СНЫ.
Мать Татьяны верила в сны. Это было не сиюминутным суеверным испугом после кошмара или игрой с сонником скучающей дамочки: Наталья верила, что владеет ключами от дверей подсознания также ловко, как некоторые управляют машиной. В мире снов для нее находилось столько ориентиров, что в сновидении эта эксцентричная женщина передвигалась гораздо увереннее, чем наяву. Это по пробуждении она не знала, что делать со счетами из различных организаций: например, плата за квартиру каждый месяц повергала ее в недоумение: «Опять?! Только ведь заплатили!», а в доисторической мгле подсознания такие неприятности с Натальей не случались. Она расшифровывала свои и чужие сны также точно, как Татьяна кардиограмму. Это иногда смешило, а временами серьезно раздражало домочадцев.
В Танином детстве каждое утро начиналось примерно одинаково - аромат кофе, чая и завтрака из трех возможных блюд (каша, омлет, бутерброды), мама в атласном халате с аистами, ее причудливо заплетенные косы спускаются по спинке стула почти до пола, зеленые глаза смотрят пронзительно:
- Что тебе снилось?
Татьяна обожала свою мать неистово, страх огорчить ее забывчивостью развивал воображение: если девочка не помнила сон, она его придумывала. Наталья слушала, наблюдая за дочкой из-под стрельчатых ресниц, потом улыбалась так, как только она одна умела и мягко журила:
- Нет, так не бывает, чтобы ты разбилась, прыгнув с крыши - во сне ты бы обязательно полетела … Ты запомнила каждое слово птицы? Детка, больше одной фразы даже я запомнить не могу, если знаю, что это для меня важно. Сон - это всегда тренировка сознания на выживание, а значит, любая задача усложняется до предела. Нестрашно, что сегодня ты не запомнила сон. Я вижу, что с каждым годом ты все больше осознаешь возможности своего подсознания…
Странно, что когда настало время подросткового бунта и отделение от матери прошло с отрицанием родительских ценностей, Татьяна, следующая научным методам, с удивлением замечала, что может во сне то, что недоступно и даже непонятно большинству ее знакомых: летать, осознавая, что находишься в сновидении, менять по своему желанию цвет одежды, встречаться с людьми, которых хотела увидеть и многое другое.
Интересным моментом была привычная география сна. Татьяна знала, на какой улице в ее сновидениях находится вход в Питер, Москву, Прагу и Париж… Привычные улицы любимых городов, кафе с пирожными, вкус которых она ощущала и по пробуждении и четкое осознание, что она сейчас спит…
Это было странно, необычно, но никак не меняло ее реальную жизнь. Поэтому первое, что перестала делать взрослеющая Татьяна - это перестала рассказывать маме сны. Ей было странно видеть затаенную боль и обиду в глазах Натальи.
- Мама, очнись! Моя реальная жизнь протекает здесь, рядом с тобой и ты ее никак не изменишь посредством сна! Я буду лечить людей, помогать больным, и им будут нужны точные знания, а не дурацкие астрологические прогнозы!
Позже, после многолетней медицинской практики, Таня поняла, как часто такая «ненаучная» интуиция помогает поставить правильный диагноз в районной, плохо оснащенной больнице. Конечно, красный диплом и почти наизусть вызубренные симптомы той или иной болезни очень способствовали выявлению недуга, но иногда, когда картина болезни была туманной, как в сновидении, Татьяна каким-то наитием понимала, с чем имеет дело. Полученные анализы и УЗИ только подтверждали правильность выводов.
Эти открытия не сделали Татьяну мистиком: по ее глубокому убеждению, интуиция была не чем иным, как цепь реально существующих фактов, пропущенных рассеянным сознанием и сведенных в тезис подсознанием.
Она не оправдала для себя материнскую блажь со снами, но стала с большим пониманием относиться к ее слабости. Вслед за отцом Таня в шутку называла маму Кассандрой и ловко уворачивалась от темы сна во время их встреч.
Только вот сегодня целый день доктор имела дело с людьми, которые явно состояли в маминой «секте».
Первым, кого Татьяна обнаружила, придя на работу, был поступивший с инфарктом строительный начальник.
Толстый, огромный, с угрюмым лицом нездорового бурого оттенка, Астапенко напоминал мрачный утес над пропастью. Поприветствовал он своего лечащего врача необычно:
- Ведь это Вы мне три месяца назад инфаркт «накаркали»! Ну и язык у Вас, доктор!
Татьяна вздрогнула от неожиданности, а потом вспомнила, где она уже видела эту «темную гору»: недавно ее вызывали в хирургию к больному, который жаловался на сердце. Три вещи этот человек делал неистово - ел, работал и курил. Когда навещавшая его жена выложила на тумбочку всю еду, которую принесла с собой, и толстяк все это немедленно с аппетитом уничтожил, Татьяне подумалось, что она и за неделю столько не съедает, сколько тот уминает за день. Да, тогда она предупредила его, что «ноги он уже прокурил», но поражены излишествами все сосуды без исключения, сердце пострадало тоже.
- Павел Петрович, извините за прямоту, но Вы едите как Робин Бобин, выкуриваете по три пачки сигарет в день и работаете по 16 часов в сутки - каких чудес Вы ожидаете от своего организма при таком режиме? У Вас обширное поражение сосудов и с этим надо считаться! При таком образе жизни, чтобы предвидеть инфаркт, не надо быть ясновидящей …
Больной нахмурился и пробурчал:
- Ладно, извините, если что. Тут еще сон дурацкий этот…
Татьяна насторожилась:
- Какой еще сон?
« Мужики как дети, то пьют как лошади и дымят как паровозы, то сон их напрягает…»
Астапенко неохотно продолжил:
- У меня брат двоюродный был, утоп три года назад на рыбалке по пьяни… Вы не подумайте, что он был алкоголиком, просто в тот раз перебрал!
Вот…мы с ним в детстве дружили сильно, а тут вижу его во сне, на лугу. Трава зеленая такая, красивая, он смеется и мне рукой машет: « Пашка, иди сюда скорей!». А я вроде как помню, что он мертвый и мне не по себе, понимаете? Но и брата обидеть не хочется… Короче, пошел я к Вовке…
Татьяна обреченно вздохнула:
- Павел Петрович, Вы не представляете, как часто я вижу во сне мою бабушку. Я прихожу к ней домой и надолго остаюсь там, обнимаю ее... Эти сны начались десять лет назад, сразу после ее смерти. Тем не менее, я себя прекрасно чувствую, и умирать сегодня или завтра не собираюсь. Это только сон, в котором Вы увидели близкого человека, приятный сон. Реальная опасность исходит от излишеств, которые Вы себе позволяете по пробуждении, вот тут надо бояться и опасаться. Я назначаю курс лечения, который обязательно Вам поможет, если и другие мои рекомендации будут соблюдены.
Астапенко глянул исподлобья и угрюмо спросил:
_ Какие еще рекомендации? Бегать по утрам и есть одну овсяную кашу?
Татьяна рассмеялась:
- Нет, такие подвиги Вам не по плечу! Только три запрета: сигареты придется совсем бросить, окончательно, работать можно будет только через 2 месяца и очень-очень умеренно, и съедать Вы будете только одну треть того, что Вам хочется съесть. Вы меня понимаете? Никаких ограничений в меню, но съедаем одну треть от привычной порции. И таблеточки теперь входят в режим дня надолго, к этому тоже придется привыкать, что делать…
Астапенко неповоротливо задвигался в кровати:
- Ладно, Татьяна Михайловна, это мы, конечно, попробуем, Вы только вытащите меня. Брат не идет из головы…
Татьяна ободряюще улыбнулась:
- Вытаскивать больших и сильных мужчин из инфарктов - это моя профессия. Так что доверьтесь, ничего не бойтесь, через месяц будете как новенький!
Выйдя из палаты, доктор наткнулась на медсестру Иру. Ее лицо казалось поводом для портрета: вытянутый бледный овал с грустным, загнутым вниз носом и умными большими глазами. Ира искала ее из-за больного, которого привезли только что.
- Там такая история, Вы не представляете! В честь юбилея ветеранам войны подарили дешевые автомашины, 50 штук на область. У многих права просрочены, люди на пенсии давно, а своего транспорта не было. В Духовщине нужно подтвердить водительские «права», пересдают они там.
Несколько дедков решили вспомнить молодость и напились до «зеленых чертей».
И этот, который к нам поступил, пошел в туалет и упал там. Нашли его только под утро, он еле дышал уже. И сейчас еле дышит… - потупилась Ира, как будто в этом была ее вина.
Пульс у старика был нитевидный, прерывистый и остановился он прямо под Татьяниной рукой.
- Ира, дифибрилятор!
Прямой массаж сердца - это очень жесткая вещь, иногда врачи ломают грудную клетку пациенту. У Татьяны Михайловны обошлось без этого. Веки больного дрогнули, и он вздохнул так легко, что даже перышко не поднялось бы с его губ.
Он не слышал, как вокруг него суетятся врачи, ставят капельницу, делают уколы в вену. Он ощущал только сердце - огромное, разбухшее как мокрая губка…
Прошло несколько часов бесплодных попыток. Несколько раз сердце заводилось от прямого массажа, несколько раз помог дифибрилятор. Один раз старик пришел в себя на пять минут и попросил вызвать племянника. Ему немедленно позвонили. Приехал сутуловатый лысеющий мужичок лет сорока, поглядел на дядю и философски изрек:
- Все, срок дяде Семе пришел. Надо тетю Нину везти - пусть попрощается с мужем.
К вечеру в ординаторскую вошла приземистая женщина с обвислыми щеками, в вязаной кофте и длинной юбке.
Она поздоровалась и робко начала:
- Татьяна Михайловна, спасибо, что мужа моего лечите. Я завтрева до свету назад, если Семен Николаевич до утра в сознание не придет, скажите ему, что приезжала, мол, жена, и назад поехала. У нас куры, корова, собака на цепи - кормить надо. Я сёдня соседку просила приглядеть, а завтра сама уж… Вот, яички деревенские, три десятка, не побрезгуйте, от чистого сердца…
Татьяна оторопела:
- Простите, Вы ведь Минаева жена?
- Да, я жена, Нина Дмитриевна, - засмущалась старуха.
Татьяна взволнованно продолжила:
- Нина Дмитриевна, Ваш муж умирает, и я ничего не могу с этим поделать. У него несколько раз за сегодняшний день сердце останавливалась. Вы меня слышите? Куда Вы собрались ехать?
Женщина вслушивалась в слова доктора с таким напряжением, как будто она с трудом понимала русский язык. Внезапно лицо ее прояснилось:
- А, так Вы думаете, что помрет он? Нет, он точно выживет, доктор, не трухайте! Я сон видала!
Татьяна даже закашлялась:
- С-сон?!
Старуха с готовностью закивала:
- Да, точно. Как будто хата наша падает с горы (мы на взгорочке стоим таком небольшеньком). А тут прямо таки гора высокая и хата ползет вниз, летит. И все кричат: « Ай, Дмитриевна, падает твоя хата!». А она вдруг - раз, и остановилась! Ну, теперь-то Вы понимаете, доктор, что он обязательно выживет?
«Что тут сказать?! Если человек реальным фактам меньше, чем снам своим верит?
И то сказать, Семену Николаевичу все равно, кто с ним сейчас рядом, не до этого, а животину на самом деле кормить надо».
Вслух Татьяна одно сказала:
- Я сообщу Вам, если будут новости.
Через три дня стало очевидно, что Минаев выживет. Он уже самостоятельно дышал и не так сильно напоминал трехдневного утопленника. Глядя на него, Татьяна усмехалась: «Надо же, выстояла хата!». Старик оказался премилым, ласковым как ребенок. Разговаривая, держал врача за руку, словно боялся остаться без поддержки. Уморительно он рассказывал про ту роковую пьянку:
- Я ж, мил моя, не пью совсем почти, а тут все старики как зачали, мне и стыдно в стороне остаться - как бы не подумали, что горжусь или жадина. Они пьют, и я тож, а чую: нету моих сил. Я и пошел потихоньку, в туалете хотел отсидеться, а тут и смертушка моя подошла. Если б не Вы, доктор, лежал счас на погосте…
Татьяна подтрунивала:
- А нечего за другими гнаться! У Вас, Семен Николаевич, 50 кило весу, для вашего организма и стакан водки - сильнейшее отравление. А если больше, то это почти осознанное самоубийство… Да и к чему, что за удовольствие?
Старик радостно подхватывал:
А всё, мил моя, отпил я своё! Тепереча ни за какие коврижки. Нинка моя тож: звонит нынче, плачет: « Сема, что ж ты уделал! Как напугал всех!»
« Твою Нинку напугаешь, пожалуй», - подумала Татьяна, а вслух сказала:
- Теперь, Семен Николаевич, Вы три века должны прожить, раз выжили после такой заварухи!
- Куды мне три, мил моя, этот бы на своих ногах дотянуть. А вот помирать - неинтересная эта штука, скажу я Вам, - огорченно констатировал дед, - Так тяжко, не приведи Господь еще раз попробовать….
Татьяна вздохнула. Попробовать… У нее в отделении с утра до вечера пробуют, и у некоторых, к сожалению, получается. Когда-нибудь получается у всех.
Это равенство рождения и смерти больше остального смиряло и успокаивало Татьяну, когда хотелось красивую дорогую машину или поездку в Аргентину (мечта увидеть уличных «тангеро» дразнила как в детстве), а дома ждал субтильный муж с вечной книжкой в руках. Он был добрым, нежным и - нищим… Доктор филологических наук, три раза в неделю читающий лекции в университете в областном центре, подрабатывающий репетиторством, просиживающий все свободное время в библиотеке… Когда-то Татьяна заслушивалась его рассказами о судьбах писателей, литературных произведений, упивалась стихами, которые он мог читать часами… Теперь ей хотелось купить модные сапожки, дорогую сумку, родить второго ребенка, не думать, как собрать деньги на дополнительное обучение первого, но она понимала, что такую жизнь ни она сама, ни муж здесь не добудут. А-а, что об этом думать…
Медленно поправлялся Астапенко. На ежедневных обходах он ворчал, что постоянно чувствует голод и желание курить:
- Если б хоть занять себя чем! Не привык я без дела лежать, понимаете?! У меня там 2 объекта повисло, представляю, что без меня наворотят, а я тут как бревно валяюсь!
Татьяна, как могла, успокаивала смутьяна:
- Павел Петрович, нельзя получать от жизни все, что хочешь, безнаказанно. Об этом существуют прекрасный античный миф: был у царя слуга по имени Дамокл, который мечтал о царской участи. И ему предоставили такую возможность: он поселился в царских палатах, ел и пил из царских запасов, ему оказывали царские почести и по ночам ублажали лучшие наложницы. При одном условии - над головой Дамокла вечно висел острый меч, который держал один конский волос… Представляете, каким страхом были пропитаны все удовольствия этого человека?
- Волков бояться - в лес не ходить, - отшучивался Астапенко.
« Когда тебе реально плохо было, по-другому ты говорил», - думала про себя Татьяна.
Два месяца пролетели быстро, выписался из больницы строительный начальник, а следом отправился домой и «падающая хата» Минаев. Дед долго раскланивался в ординаторской, оставил целую кучу деревенских продуктов (если бы он знал, насколько его сметана с салом нужнее доктору, чем дорогие конфеты и элитный коньяк, которыми ее «благодарили» более богатые пациенты!) и ушел, оставив после себя еле заметный, теплый след памяти. Живите долго, Семен Николаевич…
Прошло совсем немного времени после их выписки, наступили новогодние праздники.
Пришла открытка от Минаева, с пожеланиями счастья и здоровья всей Татьяниной семье (словно опять почувствовала легкую сухую ручку в своей ладони: «Мил моя!»).
Первые две недели после Нового года - тяжелое время для врача стационара, потому что большинство людей в праздничные дни отключают мозг и инстинкт самосохранения. Татьяна крутилась, как белка в колесе…
А еще через пару дней на прием к доктору пришла заплаканная жена Астапенко. Татьяна сразу узнала эту миниатюрную тихую женщину с криво посаженной заколкой на затылке и грубыми золотыми украшениями на всех открытых частях тела.
- Что случилось, Дарина? Павлу Петровичу опять нездоровиться? - принялась расспрашивать Татьяна.
- Татьяна Михайловна, Паша умер две недели назад, - разрыдалась женщина. - Я к Вам по поводу его мамы: она в очень плохом состоянии, я боюсь похоронить сразу всех…
- Как это произошло?!
- Ну, тут все сразу. На Новый год Паша не смог сдержаться, покушал, как он любит, всего сразу… Ну, и коньячку выпил, конечно…Немного выпил… и сигаретку только одну… А 3-го числа решил ремонт дома сделать, пока на больничном сидит. Уж как я его уговаривала оставить эту затею! Но разве ж он послушает…
Он нас с сыном переселил в одну комнату, а сам мебель начал двигать. Я ему говорю: «Хоть ребят со стройки позови, попроси помочь!», а он мне в ответ: « Не могу, стыдно. Скажут, что на работу я ходить больной, а дома у себя ремонт делать - здоровый». И целый день он один тяжести таскал. А потом покушал как следует, потому что устал… - вдова едва могла говорить из-за душивших ее слез, - и на диван прилег отдохнуть… Я ему постелила и стала будить, чтобы он в нормальной постели спал. Бужу, а он не просыпается. Вызвала «скорую», а они сказали, что всё, поздно, умер уже.
Лежит Паша мой и улыбается, видно, весело ему тот свет показался…
Вспомнила Татьяна про «луг зеленый», но ничего Дарине не сказала. Разве объяснишь? Это осознать надо, иначе станет суеверной дурочкой, рабой сонника. Татьяна просто утешила ее, как умела, назначила курс сильных успокоительных средств и договорилась о приеме матери Астапенко.
Грустно терять людей, с которыми соприкоснулся, которых держал на краю жизни и смерти, от этого края оттаскивал. Тяжело осознавать, что большинство сигналов, которые посылает нам судьба, мы не воспринимаем в силу расслабленного состояния ума. Вспомнился Гойя с его: «Сон разума порождает чудовищ» и, конечно мама: «Таня, ты все больше осознаешь возможности своего подсознания ». Эх, мамочка, всю жизнь рядом с воротами стоишь, а внутрь не входишь… Не предсказания, а предупреждения посылает нам Бог и во сне, и наяву. Один остановился вовремя и жив, второй побежал на свой зеленый луг удовольствий, потому что гордость и уверенность в своей исключительной правоте не дали увидеть опасность.
Как объяснить это маме? Никак.
Не потому, что не нашла бы аргументов, просто этот путь каждый проходит сам. Нельзя сделать человека взрослым. Больным, несчастным или даже мертвым - можно, а взрослеют люди самостоятельно.
И что можно с этим сделать? Пожалуй, только любить ее такую, как есть, быть рядом, расти самой и тогда - может быть…
Татьяна набрала знакомый номер и услышала родной голос:
- Детка, а ты мне снилась сегодня!
И тогда она выдохнула, как маленькая:
- Мамочка, я так соскучилась…
В Танином детстве каждое утро начиналось примерно одинаково - аромат кофе, чая и завтрака из трех возможных блюд (каша, омлет, бутерброды), мама в атласном халате с аистами, ее причудливо заплетенные косы спускаются по спинке стула почти до пола, зеленые глаза смотрят пронзительно:
- Что тебе снилось?
Татьяна обожала свою мать неистово, страх огорчить ее забывчивостью развивал воображение: если девочка не помнила сон, она его придумывала. Наталья слушала, наблюдая за дочкой из-под стрельчатых ресниц, потом улыбалась так, как только она одна умела и мягко журила:
- Нет, так не бывает, чтобы ты разбилась, прыгнув с крыши - во сне ты бы обязательно полетела … Ты запомнила каждое слово птицы? Детка, больше одной фразы даже я запомнить не могу, если знаю, что это для меня важно. Сон - это всегда тренировка сознания на выживание, а значит, любая задача усложняется до предела. Нестрашно, что сегодня ты не запомнила сон. Я вижу, что с каждым годом ты все больше осознаешь возможности своего подсознания…
Странно, что когда настало время подросткового бунта и отделение от матери прошло с отрицанием родительских ценностей, Татьяна, следующая научным методам, с удивлением замечала, что может во сне то, что недоступно и даже непонятно большинству ее знакомых: летать, осознавая, что находишься в сновидении, менять по своему желанию цвет одежды, встречаться с людьми, которых хотела увидеть и многое другое.
Интересным моментом была привычная география сна. Татьяна знала, на какой улице в ее сновидениях находится вход в Питер, Москву, Прагу и Париж… Привычные улицы любимых городов, кафе с пирожными, вкус которых она ощущала и по пробуждении и четкое осознание, что она сейчас спит…
Это было странно, необычно, но никак не меняло ее реальную жизнь. Поэтому первое, что перестала делать взрослеющая Татьяна - это перестала рассказывать маме сны. Ей было странно видеть затаенную боль и обиду в глазах Натальи.
- Мама, очнись! Моя реальная жизнь протекает здесь, рядом с тобой и ты ее никак не изменишь посредством сна! Я буду лечить людей, помогать больным, и им будут нужны точные знания, а не дурацкие астрологические прогнозы!
Позже, после многолетней медицинской практики, Таня поняла, как часто такая «ненаучная» интуиция помогает поставить правильный диагноз в районной, плохо оснащенной больнице. Конечно, красный диплом и почти наизусть вызубренные симптомы той или иной болезни очень способствовали выявлению недуга, но иногда, когда картина болезни была туманной, как в сновидении, Татьяна каким-то наитием понимала, с чем имеет дело. Полученные анализы и УЗИ только подтверждали правильность выводов.
Эти открытия не сделали Татьяну мистиком: по ее глубокому убеждению, интуиция была не чем иным, как цепь реально существующих фактов, пропущенных рассеянным сознанием и сведенных в тезис подсознанием.
Она не оправдала для себя материнскую блажь со снами, но стала с большим пониманием относиться к ее слабости. Вслед за отцом Таня в шутку называла маму Кассандрой и ловко уворачивалась от темы сна во время их встреч.
Только вот сегодня целый день доктор имела дело с людьми, которые явно состояли в маминой «секте».
Первым, кого Татьяна обнаружила, придя на работу, был поступивший с инфарктом строительный начальник.
Толстый, огромный, с угрюмым лицом нездорового бурого оттенка, Астапенко напоминал мрачный утес над пропастью. Поприветствовал он своего лечащего врача необычно:
- Ведь это Вы мне три месяца назад инфаркт «накаркали»! Ну и язык у Вас, доктор!
Татьяна вздрогнула от неожиданности, а потом вспомнила, где она уже видела эту «темную гору»: недавно ее вызывали в хирургию к больному, который жаловался на сердце. Три вещи этот человек делал неистово - ел, работал и курил. Когда навещавшая его жена выложила на тумбочку всю еду, которую принесла с собой, и толстяк все это немедленно с аппетитом уничтожил, Татьяне подумалось, что она и за неделю столько не съедает, сколько тот уминает за день. Да, тогда она предупредила его, что «ноги он уже прокурил», но поражены излишествами все сосуды без исключения, сердце пострадало тоже.
- Павел Петрович, извините за прямоту, но Вы едите как Робин Бобин, выкуриваете по три пачки сигарет в день и работаете по 16 часов в сутки - каких чудес Вы ожидаете от своего организма при таком режиме? У Вас обширное поражение сосудов и с этим надо считаться! При таком образе жизни, чтобы предвидеть инфаркт, не надо быть ясновидящей …
Больной нахмурился и пробурчал:
- Ладно, извините, если что. Тут еще сон дурацкий этот…
Татьяна насторожилась:
- Какой еще сон?
« Мужики как дети, то пьют как лошади и дымят как паровозы, то сон их напрягает…»
Астапенко неохотно продолжил:
- У меня брат двоюродный был, утоп три года назад на рыбалке по пьяни… Вы не подумайте, что он был алкоголиком, просто в тот раз перебрал!
Вот…мы с ним в детстве дружили сильно, а тут вижу его во сне, на лугу. Трава зеленая такая, красивая, он смеется и мне рукой машет: « Пашка, иди сюда скорей!». А я вроде как помню, что он мертвый и мне не по себе, понимаете? Но и брата обидеть не хочется… Короче, пошел я к Вовке…
Татьяна обреченно вздохнула:
- Павел Петрович, Вы не представляете, как часто я вижу во сне мою бабушку. Я прихожу к ней домой и надолго остаюсь там, обнимаю ее... Эти сны начались десять лет назад, сразу после ее смерти. Тем не менее, я себя прекрасно чувствую, и умирать сегодня или завтра не собираюсь. Это только сон, в котором Вы увидели близкого человека, приятный сон. Реальная опасность исходит от излишеств, которые Вы себе позволяете по пробуждении, вот тут надо бояться и опасаться. Я назначаю курс лечения, который обязательно Вам поможет, если и другие мои рекомендации будут соблюдены.
Астапенко глянул исподлобья и угрюмо спросил:
_ Какие еще рекомендации? Бегать по утрам и есть одну овсяную кашу?
Татьяна рассмеялась:
- Нет, такие подвиги Вам не по плечу! Только три запрета: сигареты придется совсем бросить, окончательно, работать можно будет только через 2 месяца и очень-очень умеренно, и съедать Вы будете только одну треть того, что Вам хочется съесть. Вы меня понимаете? Никаких ограничений в меню, но съедаем одну треть от привычной порции. И таблеточки теперь входят в режим дня надолго, к этому тоже придется привыкать, что делать…
Астапенко неповоротливо задвигался в кровати:
- Ладно, Татьяна Михайловна, это мы, конечно, попробуем, Вы только вытащите меня. Брат не идет из головы…
Татьяна ободряюще улыбнулась:
- Вытаскивать больших и сильных мужчин из инфарктов - это моя профессия. Так что доверьтесь, ничего не бойтесь, через месяц будете как новенький!
Выйдя из палаты, доктор наткнулась на медсестру Иру. Ее лицо казалось поводом для портрета: вытянутый бледный овал с грустным, загнутым вниз носом и умными большими глазами. Ира искала ее из-за больного, которого привезли только что.
- Там такая история, Вы не представляете! В честь юбилея ветеранам войны подарили дешевые автомашины, 50 штук на область. У многих права просрочены, люди на пенсии давно, а своего транспорта не было. В Духовщине нужно подтвердить водительские «права», пересдают они там.
Несколько дедков решили вспомнить молодость и напились до «зеленых чертей».
И этот, который к нам поступил, пошел в туалет и упал там. Нашли его только под утро, он еле дышал уже. И сейчас еле дышит… - потупилась Ира, как будто в этом была ее вина.
Пульс у старика был нитевидный, прерывистый и остановился он прямо под Татьяниной рукой.
- Ира, дифибрилятор!
Прямой массаж сердца - это очень жесткая вещь, иногда врачи ломают грудную клетку пациенту. У Татьяны Михайловны обошлось без этого. Веки больного дрогнули, и он вздохнул так легко, что даже перышко не поднялось бы с его губ.
Он не слышал, как вокруг него суетятся врачи, ставят капельницу, делают уколы в вену. Он ощущал только сердце - огромное, разбухшее как мокрая губка…
Прошло несколько часов бесплодных попыток. Несколько раз сердце заводилось от прямого массажа, несколько раз помог дифибрилятор. Один раз старик пришел в себя на пять минут и попросил вызвать племянника. Ему немедленно позвонили. Приехал сутуловатый лысеющий мужичок лет сорока, поглядел на дядю и философски изрек:
- Все, срок дяде Семе пришел. Надо тетю Нину везти - пусть попрощается с мужем.
К вечеру в ординаторскую вошла приземистая женщина с обвислыми щеками, в вязаной кофте и длинной юбке.
Она поздоровалась и робко начала:
- Татьяна Михайловна, спасибо, что мужа моего лечите. Я завтрева до свету назад, если Семен Николаевич до утра в сознание не придет, скажите ему, что приезжала, мол, жена, и назад поехала. У нас куры, корова, собака на цепи - кормить надо. Я сёдня соседку просила приглядеть, а завтра сама уж… Вот, яички деревенские, три десятка, не побрезгуйте, от чистого сердца…
Татьяна оторопела:
- Простите, Вы ведь Минаева жена?
- Да, я жена, Нина Дмитриевна, - засмущалась старуха.
Татьяна взволнованно продолжила:
- Нина Дмитриевна, Ваш муж умирает, и я ничего не могу с этим поделать. У него несколько раз за сегодняшний день сердце останавливалась. Вы меня слышите? Куда Вы собрались ехать?
Женщина вслушивалась в слова доктора с таким напряжением, как будто она с трудом понимала русский язык. Внезапно лицо ее прояснилось:
- А, так Вы думаете, что помрет он? Нет, он точно выживет, доктор, не трухайте! Я сон видала!
Татьяна даже закашлялась:
- С-сон?!
Старуха с готовностью закивала:
- Да, точно. Как будто хата наша падает с горы (мы на взгорочке стоим таком небольшеньком). А тут прямо таки гора высокая и хата ползет вниз, летит. И все кричат: « Ай, Дмитриевна, падает твоя хата!». А она вдруг - раз, и остановилась! Ну, теперь-то Вы понимаете, доктор, что он обязательно выживет?
«Что тут сказать?! Если человек реальным фактам меньше, чем снам своим верит?
И то сказать, Семену Николаевичу все равно, кто с ним сейчас рядом, не до этого, а животину на самом деле кормить надо».
Вслух Татьяна одно сказала:
- Я сообщу Вам, если будут новости.
Через три дня стало очевидно, что Минаев выживет. Он уже самостоятельно дышал и не так сильно напоминал трехдневного утопленника. Глядя на него, Татьяна усмехалась: «Надо же, выстояла хата!». Старик оказался премилым, ласковым как ребенок. Разговаривая, держал врача за руку, словно боялся остаться без поддержки. Уморительно он рассказывал про ту роковую пьянку:
- Я ж, мил моя, не пью совсем почти, а тут все старики как зачали, мне и стыдно в стороне остаться - как бы не подумали, что горжусь или жадина. Они пьют, и я тож, а чую: нету моих сил. Я и пошел потихоньку, в туалете хотел отсидеться, а тут и смертушка моя подошла. Если б не Вы, доктор, лежал счас на погосте…
Татьяна подтрунивала:
- А нечего за другими гнаться! У Вас, Семен Николаевич, 50 кило весу, для вашего организма и стакан водки - сильнейшее отравление. А если больше, то это почти осознанное самоубийство… Да и к чему, что за удовольствие?
Старик радостно подхватывал:
А всё, мил моя, отпил я своё! Тепереча ни за какие коврижки. Нинка моя тож: звонит нынче, плачет: « Сема, что ж ты уделал! Как напугал всех!»
« Твою Нинку напугаешь, пожалуй», - подумала Татьяна, а вслух сказала:
- Теперь, Семен Николаевич, Вы три века должны прожить, раз выжили после такой заварухи!
- Куды мне три, мил моя, этот бы на своих ногах дотянуть. А вот помирать - неинтересная эта штука, скажу я Вам, - огорченно констатировал дед, - Так тяжко, не приведи Господь еще раз попробовать….
Татьяна вздохнула. Попробовать… У нее в отделении с утра до вечера пробуют, и у некоторых, к сожалению, получается. Когда-нибудь получается у всех.
Это равенство рождения и смерти больше остального смиряло и успокаивало Татьяну, когда хотелось красивую дорогую машину или поездку в Аргентину (мечта увидеть уличных «тангеро» дразнила как в детстве), а дома ждал субтильный муж с вечной книжкой в руках. Он был добрым, нежным и - нищим… Доктор филологических наук, три раза в неделю читающий лекции в университете в областном центре, подрабатывающий репетиторством, просиживающий все свободное время в библиотеке… Когда-то Татьяна заслушивалась его рассказами о судьбах писателей, литературных произведений, упивалась стихами, которые он мог читать часами… Теперь ей хотелось купить модные сапожки, дорогую сумку, родить второго ребенка, не думать, как собрать деньги на дополнительное обучение первого, но она понимала, что такую жизнь ни она сама, ни муж здесь не добудут. А-а, что об этом думать…
Медленно поправлялся Астапенко. На ежедневных обходах он ворчал, что постоянно чувствует голод и желание курить:
- Если б хоть занять себя чем! Не привык я без дела лежать, понимаете?! У меня там 2 объекта повисло, представляю, что без меня наворотят, а я тут как бревно валяюсь!
Татьяна, как могла, успокаивала смутьяна:
- Павел Петрович, нельзя получать от жизни все, что хочешь, безнаказанно. Об этом существуют прекрасный античный миф: был у царя слуга по имени Дамокл, который мечтал о царской участи. И ему предоставили такую возможность: он поселился в царских палатах, ел и пил из царских запасов, ему оказывали царские почести и по ночам ублажали лучшие наложницы. При одном условии - над головой Дамокла вечно висел острый меч, который держал один конский волос… Представляете, каким страхом были пропитаны все удовольствия этого человека?
- Волков бояться - в лес не ходить, - отшучивался Астапенко.
« Когда тебе реально плохо было, по-другому ты говорил», - думала про себя Татьяна.
Два месяца пролетели быстро, выписался из больницы строительный начальник, а следом отправился домой и «падающая хата» Минаев. Дед долго раскланивался в ординаторской, оставил целую кучу деревенских продуктов (если бы он знал, насколько его сметана с салом нужнее доктору, чем дорогие конфеты и элитный коньяк, которыми ее «благодарили» более богатые пациенты!) и ушел, оставив после себя еле заметный, теплый след памяти. Живите долго, Семен Николаевич…
Прошло совсем немного времени после их выписки, наступили новогодние праздники.
Пришла открытка от Минаева, с пожеланиями счастья и здоровья всей Татьяниной семье (словно опять почувствовала легкую сухую ручку в своей ладони: «Мил моя!»).
Первые две недели после Нового года - тяжелое время для врача стационара, потому что большинство людей в праздничные дни отключают мозг и инстинкт самосохранения. Татьяна крутилась, как белка в колесе…
А еще через пару дней на прием к доктору пришла заплаканная жена Астапенко. Татьяна сразу узнала эту миниатюрную тихую женщину с криво посаженной заколкой на затылке и грубыми золотыми украшениями на всех открытых частях тела.
- Что случилось, Дарина? Павлу Петровичу опять нездоровиться? - принялась расспрашивать Татьяна.
- Татьяна Михайловна, Паша умер две недели назад, - разрыдалась женщина. - Я к Вам по поводу его мамы: она в очень плохом состоянии, я боюсь похоронить сразу всех…
- Как это произошло?!
- Ну, тут все сразу. На Новый год Паша не смог сдержаться, покушал, как он любит, всего сразу… Ну, и коньячку выпил, конечно…Немного выпил… и сигаретку только одну… А 3-го числа решил ремонт дома сделать, пока на больничном сидит. Уж как я его уговаривала оставить эту затею! Но разве ж он послушает…
Он нас с сыном переселил в одну комнату, а сам мебель начал двигать. Я ему говорю: «Хоть ребят со стройки позови, попроси помочь!», а он мне в ответ: « Не могу, стыдно. Скажут, что на работу я ходить больной, а дома у себя ремонт делать - здоровый». И целый день он один тяжести таскал. А потом покушал как следует, потому что устал… - вдова едва могла говорить из-за душивших ее слез, - и на диван прилег отдохнуть… Я ему постелила и стала будить, чтобы он в нормальной постели спал. Бужу, а он не просыпается. Вызвала «скорую», а они сказали, что всё, поздно, умер уже.
Лежит Паша мой и улыбается, видно, весело ему тот свет показался…
Вспомнила Татьяна про «луг зеленый», но ничего Дарине не сказала. Разве объяснишь? Это осознать надо, иначе станет суеверной дурочкой, рабой сонника. Татьяна просто утешила ее, как умела, назначила курс сильных успокоительных средств и договорилась о приеме матери Астапенко.
Грустно терять людей, с которыми соприкоснулся, которых держал на краю жизни и смерти, от этого края оттаскивал. Тяжело осознавать, что большинство сигналов, которые посылает нам судьба, мы не воспринимаем в силу расслабленного состояния ума. Вспомнился Гойя с его: «Сон разума порождает чудовищ» и, конечно мама: «Таня, ты все больше осознаешь возможности своего подсознания ». Эх, мамочка, всю жизнь рядом с воротами стоишь, а внутрь не входишь… Не предсказания, а предупреждения посылает нам Бог и во сне, и наяву. Один остановился вовремя и жив, второй побежал на свой зеленый луг удовольствий, потому что гордость и уверенность в своей исключительной правоте не дали увидеть опасность.
Как объяснить это маме? Никак.
Не потому, что не нашла бы аргументов, просто этот путь каждый проходит сам. Нельзя сделать человека взрослым. Больным, несчастным или даже мертвым - можно, а взрослеют люди самостоятельно.
И что можно с этим сделать? Пожалуй, только любить ее такую, как есть, быть рядом, расти самой и тогда - может быть…
Татьяна набрала знакомый номер и услышала родной голос:
- Детка, а ты мне снилась сегодня!
И тогда она выдохнула, как маленькая:
- Мамочка, я так соскучилась…