поэт с ребёнком
Инна Кабыш о Евгении Евтушенко:
"Поэт с ребёнком
В августе 1991 года, когда прилавки магазинов были пусты и вдруг выяснилось, что я беременна, решено было отправить меня в Переделкино: там было трёхразовое питание по льготной путёвке Союза писателей, членом которого я недавно стала.
Я была ответственной беременной: кроме того, что трижды в день питалась, ежевечерне отправлялась на прогулку по улице Горького.
Однажды, уже смеркалось, я увидела идущего мне навстречу высокого мужчину. Я занервничала.
Но, приглядевшись, заметила, что мужчина вёл за руку ребёнка.
«Ну!- с облегчением подумала я.- Мужчина с ребёнком - это совсем другое дело!..»
Так я впервые увидела Евтушенко.
Но познакомились мы только через 10 лет, на первом симпозиуме по Достоевскому. Там, между прочим, работала книжная лавка, где продавались книги участников.
«Вы что же, стихи пишете?»- спросил Евтушенко, заприметив маленькую книжечку с моей фамилией ,и, расплатившись, положил её вместе с другими в большую сумку.
«Канула в Лету!..»- про себя усмехнулась я. А ночью в моей квартире раздался телефонный звонок:
- Это Евтушенко: я прочёл Вашу книгу…
Так началась наша дружба, длившаяся 15 лет.
Во время того ночного разговора Евтушенко, помимо прочего, попросил меня собрать ему книжки молодых талантливых поэтов для антологии: он всё-таки жил ТАМ и многое от него ускользало.
Я - со свойственной мне ответственностью - собрала большую - клетчатую - сумку книг и, когда в следующий раз поехала в Дом творчества, взяла её с собой.
Утром, погрузив часть книг в рюкзак, я стала на лыжи и отправилась к Евтушенко.
Хозяин открыл калитку и обомлел:
- Как это Вы притащили такую тяжесть!
- Это только половина,- ответила я,- другую привезу завтра.
Но за другой он - в тот же вечер - пришёл сам: взял сумку с книгами, как с кирпичами или картошкой,- и понёс.
Он-то знал, что стихи - это не только высоко, но и тяжело.
Моё «Варенье» назвал снайперским попаданием в нерв нации и бросил: «А слабо написать стихотворение с первой строчкой «Смородина отошла…»
Редкий размер: четырёхстопный ямб с пиррихиями…
Я пожала плечами, а на следующий день читала ему по телефону:
" Стрекоза - Муравью"
Смородина отошла,
а я сварить не успела,
поскольку всё лето пела,
такие-то, брат, дела.
К тебе мне дороги нет,
прикинувши хорошенько,
отправлюсь-ка к Евтушенко,
ведь больше он, чем поэт.
Он рассмеялся. Он любил стихи. Любил поэтов.
Помню, как он болел за меня, выдвинутую на литературную премию. Он и подпись на каком-то документе поставил и статью написал о «девочке, которая так горько и гордо исповедуется».
А когда - из-за вовремя не сданной бумажки - премию мне не дали, Евтушенко - через океан - прислал четверостишие, стоившее десяти премий:
Инночка-тростиночка,
если есть в тебе хоть одна простиночка,
ты прости бюрократию, русское это идолище,
за то, что премию тебе не выдали ещё.
Русскую поэзию Евтушенко любил страстно и говорил, что в такой поэзии великое счастье - остаться даже одной строкой. Что уж говорить о стихотворении!
Он не был гениальным поэтом - он был именно «больше, чем поэт», потому что поэт с ребёнком, каким я его впервые увидела в 1991 году,- больше, чем поэт без ребёнка.
А с ребёнком он был всегда, даже если не вёл его за руку".