СТАТЬ НАСТОЯЩИМ СТУДЕНТОМ
Лет десять назад я, будучи начальником отдела в «Ноябрьскнефтегазе», как-то на Первое апреля разыграл свой коллектив. Придя на работу, я объявил: «У города в овощехранилище пропадает картошка! Городу нужна наша помощь».
Помню, в кабинете зависла тишина, десять пар глаз напряженно всматривалась в меня, пытаясь угадать, как мы сейчас начнем помогать городу.
«Наша администрация предложила выделить по одному человеку от пяти сотрудников для оказания помощи овощехранилищам. Все помнят, как раньше мы на овощебазах перебирали картошку?» - строгим голосом спросил я.
Основной коллектив тридцати-сорока лет от роду что-то пробубнил про то, что конечно помнят, но неужели опять?!
Молодежь: Максим - молодой специалист, выпускник Тюменского государственного университета и Маячка - восемнадцатилетняя балда, красавица-блондинка с шикарной грудью, стояли и хлопали глазами. Что такое перебирать овощи в овощехранилище они не знали и даже в кошмарном сне не видели.
«Я вижу, некоторые в нашем коллективе явно не помнят, а точнее не знают, что такое картошка в овощехранилище, - продолжил я, - поэтому я предлагаю послать на спасение картошки двух наших самых молодых сотрудников. Есть еще другие предложения?»
Коллектив мгновенно согласился и быстро стал разбегаться на свои места. Маячка и Максим стояли в нерешительности, и было видно, что если их сейчас не взять в оборот, то они могут и взбрыкнуть.
«Чего стоим? Даю вам час на сборы. Бегом по домам (город Ноябрьск двадцать минут в любую сторону). Сейчас 9-00, чтобы ровно в 10-00 были здесь, за вами придет автобус. Бегом марш!»
Нехотя мои молодые развернулись и пошли одеваться и собираться домой. Каждый из них бубнил что-то про то, что это глупость посылать инженеров перебирать картошку, но я вслед крикнул: «Работать будете до трех, а потом, не заходя сюда, домой! Еще и картошки можно будет набрать!» И молодые мои совсем успокоились и убежали по домам переодеваться.
Пока они ходили, я довел до коллектива суть вопроса и поздравил всех с праздником.
Через час Максим и Маячка явились, как положено в «энцефалитках», сапогах и куртках с рюкзаками и сумками. Пока они бегали, они осознали смысл произошедшего, попробовали его на вкус и нашли, что он, смысл, даже ничего… интересный такой вкус. Они все продумали и приготовились, и поэтому, когда я их поздравил с Первым апреля, выражения лиц у молодежи было, как в немой сцене «Ревизора». А потом Маячка обиженно спросила: «А мы че не поедем что ли?», а Максим вдруг сказал: «А мне мамка велела десять килограммов картошки принести… Где я ее теперь возьму?»
А ведь были времена, когда все это было совсем не смешно, а было очень и даже очень серьезно.
***
После окончания школы я, как и было мне предначертано свыше (а как еще можно понять мои действия, если я готовился в медицинский институт), поступил в Куйбышевский авиационный институт имени Сергея Павловича Королева.
Поступить в наш институт было престижно. Поступить было нелегко. Но чтобы стать настоящим студентом, просто поступить - было недостаточно. Надо было обязательно пройти «колхоз». До «колхоза» ты никто, ты - «абитура»!
С точки зрения эффективности уборка урожая картошки, которая выполнялась руками студентов, к сельскому хозяйству двадцатого века никакого отношения не имела. Это был дурацкий труд в совершенно неприемлемых для цивилизованных людей условиях. Но! Было в этом действе что-то магическое. Это была инициация. Как в африканских племенах. Только после «колхоза» ты мог себя считать настоящим студентом. И «колхоз» нужно было пройти с честью.
В начале сентября нас загрузили в автобусы и повезли в совхоз «Коммунар». Четыре часа в пути и мы были в студенческом трудовом лагере «Комсомолец». Лагерь, он и есть лагерь - два барака, каждый из которых был разделен на десяток помещений с отдельными входами. В помещениях было установлено до двадцати двухъярусных кроватей с казенными матрасами, одеялами и подушками. Окна были затянуты полиэтиленовой пленкой. Под окнами непонятные батареи. В каждом таком помещении селилось по две учебные группы, конечно же, с разделением на мальчиков и девочек. С трех факультетов: с третьего, пятого и шестого (факультеты в КуАИ были номерные) нас набралось не менее пяти сотен. Приблизительно поровну девчонок и мальчишек. Наш пятый радиотехнический факультет был смешанный, девушек было приблизительно четвертая часть, третий факультет - факультет эксплуатации летательных аппаратов чисто мужская епархия, а шестой - факультет прикладной математики и автоматизированных систем управления был женским монастырем.
Странное дело, математика и автоматизация не является традиционно женским занятием, но в КуАИ так сложилось, что изначально мужской шестой факультет, каким он был при моем среднем брате, превратился в девчачье царство всего за пять - семь лет. Парадокс! Но мальчики на этом факультете при нас были большой редкостью, и были они, мягко говоря, странные.
Такой рабочий коллектив у нас был. К этому нужно добавить бригадиров: студентов четвертого курса - проверенных бойцов строительных отрядов, и администрацию лагеря: офицеров военной кафедры.
День у нас начинался в 6-30 с коллективного подъема. Продрав глаза, все брели к умывальникам с холодной водой и к деревянным на десять очков (очок) туалетам. В качестве туалетной бумаги по традиции тех времен использовались газеты. С одной стороны, газеты были органами КПСС, ВЛКСМ, ВЦСПС, органами руководящих в стране организаций, с другой, их нещадно использовали в качестве оберточной и подстилочной бумаги, и, что еще более страшно, в качестве подтирочного материала - страшно, конечно, для здоровья подрастающего поколения. Посещение отхожего места было коллективным, народ был молодой и веселый, поэтому даже там придумывалось развлечение. Например, вырывались анонсы и заголовки статей и развешивались на стены. Вроде бы совершенно непонятное занятие, но в нем появлялся смысл, если к этой надписи представить некую картинку, например, мня-мня… например, половой акт между мужчинами. А что? Сегодня это в цивилизованных странах очень даже принято.
Тогда заголовки типа: «Не снижаем производственного темпа!», «Встреча с братскими коммунистическими партиями», «Обычная жизнь рабочих капиталистических стран» обретали комичный смысл. Не смешно? Это вам сейчас не смешно, тогда было очень даже весело.
После утреннего туалета в 7-00 происходило ежедневное утреннее построение, нас всех погруппно строили на плацу между бараками, где начальник лагеря: полковник ВВС - институт авиационный! - принимал доклады бригадиров о состоянии групп. Столько-то человек в наличии, столько-то здоровых, столько-то больных. И получали разнарядку на день. Еще десяток минут на совещание, и! наконец, долгожданный завтрак!
Кормили однообразно. Картошка, картошка und картошка. Что собирали, то и ели. Нужно отдать должное, картошка была с мясом, хотя говядина была от старой коровы, с желтым жиром, с жилами и очень жесткая, для молодых зубов. К картошке с мясом подавался деревенский белый хлеб - действительно вкусный и свежий. На третье: вечный чай из больших алюминиевых чайников. Конечно же, про чай распространился слух, что он с бромом. Ну а как же? Надо же было подавлять молодую гиперсексуальность. Только черта с два помогал этот бром, даже если его клали, в чем я сегодня тоже сомневаюсь.
После завтрака опять построение и пеший переход к месту работы. Поля располагались километрах в двух - трех от лагеря, пока шли, балагурили и выпендривались, распуская хвост перед девчонками, я же говорю, никакой бром не действовал. Было задорно и весело.
Наконец, поле. Цель нашего пребывания в трудовом лагере - сбор картошки. Картофельные поля были огромные, по нескольку километров в длину и ширину, на них рядами через полметра располагались грядки. Вначале, пока была сухая и теплая погода - бывают такие дни в начале сентября в Поволжье - картошку выкапывали маципурами. Это такие полукомбайны, которые подрезали, переворачивали и перетряхивали грунт с кустами картошки, в результате картофельные клубни оказывались на поверхности. А дальше… а дальше вступали в работу мы.
Кто на корточках, кто на коленях, а кто кверху одним местом шли вдоль бесконечной грядки и собирали в ведра картошку. Ведра опорожняли в мешки, которые размещали кучками по пять - шесть мешков через равные промежутки. Заполненные мешки собирались бригадами грузчиков, которые разъезжали на бортовых грузовиках ЗИЛ-130. Грузчиками были исключительно студенты третьего факультета. Положение грузчиков - свободное перемещение, возможность выехать в село, купить сигареты и карамельки - делало их в некотором смысле элитой, эдаким не совсем говном среди полного говна. Они это чувствовали и понимали. Но и борзели, как могли. Например, если мешки ставились слишком часто и не собирались в кучу, то они могли их просто перевернуть. Приходилось вновь собирать картошку в мешки и стаскивать их в большую кучу. Иногда, если находились большие мешки, то для гадов с третьего факультета готовились подарки: назывались они «смерь грузчикам» - мешки с семью - восемью ведрами картошки. Месть - она сладка!
Так монотонно с 8-9 утра до 12-13 происходил сбор картошки. В 13 нас собирали и вели в лагерь на обед, где нас опять кормили картошкой с мясом, поили «чаем с бромом», а в 14-30 опять в поле, и опять сбор картошки до тех пор, пока не начинало темнеть. К заходу солнца нас опять собирали погруппно и вели в лагерь, где происходило вечернее построение, на котором докладывалось: сколько каждая группа собрала картошки, сколько было вывезено, и, конечно же, формировалось задание на завтра.
После - построение на ужин. А после ужина… дискотека! Каждый день! Обязательно! Это была разминка для позвоночников. Но никто особо и не сопротивлялся, тем более акустика была более-менее приличная, все же тут присутствовали студенты пятого - радиотехнического факультета, которые всегда были некоторым образом больны стремлением к качественному звучанию музыки.
И мы резвились на плацу под ритмы Бони-М, Арабесок, Эрапшен. И, конечно же, танцевали «медляки». У меня была девушка в колхозе. Нет… ничего особенного, даже толком не целовались, так танцевали вместе, вместе ходили на работу, ну где-нибудь в более темном месте немножко обнимались, и все… не те были времена. Хотя некоторые девушки и юноши развлекались по полной. Но это были в основном парни с третьего и девушки с шестого факультетов, нам с пятого оставалось только завидовать более смелым парням и девчонкам. Эх, кабы курсе на третьем… Но КуАИ возили студентов только на первом курсе.
На дискотеке происходило и основное общение, а натанцевавшись, народ шел в свои жилые помещения, играл в шахматы, рассказывал анекдоты. Помню, у нас в группе был парень из Благовещенска - Виталик Федоров, как его занесло в Самару… загадка, у него в записной книжке была уйма анекдотов, многие из которых я до сих пор помню.
- Как зовут собаку Рейгана?
- Рональд.
С Обамой так не получится… А жаль!
Виталий, Вовка Савельев, Костик Косарев, Эдик Фредрих частенько брали в руки гитару. Куда же студенту без нее? Конечно же, ходили в гости к девчонкам. С гитарами и анекдотами. И девчонки приходили к нам на гитары и анекдоты.
Два часа вольной жизни. Два часа веселья и развлечений. В 10 вечера музыку выключали, давали еще полчаса на вечерний туалет, и отбой. На сон грядущий Виталий запускал пяток анекдотов, но многие не дослушав, отрубались, намаявшись за день до чертиков.
Кровати, как я писал, были двухъярусные, застланы они были серым застиранным бельем, но это никого не волновало, все равно спали одетыми - холодно.
Такая была жизнь.
Изо дня в день.
Некоторые не выдерживали и сваливали из лагеря, предварительно написав письмо домой. Тогда сердобольные мамаши доставали справки и вывозили из лагеря «счастливчиков». Это им самим «дезертирам» так казалось, что они счастливчики. На самом деле тех, кто уезжал, презирали и ненавидели лютой ненавистью. (А вы как думали? Предатели ведь!) Помню, у нас из группы уехал один такой, а потом еще и прислал письмо, в котором он издевался над нами: «Как вы трудитесь на благо Родины?». Письмо зачитывалось вслух в нашей комнате, и все поклялись больше никогда не подавать руки этому человеку. И правда, ему долго пришлось доказывать, что он нормальный парень и что случилась ошибка. Только какая же это была ошибка, если он написал, что мама ему сделала справку о том, что он якобы болен бронхитом, а на тот момент, когда пришло письмо, это уже была вторая половина сентября, затянули бесконечные холодные осенние дожди, и как минимум половину коллектива нещадно бил по утрам кашель?
Дожди. Холодные осенние бесконечные дожди. Когда все кругом пропитывается сыростью: матрасы, подушки, одеяла, белье. Куртки не успевали просыхать. Даже хлеб и соль в столовой отсыревали. Нас пытались водить на поля пешком, но по проселочной дороге идти было совершенно невозможно. На сапоги наматывались комья липкой грязи так, что невозможно было поднять ногу. И тогда нас стали возить в автобусах в объезд по шоссейной дороге. Но выходных и актированных дней не было. Все равно каждый день в 8-30 мы отправлялись собирать картошку. Маципуры такую сырую землю перевернуть не могли, и тогда нам выдали вилы, чтобы мы могли сами копать. За день выкапывалось не более 200 погонных метров, а картошку без мешков - их не могли подвезти - мы оставляли собранной в грязные гурты под дождем.
В это серое время ко мне приехали родители. Был грех, я тоже что-то написал домой, и мама с отцом примчались за мной. В один из дней после обеда наш бригадир Иван Шубин зашел к нам в комнату и позвал меня с собой. Меня вызывал начальник лагеря. Товарищ полковник полчаса с пристрастием допрашивал меня, что я такого написал домой? Я отнекивался, как мог, в конце концов, он меня оправил на КПП, сообщив, что там ждут меня родители. Если честно, то мне было стыдно! О чем я всхлипывающей маме и сообщил с порога. Крутые мы были парни, ох крутые… Я поговорил с родителями минут двадцать, а потом забрал то, что они привезли, и ушел к себе в барак. Поскольку меня уже никто никуда не повез, я остался помогать дежурным по уборке. Вечером все, что привезли, было честно разделено и съедено. Полковник еще раз вызвал меня, но ничего не добившись, отпустил. На этом инцидент был исчерпан.
В третьей декаде сентября дожди на время прекратились, и мы вошли опять в привычный ритм. Дни становились короче, это не могло не радовать. А потом и вовсе случилось радостное событие. Наши грузчики проштрафились! К тому времени они совсем уже оборзели и вели себя как полные свиньи. Нелюбовь к третьему факультету у нас сохранится на весь период учебы (после военных сборов в студенческом городке на Революционной можно будет услышать крики наших парней: «Третий факультет выходи бодаться!»), да и потом выпускник пятого факультета моего выпуска будет с презрением вспоминать выпускников третьего. Но мало того, что их поведение было заносчивым и вызывающим, несколько парней в один из вечеров напились. Откуда они взяли водку, никто не знал, но их застукали офицеры с дежурными бригадирами при обходе территории лагеря, в лесу, возле костра уже пьяных. На следующий день у этих парней закончился не только трудовой лагерь, но и первый курс, и институт, документы на отчисление готовились на раз-два-три! Но хрен с ними! Самое главное, нас перевели в грузчики! Парни пятого факультета стали грузчиками. Конечно, перевод делали по желанию, можно было остаться и по-прежнему собирать картошку кверху жопой, некоторые и остались, но многие решили себя попробовать. Всем хотелось глотнуть воздуха свободы, разъезжать на бортовых ЗИЛ-ах, покупать запросто в поселке сигареты и карамельки.
И как оказалось, не только это. Если обычные сборщики мылись в бане раз в неделю, по 20 человек запускались на 20 минут, то грузчики могли мыться каждый вечер и практически неограниченное время. Да и кормили, как выяснилось, грузчиков лучше. Например, по утрам выдавали масло и вареные яйца, а вечером можно было пить сколько угодно чая. Баня и чай… Что может быть лучше?
Но не бывает легкой работы в колхозе. Таскать и забрасывать на бортовую машину мешки по 5-6 ведер картошки, даже вдвоем было тяжело. Очень тяжело. Мешков-то за день был не один десяток. А мы - обычные мальчишки, которым по 17 - 18 лет. Хотя конечно нет, не совсем обычные, мы были советские мальчишки. Наверное, «советские» в тот момент являлось решающим.
Нас разбили на несколько бригад. Одна из бригад, в которую попали наши самые здоровые мужики, а двое из них: Шура Кузьмин и Эдик Фредрих были за 190, называлась «Большой бригадой». Эксгрузчики в отместку готовили теперь не только «смерть грузчикам», но и «смерть Большой бригаде» - мешки с 10-12 ведрами картошки, и такие мешки бывали. Месть - она сладка! Бригаду, в которой был я, как наиболее «дохлую», отправили в хранилище - на разгрузку. Кстати, именно в колхозе я заработал себе кличку Толстый. Понятно почему? В хранилище все же было полегче. А после пяти дней мы и вовсе освоились и приноровились. Теперь у нас все четко было разбито на пары по занятости. Одни были в кузове машины и выбрасывали мешки, другие мешки оттаскивали, третьи высыпали картошку из мешков, стараясь, чтобы хранилище заполнялось равномерно. Через полчаса менялись. Вполне терпимо.
Как раз через пять дней к нашему, нами назначенному, бригадиру - Ромке Мингазову, который был на три года старше нас всех - после армии он, подошел водитель и попросил оставить в машине шесть мешков картошки.
Вообще, предложения «оставить» или «помочь набрать» были довольно распространены. Поначалу и наши парни, которые жили в общежитии, набрали по полному рюкзаку картошки, готовясь к голодной студенческой жизни, а то, как же? Но в один из дней администрация лагеря устроила шмон и вытряхнуло все рюкзаки. После чего под страхом отчисления картошку в бараки проносить было запрещено. «Хорошо, - сказали мы, - не приносить, так не приносить…» Но теперь, если нас кто-то из администрации просил «помочь набрать» ему пару-тройку мешков картошки, а как-то раз к нам приехали комсомольские начальники с инспекцией, то картошка набиралась так: в самый низ высыпалось ведро крупной картошки, следом забрасывались две-три размозжённые картофелины, потом вдогонку сыпалась пара ведер мелочи и сверху опять засыпалась крупная картошка. О как! Хорошо и красиво. Для меня была загадка, как могли эти просящие после того шмона доверять нам готовить им мешки с картошкой для личных нужд? Человеческая глупость, наверное, глупость и самоуверенность, она была присуща нашим комсомольским руководителям.
Так вот водитель нас попросил оставить шесть мешков картошки и пообещал нам за это пару бутылок водки, мерило всех ценностей в советское время. Вот откуда грузчики третьего факультета достали водку! Мы отказались от водки, но не отказались оставить картошку, мы только сказали водителю привезти свои мешки - мешки были подотчетные - а нам вместо водки мы попросили привезти…. колбасы! Так водитель и сделал, привезя нам палку любительской колбасы (где он ее достал?) и присовокупил к ней еще пять рублей. В результате мы не поехали на обед, сославшись на загруженность, а сами запекли ведро картошки - когда работаешь на сборе картошки, быстро обучаешься искусству запекания прямо в ведре, и ведь вкусная получалась! - купили хлеба и трехлитровую банку молока, сели и нажрались «от пуза» печеной картошки с колбасой и молоком… Отвели душу!
Да. Кормили нас скучно. Мы все были хронически простужены, но что характерно, ни у кого за все время не было расстройств пищеварения, а тут … в общем понос не заставил себя ждать. Мучились мы пару дней, причем жаловаться в медпункт никто не пошел, все уже были научены позицией администрации по болезням: «болеешь? - дежуришь в лагере!», а это: мытье полов ледяной водой на кухне и в бараках, чистка картошки в той же ледяной воде, в общем, на следующий день все, как правило, «выздоравливали». Так что мы бегали: в кусты, в лес, в толчок, но никому ничего не сказали. Раздобыли активированный уголь и ели его упаковками.
В начале октября опять зарядили дожди. Стало холодно, ночью температура опускалась до 3-5 градусов. Бараки стали отапливать: в непонятные батареи заливалась по системе еле теплая вода. Спали теперь уже, не просто не раздеваясь, а пытались натянуть на себя все, что было. Простуда в коллективе приняла хронический характер. Кашель стал грудным и хриплым. Веселье и оптимизм убывали, уверенно пробивая ось абсциссы и уходя в минуса. Мы потихоньку начали саботировать. Картошка практически совсем не убиралась. Из-за этого или по причине того, что закончился отмерянный нам срок, нас вывезли домой. «Колхоз» закончился.
Сегодня вспоминая все это, я поражаюсь, как вообще нас отпускали родители в такие условия? Как? Что, родители были звери? И как мы все пережили это? Что же это было за государство такое, если оно своих студентов, своих будущих инженеров, но совсем еще детей, отправляло работать в такие невыносимые условия? Ведь правда, условия были ужасные, сегодня ни один родитель не отправит своего ребенка - студента в такой кошмар. Правда-правда! Но тогда вся страна ездила в «колхоз». Я писал, что в КуАИ студентов отправляли на первом курсе. В Политехе отправляли на втором, в Связи на третьем. Все заводы и КБ отправляли своих инженеров на поля каждую осень. Не ясно, куда девалось то невообразимое количество картошки, которое собирала целая армия с высшим и будущим высшим образованиями? В магазине ее не было. Например, у меня в семье картошку запасали с осени в погребе на даче. Может, переводили на спирт? И еще вопрос: зачем столько сажали картошки, если не могли убрать силами работников колхозов и совхозов? После окончания института меня как молодого специалиста оправили в апреле на посевную картошки. Я тогда спросил одного тракториста: «На хрена вы столько сажаете картошки, если сами убрать не можете?» Знаете, что он мне ответил? «А если мы сами все сможем убрать, тогда куда будут присылать студентов?» Я уже сейчас понял, что основная цель всего этого была не картошка (капуста, хлопок), главное было - синхронизировать народ, чтобы он по первому зову Партии поднимался на любое дело, и - это главное! - не рассуждал!
А тогда все мы воспринимали «колхозы» как норму. Более того, мы гордились, что прошли «колхоз». Мы, и правда, становились настоящими студентами, вполне ответственными людьми, а учебные группы после «колхоза» становились сплоченными коллективами. Уже на следующее лето в стройотряды ехали практически готовые боевые строительные бригады.
И еще. Прошли десять, двадцать, тридцать лет, но мы вспоминаем это время, как одно из самых лучших в своей жизни. Как же! Мы становились настоящими студентами! А советский студент - это здорово! Это замечательно, это прекрасно! И это я пишу без всякой иронии и сарказма.
«А вот получим мы диплом - махнем в деревню!
Там соберем мы чуваков и вспашем землю.
И будем сеять рожь-овес, ломая плуги.
И прославим наш колхоз по всей округе!»
Студенческая песня 80-х годов 20-го века.
PS Фотографии не мои. Я их нашел в интернете. Они в точности отражают ту обстановку, которая была у нас в "колхозах". Своих фотографий к сожалению у меня нет и не было.