Апофигей советского режима
Тут на днях многие вспоминали 50-летие «свержения» Хрущева. Народ, говорят, тогда не особо печалился. Убрали, наконец, сумасброда, который сеял кукурузу, наезжал бульдозером на авангардистов, стучал ботинком в ООН. Хотя были вообще-то еще целина, Гагарин, свержение идола Сталина.
И можно вспомнить тут, пожалуй, другое событие - ХХII-й съезд КПСС. Открылся он аккурат 17 октября 1961 года, продолжался две недели. Пожалуй, именно этот съезд, впоследствии задвинутый на дальнюю полку официальной истории, стал одним из «звездных моментов» советской системы. Эйфория. Апогей. Который по прошествии времени многим может показаться полным «апофигеем».
Поистине феерическое случилось мероприятие. Пять тысяч делегатов в только что открытом Большом Кремлевском дворце. Даже Сталин, кстати, не покусился воткнуть в резиденцию царей и генсеков новодел, никак не гармонировавший с исторической застройкой. Но Хрущеву не привыкать ломать каноны и правила: он и Калининский проспект (Новый Арбат) успел прорубить сквозь историческую Москву, как коновал зубную челюсть вставил. К тому же КДС, где стали регулярно проводить концерты и который превратился во вторую площадку Большого театра, частично приоткрыл прежде Запретный Город властителей Империи простым смертным.
Пять тысяч делегатов слушали своего вождя открыв рты. Сейчас все это кажется бреднями, молодежь так и вовсе не поймет, о чем речь. А тогда мнилось-грезилось, что «нам нет преград на суше и на море», что время - только вперед.
Всех охватила Великая Советская Мечта.
О том, что царствие небесное на земле возможно, что будет, наконец, оно построено и назовется Коммунизмом. Причем жить при нем будет уже «нынешнее поколение советских людей», и произойдет это к 1980 году, - это все из выступления Хрущева на том съезде. Правда, вместо коммунизма провели московскую Олимпиаду, но это уже будет потом и станет темой антисоветских анекдотов, за которые, кстати, перестали отправлять в ГУЛАГ именно при Хрущеве.
К съезду была построены крупнейшая в Европе Волгоградская ГЭС и взорвана самая мощная в истории водородная бомба. Привет академику Сахарову, он тогда еще был не в ссылке и даже не был антисоветчиком. Хотя, собственно, из-за этого испытания 100-мегатонной «Царь-бомбы» на Новой Земле он и поссорился с Хрущевым (академик тогда уже выступал за прекращение ядерных испытаний особенно столь чудовищных масштабов и видов: та бомба была сброшена с самолета, нанеся колоссальный экологический ущерб планетарного масштаба).
«Физики» еще спорят с «лириками» о том, как сделать страну еще краше. Поэты еще читают свои стихи на Маяковке и в Политехническом толпам собравшихся без предварительного согласования с властями горожан. Юный Михалков еще не вошел в образ Александра Третьего, государственника и не утомлен солнцем славы. Он еще даже не шагает бесшабашно по не знающей автомобильных пробок Москве и еще не поет - «я пройти еще смогу соленый Тихий океан. И тундру. И тайгу». Он споет это через три года. Но оттепель кажется пришедшей навсегда. Весна на Заречной улице - это наши теперь все четыре времени года. Культ знаний, учености, науки, когда Академия наук - это именно Академия, а не некое ФАНО, воплощен в фильме «Девять дней одного года» с молодым Баталовым (фильм выйдет годом позже и станет лучшим в 1962-м). Это потом его герой окажется в Москве, которая слезам не верит, а тогда жизнь определяли никакие не слезы наивных мечтателей, а категорический альтруизм, устремленный в светлое будущее, которое - вот же оно, за углом. И не верить в него нельзя. Не потому, что политический скепсис запрещен (хотя это и так, не стоит слишком уж идеализировать систему), а потому, что самим, всем своим нутром хочется верить.
После завершения съезда, по решению пленума ЦК, мумию Сталина вынесли (правда, тайно, ночью) из Мавзолея. К тому призвала с трибуны КДС престарелая делегатка Лазуткина, помнившая еще живого Ленина. Якобы он ей снова явился - «стоял перед ней, как живой» и шепнул, что ему неприятно лежать в Мавзолее рядом со Сталиным, принесшим столько бед партии. Сказка тут сливается с политической реальностью, и уже не разберешь, где кончается одно и начинается другое.
Чтобы хоть как-то почувствовать атмосферу тех лет, особенно на фоне нынешних событий и теленовостей - сходите на станцию метро «Киевская» и насладитесь удивительными в своей восторженной помпезности панно, живописующими нерушимую дружбу русского и украинского народов.
Уже с 1965 года Хрущев обещал отменить налоги. Все. К 80-му - увеличить объем промпроизводства в шесть раз. Но еще за десять лет до того - уже превзойти США по производству продукции на душу населения, сократить рабочую неделю до 35 часов. Она станет самой короткой в мире. Будет бесплатное жилье, бесплатный общественный транспорт, бесплатные коммунальные услуги. И вообще все бесплатно. Правда, в 1962 году состоялся голодный бунт в Новочеркасске, который был расстрелян. В том же году начались массовые закупки зерна у Америки, которую Хрущев собирался догнать и перегнать, не размениваясь в качестве ориентира на какую-нибудь Португалию. И продолжались эти закупки до самой кончины СССР. Самого Хрущева сняли за год до «отмены всех налогов». Но в октябре 1961-го огромный зал КДС захлебывался от восторга и аплодисментов.
Аплодисменты длились еще четверть века, пролетевшего быстрее, чем те девять дней мечтателя из кино.
И быстрее царствования «Никитки-мечтателя».
Подробнее: http://vm.ru/news/2014/10/16/apofigej-rezhima-268344.html