Тринадцать лет
В середине октября на Урале всегда лежит снег. Не везде, но пятнами, островками. И всегда так было, кроме 15 октября 2005 года, когда мы обнаружили безжизненное тело нашего друга и коллеги Жени Белькова в офисе, где каждый миллиметр пола был залит кровью. Его зарубили топором, прямо на рабочем месте.
Убийцу задержали спустя двое суток - полицейских навели на мысли о причастности звонки во внеурочное время на сотовый Жени. А на следующий день убийца (подчиненный Евгения, в прошлом милиционер) чистосердечно сознался в совершённом убийстве. Причину убийства Вадим Шалагинов объяснил “внезапно сложившейся неприязнью”. Надо отметить, к “неприязни” он подготовился: обставился мало-мальской легендой, наточил топор и тэдэ. А потом, после убийства, обшарил весь офис в поисках денег. Ничего не нашел, поэтому цапнул со стола ноутбук и был таков. Далее в первопричины углубляться не буду, Федор Михайлович Достоевский вместо меня сделал это давным-давно.
Убийце дали почти 11 лет строгого режима. Он отсидел почти 10 и вышел по УДО. И теперь на свободе. Ест, пьет, дышит. И вроде как обнулил тот залитый кровью пол - будто его не было. Только вот с рук эту кровь никогда не смыть. Увы.
Убийцу задержали спустя двое суток - полицейских навели на мысли о причастности звонки во внеурочное время на сотовый Жени. А на следующий день убийца (подчиненный Евгения, в прошлом милиционер) чистосердечно сознался в совершённом убийстве. Причину убийства Вадим Шалагинов объяснил “внезапно сложившейся неприязнью”. Надо отметить, к “неприязни” он подготовился: обставился мало-мальской легендой, наточил топор и тэдэ. А потом, после убийства, обшарил весь офис в поисках денег. Ничего не нашел, поэтому цапнул со стола ноутбук и был таков. Далее в первопричины углубляться не буду, Федор Михайлович Достоевский вместо меня сделал это давным-давно.
Убийце дали почти 11 лет строгого режима. Он отсидел почти 10 и вышел по УДО. И теперь на свободе. Ест, пьет, дышит. И вроде как обнулил тот залитый кровью пол - будто его не было. Только вот с рук эту кровь никогда не смыть. Увы.