в ярких горшках весь подоконник. Потом ему захотелось записать впечатления дня. Он достал старую тетрадь, в которой не писал уже много лет - и записал две свои встречи странным добрым слогом, так похожим на него самого.
Через три дня пошёл дождь. Мальчик попрощался с крысой, полил цветы и поспешил в парк. Он знал, кого там увидит. Так и было - темноволосая девушка с такими же тёплыми карими глазами, как у него самого, сидела под его зонтом и читала книгу. Он сразу узнал эту книгу - это была одна из его особенных книг.
Девушка не поприветствовала его и ничего не сказала. Мальчик сам сел рядом с ней (она чуть подвинулась, не отрываясь от книги) и стал читать. Иногда она вопросительно смотрела на него, он кивал, и она перелистывала страницу.
На сорок седьмой странице мальчик вдруг понял, что любит темноволосую девушку с такими же карими тёплыми глазами, как у него. Он раньше никогда не влюблялся, но теперь сразу понял, что это - настоящее. Он смотрел на то, как она переворачивает своей бледной, слегка тронутой южным загаром, рукой страницы книг - и видел, как она ставит этой же рукой чайник с красным цветком в их общем доме, как она кладёт эту руку ему на плечо - и ему становится легче, как она играет на пианино, как она во сне убирает волосы с лица и сердито морщится. Как она старается казаться строже, чем есть, как она будет закатывать глаза, когда он будет говорить глупости или признаваться ей в любви, как нежно будет смотреть в его спину, когда он будет готовить для неё. И, когда он всё это понял, он повернулся к ней. Она повернулась к нему, и он понял, что она уже всё знает, и ему даже не надо ничего говорить. Тогда он просто прижался на секунду своим лбом к её лбу - и улыбнулся. И он чувствовал, что она тоже улыбнулась, хотя и не хотела этого. Потом они повернулись к книге и стали читать дальше. Только теперь он переворачивал страницы. Он знал, что она разрешает ему это, потому что любит его. Никому другому она не позволила бы дотронуться до своей книги.
Потом стало слишком темно, чтобы читать, и они просто сидели, обнявшись, и смотрели в небо, подставляя лица дождю. Зонт лежал в их ногах, но они не боялись промокнуть. Она не боялась, потому что она вообще мало чего боялась в мире. А он не боялся, потому что на его плече лежала маленькая бледная рука, слегка тронутая южным загаром.
Он хотел бы сразу взять её за руку и привести к себе домой, но понял, что нет, потом. Поэтому он поцеловал её ладонь, улыбнулся ей и проводил до её выхода из парка.
Они так и не сказали друг другу ни слова. И в то же время их одинаково тёплые карие глаза сказали им больше, чем могли бы сказать любые слова.
Как настоящие читатели, они говорили друг с другом книгой.
Мальчик сменил работу на ту, которая ему нравилась, купил домой яркие полосатые половички (ей понравятся), купил смешное деревянное кресло-качалку (юноша с трубкой, когда будет приходить в гости, будет качаться на нём и смеяться тому, как нелепо он в нём выглядит) и хорошую стереосистему (светловолосая девушка будет рада, а когда её не будет в гостях, они могут включать что-нибудь спокойное вроде шума дождя или игры на скрипке). Мальчик стал уверенней в себе, и его друзья тоже почувствовали это.
Боже мой, да он даже купил себе кастрюлю!
И чайник с красным цветком.
И прихватку. Две. Одну маленькую, а другую под свою руку.
За день до дождя к нему в гости пришёл один из его старых друзей. Он оглядел дом, ожидающий друзей и хозяйку, и с изумлением спросил, что случилось. Мальчик не хотел рассказывать сначала, но потом рассказал, захлёбываясь словами и смехом, словно рассказывал не словами, а мыслями то, что невозможно перевести на любой земной язык.
- Послушай, - сказал друг. - Хорошая сказка. Да ты выдумщик. Говоришь, они все появляются в парке только во время дождя? И как ты только смог их всех так детально продумать? Просто поразительно. Тот юноша с трубкой - ну вылитый твой персонаж из той сизой книжки, что ты всегда носил с собой. А две остальные? Нет, это просто великолепно. Тебе нужно записать это всё и напечатать. Очень хорошо.
Мальчик смотрел на него в ошеломлении, но не поправил его, не возразил, что это не сказка, это настоящее.
Когда друг ушёл, всё ещё искренне восхищаясь талантом мальчика, мальчик посадил себе на плечо крысу, сел в кресло-качалку и задумался.
А если так оно и было?
Что, если он так мечтал о настоящих друзьях по своей серой книге, что просто придумал их всех? Придумал взгляды, жесты, диалоги, прикосновения. Ведь он мог, он с детства умел искренне обманывать - это когда веришь в то, что лжёшь.
Если это обман… Мальчик посмотрел на кухню, где на плите стоял чайник с красным цветком. Мальчик провёл рукой по креслу-качалке. Посмотрел на стереосистему.
И вдруг понял, что даже если это обман, в его жизни ровным счётом ничего не изменится. Он теперь стал собой. Он всё равно найдёт юношу с трубкой, светловолосую и темноволосую девушек. Он всё равно сделает свою жизнь правильной. Всё равно.
Когда пошёл дождь, он пошёл в парк с книгой.
В парке никого не было, только на лавочке лежал его раскрытый зонт. Он сел на лавочку под зонт и зачитался.
Он возвращался домой в глубоких сумерках, стараясь не заплакать. Он вспоминал, какой уверенной была рука светловолосой девушки, тащившей его вперёд со скоростью света. Каким горячим было плечо юноши с трубкой. Как спокойно было, когда рядом была девушка с тёплыми карими глазами. Дурак, он думал, что ничего не изменится. Эти люди были его настоящими друзьями, разумеется, без них изменится всё. Всё на свете.
Он подошёл к своему подъезду и увидел, что в неярком свете ближайшего фонаря его ожидают трое. Сердце его ёкнуло.
- Ну, наконец-то, - хмыкнул юноша с трубкой, и трубка его вспыхнула в темноте. - Тебя хоть за смертью посылать, честное слово.
Мальчик посмотрел и увидел, что все они, как он и думал, стоят там с такими же серыми книгами, как у него.
- Дорогая, ты пропустишь меня первой в горячий душ? - тихо спросила светловолосая у темноволосой. - Просто… Ты же остаёшься насовсем…
Темноволосая посмотрела в глаза мальчику. И кивнула.
Они провели ещё много счастливых лет, сидя в этой квартире все вчетвером - или выходя в парк сидеть на лавочке. Они цитировали друг другу серую книгу и смеялись, а иногда и плакали вместе. Мальчик действительно женился на темноволосой девушке, и жил с ней столько, сколько им отвели времени жизни, иногда ругаясь, иногда крича друг на друга, но от этого ни на секунду не менее счастливо.
Иногда мальчик смотрел на всю эту компанию и понимал, что все эти люди, всё это счастье было подарено ему, потому что он, как открывают тайную дверь, открыл когда-то потрёпанную серую книгу с дарственной подписью настоящими синими чернилами - и шагнул в неё.
Иногда книги тоже открывают двери. Правда, не все понимают, что это двери в реальность, а не в другое изменение.
Вот так и заканчивается эта сказка о мальчике и его серой книге.