Миллионы умирают, рождая единицы избранных
Миллионы умирают, рождая единицы избранных. С детства виделась мне эта башня, где люди взбираются всё выше, подталкивая дорогих своих детей, на плечи садя их, чтобы только они выбрались. Потому что каждый уровень снизу вверх заполняет собой океан, подминает в себя отдельные тела, ходит волнами, сносит и складывает в осадочные породы. Лишь тот, кто выбрался вверх, спасён.
Невозможно остановиться. Мы будто на эскалаторах все движемся вверх, и только лишь скорость определяет станешь ли ты царём горы. Но забравшийся на вершину может переключить чужие эскалаторы, чтобы они засандалили вниз. И приходится бежать, бежать вверх по убегающим вниз ступенькам, чтобы догнать овладевших вершиной - гигантов рынка.
Раньше казалось мне - это ощущение моё только. Наверное потому что свалилось оно на меня в раннем детстве, и никто не мог со мной понятными словами об этом поговорить. Это понимание одновременно делает всё простым и предсказуемым, и оно же запирает тебя в одиночестве мелкой и бессмысленной жизни. Будто водоросль выброшенную на берег среди миллионов выброшенных на берег таких же хлипких и бесполезных, смертных, будущих растений. Будущих… но кто доживёт?
А потом я увидела картину Екатерины Жмудь, и висит она теперь над моей головой, напоминая, что я не одна.
Есть у меня любимый анекдот, муж рассказал:
Умирает человек, попадает в рай. Его встречает апостол Петр.
Человек: Простите, что вас беспокою, но у меня к вам есть один вопрос
Апостол: Слушаю вас
Ч: Я прожил довольно долгую жизнь, но так и не понял одного. Скажите, в чем был смысл моей жизни?
А: Вам правда нужно это знать?
Ч: Очень
А: Помните, вы 1973 году ехали в поезде Москва-Краснодар?
Ч: Э-э.. ну..
А: И вы еще познакомились в купе с попутчиками
Ч: Наверное..
А: И вы пошли вместе в вагон-ресторан
Ч: Да..
А: И за соседним столиком сидела женщина
Ч: Возможно..
А: И она попросила вас передать ей соль
Ч: И я ей передал соль.
А: И вы передали ей соль
Ч: Передал.
А: Ну и вот..
Мы с ним часто шутим, что смысл его жизни в том, чтобы научить меня солить нормально. Недосоленая еда не полезная и невкусная.
Прочитала недавно книжку «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» С. Витицкого (это псевдоним одного из братьев Стругацких). Во-первых, она конечно грустно-бесполезная на мой вкус, хоть и написана нескучно. А во-вторых она напичкана словами. Словами-символами, которые говорят другие люди, и цитатами, и чужими словами… там об этом говорят и сами персонажи.
«Сделалось пусто и мрачно в комнате, только что такой светлой. Душно сделалось, а было так свежо. И не осталось в ней больше никого, кроме Виконта. Виконт лежал в постели, он грипповал, а Станислав пришел его навестить, сидел на полуобморочном стуле, и оба курили. Произносились слова, имеющие двойной и тройной смысл. Никто, словно бы, не хотел быть понят. Но каждый хотел высказать то, что наболело, потому что наболело - нестерпимо)…
- Я вовсе не друг человечества, - возразил Виконт. - Я враг его врагов…
- Опять цитата? Скажи, наконец, хоть что-нибудь свое…
- Но зачем? Если ты хочешь понять, кто есть кто и зачем, неужели тебе небезразлично, какими словами я тебе объясню? Своими? Чужими? Вообще - на пальцах? Сапиенти сат…
- Я не могу верить цитатам. Цитаты всегда лгут, потому что они, по определению, суть ПАРАПРАВДА. Они - безопасны. Если бы ты хотел быть откровенным, ты бы говорил своими словами, - корявыми, маловразумительными, может быть, но своими. Если б ты вознамерился…
- Если б гимназистки по воздуху летали, все бы гимназисты - летчиками стали…»
Вся история такая - как репейник крючковатая. Там отсылка, тут отсылка, название книжки, упоминание автора. Это тебе не фольклорная сказка.
И только троллям без разницы всё по сути,
По сути они ведь каменные до жути.
«Виконт говорит в своей обычной пренебрежительной манере: “Можно знать свое предназначение и - не понимать его. Так даже лучше, ибо сказано: Я ВСПОМИНАЮ СОЛНЦЕ… И ВОТЩЕ СТРЕМЛЮСЬ ЗАБЫТЬ, ЧТО ТАЙНА НЕКРАСИВА. Тайна некрасива, мой Стак. Тайна всегда некрасива. И если ты хочешь иметь дешевую колбасу, тебе придется делать ее из человечины…”
- Нет! - сказал он решительно, и в ту же секунду маленькое, почти микроскопическое, пятнышко омертвленной ткани Варолиева моста остановило его дыхание…»
Это отношение к человеку, как к колбасе - синюшное, подавленное, пропущенное через мясной пресс, измельченное до одноклеточного состояние тухлой водоросли. Здесь нет человека, нет человечества, есть только человечина, живая, а после мертвая. Гниль.
Главный герой - человек запуганный, устрашённый. То он пишет, то читает самиздат, и всё прячет. И в этом он - нормальный, ненормально общество, которое тратит столько усилий чужих жизней на контроль. Но страшно не то, как он теряет время своей жизни на страхи и размышления о страхах, а то, что за пределами этого страха у него нет ничего. Нет даже мечты. Вот если бы не было тех, кто пугает, вот если бы их неведомая сила смяла и переплавила, вот стало бы всё нормально, и может тогда появилась бы идейка, а чем заняться-то теперь, к чему устремиться душой и мыслями? Но пока в мыслях бьётся «развалить, уничтожить, задушить волшебным способом: аккуратненько взорвать мозги, чтобы умерло тихо и мирно зло, чтобы мозг перестал посылать сигнал легким, и дыхание остановилось». Стоп, снято! В этом и был смысл вашей жизни, товарищ зло.
Как же думать о людях без секса, ведь люди и есть секс, они едят запретные плоды с аппетитом, и разрешённые с причмокиванием.
Он несёт на себе, как сиамского близнеца
Шестьдесят килограммов живого мертвого жира
Человек есть халяль? Может нет, может да;
Только рвутся артерии и провисают жилы.
Миллионы умирают, рождая единицы избранных. Но избранные умирают тоже.
Цитаты хороши тем, что цепляют - того, кто читал источник; того, кто читал другое с теми же цитатами. Популярные символы, популярные отрывки текстов становятся узнаваемы. А именно то, что человек знает, он любит. Дело даже не столько в ощущении правдоподобности, присущее всему знакомому - поверить можно и в чёрные дыры, и в светлые силы. Но главное для писателя - это мотивация читателя к чтению и любви. На курсах писательских так и говорят: используйте отсылки, соответствующие уровню вашей аудитории, не пытайтесь умничать сверх меры; не пытайтесь намекать слишком завуалировано. Но обязательно говорите знакомые слова, создавайте знакомые образы. Узнавание даёт человеку удовольствие; легкая озадаченность, нужда разгадать загадку делает человека вовлечённым, увлекает. И читатель возвращается за своей «дозой дофамина», за удовольствием разгаданной загадки. Он чувствует себя умным и любимым, и пóнятым.
Когда говоришь про это как про приём - кажется, ничему и никому нельзя верить, никого нельзя читать. Особенно самых любимых: они цепляют самыми подходящими словами. Чувствуешь себя на крючке. Что же? Отказаться от удовольствия, посвятить жизнь боли или вовсе отказаться от жизни? Нет, это неверно всё. Можно научиться получать удовольствие от других вещей, от других слов, других идей. Можно в конце концов прочитать «всё», и уже не цепляться ерундовыми цитатами, видеть насквозь, и может немного сверху. Так что ответ в том, чтобы читать больше - но то, что соответствует цели, мечте какой-нибудь. Будешь кайфовать не от того, что угадал в скандальном посте известную личность, а от того, что понял, что имел в виду автор-учёный, говоря: «очевидно, что».
Очевидно, что… избранные умирают тоже.
Невозможно остановиться. Мы будто на эскалаторах все движемся вверх, и только лишь скорость определяет станешь ли ты царём горы. Но забравшийся на вершину может переключить чужие эскалаторы, чтобы они засандалили вниз. И приходится бежать, бежать вверх по убегающим вниз ступенькам, чтобы догнать овладевших вершиной - гигантов рынка.
Раньше казалось мне - это ощущение моё только. Наверное потому что свалилось оно на меня в раннем детстве, и никто не мог со мной понятными словами об этом поговорить. Это понимание одновременно делает всё простым и предсказуемым, и оно же запирает тебя в одиночестве мелкой и бессмысленной жизни. Будто водоросль выброшенную на берег среди миллионов выброшенных на берег таких же хлипких и бесполезных, смертных, будущих растений. Будущих… но кто доживёт?
А потом я увидела картину Екатерины Жмудь, и висит она теперь над моей головой, напоминая, что я не одна.
Есть у меня любимый анекдот, муж рассказал:
Умирает человек, попадает в рай. Его встречает апостол Петр.
Человек: Простите, что вас беспокою, но у меня к вам есть один вопрос
Апостол: Слушаю вас
Ч: Я прожил довольно долгую жизнь, но так и не понял одного. Скажите, в чем был смысл моей жизни?
А: Вам правда нужно это знать?
Ч: Очень
А: Помните, вы 1973 году ехали в поезде Москва-Краснодар?
Ч: Э-э.. ну..
А: И вы еще познакомились в купе с попутчиками
Ч: Наверное..
А: И вы пошли вместе в вагон-ресторан
Ч: Да..
А: И за соседним столиком сидела женщина
Ч: Возможно..
А: И она попросила вас передать ей соль
Ч: И я ей передал соль.
А: И вы передали ей соль
Ч: Передал.
А: Ну и вот..
Мы с ним часто шутим, что смысл его жизни в том, чтобы научить меня солить нормально. Недосоленая еда не полезная и невкусная.
Прочитала недавно книжку «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» С. Витицкого (это псевдоним одного из братьев Стругацких). Во-первых, она конечно грустно-бесполезная на мой вкус, хоть и написана нескучно. А во-вторых она напичкана словами. Словами-символами, которые говорят другие люди, и цитатами, и чужими словами… там об этом говорят и сами персонажи.
«Сделалось пусто и мрачно в комнате, только что такой светлой. Душно сделалось, а было так свежо. И не осталось в ней больше никого, кроме Виконта. Виконт лежал в постели, он грипповал, а Станислав пришел его навестить, сидел на полуобморочном стуле, и оба курили. Произносились слова, имеющие двойной и тройной смысл. Никто, словно бы, не хотел быть понят. Но каждый хотел высказать то, что наболело, потому что наболело - нестерпимо)…
- Я вовсе не друг человечества, - возразил Виконт. - Я враг его врагов…
- Опять цитата? Скажи, наконец, хоть что-нибудь свое…
- Но зачем? Если ты хочешь понять, кто есть кто и зачем, неужели тебе небезразлично, какими словами я тебе объясню? Своими? Чужими? Вообще - на пальцах? Сапиенти сат…
- Я не могу верить цитатам. Цитаты всегда лгут, потому что они, по определению, суть ПАРАПРАВДА. Они - безопасны. Если бы ты хотел быть откровенным, ты бы говорил своими словами, - корявыми, маловразумительными, может быть, но своими. Если б ты вознамерился…
- Если б гимназистки по воздуху летали, все бы гимназисты - летчиками стали…»
Вся история такая - как репейник крючковатая. Там отсылка, тут отсылка, название книжки, упоминание автора. Это тебе не фольклорная сказка.
И только троллям без разницы всё по сути,
По сути они ведь каменные до жути.
«Виконт говорит в своей обычной пренебрежительной манере: “Можно знать свое предназначение и - не понимать его. Так даже лучше, ибо сказано: Я ВСПОМИНАЮ СОЛНЦЕ… И ВОТЩЕ СТРЕМЛЮСЬ ЗАБЫТЬ, ЧТО ТАЙНА НЕКРАСИВА. Тайна некрасива, мой Стак. Тайна всегда некрасива. И если ты хочешь иметь дешевую колбасу, тебе придется делать ее из человечины…”
- Нет! - сказал он решительно, и в ту же секунду маленькое, почти микроскопическое, пятнышко омертвленной ткани Варолиева моста остановило его дыхание…»
Это отношение к человеку, как к колбасе - синюшное, подавленное, пропущенное через мясной пресс, измельченное до одноклеточного состояние тухлой водоросли. Здесь нет человека, нет человечества, есть только человечина, живая, а после мертвая. Гниль.
Главный герой - человек запуганный, устрашённый. То он пишет, то читает самиздат, и всё прячет. И в этом он - нормальный, ненормально общество, которое тратит столько усилий чужих жизней на контроль. Но страшно не то, как он теряет время своей жизни на страхи и размышления о страхах, а то, что за пределами этого страха у него нет ничего. Нет даже мечты. Вот если бы не было тех, кто пугает, вот если бы их неведомая сила смяла и переплавила, вот стало бы всё нормально, и может тогда появилась бы идейка, а чем заняться-то теперь, к чему устремиться душой и мыслями? Но пока в мыслях бьётся «развалить, уничтожить, задушить волшебным способом: аккуратненько взорвать мозги, чтобы умерло тихо и мирно зло, чтобы мозг перестал посылать сигнал легким, и дыхание остановилось». Стоп, снято! В этом и был смысл вашей жизни, товарищ зло.
Как же думать о людях без секса, ведь люди и есть секс, они едят запретные плоды с аппетитом, и разрешённые с причмокиванием.
Он несёт на себе, как сиамского близнеца
Шестьдесят килограммов живого мертвого жира
Человек есть халяль? Может нет, может да;
Только рвутся артерии и провисают жилы.
Миллионы умирают, рождая единицы избранных. Но избранные умирают тоже.
Цитаты хороши тем, что цепляют - того, кто читал источник; того, кто читал другое с теми же цитатами. Популярные символы, популярные отрывки текстов становятся узнаваемы. А именно то, что человек знает, он любит. Дело даже не столько в ощущении правдоподобности, присущее всему знакомому - поверить можно и в чёрные дыры, и в светлые силы. Но главное для писателя - это мотивация читателя к чтению и любви. На курсах писательских так и говорят: используйте отсылки, соответствующие уровню вашей аудитории, не пытайтесь умничать сверх меры; не пытайтесь намекать слишком завуалировано. Но обязательно говорите знакомые слова, создавайте знакомые образы. Узнавание даёт человеку удовольствие; легкая озадаченность, нужда разгадать загадку делает человека вовлечённым, увлекает. И читатель возвращается за своей «дозой дофамина», за удовольствием разгаданной загадки. Он чувствует себя умным и любимым, и пóнятым.
Когда говоришь про это как про приём - кажется, ничему и никому нельзя верить, никого нельзя читать. Особенно самых любимых: они цепляют самыми подходящими словами. Чувствуешь себя на крючке. Что же? Отказаться от удовольствия, посвятить жизнь боли или вовсе отказаться от жизни? Нет, это неверно всё. Можно научиться получать удовольствие от других вещей, от других слов, других идей. Можно в конце концов прочитать «всё», и уже не цепляться ерундовыми цитатами, видеть насквозь, и может немного сверху. Так что ответ в том, чтобы читать больше - но то, что соответствует цели, мечте какой-нибудь. Будешь кайфовать не от того, что угадал в скандальном посте известную личность, а от того, что понял, что имел в виду автор-учёный, говоря: «очевидно, что».
Очевидно, что… избранные умирают тоже.