О военной «мощи» Второй Речи Посполитой и предпосылках «пакта Молотова-Риббентропа»
Вооруженные силы Польши (при успешно проведенной мобилизации) - тридцать девять пехотных дивизий, одиннадцать кавалерийских бригад, две мотобронебригады, ВВС, военно-морской флот и Пинская военная флотилия. У чехов силенок было поболее - но они благоразумно сложили оружие и вытянули лапки кверху. У поляков и в помине не было такой промышленной мощи, как у южных соседей - но они решили сражаться. Решение, достойное уважения, это без всякой иронии.
Вермахт в 1939 году - это 39 пехотных, плюс 3 горнострелковых, 5 танковых, 4 легких (моторизованных) и 1 кавалерийская дивизий. Отмобилизованных дивизий! Снабженных вооружением и техникой по штатному расписанию - то есть боеготовых. И, кроме того - не менее пятидесяти дивизий, формируемых в случае мобилизации, на которых уже запасены необходимые объемы техники, вооружения, снаряжения и боеприпасов (спасибо Чехословакии!).
Бронетанковые части польской армии насчитывали 403 танкетки ТК-3, вооруженные пулеметами, и 198 танкеток ТКS, на которые поляки ставили 20-мм противотанковые ружья «Солотурн», 152 танка 7ТР («семитонный польский», аналог «виккерса шеститонного» или нашего Т-26, 37-мм орудие и 7.92-мм пулемет, дизельный двигатель). Кроме этих в число относительно боеспособных, машин можно включить полсотни Рено-35; кроме того, имелось девяносто с небольшим тоже французских, но уже достаточно устаревших, Рено FT-17 (37-мм пушка и 7.92-мм пулемет; почти половина этих танков были включены в состав польских бронепоездов). Кроме того, в разработке находился танк 10ТР («десятитонный польский»). Об этом танке, кстати, стоит упомянуть особо.
Герр Резун утверждает в своем «Ледоколе», что танки БТ (колесно-гусеничные) создавались в Советском Союзе исключительно для агрессии против Европы. Дескать, для войны на восточноевропейской равнине они были не пригодны, и создавал их Сталин исключительно в целях «работы» на германских автострадах.
Замечу в скобках, что в 1931 году, когда с конвейеров сошли первые БТ-2, Польша жила и здравствовала, а автострад в Германии еще и в помине не было. А когда через десять лет пришла пора эти самые танки-агрессоры пустить в дело (летом сорок первого), то их с конвейеров танковых заводов агрессивные сталинские инженеры и наркомы почему-то снимают. Но это так, к слову.
Так вот, поляки в 1932 году тоже начали разработку колесно-гусеничного танка «а ля Кристи» - пресловутого 10ТР. Силуэт его сильно напоминал БТ-5, вооружение было почти идентичным (у русских была 45-мм пушка, а у поляков - 37-мм, зато у польского танка было два пулемета вместо одного на БТ). Скорость польской машины на колесах была 75 км/час, да и на гусеницах тоже неслабая - 56. В общем, был он почти точной копией БТ-5. Очевидно, и строился он с теми же целями - вырваться на германские автострады и уж там-то дать немцам прикурить!
Правда, начатое разработкой еще в 1932 году, в марте 1935 из-за утери чертежей (напомню, речь идет о поляках) создание этой машины остановилось, и только в декабре 1936 года началось мелкосерийное строительство этого «танка преследования» (официальное название!). Но из-за капризного двигателя исправных машин этого типа в строю не было ни одной, и на германские автострады польские танкисты так и не вырвались.
Создание этого танка (по Резуну) - верный признак того, что Польша готовит «полонизацию» Европы!
Против всей польской разномастной танковой «армады» в восемьсот (на самом деле - в шестьсот пятьдесят, очень много танков и танкеток требовали среднего и капитального ремонта) бронеединиц, основу которой составляли пулеметные танкетки, немцы выставили 2.800 танков! Из которых, правда, средних Pz-IV было всего 211 («всего» - это относительно, у поляков таких машин ВООБЩЕ НЕ БЫЛО), Pz-III - чуть более шестисот. Легких же Pz-II в строю числилось более 1.200, чешских 35(t) - 219, остальные - это малоценные пулеметные Pz-I. Кроме того, танковый батальон 3-ей легкой дивизии (моторизованной) был вооружен чешскими танками 38(t).
В танках немцы превосходили поляков вчетверо количественно и раз в двадцать качественно.
О военной авиации вообще можно речи не вести. Здесь превосходство люфтваффе было подавляющим!
Лучшим польским истребителем был Р-24, подкосный моноплан с максимальной скоростью 430 км/час, вооруженный двумя 20-мм пушками и двумя 7.92-мм пулеметами, с дальностью полета в 700 км. В строю их насчитывалось едва два десятка штук. Также польские ВВС имели на вооружении прекрасный современный двухмоторный средний бомбардировщик Р-37 «Лось» (скорость - 445 км/час, 2580 кг бомб и три 7.92-мм пулемета, дальность полета 1500 км). Но… Бомбардировщиков «Лось», готовых к бою, в строю значилось всего 36 единиц, еще девять машин поляки ввели смогли подготовить к бою уже в первые дни войны.
«Истребителями» числились также 165 Р-11 (со скоростью едва 350 км/час) и три десятка Р-7 (и еще более 115 штук подобных аэропланов «учили летать» польских курсантов).
Неплохими (для польских ВВС, конечно) были 120 легких бомбардировщиков Р-23 «Карась».
Вот, пожалуй, и все.
Итого, современных самолетов, способных вести войну - около 400 штук. Все остальное - самолеты связи R-XIII, транспортные R-XVI, разведчики RWD-14 и прочие «летательные аппараты», числом почти шестьсот единиц - были безнадежно устаревшей рухлядью и в число боевых самолетов не включены даже из пропагандистских соображений.
А у немцев?
А у люфтваффе на вооружении - 1235 бомбардировщиков, 340 пикирующих бомбардировщиков (всемирно известных в дальнейшем Ю-87) и 790 истребителей. Надо ли говорить, что немецкие самолеты превосходили польские практически по всем характеристикам?
Единственно, в чем поляки имели абсолютное превосходство над потенциальным противником - это в речном военном флоте и в кавалерии.
Но кавалерия - это уже даже не вчерашний, это позавчерашний день развития вооруженных сил (кавалерия уступила роль главной ударной силы войск пехоте чуть ли не в Столетнюю войну, после битвы при Кресси и Азенкуре). Она имела бы смысл при совсем ином начале войны - в реальности же не сделав и сотой доли того, на что рассчитывали польские генералы.
А что касается речного военного флота - то да, поляки здесь были сильны. В их Пинской военной флотилии было 5 речных самоходных барж (в пропагандистских целях, именуемых «мониторами»). Четыре из них («Городище», «Торунь», «Варшава» и «Пинск») имели водоизмещение по 130 тонн, моторы в 200 л.с. и вооружались тремя трехдюймовками и четырьмя пулеметами каждая. Флагман («Краков») был чуть покрупнее и имел четыре пушки калибра 76-мм.
Кстати, именно об этих пароходах писал в «Ледоколе» не к ночи будь помянутый герр Резун - «четыре огромных монитора» («Ледокол», с.129, Москва, АСТ, 1995 г.). Ну, и не Андерсен ли он после этого? Монитор, пусть даже речной - на примере тех же румынских дунайских кораблей - это («Ион К. Братиану») 750 тонн водоизмещения, 1800 л.с. мощность двигателей, 3 120-мм морских орудия, 5 37-мм и 2 20-мм зенитки, 4 крупнокалиберных и 2 7.92-мм пулемета. Да и советские днепровские мониторы типа «Ударный» - это тоже две 102-мм пушки, 2 45-мм орудия, пять пулеметов. Слабенькие, конечно, корабли, но все же их (пусть с небольшой натяжкой) можно назвать «мониторами».
А польские речные «мониторы», которыми герр Резун вознамерился (уже под советскими военно-морскими флагами, снабдив их для пущего устрашения супостата ротой морской пехоты) брать Берлин - просто самоходные артиллерийские баржи, и не более того. Боевое значение этого плавучего дивизиона полковых трехдюймовок…
Хм, наверное, какое-то боевое значение (ну, например, поддержать огнем примыкающий к реке фланг стрелкового полка, высадить разведгруппу, препятствовать саперам врага наводить мосты) польские «мониторы» и имели. Но делать из них эвентуальную угрозу группе армий «Центр» - это перебор.
У немцев, правда, и этого на польских реках не было - но пусть читатель поверит мне на слово, исход польско-немецкого вооруженного конфликта решался вовсе не на Припяти.
А относительно Днепро-Бугского канала, каковой, по словам того же Резуна, выкопали советские заключенные и саперы в 1939-1941 годах - то построили его … еще в ВОСЕМНАДЦАТОМ ВЕКЕ! И именно с торговыми целями, кои наш «сказочник» в качестве базовой функции для этого канала отмел начисто. Видимо, уже тогда главари Первой Речи Посполитой знали, что в 1941 году герр Резун погонит на врага ужасные «гигантские мониторы», и всячески ему в этом деле содействовали. Пришедшие на Западную Беларусь в 1939 году большевики оный канал просто расширили и углубили - понятное дело, с военными целями; но существовал он до этого уже полтораста лет….
Подведем черту. Польская армия по пехоте почти не уступает вермахту, но вот в танках ситуация намного хуже, в авиационном вооружении - превосходство люфтваффе абсолютно, о моторизации войск и вовсе говорить не стоит - поляки здесь многократно слабее немцев. К тому же географическое положение Польши крайне скверно - в видах надвигающейся войны. Немцы могут действовать с севера, северо-запада, запада, юго-запада, а, принимая во внимание союзнические отношения Германии с «новорожденной» Словакией - и с юга. На востоке у Польши - откровенно недружественные Советы, коих Вторая Речь Посполита старательно презирала все двадцать лет своего существования. На северо-востоке - открыто недружелюбная Литва, на юге - враждебная Словакия, на юго-западе - Чехия, не без помощи самой Польши канувшая в небытие.
Ergo - военное положение Польши еще до начала войны БЕЗНАДЕЖНО.
Кто и зачем погнал поляков на войну, исход которой был, фактически, предрешен еще до первого выстрела? Кто заставил польское правительство отвергать германские предложения и пренебрегать любой возможностью сохранить мир на своих границах? Что вообще подвигло поляков демонстрировать «гордое и надменное отношение … к дерзости немцев», как говорил по поводу последних предвоенных месяцев Уинстон Черчилль?
Надежда на союзников? НА КАКИХ?
На Францию и Великобританию.
Очень хорошо.
У Англии в метрополии - четыре пехотные дивизии и колоссальный (относительно германского) военно-морской флот (пятнадцать линкоров в строю!). Всеобщая воинская обязанность введена только 27 апреля 1939 года. 31 марта 1939 года правительство Чемберлена дало гарантии безопасности Польше - поляки их получили 1 апреля. Англия обещала Польше, что в случае германского нападения поддержит ее всеми силами. Силами четырех пехотных дивизий?! Или введет в Вислу эскадру линкоров?
19 мая подписан франко-польский военный союз. Это уже теплее - у Франции хотя бы есть настоящая армия. Одно плохо - вся предвоенная подготовка французской армии, вся ее стратегия и тактика, вся ее военная мысль основывались на единственном принципе - в случае любой военной заварухи в Европе отсидеться за укреплениями линии Мажино. ВСЕ! Французы, потеряв в Первую мировую почти полтора миллиона человек (на стене Пантеона в Париже список павших писателей занимает чуть ли не пять квадратных метров), заранее, еще до первого выстрела, отдавали инициативу ведения войны противнику.
У французов много танков. Гораздо больше, чем у немцев.
У французов на вооружении - десять сверхтяжелых танков FCM 2С (1-75-мм пушка и 8 пулеметов, вес 70 тонн и экипаж в 13 человек), 400 тяжелых танков В1 (две пушки - одна 75-мм и одна 47-мм, 2 пулемета, вес 32 тонны, экипаж 4 человека) - это к тезису герра Резуна, что «только СССР имел в начале войны тяжелые танки».
У французов в строю - 500 средних танков Somua S-35 и 280 средних танков Рено D-1 и D-2.
У французов - 100 легких танков Рено FСМ 36 (серийных танков с дизельными двигателями), 250 легких танков Рено АМР 33 (35), 1600 легких танков «Гочкисс» Н-35, Н-38, Н-39, и столько же легких танков Рено Р-35.
Да к тому же на вооружении оставалось (правда, на консервации, а не в строевых частях) еще 1.400 легких танков Рено FT-17. Учитывая, что этот «ветеран Первой мировой» имел на вооружении короткоствольную 37-мм пушку (как немецкий средний Pz-III первых выпусков), можно сказать, что и эти танки вполне могли считаться боеспособными.
Ну и что? Много танков хорошо тогда, когда командование умеет ими управлять. А если вся эта танковая мощь разделена по батальонам и предназначена исключительно для поддержки пехоты на поле боя - ее значение резко падает; ни о каких танковых прорывах французы не то, что не думали, а даже боялись думать. Все французские танки были «пехотными» в самом худшем смысле этого слова. Маленькие скорости, малый запас хода, перегруженность экипажа в бою, скверная связь, а главное - отсутствие какой бы то ни было «танковой идеи» - делали французские бронетанковые силы тактическим оружием, вспомогательным оружием пехотной дивизии, и не более того.
5 января 1939 года Гитлер, беседуя с польским министром иностранных дел Беком, предлагает тому, в обмен на признание Польшей германской юрисдикции Гданьска и разрешения на постройку экстерриториальной автострады и железной дороги, вполне эквивалентный, по мнению германского фюрера, обмен - Закарпатскую Украину. Бек же полагает, что «предложения канцлера не предусматривают достаточной компенсации для Польши и что не только политические деятели Польши, но и самые широкие слои польской общественности относятся к этому вопросу очень болезненно». Иными словами - Беку мало Закарпатья, он хочет получить ещё и возможность включить в состав Польши, тем или иным способом, Словакию; 1 марта 1939 года, выступая в Варшаве в сенатской комиссии по иностранным делам, Бек это «право Польши на протекторат над Словакией» обосновывает с политической, экономической и даже этнографической точки зрения.
21 марта Риббентроп приглашает к себе Липского и вновь предлагает тому передать в Варшаву германские требования относительно Гданьска, «коридора» и подписания договора о ненападении. Липский в ответ озвучивает условия польского руководства, при выполнении которых немецкие требования могли бы рассматриваться польской стороной - и первым из них значится «польский протекторат над Словакией». И Липский, и Риббентроп понимают, что это требование заведомо невыполнимо - Гитлер лично дал гарантии независимости Словацкого государства, и отступить от своего слова не сможет ни при каких условиях. Тем не менее - польский посол, не моргнув глазом, объявляет немецкому министру, что ни на каких других условиях Польша далее вести переговоры не намерена.
Таким образом, Липский извещает Риббентропа, что последние шансы мирно уладить вопрос Гданьска и «коридора» катастрофически стремятся к нулю. Начиная с 22 марта 1939 года, проблемы польско-немецких отношений могут быть решены лишь в плоскости военного противостояния. Меморандум польского правительства от 26 марта, составленный в намеренно грубой и бесцеремонной форме, окончательно и бесповоротно давал понять Берлину, что, по словам посла Липского, «любое дальнейшее преследование цели этих германских планов, а особенно касающихся возвращения Данцига рейху, означает войну с Польшей».
26 марта 1939 года Гитлер понял, что время переговоров окончено: Польше более не нужна Закарпатская Украина, не нужна Словакия, не нужен вообще никакой мирный выход из сложившейся ситуации.
Польше нужна война.
Что ж, война так война - 3 апреля Гитлер подписывает план «Вайс», план военного решения польского вопроса.
28 апреля - аннулирует германо-польский пакт о ненападении и дружбе. Это - последний звоночек. Точно так же СССР в свое время денонсирует советско-японский договор о ненападении, ясно давая понять островной империи, что следующим его шагом будет вторжение в Маньчжурию.
А поляки 11 мая отклоняют советские предложения о военной помощи в случае вторжения Германии!
Нет, право слово, вы меня извините, но есть в этой ситуации что-то от комедии абсурда.
Польша - накануне вооруженного столкновения с сильным и безжалостным врагом, посягающим на часть польской территории. Ни на какие компромиссы с которым идти не желает. То есть - выбирает войну.
Польша многократно слабее потенциального агрессора. Ее «союзники» если и помогут - то только морально (в крайнем случае - введут экономическую блокаду Германии). «Линию Зигфрида» атаковать они ни в коем случае не будут, десанты на германском побережье Северного моря не высадят. То есть помощь Польше окажут исключительно добрым словом.
И Польша отвергает предлагаемую русскими помощь! Хотя, если быть объективным, в сложившейся ситуации от Польши уже мало что зависело. Теперь уже решали ЗА НЕЕ.
Надо отдать должное западным союзникам - они всячески склоняют к помощи Польше СССР, даже несмотря на польский категорический отказ пропустить на свою территорию русские армии. То есть предлагают Советскому Союзу помочь стране, с которой у него серьезные территориальные проблемы. Которая все эти двадцать лет рассматривала восточного соседа исключительно через призму прицела. И которая, ко всему прочему, не желает принимать эту помощь.
И СССР предварительно соглашается на эту авантюру!
Разумеется, при этом имея в виду собственные интересы.
А как же иначе? Союзники предлагают Советскому Союзу вступить в войну на стороне Польши, то есть понести военные потери, рискнуть людьми, техникой, территорией, будущим страны, в конце концов (ведь военное счастье изменчиво…). Логично было бы услышать от союзников какие-то внятные предложения о компенсациях за подобный риск.
Сталин терпеливо ждет от союзников этих предложений. У него есть что предъявить миссии генерала Думенка, есть что выставить на свою чашу весов.
У Сталина в строю - пятнадцать тысяч танков (втрое больше, чем у Франции!) в составе механизированных и танковых бригад. У Сталина - восемьдесят четыре стрелковые, четырнадцать горнострелковых дивизий кадровой армии, и еще девяносто восемь дивизий и пять бригад могут быть отмобилизованы в течение двух-трех недель. У Сталина - двадцать восемь кавалерийских и четыре горно-кавалерийских дивизии. У Сталина - шесть воздушно-десантных бригад. Имея такую военную мощь, Сталин рассчитывает на внятное обозначение цены, за которую он эту мощь введет в бой.
Союзники в обмен на УЧАСТИЕ в предстоящей войне не предлагают Сталину НИЧЕГО!
Германия готова за НЕУЧАСТИЕ в этой же войне предложить Сталину ВСЕ…
Что выберет любой здравомыслящий политик, думающий прежде всего об интересах собственной страны? Как вы думаете?
Итак, ситуация июля 1939 года вполне определенна.
Польша готовится воевать с Германией при любых раскладах - но ее в расчет никто уже не принимает. И «друзья», и враги отлично осведомлены о слабости польской армии, архаичности ее вооружения, внутренних проблемах страны и бессилии ее властей. Польшу заранее списывают в расход - прежде всего, Англия и Франция.
Что-то не так?
Если бы союзники всерьез рассчитывали на длительное и успешное польское сопротивление германской агрессии - они бы планировали какую-то серьезную помощь Польше.
Например, могли бы перебросить на польские аэродромы пять-шесть эскадрилий (100-120 самолетов) английских истребителей с английскими же пилотами (как они сделали это в 1942 году, перебросив свои самолеты для защиты Мурманска). Ведь «Харрикейн» принят на вооружение еще в 1937 году, к лету 1939 19 эскадрилий в метрополии уже были укомплектованы этими современными машинами.
Заодно - передать Польше и 45 легких бомбардировщиков «Бленхейм», поставленных вместо этого в Финляндию, 16 - улетевших в Югославию и 24 - в Румынию. Пусть бы эта эскадра (85 бомбардировщиков!) усилила польские ВВС! Нет, коммерческие интересы британских авиастроителей перевесили политические интересы британского правительства.
Или могли бы помочь полякам сформировать еще хотя бы две-три бронетанковые бригады, оснастив их теми пятьюдесятью средними танками Рено D-1B, что были французами за ненадобностью отправлены в Северную Африку, и двумя сотнями легких «Гочкисс» Н-39, которых у французов и так было завались - почти 1.100 штук.
Да много чего еще можно было сделать в эти предвоенные месяцы!
А самым разумным (со стороны Польши) было бы, конечно, принять условия Германии…
Вермахт в 1939 году - это 39 пехотных, плюс 3 горнострелковых, 5 танковых, 4 легких (моторизованных) и 1 кавалерийская дивизий. Отмобилизованных дивизий! Снабженных вооружением и техникой по штатному расписанию - то есть боеготовых. И, кроме того - не менее пятидесяти дивизий, формируемых в случае мобилизации, на которых уже запасены необходимые объемы техники, вооружения, снаряжения и боеприпасов (спасибо Чехословакии!).
Бронетанковые части польской армии насчитывали 403 танкетки ТК-3, вооруженные пулеметами, и 198 танкеток ТКS, на которые поляки ставили 20-мм противотанковые ружья «Солотурн», 152 танка 7ТР («семитонный польский», аналог «виккерса шеститонного» или нашего Т-26, 37-мм орудие и 7.92-мм пулемет, дизельный двигатель). Кроме этих в число относительно боеспособных, машин можно включить полсотни Рено-35; кроме того, имелось девяносто с небольшим тоже французских, но уже достаточно устаревших, Рено FT-17 (37-мм пушка и 7.92-мм пулемет; почти половина этих танков были включены в состав польских бронепоездов). Кроме того, в разработке находился танк 10ТР («десятитонный польский»). Об этом танке, кстати, стоит упомянуть особо.
Герр Резун утверждает в своем «Ледоколе», что танки БТ (колесно-гусеничные) создавались в Советском Союзе исключительно для агрессии против Европы. Дескать, для войны на восточноевропейской равнине они были не пригодны, и создавал их Сталин исключительно в целях «работы» на германских автострадах.
Замечу в скобках, что в 1931 году, когда с конвейеров сошли первые БТ-2, Польша жила и здравствовала, а автострад в Германии еще и в помине не было. А когда через десять лет пришла пора эти самые танки-агрессоры пустить в дело (летом сорок первого), то их с конвейеров танковых заводов агрессивные сталинские инженеры и наркомы почему-то снимают. Но это так, к слову.
Так вот, поляки в 1932 году тоже начали разработку колесно-гусеничного танка «а ля Кристи» - пресловутого 10ТР. Силуэт его сильно напоминал БТ-5, вооружение было почти идентичным (у русских была 45-мм пушка, а у поляков - 37-мм, зато у польского танка было два пулемета вместо одного на БТ). Скорость польской машины на колесах была 75 км/час, да и на гусеницах тоже неслабая - 56. В общем, был он почти точной копией БТ-5. Очевидно, и строился он с теми же целями - вырваться на германские автострады и уж там-то дать немцам прикурить!
Правда, начатое разработкой еще в 1932 году, в марте 1935 из-за утери чертежей (напомню, речь идет о поляках) создание этой машины остановилось, и только в декабре 1936 года началось мелкосерийное строительство этого «танка преследования» (официальное название!). Но из-за капризного двигателя исправных машин этого типа в строю не было ни одной, и на германские автострады польские танкисты так и не вырвались.
Создание этого танка (по Резуну) - верный признак того, что Польша готовит «полонизацию» Европы!
Против всей польской разномастной танковой «армады» в восемьсот (на самом деле - в шестьсот пятьдесят, очень много танков и танкеток требовали среднего и капитального ремонта) бронеединиц, основу которой составляли пулеметные танкетки, немцы выставили 2.800 танков! Из которых, правда, средних Pz-IV было всего 211 («всего» - это относительно, у поляков таких машин ВООБЩЕ НЕ БЫЛО), Pz-III - чуть более шестисот. Легких же Pz-II в строю числилось более 1.200, чешских 35(t) - 219, остальные - это малоценные пулеметные Pz-I. Кроме того, танковый батальон 3-ей легкой дивизии (моторизованной) был вооружен чешскими танками 38(t).
В танках немцы превосходили поляков вчетверо количественно и раз в двадцать качественно.
О военной авиации вообще можно речи не вести. Здесь превосходство люфтваффе было подавляющим!
Лучшим польским истребителем был Р-24, подкосный моноплан с максимальной скоростью 430 км/час, вооруженный двумя 20-мм пушками и двумя 7.92-мм пулеметами, с дальностью полета в 700 км. В строю их насчитывалось едва два десятка штук. Также польские ВВС имели на вооружении прекрасный современный двухмоторный средний бомбардировщик Р-37 «Лось» (скорость - 445 км/час, 2580 кг бомб и три 7.92-мм пулемета, дальность полета 1500 км). Но… Бомбардировщиков «Лось», готовых к бою, в строю значилось всего 36 единиц, еще девять машин поляки ввели смогли подготовить к бою уже в первые дни войны.
«Истребителями» числились также 165 Р-11 (со скоростью едва 350 км/час) и три десятка Р-7 (и еще более 115 штук подобных аэропланов «учили летать» польских курсантов).
Неплохими (для польских ВВС, конечно) были 120 легких бомбардировщиков Р-23 «Карась».
Вот, пожалуй, и все.
Итого, современных самолетов, способных вести войну - около 400 штук. Все остальное - самолеты связи R-XIII, транспортные R-XVI, разведчики RWD-14 и прочие «летательные аппараты», числом почти шестьсот единиц - были безнадежно устаревшей рухлядью и в число боевых самолетов не включены даже из пропагандистских соображений.
А у немцев?
А у люфтваффе на вооружении - 1235 бомбардировщиков, 340 пикирующих бомбардировщиков (всемирно известных в дальнейшем Ю-87) и 790 истребителей. Надо ли говорить, что немецкие самолеты превосходили польские практически по всем характеристикам?
Единственно, в чем поляки имели абсолютное превосходство над потенциальным противником - это в речном военном флоте и в кавалерии.
Но кавалерия - это уже даже не вчерашний, это позавчерашний день развития вооруженных сил (кавалерия уступила роль главной ударной силы войск пехоте чуть ли не в Столетнюю войну, после битвы при Кресси и Азенкуре). Она имела бы смысл при совсем ином начале войны - в реальности же не сделав и сотой доли того, на что рассчитывали польские генералы.
А что касается речного военного флота - то да, поляки здесь были сильны. В их Пинской военной флотилии было 5 речных самоходных барж (в пропагандистских целях, именуемых «мониторами»). Четыре из них («Городище», «Торунь», «Варшава» и «Пинск») имели водоизмещение по 130 тонн, моторы в 200 л.с. и вооружались тремя трехдюймовками и четырьмя пулеметами каждая. Флагман («Краков») был чуть покрупнее и имел четыре пушки калибра 76-мм.
Кстати, именно об этих пароходах писал в «Ледоколе» не к ночи будь помянутый герр Резун - «четыре огромных монитора» («Ледокол», с.129, Москва, АСТ, 1995 г.). Ну, и не Андерсен ли он после этого? Монитор, пусть даже речной - на примере тех же румынских дунайских кораблей - это («Ион К. Братиану») 750 тонн водоизмещения, 1800 л.с. мощность двигателей, 3 120-мм морских орудия, 5 37-мм и 2 20-мм зенитки, 4 крупнокалиберных и 2 7.92-мм пулемета. Да и советские днепровские мониторы типа «Ударный» - это тоже две 102-мм пушки, 2 45-мм орудия, пять пулеметов. Слабенькие, конечно, корабли, но все же их (пусть с небольшой натяжкой) можно назвать «мониторами».
А польские речные «мониторы», которыми герр Резун вознамерился (уже под советскими военно-морскими флагами, снабдив их для пущего устрашения супостата ротой морской пехоты) брать Берлин - просто самоходные артиллерийские баржи, и не более того. Боевое значение этого плавучего дивизиона полковых трехдюймовок…
Хм, наверное, какое-то боевое значение (ну, например, поддержать огнем примыкающий к реке фланг стрелкового полка, высадить разведгруппу, препятствовать саперам врага наводить мосты) польские «мониторы» и имели. Но делать из них эвентуальную угрозу группе армий «Центр» - это перебор.
У немцев, правда, и этого на польских реках не было - но пусть читатель поверит мне на слово, исход польско-немецкого вооруженного конфликта решался вовсе не на Припяти.
А относительно Днепро-Бугского канала, каковой, по словам того же Резуна, выкопали советские заключенные и саперы в 1939-1941 годах - то построили его … еще в ВОСЕМНАДЦАТОМ ВЕКЕ! И именно с торговыми целями, кои наш «сказочник» в качестве базовой функции для этого канала отмел начисто. Видимо, уже тогда главари Первой Речи Посполитой знали, что в 1941 году герр Резун погонит на врага ужасные «гигантские мониторы», и всячески ему в этом деле содействовали. Пришедшие на Западную Беларусь в 1939 году большевики оный канал просто расширили и углубили - понятное дело, с военными целями; но существовал он до этого уже полтораста лет….
Подведем черту. Польская армия по пехоте почти не уступает вермахту, но вот в танках ситуация намного хуже, в авиационном вооружении - превосходство люфтваффе абсолютно, о моторизации войск и вовсе говорить не стоит - поляки здесь многократно слабее немцев. К тому же географическое положение Польши крайне скверно - в видах надвигающейся войны. Немцы могут действовать с севера, северо-запада, запада, юго-запада, а, принимая во внимание союзнические отношения Германии с «новорожденной» Словакией - и с юга. На востоке у Польши - откровенно недружественные Советы, коих Вторая Речь Посполита старательно презирала все двадцать лет своего существования. На северо-востоке - открыто недружелюбная Литва, на юге - враждебная Словакия, на юго-западе - Чехия, не без помощи самой Польши канувшая в небытие.
Ergo - военное положение Польши еще до начала войны БЕЗНАДЕЖНО.
Кто и зачем погнал поляков на войну, исход которой был, фактически, предрешен еще до первого выстрела? Кто заставил польское правительство отвергать германские предложения и пренебрегать любой возможностью сохранить мир на своих границах? Что вообще подвигло поляков демонстрировать «гордое и надменное отношение … к дерзости немцев», как говорил по поводу последних предвоенных месяцев Уинстон Черчилль?
Надежда на союзников? НА КАКИХ?
На Францию и Великобританию.
Очень хорошо.
У Англии в метрополии - четыре пехотные дивизии и колоссальный (относительно германского) военно-морской флот (пятнадцать линкоров в строю!). Всеобщая воинская обязанность введена только 27 апреля 1939 года. 31 марта 1939 года правительство Чемберлена дало гарантии безопасности Польше - поляки их получили 1 апреля. Англия обещала Польше, что в случае германского нападения поддержит ее всеми силами. Силами четырех пехотных дивизий?! Или введет в Вислу эскадру линкоров?
19 мая подписан франко-польский военный союз. Это уже теплее - у Франции хотя бы есть настоящая армия. Одно плохо - вся предвоенная подготовка французской армии, вся ее стратегия и тактика, вся ее военная мысль основывались на единственном принципе - в случае любой военной заварухи в Европе отсидеться за укреплениями линии Мажино. ВСЕ! Французы, потеряв в Первую мировую почти полтора миллиона человек (на стене Пантеона в Париже список павших писателей занимает чуть ли не пять квадратных метров), заранее, еще до первого выстрела, отдавали инициативу ведения войны противнику.
У французов много танков. Гораздо больше, чем у немцев.
У французов на вооружении - десять сверхтяжелых танков FCM 2С (1-75-мм пушка и 8 пулеметов, вес 70 тонн и экипаж в 13 человек), 400 тяжелых танков В1 (две пушки - одна 75-мм и одна 47-мм, 2 пулемета, вес 32 тонны, экипаж 4 человека) - это к тезису герра Резуна, что «только СССР имел в начале войны тяжелые танки».
У французов в строю - 500 средних танков Somua S-35 и 280 средних танков Рено D-1 и D-2.
У французов - 100 легких танков Рено FСМ 36 (серийных танков с дизельными двигателями), 250 легких танков Рено АМР 33 (35), 1600 легких танков «Гочкисс» Н-35, Н-38, Н-39, и столько же легких танков Рено Р-35.
Да к тому же на вооружении оставалось (правда, на консервации, а не в строевых частях) еще 1.400 легких танков Рено FT-17. Учитывая, что этот «ветеран Первой мировой» имел на вооружении короткоствольную 37-мм пушку (как немецкий средний Pz-III первых выпусков), можно сказать, что и эти танки вполне могли считаться боеспособными.
Ну и что? Много танков хорошо тогда, когда командование умеет ими управлять. А если вся эта танковая мощь разделена по батальонам и предназначена исключительно для поддержки пехоты на поле боя - ее значение резко падает; ни о каких танковых прорывах французы не то, что не думали, а даже боялись думать. Все французские танки были «пехотными» в самом худшем смысле этого слова. Маленькие скорости, малый запас хода, перегруженность экипажа в бою, скверная связь, а главное - отсутствие какой бы то ни было «танковой идеи» - делали французские бронетанковые силы тактическим оружием, вспомогательным оружием пехотной дивизии, и не более того.
5 января 1939 года Гитлер, беседуя с польским министром иностранных дел Беком, предлагает тому, в обмен на признание Польшей германской юрисдикции Гданьска и разрешения на постройку экстерриториальной автострады и железной дороги, вполне эквивалентный, по мнению германского фюрера, обмен - Закарпатскую Украину. Бек же полагает, что «предложения канцлера не предусматривают достаточной компенсации для Польши и что не только политические деятели Польши, но и самые широкие слои польской общественности относятся к этому вопросу очень болезненно». Иными словами - Беку мало Закарпатья, он хочет получить ещё и возможность включить в состав Польши, тем или иным способом, Словакию; 1 марта 1939 года, выступая в Варшаве в сенатской комиссии по иностранным делам, Бек это «право Польши на протекторат над Словакией» обосновывает с политической, экономической и даже этнографической точки зрения.
21 марта Риббентроп приглашает к себе Липского и вновь предлагает тому передать в Варшаву германские требования относительно Гданьска, «коридора» и подписания договора о ненападении. Липский в ответ озвучивает условия польского руководства, при выполнении которых немецкие требования могли бы рассматриваться польской стороной - и первым из них значится «польский протекторат над Словакией». И Липский, и Риббентроп понимают, что это требование заведомо невыполнимо - Гитлер лично дал гарантии независимости Словацкого государства, и отступить от своего слова не сможет ни при каких условиях. Тем не менее - польский посол, не моргнув глазом, объявляет немецкому министру, что ни на каких других условиях Польша далее вести переговоры не намерена.
Таким образом, Липский извещает Риббентропа, что последние шансы мирно уладить вопрос Гданьска и «коридора» катастрофически стремятся к нулю. Начиная с 22 марта 1939 года, проблемы польско-немецких отношений могут быть решены лишь в плоскости военного противостояния. Меморандум польского правительства от 26 марта, составленный в намеренно грубой и бесцеремонной форме, окончательно и бесповоротно давал понять Берлину, что, по словам посла Липского, «любое дальнейшее преследование цели этих германских планов, а особенно касающихся возвращения Данцига рейху, означает войну с Польшей».
26 марта 1939 года Гитлер понял, что время переговоров окончено: Польше более не нужна Закарпатская Украина, не нужна Словакия, не нужен вообще никакой мирный выход из сложившейся ситуации.
Польше нужна война.
Что ж, война так война - 3 апреля Гитлер подписывает план «Вайс», план военного решения польского вопроса.
28 апреля - аннулирует германо-польский пакт о ненападении и дружбе. Это - последний звоночек. Точно так же СССР в свое время денонсирует советско-японский договор о ненападении, ясно давая понять островной империи, что следующим его шагом будет вторжение в Маньчжурию.
А поляки 11 мая отклоняют советские предложения о военной помощи в случае вторжения Германии!
Нет, право слово, вы меня извините, но есть в этой ситуации что-то от комедии абсурда.
Польша - накануне вооруженного столкновения с сильным и безжалостным врагом, посягающим на часть польской территории. Ни на какие компромиссы с которым идти не желает. То есть - выбирает войну.
Польша многократно слабее потенциального агрессора. Ее «союзники» если и помогут - то только морально (в крайнем случае - введут экономическую блокаду Германии). «Линию Зигфрида» атаковать они ни в коем случае не будут, десанты на германском побережье Северного моря не высадят. То есть помощь Польше окажут исключительно добрым словом.
И Польша отвергает предлагаемую русскими помощь! Хотя, если быть объективным, в сложившейся ситуации от Польши уже мало что зависело. Теперь уже решали ЗА НЕЕ.
Надо отдать должное западным союзникам - они всячески склоняют к помощи Польше СССР, даже несмотря на польский категорический отказ пропустить на свою территорию русские армии. То есть предлагают Советскому Союзу помочь стране, с которой у него серьезные территориальные проблемы. Которая все эти двадцать лет рассматривала восточного соседа исключительно через призму прицела. И которая, ко всему прочему, не желает принимать эту помощь.
И СССР предварительно соглашается на эту авантюру!
Разумеется, при этом имея в виду собственные интересы.
А как же иначе? Союзники предлагают Советскому Союзу вступить в войну на стороне Польши, то есть понести военные потери, рискнуть людьми, техникой, территорией, будущим страны, в конце концов (ведь военное счастье изменчиво…). Логично было бы услышать от союзников какие-то внятные предложения о компенсациях за подобный риск.
Сталин терпеливо ждет от союзников этих предложений. У него есть что предъявить миссии генерала Думенка, есть что выставить на свою чашу весов.
У Сталина в строю - пятнадцать тысяч танков (втрое больше, чем у Франции!) в составе механизированных и танковых бригад. У Сталина - восемьдесят четыре стрелковые, четырнадцать горнострелковых дивизий кадровой армии, и еще девяносто восемь дивизий и пять бригад могут быть отмобилизованы в течение двух-трех недель. У Сталина - двадцать восемь кавалерийских и четыре горно-кавалерийских дивизии. У Сталина - шесть воздушно-десантных бригад. Имея такую военную мощь, Сталин рассчитывает на внятное обозначение цены, за которую он эту мощь введет в бой.
Союзники в обмен на УЧАСТИЕ в предстоящей войне не предлагают Сталину НИЧЕГО!
Германия готова за НЕУЧАСТИЕ в этой же войне предложить Сталину ВСЕ…
Что выберет любой здравомыслящий политик, думающий прежде всего об интересах собственной страны? Как вы думаете?
Итак, ситуация июля 1939 года вполне определенна.
Польша готовится воевать с Германией при любых раскладах - но ее в расчет никто уже не принимает. И «друзья», и враги отлично осведомлены о слабости польской армии, архаичности ее вооружения, внутренних проблемах страны и бессилии ее властей. Польшу заранее списывают в расход - прежде всего, Англия и Франция.
Что-то не так?
Если бы союзники всерьез рассчитывали на длительное и успешное польское сопротивление германской агрессии - они бы планировали какую-то серьезную помощь Польше.
Например, могли бы перебросить на польские аэродромы пять-шесть эскадрилий (100-120 самолетов) английских истребителей с английскими же пилотами (как они сделали это в 1942 году, перебросив свои самолеты для защиты Мурманска). Ведь «Харрикейн» принят на вооружение еще в 1937 году, к лету 1939 19 эскадрилий в метрополии уже были укомплектованы этими современными машинами.
Заодно - передать Польше и 45 легких бомбардировщиков «Бленхейм», поставленных вместо этого в Финляндию, 16 - улетевших в Югославию и 24 - в Румынию. Пусть бы эта эскадра (85 бомбардировщиков!) усилила польские ВВС! Нет, коммерческие интересы британских авиастроителей перевесили политические интересы британского правительства.
Или могли бы помочь полякам сформировать еще хотя бы две-три бронетанковые бригады, оснастив их теми пятьюдесятью средними танками Рено D-1B, что были французами за ненадобностью отправлены в Северную Африку, и двумя сотнями легких «Гочкисс» Н-39, которых у французов и так было завались - почти 1.100 штук.
Да много чего еще можно было сделать в эти предвоенные месяцы!
А самым разумным (со стороны Польши) было бы, конечно, принять условия Германии…