Культ смерти в постановке театра имени Маяковского "На чемоданах"

Jan 26, 2015 18:28





Волею судеб оказался приглашённым посмотреть спектакль «На чемоданах».  В театре имени Маяковского раньше никогда не был, а тут выпал такой шанс узнать, что и как ставят современные режиссёры, поднабраться опыта и идей для постановок в нашем скромном культбате… Вообщем, сходил я на него. И чувствую, что  своими впечатлениями нужно поделиться.

Так вот. Есть разные фильмы и постановки.

Есть безыдейные, полные избитых клише и "шуток" ниже уровня пояса, а также отвратительной игрой актёров. Это, например, так называемые "молодёжные комедии". Или фильмы-блокбастеры. Всех их перечислять занятие неблагодарное, тем более, что по ним уже довольно долго проходится BadComedian. Помимо того, что на безыдейное не хочется растрачивать своё время, когда это смотришь - чувствуешь, что если сейчас же не выключишь - деградируешь.

А есть творчество со смыслом. Но каким? После спектакля "На чемоданах" чувства потерянного времени нет. Спектакль с хорошими актёрами, с интересными режиссёрскими решениями по реквизиту. Тут другое... Ведь никто же не упрекнёт "Догвилль" Ларса фон Триера в плохой игре актёров, правильно? А вместе с тем и спектакль "На чемоданах" и фильм "Догвиль" - злые, жизнеотрицающие, и, наверное, даже смертеутвердительные.

В пьесе отсутствуют положительные персонажи. А те, которые могли бы сойти за таких - семья Бруно и Цили с их сыном, «положительные и беззлобные» - скучные и живут какой-то внутренней бессмысленностью.

Циля: Амци, сынок, сегодня - 30 лет со дня нашей свадьбы.
Бруно: 30 лет тому было торжество….
Циля: Мужчина и женщина поженились…
Амци: А через год у них родился ребёнок…
Циля: Они любили его…
Бруно: Ребёнок рос…
Цили: Они старели…
Бруно: И этот ребёнок остался их единственной надеждой.
Амци: Родители, дорогие, погодите, она скоро приедет…
(Обнимает их, присоединяется к танцу)
Циля: А когда она приедет…
Бруно: А когда она приедет…
Амци: Будет торжество…

Даже от них, от вроде бы полноценной семьи, веет безысходностью и ницшеанским вечным возвращением.

Или другой персонаж, горбун Авнер.


Он безответно влюблён в Белу, которая чурается его общества. Он страдает из-за своего горба, который делает его уродливаым. И вроде как эта чистая любовь должна отослать нас к роману Виктора Гюго. Но автор расправляется с этой чистотой.

Бела: Извини, я не хотела тебя обидеть.
Пауза
Бела: Я только хотела, что бы ты понял: тебе надеяться не на что.
Пауза
Бела: Так ты понял?
Авнер: А как это делается?
Бела: Не знаю. Я тебя понимаю, но даже не знаю, что тебе посоветовать.
Авнер: Ну, а если я всё равно буду мечтать о тебе? Что ты будешь делать?
Бела: Обо мне? (плачет). Извини. Я не хотела тебя обидеть.
Пауза.
Авнер: Так ты обидишься, если я буду мечтать о тебе?
Пауза.
Авнер: Ладно, я обещаю, что больше не буду.
(Делает шаг ей навстречу)
Авнер: Честное слово…
Бела: Не подходи! (прекращает плакать). Я не хотела тебя обидеть.
Авнер: Ладно.
Бела: Дурачок! Если уж мечтать, то о самой-самой.
Авнер: Ты самая.
Бела смеётся.
Авнер: Как ты смеёшься! Ты и есть самая-самая.
Бела: А ты в кино когда-нибудь был?
Авнер: Ах, эти, из кино. Про них я даже и мечтать не смею.
Бела: Значит я - предел твоих мечтаний?
Авнер: Ну да.

Что этим диалогом делает автор? Он говорит нам: «Вы думали, что есть что-то чистое и возвышенное? Что это случай трогательной любви несчастного горбуна к девушке, которую он полюбил за увиденную им внутреннюю красоту, презрев фальш гламура? Неееет, друзья мои. Этот горбун - такой же похотливый урод, как и остальные персонажи. Просто он реально оценивает свои шансы и понимает, что от гламурной фотомодели ему точно не перепадёт. Но хочет-то он именно их! И все на самом деле хотят именно гламура! А если у кого этого нет, то только потому, что он не достоин!»

Что ж, с любовью мужчины к женщине он расправился. На очереди - любовь к матери.

(Входит старая Беба Глобчик в пальто, надетом на ночную рубашку. В руке у неё чемоданчик. За ней следует её сын Моня, его жена Лола, и их сын Зиги.)
Лола: Бабушка отправляется в санаторий для слабовидящих. Она будет там дышать свежим воздухом, и вернётся здоровой и поправившейся.
(Беба останавливается. Оборачивается. Идёт назад. Моня преграждает ей путь.)
Моня: Нет, мама. Не туда.
(Беба останавливается и вновь пытается идти в прежнем направлении. Моня преграждает ей путь.)
Моня: Нет, мама. Нет.
Лола: Бабушка выздоровеети вернётся.
Зиги: Б.. б.. бабушка.
Моня: Ну, что ты хочешь сказать?
Лола: Ничего. Чтоб тебе было ясно, Зиги - мы её из-за тебя отправляем. Нам нужна свободная команата, на случай, если ты женишься.
Зиги: Б... б…
Лола: Это мы уже слышали. Я иду домой готовить завтрак. Пошли, Зиги.
(Лола и Зиги уходят).
Моня: Мама, главное - не волнуйся. (Щекочет её под подбородком) Хорошо? Ну что, мама? Смеёшься, а? Смотри - утро, птички. Поедешь отдыхать в санаторий. Я вкалываю как лошадь, а ты будешь отдыхать. За мой счёт. Да, мамочка? Смешно? Забавно? Жизнь - это сплошная шутка, да? Но это шутка дорогая, очень дорогая. Вот автобус пришёл. (Сажает её в автобус). Мы в субботу приедем тебя навестить. (Целует её в лоб.)
(Моня уходит. Беба с чемоданчиком выходит из автобусаи медленно направляется домой. Моня тут же преграждает ей путь.)
Моня: Смываешься, да? Мне в лицо плюёшь?
(Мимо проходит уборщик с тележкой для мусора.)
Моня: Эй, мусорщик! Забери это!


Родной сын хамит и унижает мать и выкидывает её из дома. После фразы Лолы про комнату в квартире и так было понятно, что уход за больной лишь повод избавиться от «обузы». Но дабы не осталось в этом сомнений, автор разовьёт историю до того, что Моня отправит её уже не в санаторий, а в психушку.
При этом образ Бебы на сцене выполнен комично, как будто в теле пожилой женщины живёт непослушный ребёнок, походка нарочито широкая, выражение лица соответствующее. И зритель, восприняв этот образ как комический, смеётся над этими сценами. И через смех принимает эту норму.

Любовь к женщине и любовь к матери автор убил. Но может, убив любовь к предкам(прошлое), он сохранит любовь к потомкам(будущему)?
Когда дочь Бьянки, Бела, уезжает от мамы, прощание проходит тяжело. И в сердцах мать говорит своей дочери, что она хотела «играть в бридж», а муж, дети, семья ей в этом мешали. Выражение «играть в бридж», в контексте предыдущих мест его употребления в постановке, является не буквальным, а  иносказательным и  означает «вести гулящий, порочный образ жизни». И судя по тому, что Бьянка жалуется на замещение «бриджа» семьёй - семья не является счастьем. Человек рождён для «бриджа», а всё остальное - обременение.

Ну, и отдельно, наверное стоит сказать ещё об одной карнавальной сцене.


Сцене незначительной, невлияющей на ход произведения, но тем не менее присутствующей. Я говорю о самом начале пьесе, где автор обыгрывает низовую тему: Помпезные проводы в туалет страдающего запором Шабтая. Шабтай встаёт на колени, молится и просит Господа, чтобы тот помог сходить ему облегчиться. Эти раблезианские приёмы по убийству смыслов подробно описаны в цикле статей «Церковь Низа против Красной Церкви».

Всех персонажей разбирать не хочется, в пьесе слишком много грязи, грубости и карнавальных штучек.  Одна проститутка чего стоит… Или глум над похоронами. Всё это подаётся под соусом весёлости. Только лукавый он, этот соус. И Ханох Левин (автор пьесы) лукавил, когда определял своих персонажей как "все очень несчастные, но забавные". Он "забывает" вставить в это определение всего лишь одно, но ключевое слово. В постановке все ЖИВЫЕ персонажи "несчастные, но забавные". Дело в том, что смертью персонажей их роли не заканчиваются. Умерев, они предстают перед зрителями в белых одеждах, на  белом фоне, улыбающиеся, безмятежно счастливые (характерно, что Бога в этом мире нет).


А самое главное они любовно зазывают к себе оставшихся в живых - несчастных, страдающих, больных.
Догадываюсь, что именно имел ввиду автор, называя свою пьесу «На чемоданах». Конечно, чемоданов в реквизите много. Но только реквизит-то тут как раз не причём. Видимо, автор просто утверждает, что все живые находятся в состоянии «на чемоданах», в ожидании благостного отбытия в мириной.

Что я хотел сказать всем этим своим опусом? Не ожидал от театра светлого и жизненного  имени Маяковского, что и он присоединится к пропаганде культа смерти. Ну, и, конечно,  хотелось выразить благодарность авторам газеты «Суть Времени». В особенности авторам рубрик «Информационно-психологическая война» и «Культурная война». Если  до чтения газеты при просмотре этого спектакля я бы просто что-то почувствовал, мол, «что-то тут не то и не так», то теперь я вижу и осознаю целый технологический процесс  насаждения этого культа смерти.
Товарищи, мы уже научились видеть эту войну. Теперь же настаёт пора воевать. Не просто закрывать постмодернистские дома «современной культуры», а создавать дома Высокой культуры. И делать это предстоит именно нам.

культ смерти, культура смерти, на чемоданах, культурная война

Previous post Next post
Up