Грамматика и мышление
Известная гипотеза лингвистической относительности говорит о том, что от языка зависит мышление. Случайно мне попалась статья А. Ф. Лосева "О типах грамматического предложения в связи с историей мышления", в которой Лосев обосновывает, как именно язык, вернее, его грамматическая структура связаны с мышлением. Он анализирует эволюцию грамматического предложения на примерах разных языков, возникших в разные исторические эпохи и принадлежащих народам на разных ступенях развития. Статья 40-50хх годов, так что возможно, что она уже устарела, но Лосев -- это Лосев. В скобках замечу, что некоторые из его выводов неплохо согласуются с тем, как по моим наблюдениям развивается владения языком у ребенка.
Статья довольно длинная, краткая сводка-заключение в конце статьи тоже длинное, чтобы его целиком цитировать. В наше суматошное время немногие дочитают до конца, поэтому я постараюсь максимально компактно резюмировать выводы Лосева, в меру своего понимания.
1. Инкорпорированный грамматический строй.
Суть инкорпорации -- разделение на подлежащее и сказуемое (в более древних языках и такого не было, были только одночленные предложения). То есть появляется грамматический показатель сказуемости (еще не глагол, но что-то). Различают несколько этапов развития.
1.1. Двучленная инкорпорация. Произвольные подлежащее и сказуемое. Но это уже очень много, потому-что, как пишет Лосев:
"Подлежащее есть нечто неизвестное, а сказуемое делает его в том или ином отношении известным, так что и само предложение есть некоторого рода переход от неизвестного к известному. Подлежащее есть нечто внутреннее и как бы некоторое основание. Сказуемое же есть нечто внешнее и как бы некоторое следствие, так что все предложение (а значит, и суждение) есть закономерный переход от внутреннего к внешнему и от основания к следствию"
Что это дает для мышления? Лосев считает, что основное: "если в предложении уже выражен показатель предикативности, то, следовательно, в мышлении уже намечается различие между определяемым и определяющим, между внутренним и внешним, между основанием и следствием, между смыслом и явлением, между идеей и материей, между законом действительности и самой действительностью. <…> Здесь намечается различие между сущностью и явлением, но и сущность и явление одинаково мыслятся чувственно-материальными".
1.2. Прономинальный строй. Основные черты -- это более явное разделение членов предложения, и, самое главное по мнению Лосева, наличие в сказуемом указания на личное местоимение (которые тоже уже есть), аналог в русском языке -- окончания лиц глаголов (-л, -ла, -ло).
То есть еще более усиливается понятие зависимости одного от другого, закрепляется грамматически.
2. Посессивный строй. Лосев вводит эту категорию для языков, в которых появляется отношение принадлежности. Причем в ранних или примитивных языках, это не привычные нам причастия или притяжательные прилагательные, а притяжательные сказуемые ("Рыба взятие-мое-ее (он) ест")
Что говорит новая грамматическая структура о мышлении:
- мышление впервые вырабатывает ту категорию, которая относится к области взаимоотношения вещей
- из всех возможных взаимоотношений выделено именно отношение принадлежности (тут Лосев делает предположение, что это произошло под влиянием увеличивающейся роли общественности)
- принадлежность необычайно дифференциирована, так как "моя рыба" и "его рыба", например, это разные цельные слова, а не пары слов, как мы привыкли. Даже более того: "В языке фиджи uluqu "моя голова" в смысле части моего тела; но kequulu "моя голова" уже в смысле принадлежности мне чьей-то головы для моей еды; а noquulu "моя голова" в смысле принадлежности мне чьей-то головы для продажи."
"При этом необходимо иметь в виду, что на ступени посессивного мышления мы вовсе не находим простого повторения этого исходного тождества индивидуума, общества и природы, или, короче, тождества "я" и "не-я". По содержанию тут, действительно, перед нами древнее недифференцированное мировоззрение. Однако эта недифференцированность и слитность фиксируются теперь не в виде смутных ощущений и инстинктов, но в виде дифференцированных и детализированных представлений о принадлежности. "Я" и "не-я" все еще остаются здесь нерасчлененными. Однако эта нерасчлсненность дана здесь и грамматически и логически как содержание притяжательных показателей, как материал для представлений о принадлежности. Прогресс абстракции, таким образом, здесь налицо, и он велик. Оставалось только разрушать самое эту слитность "я" и "не-я", чтобы возникло индоевропейское мышление и индоевропейская грамматика. Но для этого нужно было прежде всего отличать имя и глагол, что, однако, произошло не раньше эргативной ступени языка и мышления. То же мы находим и на прономинальной ступени: представление о личности, о субъекте, о субстанции тут уже появилось и логически и грамматически; однако содержание этого выделенного теперь "я" все еще говорит о чрезвычайной перегруженности этого "я", о его полной недифференцированности и от явлений природы, и от общественной организации."
3. Эргативный строй. Основное новшество: подлежащее -- это активно действующий субъект в предложении из подлежащего сказуемого-глагола и дополнения. "мною я-покидаю-тебя ты", "человеком виден он". Подлежащее стоит в специальном эргативном падеже. Однако, как видно из примеров, подлежащее и активно и пассивно одновременно.
"Далее, очень важно и то, что этот предикат если не всегда и не везде фактически, то во всяком случае принципиально согласуется как с подлежащим, так и с дополнением. То, что сказуемое согласуется здесь с подлежащим, это лишний раз подчеркивает активность подлежащего, которая заявляет здесь о себе самыми разнообразными способами. Но то, что сказуемое согласуется здесь также и с дополнением, это решительно никак не мирится с индоевропейскими представлениями. Получается такое впечатление, что как будто бы то, что мы сейчас назвали дополнением, есть не столько дополнение, сколько само подлежащее."
С точки зрения развития мышления, произошло отделение вещей от субъектов, и Лосев предлагает (и обосновывает) несколько характерных черт, которым должно быть наделено мышление людей на этой стадии развития языка. Я их просто приведу, за обоснованием -- в статью:
- Всякое действие есть страдание, и всякое страдание есть действие
- Все, что совершается, совершается пред определенно.
- Все, что совершается, совершается закономерно и оправданно
- Для эргативного умозаключения любое соединение любых причин с любыми действиями - совершенно логично и что, следовательно, ничего нелогичного вообще здесь не существует. То есть, абсолютизация причинных отношений.
Далее он обосновывает, что в "Иллиаде" и "Одиссее" эргативное мышление играет не только большую роль, но буквально пронизывает собой все.
4. Переход к номинативному строю
4.1. Аффективный строй. Подлежащее -- в дательном падеже. "Мне слышится то". "отцу ему-любим-он сын". Самостоятельность субъекта возрастает.
4.2. Локативный строй. Подлежащее стоит в падеже, означающем место.
"Вместо того чтобы сказать, что данный субъект есть именно он сам и больше ничего, она указывает на то место, которое занимает этот субъект. Этого мало для полной самостоятельности субъекта. Однако здесь вполне заметно само усилие мыслить эту самостоятельности". Ведь место, которое занимается данной вещью, хотя оно и не есть сама вещь, все же чрезвычайно близко к ней, сливается с ней, почти тождественно с ней. Локативный строй в этом отношении весьма близко подошел к номинативному строю, несмотря на всю свою ограниченность.
А ограниченность эта видна не только на локативном оформлении подлежащего, но и на согласовании сказуемого с дополнением. Сказуемое здесь еще не управляет дополнением, т. е. еще не имеет над ним семантического превосходства и смыслового приоритета, но, наоборот, само подчиняется ему, т. е. действие субъекта все еще подчиняется здесь в значительной мере внешним для него вещам. Но, повторяем, стремление создать концепцию вполне самостоятельного субъекта все же дало здесь весьма ощутительный результат."
5. Номинативный (современный) строй. Подлежащее в именительном падеже. Сказуемое -- глагол действенности, что делает подлежащее. Кто делает или совершает что-нибудь, - это и есть тот вопрос, на который отвечают именительный падеж и подлежащее в этом падеже. Дополнение, т. е. выражение прямого результата действия сказуемого, ставится тоже в особом и специальном, так называемом винительном, падеже, который получает свое управление от сказуемого.
Главное с точки зрения мышления -- это обобщенность, абстрактность. Подлежащим может быть что угодно. В предложении "Против есть предлог, требующий родительного падежа" подлежащим является предлог против. Даже междометие сколько угодно может быть подлежащим: "далече грянуло ура". То есть не важно что, можно строить предожение о чем угодно. Номинативный субъект есть предельное обобщение всяких возможных субъектов и есть максимальная абстракция, которой только может достигнуть мышление и познание тех или иных предметов. Аналогичной предельной обобщенностью обладают сказуемое и дополнение.
Отдельной линией Лосев проводит мысль, как развитие я языка связано с мировоззрением: от фетишизма, к анемизму, демонизму и, наконец, естественнонаучному мировоззрению.
Статья довольно длинная, краткая сводка-заключение в конце статьи тоже длинное, чтобы его целиком цитировать. В наше суматошное время немногие дочитают до конца, поэтому я постараюсь максимально компактно резюмировать выводы Лосева, в меру своего понимания.
1. Инкорпорированный грамматический строй.
Суть инкорпорации -- разделение на подлежащее и сказуемое (в более древних языках и такого не было, были только одночленные предложения). То есть появляется грамматический показатель сказуемости (еще не глагол, но что-то). Различают несколько этапов развития.
1.1. Двучленная инкорпорация. Произвольные подлежащее и сказуемое. Но это уже очень много, потому-что, как пишет Лосев:
"Подлежащее есть нечто неизвестное, а сказуемое делает его в том или ином отношении известным, так что и само предложение есть некоторого рода переход от неизвестного к известному. Подлежащее есть нечто внутреннее и как бы некоторое основание. Сказуемое же есть нечто внешнее и как бы некоторое следствие, так что все предложение (а значит, и суждение) есть закономерный переход от внутреннего к внешнему и от основания к следствию"
Что это дает для мышления? Лосев считает, что основное: "если в предложении уже выражен показатель предикативности, то, следовательно, в мышлении уже намечается различие между определяемым и определяющим, между внутренним и внешним, между основанием и следствием, между смыслом и явлением, между идеей и материей, между законом действительности и самой действительностью. <…> Здесь намечается различие между сущностью и явлением, но и сущность и явление одинаково мыслятся чувственно-материальными".
1.2. Прономинальный строй. Основные черты -- это более явное разделение членов предложения, и, самое главное по мнению Лосева, наличие в сказуемом указания на личное местоимение (которые тоже уже есть), аналог в русском языке -- окончания лиц глаголов (-л, -ла, -ло).
То есть еще более усиливается понятие зависимости одного от другого, закрепляется грамматически.
2. Посессивный строй. Лосев вводит эту категорию для языков, в которых появляется отношение принадлежности. Причем в ранних или примитивных языках, это не привычные нам причастия или притяжательные прилагательные, а притяжательные сказуемые ("Рыба взятие-мое-ее (он) ест")
Что говорит новая грамматическая структура о мышлении:
- мышление впервые вырабатывает ту категорию, которая относится к области взаимоотношения вещей
- из всех возможных взаимоотношений выделено именно отношение принадлежности (тут Лосев делает предположение, что это произошло под влиянием увеличивающейся роли общественности)
- принадлежность необычайно дифференциирована, так как "моя рыба" и "его рыба", например, это разные цельные слова, а не пары слов, как мы привыкли. Даже более того: "В языке фиджи uluqu "моя голова" в смысле части моего тела; но kequulu "моя голова" уже в смысле принадлежности мне чьей-то головы для моей еды; а noquulu "моя голова" в смысле принадлежности мне чьей-то головы для продажи."
"При этом необходимо иметь в виду, что на ступени посессивного мышления мы вовсе не находим простого повторения этого исходного тождества индивидуума, общества и природы, или, короче, тождества "я" и "не-я". По содержанию тут, действительно, перед нами древнее недифференцированное мировоззрение. Однако эта недифференцированность и слитность фиксируются теперь не в виде смутных ощущений и инстинктов, но в виде дифференцированных и детализированных представлений о принадлежности. "Я" и "не-я" все еще остаются здесь нерасчлененными. Однако эта нерасчлсненность дана здесь и грамматически и логически как содержание притяжательных показателей, как материал для представлений о принадлежности. Прогресс абстракции, таким образом, здесь налицо, и он велик. Оставалось только разрушать самое эту слитность "я" и "не-я", чтобы возникло индоевропейское мышление и индоевропейская грамматика. Но для этого нужно было прежде всего отличать имя и глагол, что, однако, произошло не раньше эргативной ступени языка и мышления. То же мы находим и на прономинальной ступени: представление о личности, о субъекте, о субстанции тут уже появилось и логически и грамматически; однако содержание этого выделенного теперь "я" все еще говорит о чрезвычайной перегруженности этого "я", о его полной недифференцированности и от явлений природы, и от общественной организации."
3. Эргативный строй. Основное новшество: подлежащее -- это активно действующий субъект в предложении из подлежащего сказуемого-глагола и дополнения. "мною я-покидаю-тебя ты", "человеком виден он". Подлежащее стоит в специальном эргативном падеже. Однако, как видно из примеров, подлежащее и активно и пассивно одновременно.
"Далее, очень важно и то, что этот предикат если не всегда и не везде фактически, то во всяком случае принципиально согласуется как с подлежащим, так и с дополнением. То, что сказуемое согласуется здесь с подлежащим, это лишний раз подчеркивает активность подлежащего, которая заявляет здесь о себе самыми разнообразными способами. Но то, что сказуемое согласуется здесь также и с дополнением, это решительно никак не мирится с индоевропейскими представлениями. Получается такое впечатление, что как будто бы то, что мы сейчас назвали дополнением, есть не столько дополнение, сколько само подлежащее."
С точки зрения развития мышления, произошло отделение вещей от субъектов, и Лосев предлагает (и обосновывает) несколько характерных черт, которым должно быть наделено мышление людей на этой стадии развития языка. Я их просто приведу, за обоснованием -- в статью:
- Всякое действие есть страдание, и всякое страдание есть действие
- Все, что совершается, совершается пред определенно.
- Все, что совершается, совершается закономерно и оправданно
- Для эргативного умозаключения любое соединение любых причин с любыми действиями - совершенно логично и что, следовательно, ничего нелогичного вообще здесь не существует. То есть, абсолютизация причинных отношений.
Далее он обосновывает, что в "Иллиаде" и "Одиссее" эргативное мышление играет не только большую роль, но буквально пронизывает собой все.
4. Переход к номинативному строю
4.1. Аффективный строй. Подлежащее -- в дательном падеже. "Мне слышится то". "отцу ему-любим-он сын". Самостоятельность субъекта возрастает.
4.2. Локативный строй. Подлежащее стоит в падеже, означающем место.
"Вместо того чтобы сказать, что данный субъект есть именно он сам и больше ничего, она указывает на то место, которое занимает этот субъект. Этого мало для полной самостоятельности субъекта. Однако здесь вполне заметно само усилие мыслить эту самостоятельности". Ведь место, которое занимается данной вещью, хотя оно и не есть сама вещь, все же чрезвычайно близко к ней, сливается с ней, почти тождественно с ней. Локативный строй в этом отношении весьма близко подошел к номинативному строю, несмотря на всю свою ограниченность.
А ограниченность эта видна не только на локативном оформлении подлежащего, но и на согласовании сказуемого с дополнением. Сказуемое здесь еще не управляет дополнением, т. е. еще не имеет над ним семантического превосходства и смыслового приоритета, но, наоборот, само подчиняется ему, т. е. действие субъекта все еще подчиняется здесь в значительной мере внешним для него вещам. Но, повторяем, стремление создать концепцию вполне самостоятельного субъекта все же дало здесь весьма ощутительный результат."
5. Номинативный (современный) строй. Подлежащее в именительном падеже. Сказуемое -- глагол действенности, что делает подлежащее. Кто делает или совершает что-нибудь, - это и есть тот вопрос, на который отвечают именительный падеж и подлежащее в этом падеже. Дополнение, т. е. выражение прямого результата действия сказуемого, ставится тоже в особом и специальном, так называемом винительном, падеже, который получает свое управление от сказуемого.
Главное с точки зрения мышления -- это обобщенность, абстрактность. Подлежащим может быть что угодно. В предложении "Против есть предлог, требующий родительного падежа" подлежащим является предлог против. Даже междометие сколько угодно может быть подлежащим: "далече грянуло ура". То есть не важно что, можно строить предожение о чем угодно. Номинативный субъект есть предельное обобщение всяких возможных субъектов и есть максимальная абстракция, которой только может достигнуть мышление и познание тех или иных предметов. Аналогичной предельной обобщенностью обладают сказуемое и дополнение.
Отдельной линией Лосев проводит мысль, как развитие я языка связано с мировоззрением: от фетишизма, к анемизму, демонизму и, наконец, естественнонаучному мировоззрению.