Комната страха и присвоение эмоций
В детстве я заметила, что когда происходит что-то плохое, то вспоминается много плохого, и кажется, что в жизни вообще не было хорошего. Я назвала это «комната страха»: в памяти есть специальное хранилище для всего плохого, и в обычное время оно заперто. Но когда случается страшное, то новое воспоминание нужно убрать в комнату страха, и для этого приходится отпереть дверь. Тогда всё, что хранится внутри, вываливается на меня, обрушивается. И какое-то время я занимаюсь тем, что укладываю всё обратно.
Думалось, что странно, что в этой комнате воспоминания так навалены, а не лежат ровненько, чтобы можно было зайти и спокойно сложить ещё одно. Но метафора с аккуратными полочками не подходит по ощущениям.
И вот я поняла, что все эти сложные моменты проживались неправильно. В лекции по работе с травматичным опытом, ЛВ описывает, что один и то же событие может нанести травму или нет. Как в случае с физическим воздействием, к примеру, когда человек падает, он может сломать кость, а может не сломать. В таком случае не говорят о травмирующем событии. Но в психологии, особенно бытовой популярной психологии, закрепилось понятие «травмирующий опыт», и люди ошибочно полагают, что есть объективные критерии ситуации, которая точно травмирует или точно не травмирует человека.
В концепции, изложенной ЛВ, событие является только началом процесса, который может травмировать, то есть оставить травматичный след в психике, влияющий на объективную адекватность дальнейшего поведения. (Любопытно, конечно, что объективная адекватность оценивается «нормальным», то есть среднестатистическим, членом общества, который может быть далёк от здорового человека, получившего благополучное естественное развитие, но встречающегося реже, чем норма.)
Травматичный след не остаётся в случае, если за событием следует здоровая последовательность:
0) нужен человек, который поддержит. Это может быть хоть кто: родитель, друг, психолог, хелпер (врач и тд). Если уже есть доверительные отношения - то пострадавшему легче.
1) человеку предоставлено безопасное пространство, то есть место и время, где он может проявлять свои эмоции. Заботливый человек рядом не пугается эмоций, не выходит из себя, не угрожает, не разрывает контакт, не осуждает, не стыдит.
2) ситуация названа, всем людям и событиям даны имена. Поддерживающий человек помогает называть, описывать произошедшее, показывает, что пострадавший сохранил свою ценность.
3) даётся оценка ситуации, объясняется, насколько она нормальна, насколько вероятна, что можно сделать, чтобы избежать, что делать, если оказался в ней. Помогающий человек предпринимает какие-то действия для обработки текущей ситуации и защиты пострадавшего: обращается в милицию, к врачу и т.д.
В таком виде с рождения люди проживают все ситуации и усваивают поведение обработки ситуаций: попытался встать - упал, родитель поднял, пожалел, сказал «ты упал, ударился коленочкой, тут ссадинка, она болит, помажем её йодом, будет щипать, скоро заживёт, перестанет болеть».
Проблема возникает, когда человек получает опыт, к примеру, встречи с эксгибиционистом, а окружающие люди не хотят это обсуждать, обвиняют тебя, что ты не там ходишь или не так себя ведёшь, «надо быть увереннее в себе, а то он чувствует твой страх и наглеет». Тогда ситуация вытесняется, происходит диссоциация.
Ситуация домашнего насилия сложна тем, что у человека нет безопасного пространства, нет возможности пережить свои эмоции, грустить, рыдать, орать. Если дома тебя бьют, не пойдёшь в торговый центр поплакать.
Проблема возникает и в более нормальных ситуациях, когда твои эмоции под запретом всё время, потому что «знаешь что, ты вообще-то мужиком растёшь, а плачут только девчонки». И весь мир тогда - небезопасное пространство.
Когда от меткости зависит, будешь ли ты есть, ты вряд ли научишься притворяться, что попал в цель. Но если твоя безопасность зависит от людей, наделённых властью, старших и сильных, требующих от тебя не отличаться от фона и не мешать, то нормой становится странное на первый взгляд поведение: люди начинают выбирать неправильные ответы, лишь бы не выделяться, не отделяться от прекрасной серой массы.
А учёные знай признают когнитивные искажения основанными на физиологии. Но дело проще: опыт - база адаптации.
В моём детстве много грустного проживалось без поддержки, так что была возможность травмироваться. Когда человек переживает тяжёлый эмоциональный опыт, который больше его сил, происходит диссоциация, по словам ЛВ, опыт, часть личности изолируется от остальной памяти. Любопытно, что терапия подобной травмы заключается в обсуждении произошедшего, проявлении эмоций: по факту это создание связей между пережитым невербальным опытом и имеющейся вербализирующей личностью. Неужели личность человека настолько зависит от речи, и интеграция отщеплённого куска памяти - это просто привязка его к имеющимся понятиям?
Отщеплённая часть отгораживается специальным механизмом психики, называемым «защитником». Когда ситуация становится похожа на пережитую травмирующую, защитник активируется и защищает. По-моему, механизм можно считать более общим: ситуация распознаётся и соотносится со знакомой, возникает соответствующая эмоция, выделяются гормоны, организм (все системы, включая нервную) переводится в нужное состояние. В частности, для опасной ситуации мозг под воздействием эмоции страха и соответствующих гормонов начинает искать источник опасности.
«Защитник» может запускать разные защитные реакции: избегание, агрессия и т.д. К примеру, если на меня повышает голос человек, который старше и больше меня, то я пугаюсь, т.к. прогнозирую физическое насилие. Защитный механизм может включать попытки уйти подальше, заболеть, придать телу положение, при котором наиболее чувствительные участки защищены от удара. Психотерапия расширяет спектр доступных реакций.
А если, скажем, человек избегает проявления эмоций и добрых чувств, то для него опасной ситуацией будет любое ощущение симпатии, привязанности. Это легко конвертирует симпатию в дёрганье за косички. Это гипотеза - мне такое не дано почувствовать и помыслить.
Защитник может превращать страх в агрессию: если драка это освоенная технология, или если её применение безопасно, или если не освоена другая технология избегания опасности/улаживания конфликта.
Диссоциированный опыт делает текущие переживания несоразмерными. Ситуация кажется чересчур опасной, эмоции затапливают. Из-за этого кажется, что воспоминания обрушиваются на меня. Интегрированные грустные воспоминания не ранят, не открывают дверь в комнату страха: в детстве у меня умер хомячок, и это нормально, хомячки мало живут, и я была рядом с ним, и мама была рядом со мной.
В модели теории привязанности опыт становится травмирующим в момент нарушения контакта со значимым взрослым: если взрослый не принимает эмоции ребёнка, отрицает существование опыта, отказывается обсуждать событие. Нарушение контакта ставит под угрозу привязанность, а это витальная потребность, она необходима для выживания. И позже подобная ситуация распознаётся как опасная для жизни - поэтому и реакция на неё чрезмерна, хотя субъективно она воспринимается адекватной.
Рационализация таких переживаний приводит к оправданию насилия: мне страшно - мозг распознаёт тебя как источник агрессии - я изо всех сил защищаюсь. В словесных формулах звучит как перенос ответственности за свои эмоции на другого человека: «он меня бесит», «она меня довела».
Помогает переформулировать в я-высказывания: «я на тебя злюсь, потому что в моем опыте было овно» или «я об тебя бешусь, потому что ты напоминаешь мне ситуацию, в которой я пострадал».
Такие дела.