Пару недель назад сподобился я посетить обделенный в последние годы моим вниманием театр «Ленсовета», в котором за всю жизнь видел всего один спектакль, оставивший в памяти хоть какие-то - по большей части, конечно, приятные - воспоминания.
Было это жуть как давно - в 2004 году. Назывался он «Синхрон». Шел на малой сцене, а в его постановщиках числился некто Олег Рыбкин - заезжий режиссер из Красноярска, впоследствии превратившийся в заметную творческую фигуру в кругу жрецов Мельпомены.
Но поскольку на главной сцене театра в то время верховодил Владислав Борисович Пази, было понятно, что бороздить этому кораблю море театральной пошлости предстоит еще очень и очень долго. Однако жизнь человека не бесконечна…
С момента прихода в 2011 году на пост главного режиссера Юрия Бутусова лицо театра Ленсовета стало меняться. И это не возможно не признать.
Начали поговаривать, что театр ожил.
Я же придерживался точки зрения, что слово «ожил» не совсем точно описывает суть тех метаморфоз, которые происходили под крышей до боли всем знакомого здания на Владимирском проспекте.
Чтобы в очередной раз сверить свою картину мира с реальной действительностью был выбран один из свежих спектаклей Бутусова «Гамлет». И выбран не случайно, ведь именно эта пьеса традиционно считается что для артистов, что для режиссеров мерилом творческой потенции.
Для пущей информативности я буду приводить свои впечатления от увиденного в сравнении с мнением одного из театральных критиков - Жанны Зарецкой.
«Сцена одета в ослепительной белизны панели - художник Владимир Фирер буквально воплотил метафору «с чистого листа». Герои в большинстве эпизодов одеты в черное, и в массовых сценах выглядят буковками, которые пишут своего «Гамлета» здесь и сейчас».
Декорации практически отсутствуют. Голые белые стены. Сразу захотелось заглянуть в ведомость чтобы посмотреть, сколько за эту титаническую работу получил художник-постановщик, и сколько было выделено денег на изготовление всего этого великолепия.
Костюмы выглядят так, будто бы актеры, в чем пришли из дома, в том и играют.
Из сценического реквизита - только столы и стулья, вероятно, позаимствованные на время из гримерок, и несколько сотен пустых бутылок, собранных на помойке. Но, бьюсь об заклад, что в смете значится, что приобретены они в антикварном магазине по цене 1000 руб. за штуку.
«Время от времени пустоту сцены прорезает диагональ черного стола: уставленный порожними бутылками, он становится метафорой безудержного свадебного пиршества, пустой - образом моста за грань бытия».
А ведь точно, прорезает, и точно пустоту. Тут вспоминается фраза из известного фильма: «Тебе бы, начальник, книжки писать»!
«В центре этой вселенной существует Гамлет, которого играет Лаура Пицхелаури. Это назначение - один из нескольких тщательно простроенных режиссером «сбоев в программе», которые и позволяют увидеть и услышать Шекспира, как в первый раз».
Вы не ослышались, Гамлета играет девушка фигурой и манерами смутно напоминающая Земфиру. Решение сильное. Нет, конечно, какой-нибудь одноногий негр-трансвестит в этой роли был бы куда гармоничнее. Но где же его взять?
Как и полагается принцу, слоняется он по сцене в модных джинсах с потертостями, сквозь которые просвечивают его мужественные ножки и что-то декламирует себе под нос.
Удивляюсь, кстати, тому, что из зрительного зала ни разу никто не выкрикнул рефлекторно наворачивающуюся на язык фразу: «Гамлет, покажи сиську!» Культурная столица, ёпт.
Вероятно, чтобы не нарушать гендерную симметрию, в роли Офелии - мужик. Да еще с размалеванной физиономией в стиле японского театра Кабуки.
Что поделаешь? Хочешь быть культовым режиссером , гомосексуальные аллюзии вынь да положь.
«Гамлет» - не только самый «пустой» (без обыкновенного для этого режиссера обилия вещей на сцене), не только самый лаконичный по мизансценами, а и самый тихий из спектаклей Юрия Бутусова».
Про «пустой» я уже сказал, а вот про «тихий» - в самую точку. В конце зала даже самый остроухий зритель мог разобрать от силы половину произносимого текста.
До микрофонов и динамиков дело в театре почему-то еще не дошло, хоть и двадцать первый век на дворе.
Кто-то может подумать, что все мои брюзжания есть плод раздражения престарелого поклонника застывших театральных форм, который срывается на поросячий визг при скандировании «Браво» в финалах классических постановок, реализованных в стилистике - чтение актерами пьесы с выражением.
Но, поверьте, поклонник творчества Някрошюса и Фокина не может не разбираться во всякого рода метафорах, аллегориях, гиперболах и прочих синекдохах.
Да, формально, в спектакле Бутусова они присутствуют. Огромные колышущиеся тени героев на стенах, разноцветная подсветка, в зависимости от их эмоционального накала сцен, аллюзии на пастернаковского Гамлета…
В какой-то момент артисты в гордом шествии выносят на сцену пару десятков досок, укладывают их на пол, сооружая импровизированные подмостки, на которых тут же выскакивает Гамлет…
Да, читали, знаем:
«Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку…
Подмостки есть, а про дверной косяк почему-то забыли. Хотя, весь спектакль, пожалуй, можно назвать сплошным косяком.
Представьте, выходит к роялю пианист во фраке. Лауреат всяких конкурсов, заслуженный - перезаслуженный. Начинает играть, а вместо музыки - какофония.
И все, вроде, правильно делает. Аккорды точно берет, а музыки нет. Не складывается.
Вот так и в «Гамлете» Бутусова.
Все, что происходит на сцене, можно назвать одним словом - формотворчество. Естественно, в самом дурном смысле этого слова. Это когда необычность формы ставится автором выше внятности смыслового содержания и целости художественного высказывания.
Нет на вас Никиты Сергеевича, господа!