Безумие должно быть спонтанным
Преамбула:
В эти три дня со мной происходило нечто безумно прекрасное и безумно безумное, а вокруг носились первомайские демонстрации, падали валюты, рушились планы, светили бездомные ночи и туалет в подъезде, и я окончательно убедился в том, что спонтанным должно быть абсолютно всё, в том числе и безумие, и безумие от безумия. А планировалось всё как мирная поездка с balkan_ghost и Вадимом Израилевичем (который отпал от нас первым, будучи предтечей билетов и Славы) во Псков в тёплом вагоне и с впиской в гламурной квартире Вячеслава. Впечатлений же, однако, за три дня накопилось на недельную поездку минимум, и в честь этого я даже опущусь до банального травелога и расскажу обо всём с намёком на обстоятельность, хотя, как всегда в таких случаях, следует сделать примечание: рассказывать бесполезно - надо пережить. Хороший нарратив следует наблюдать в процессе создания.
Амбула:
Собственно, поездку к друзьям во Псков мы планировали месяц, всех заранее ставили в известность, радовались приглашению Славы в его квартиру "на восемь посадочных мест" и предвкушали. Однако же активно жаждущих выдалось только трое: мы с Люсей и русский поэт Вадим Израилевич Хохряков, в последний момент отказавшийся, сославшись на диссертацию. В итоге, поехали вдвоём. Я во вторник выведал все возможные пути следования, и мы единогласно избрали великолукский поезд, отбывавший и прибывавший в четвег вечером. Я, конечно, набрал с собой кучу ненужных вещей, казавшихся тогда столь необходимыми, но планы рушились на глазах и разом с размаху.
Люсю я выловил из встречной толпы скаутов на Витебском вокзале, и она, пока занимали очередь в кассы, поведала, что Слава укатил и о нашем приезде знать не знал, по словам знакомого нам корреспондента псковских Аргументов. Вот как. Значит, следующий раз будем подавать объявление о своём приезде в местный АиФ, чтобы не получать от их сотрудников сообщения вроде "Дивно! А где вы спать-то будете?". Ладно, это ещё полбеды: всё решаемо. Но тут подходит наша очередь, и не успел я сунуть кассиру паспорт, как получил в ответ:
- До Пскова ни сидячих, ни стоячих - никаких нет! Езжайте вильнюсским люксом!
- Спасибо, не хотим.
Что делать? До отправления поезда час, проситься к проводникам рано - они ещё не вышли на платформы. Ожидая Люсю, я уже отсылал одного смоленского мужика проситься в мариупольский поезд к проводницам или локостопом, но тот, хоть и внял моему совету, вернулся и сообщил, что все боятся ревизии. Посему порешили времени не терять.
- Стопом?
- Стопом...
Решили отъехать от города, чтобы стопить на Киевском шоссе в районе Гатчины, и поехали на Балтийский вокзал. У меня почему-то тут же замелькала мысль о том, что там мы можем встретить возвращающегося домой в Пудость Константина. Вышли на платформу, и в толпе ожидающих подачи поезда я различил фигуру в кожаном плаще, занятую телефонным разговором и активным продвижением в нашу сторону.
- Куда это вы? - спросил он, повесив трубку.
- Во Псков стопом. так и знал, что тебя тут встречу.
- Замечательно.
Константину о наших планах мы поведали, и он впечатлился, отметив про себя некоторые симптомы болезни. С ним доехали до Пудости и уже вдвоём до Гатчины, где засели в отрекомендованную Константином маршрутку на Колпаны с целью выбраться за объездную и там голосовать. Кондуктор на вопрос "как нам попасть за объездную и сколько это в рублях?" долго не мог понять, зачем нам за объездную, но в итоге взял 20 рублей, и мы тронулись. По дороге сердобольная публика учила нас, где лучше выйти и за каким поворотом. Одна бабуля ловко жонглировала словом "автостоп" и с видом знатока рассказывала, в каком месте лучше берут. Впрочем, за два дня до этого, когда я узнавал о путях следования, в справочном Балтийского вокзала мне встретилась ещё более милая пенсионерка, доказывавшая дежурной, что прямой поезд до Пскова всё же существует, потому что "я месяц назад в интернете читала, что его пустили!".
Хорошо, что мы сами решили сойти там, где решили, потому что автобус, выпустив нас на волю, тут же свернул с трассы, и в месте, указанном бабушкой, мы бы сели лишь на трактор. Местом вылезания оказалось Никольское - населённый пункт довольно обширный. Пришлось пройти его целиком и выйти в поля. Машины шли сплошным потоком, но никто не останавливался. Кто-то, впрочем, делал какие-то знаки, но лишь изредка. Мы никому не были интересны. А я ведь даже уже начал раздеваться прямо на обочине: дабы ввечеру надеть тёплый свитер, пришлось сначала снять всю верхнюю относительно пояса одежду кроме одной футболки, что со стороны смотрелось весьма эффекто. Тут же попросился к каким-то колхозникам, остановившимся попинать колёса, но те сослались на забитость задних сидений багажом. Идём дальше. Некоторую надежду вселил знак заправки, на которой можно было бы попробовать подсесть к кому-нибудь, но при приближении мы узрели на знаке цифирь в 5 км. Это уже разочаровывало, хотя начинался уже четвёртый от Никольского километр нашего пешего перехода. Тут-то и подвернулся нам разболтанный москвичок.
- В сторону Пскова не добросите?
- Я только до Выры. Садитесь.
Москвичок вибрировал от старости и был сотрясаем характерными песнопениями вроде "в Соликамске встречу день рожденья". Я, к слову, наслышан о человеке, который по идейным соображениям не пользуется маршрутками, ибо его благородный слух физиологически оскорбляет русский шансон. Я, признаться, тоже не любитель такой музыки, но не настолько, да и не в нашем положении. Водитель зато попался разговорчивый и доброжелательный.
- Путешествуете? Во Пском автостопом собрались? Вам тут вечером до Луги никого не поймать. Я в Сиверскую еду, давайте прямо до станции доброшу. Это в стороне, зато на лужскую электричку успеете.
Нам пришлось согласиться, ибо доводы возницы были логичны.
В Сиверскую мы поспели как раз к электричке, при этом, судя по всему, спокойно могли бы сесть на неё на Балтийском вокзале, что, впрочем, лишило бы нас и проезжавших мимо дальнобойщиков массы впечатлений.
Электричка попалась примечательная своей ржавостью, медлительностью и сломанностью в области тамбурной двери, которую дедок и некий велосипедист вдвоём пытались вдолбить на месте, но она довольно долго продолжала криво висеть в проёме, создавая помехи при входе и выходе пассажиров.
Прибыв в Лугу, - город, славный на всю область размером с Австрию своими гопниками - разглядели мы поезд на другом пути и приняли за псковский, но он был закрыт и не подавал признаков жизни.
- Это куда поезд?
- До Пскова! - ответил проходивший мимо парень.
- А когда?
- В пять утра!
Вот как... Мы вошли в здание и посмотрели расписание: четыре тридцать семь. Ночь коротать здесь. Перспектива не самая приятная, но, как сказала Люся, что здесь, что во Пскове ночевать.
Мы отправились в Пятёрочку, приобрели там халвы и два киндер-сюрприза. Эти символы жизни были ритуально разъедены нами на главной площади Луги. Я собрал из остатков какую-то машинку с наклейками, а Людмиле достался лужский гопник на скейте, первоначально, ещё в скорлупе, принятый ею за паровозик. В площадном сквере стояли деревянные фигурки всяческих витязей. В их компанию затесался допетровский стрелец, который, видимо, в иные времена держал в руке некое оружие, которое затем было выдворено из его рук, но круглое углубление в деревянном кулаке осталось, из чего мы заключили, что это высокохудожественная статуя-подстаканник.
Перед зданием вокзала толклись таксисты и автобусы до Геленджика.
- По городу едем?
- Нам далеко!
- А куда?
- Во Псков!
- Поехали! - с энтузиазмом и задорностью отозвался таксист.
- Сколько?
- Две!
- Спасибо, мы лучше в вильнюсском люксе.
Вернулись в здание вокзала греться чаем, потом прошли в зал ожидания и сели. Вскоре напротив нас нарисовалась милая пенсионерка и принялась кому-то отзваниваться:
- Да, я в Луге! У меня всё хорошо! Всё прекрасно, не волнуйтесь! Ты мне эту лягушку всё-таки подари! Замечательно здесь всё, тепло, красиво.
Фраза про лягушку, брошенная в таком дискурсе, убила нас с Людмилой, лягушка же, как оказалось, стала сквозным мотивом всего нарратива. Вскоре, в процессе листания блокнота, Люся нашла схематичное изображение лягушки в кельтском стиле, весьма эстетичное. Блокнот, кстати сказать, был изъят из рюкзака неслучайно: он потребовался мне для акынной фиксации наблюдаемого в форме модернистских стихов на церковнославянском языке - нашей любимой с Евгением Соколовым-Удуговым-Геббельсом забаве.
А тётенька тем временем принялась за ещё один звонок:
- Олесечка! Не переживайте там за меня! Спать идите ложитесь, слышишь, Олесечка! У меня всё хорошо, я на вокзал пришла. Здесь так хорошо, так красиво - прям дворец! И потолок ровный, и всё так украшено, и балясины здесь такие! А люди-то какие все хорошие собрались, очень хорошие люди, такие, как я!
Я обернулся. За моей спиной спал бомжеватого вида мужик, правее примостился приблатнённого вида дядька. Люся от нечего делать смастерила из платка лягушку по одной ей известному способу. Помыслив о сквозности данного мотива, мы решили утеплиться и пройтись.
У Люси с собой были вкусные бутерброды из варёной колбасы и зелёного лука в лаваше, коими она со мной поделилась. После сытного обеда мы решили предаться музыке, и Люся сыграла мне на дудочке, а я спел ей песн, лишённую всякой предикативности. Совершив всё это, мы вернулись в зал ожидания и не зря: с подошедшей последней электрички высадилась толпа народа, едва уместившаяся в вокзальном сооружении. В связи с чем обрёл завершение мой акынный тринадцатисложник:
Седива на вокзале во Луге во граде
Убо мерзнева вовне въ дорожномъ наряде
Проти насъ седитъ баба и лягушку проситъ
Шумно глаголетъ, балясины превозноситъ
Людмила же изъ плата лягушку сваяла
И се исшедше она на дуде играла
Послежде толпа пришла ночь зде коротати
Подняла шумъ: негоже есть вирши слагати.
Пришедшая толпа пришлась кстати: без неё мы бы не начали шататься по зданию и не наткнулись бы на дивное объявление. Вокзал всё же есть ворота города и вешалка театра: по нему можно многое сказать обо всём населённом пункте. Вот что обнаружено было нами в Луге:
У этого прилавка я экспромтом сложил ещё вирши о нашем хожении:
Грустно зело есть на тракте стояти
Егда никтоже не хощетъ тя взяти
Мы переместились в кассовый зал, где я, сидя на корточках, начал проваливаться в сон под взглядом милой и тихой собачки. Поезд подали под посадку, правда, запускали первоначально только через один вагон, и оттуда уже толпа жаждущих псковских красот растекалась по всей колбасе. Мы разместились в этом вагоне, далеко не уходя, но, хоть в нём и надышали изрядно, было холодно. А ведь при посадке одна бабуля сказала своему дедуле:
- Пойдём-ка в другой вагон, там посвежее и попрохладнее, а тут, боюсь, душно будет.
Интересно, как ей спалось в той прохладе. Я же уснул довольно быстро.
Продолжение проследует завтра.
Часть II
В эти три дня со мной происходило нечто безумно прекрасное и безумно безумное, а вокруг носились первомайские демонстрации, падали валюты, рушились планы, светили бездомные ночи и туалет в подъезде, и я окончательно убедился в том, что спонтанным должно быть абсолютно всё, в том числе и безумие, и безумие от безумия. А планировалось всё как мирная поездка с balkan_ghost и Вадимом Израилевичем (который отпал от нас первым, будучи предтечей билетов и Славы) во Псков в тёплом вагоне и с впиской в гламурной квартире Вячеслава. Впечатлений же, однако, за три дня накопилось на недельную поездку минимум, и в честь этого я даже опущусь до банального травелога и расскажу обо всём с намёком на обстоятельность, хотя, как всегда в таких случаях, следует сделать примечание: рассказывать бесполезно - надо пережить. Хороший нарратив следует наблюдать в процессе создания.
Амбула:
Собственно, поездку к друзьям во Псков мы планировали месяц, всех заранее ставили в известность, радовались приглашению Славы в его квартиру "на восемь посадочных мест" и предвкушали. Однако же активно жаждущих выдалось только трое: мы с Люсей и русский поэт Вадим Израилевич Хохряков, в последний момент отказавшийся, сославшись на диссертацию. В итоге, поехали вдвоём. Я во вторник выведал все возможные пути следования, и мы единогласно избрали великолукский поезд, отбывавший и прибывавший в четвег вечером. Я, конечно, набрал с собой кучу ненужных вещей, казавшихся тогда столь необходимыми, но планы рушились на глазах и разом с размаху.
Люсю я выловил из встречной толпы скаутов на Витебском вокзале, и она, пока занимали очередь в кассы, поведала, что Слава укатил и о нашем приезде знать не знал, по словам знакомого нам корреспондента псковских Аргументов. Вот как. Значит, следующий раз будем подавать объявление о своём приезде в местный АиФ, чтобы не получать от их сотрудников сообщения вроде "Дивно! А где вы спать-то будете?". Ладно, это ещё полбеды: всё решаемо. Но тут подходит наша очередь, и не успел я сунуть кассиру паспорт, как получил в ответ:
- До Пскова ни сидячих, ни стоячих - никаких нет! Езжайте вильнюсским люксом!
- Спасибо, не хотим.
Что делать? До отправления поезда час, проситься к проводникам рано - они ещё не вышли на платформы. Ожидая Люсю, я уже отсылал одного смоленского мужика проситься в мариупольский поезд к проводницам или локостопом, но тот, хоть и внял моему совету, вернулся и сообщил, что все боятся ревизии. Посему порешили времени не терять.
- Стопом?
- Стопом...
Решили отъехать от города, чтобы стопить на Киевском шоссе в районе Гатчины, и поехали на Балтийский вокзал. У меня почему-то тут же замелькала мысль о том, что там мы можем встретить возвращающегося домой в Пудость Константина. Вышли на платформу, и в толпе ожидающих подачи поезда я различил фигуру в кожаном плаще, занятую телефонным разговором и активным продвижением в нашу сторону.
- Куда это вы? - спросил он, повесив трубку.
- Во Псков стопом. так и знал, что тебя тут встречу.
- Замечательно.
Константину о наших планах мы поведали, и он впечатлился, отметив про себя некоторые симптомы болезни. С ним доехали до Пудости и уже вдвоём до Гатчины, где засели в отрекомендованную Константином маршрутку на Колпаны с целью выбраться за объездную и там голосовать. Кондуктор на вопрос "как нам попасть за объездную и сколько это в рублях?" долго не мог понять, зачем нам за объездную, но в итоге взял 20 рублей, и мы тронулись. По дороге сердобольная публика учила нас, где лучше выйти и за каким поворотом. Одна бабуля ловко жонглировала словом "автостоп" и с видом знатока рассказывала, в каком месте лучше берут. Впрочем, за два дня до этого, когда я узнавал о путях следования, в справочном Балтийского вокзала мне встретилась ещё более милая пенсионерка, доказывавшая дежурной, что прямой поезд до Пскова всё же существует, потому что "я месяц назад в интернете читала, что его пустили!".
Хорошо, что мы сами решили сойти там, где решили, потому что автобус, выпустив нас на волю, тут же свернул с трассы, и в месте, указанном бабушкой, мы бы сели лишь на трактор. Местом вылезания оказалось Никольское - населённый пункт довольно обширный. Пришлось пройти его целиком и выйти в поля. Машины шли сплошным потоком, но никто не останавливался. Кто-то, впрочем, делал какие-то знаки, но лишь изредка. Мы никому не были интересны. А я ведь даже уже начал раздеваться прямо на обочине: дабы ввечеру надеть тёплый свитер, пришлось сначала снять всю верхнюю относительно пояса одежду кроме одной футболки, что со стороны смотрелось весьма эффекто. Тут же попросился к каким-то колхозникам, остановившимся попинать колёса, но те сослались на забитость задних сидений багажом. Идём дальше. Некоторую надежду вселил знак заправки, на которой можно было бы попробовать подсесть к кому-нибудь, но при приближении мы узрели на знаке цифирь в 5 км. Это уже разочаровывало, хотя начинался уже четвёртый от Никольского километр нашего пешего перехода. Тут-то и подвернулся нам разболтанный москвичок.
- В сторону Пскова не добросите?
- Я только до Выры. Садитесь.
Москвичок вибрировал от старости и был сотрясаем характерными песнопениями вроде "в Соликамске встречу день рожденья". Я, к слову, наслышан о человеке, который по идейным соображениям не пользуется маршрутками, ибо его благородный слух физиологически оскорбляет русский шансон. Я, признаться, тоже не любитель такой музыки, но не настолько, да и не в нашем положении. Водитель зато попался разговорчивый и доброжелательный.
- Путешествуете? Во Пском автостопом собрались? Вам тут вечером до Луги никого не поймать. Я в Сиверскую еду, давайте прямо до станции доброшу. Это в стороне, зато на лужскую электричку успеете.
Нам пришлось согласиться, ибо доводы возницы были логичны.
В Сиверскую мы поспели как раз к электричке, при этом, судя по всему, спокойно могли бы сесть на неё на Балтийском вокзале, что, впрочем, лишило бы нас и проезжавших мимо дальнобойщиков массы впечатлений.
Электричка попалась примечательная своей ржавостью, медлительностью и сломанностью в области тамбурной двери, которую дедок и некий велосипедист вдвоём пытались вдолбить на месте, но она довольно долго продолжала криво висеть в проёме, создавая помехи при входе и выходе пассажиров.
Прибыв в Лугу, - город, славный на всю область размером с Австрию своими гопниками - разглядели мы поезд на другом пути и приняли за псковский, но он был закрыт и не подавал признаков жизни.
- Это куда поезд?
- До Пскова! - ответил проходивший мимо парень.
- А когда?
- В пять утра!
Вот как... Мы вошли в здание и посмотрели расписание: четыре тридцать семь. Ночь коротать здесь. Перспектива не самая приятная, но, как сказала Люся, что здесь, что во Пскове ночевать.
Мы отправились в Пятёрочку, приобрели там халвы и два киндер-сюрприза. Эти символы жизни были ритуально разъедены нами на главной площади Луги. Я собрал из остатков какую-то машинку с наклейками, а Людмиле достался лужский гопник на скейте, первоначально, ещё в скорлупе, принятый ею за паровозик. В площадном сквере стояли деревянные фигурки всяческих витязей. В их компанию затесался допетровский стрелец, который, видимо, в иные времена держал в руке некое оружие, которое затем было выдворено из его рук, но круглое углубление в деревянном кулаке осталось, из чего мы заключили, что это высокохудожественная статуя-подстаканник.
Перед зданием вокзала толклись таксисты и автобусы до Геленджика.
- По городу едем?
- Нам далеко!
- А куда?
- Во Псков!
- Поехали! - с энтузиазмом и задорностью отозвался таксист.
- Сколько?
- Две!
- Спасибо, мы лучше в вильнюсском люксе.
Вернулись в здание вокзала греться чаем, потом прошли в зал ожидания и сели. Вскоре напротив нас нарисовалась милая пенсионерка и принялась кому-то отзваниваться:
- Да, я в Луге! У меня всё хорошо! Всё прекрасно, не волнуйтесь! Ты мне эту лягушку всё-таки подари! Замечательно здесь всё, тепло, красиво.
Фраза про лягушку, брошенная в таком дискурсе, убила нас с Людмилой, лягушка же, как оказалось, стала сквозным мотивом всего нарратива. Вскоре, в процессе листания блокнота, Люся нашла схематичное изображение лягушки в кельтском стиле, весьма эстетичное. Блокнот, кстати сказать, был изъят из рюкзака неслучайно: он потребовался мне для акынной фиксации наблюдаемого в форме модернистских стихов на церковнославянском языке - нашей любимой с Евгением Соколовым-Удуговым-Геббельсом забаве.
А тётенька тем временем принялась за ещё один звонок:
- Олесечка! Не переживайте там за меня! Спать идите ложитесь, слышишь, Олесечка! У меня всё хорошо, я на вокзал пришла. Здесь так хорошо, так красиво - прям дворец! И потолок ровный, и всё так украшено, и балясины здесь такие! А люди-то какие все хорошие собрались, очень хорошие люди, такие, как я!
Я обернулся. За моей спиной спал бомжеватого вида мужик, правее примостился приблатнённого вида дядька. Люся от нечего делать смастерила из платка лягушку по одной ей известному способу. Помыслив о сквозности данного мотива, мы решили утеплиться и пройтись.
У Люси с собой были вкусные бутерброды из варёной колбасы и зелёного лука в лаваше, коими она со мной поделилась. После сытного обеда мы решили предаться музыке, и Люся сыграла мне на дудочке, а я спел ей песн, лишённую всякой предикативности. Совершив всё это, мы вернулись в зал ожидания и не зря: с подошедшей последней электрички высадилась толпа народа, едва уместившаяся в вокзальном сооружении. В связи с чем обрёл завершение мой акынный тринадцатисложник:
Седива на вокзале во Луге во граде
Убо мерзнева вовне въ дорожномъ наряде
Проти насъ седитъ баба и лягушку проситъ
Шумно глаголетъ, балясины превозноситъ
Людмила же изъ плата лягушку сваяла
И се исшедше она на дуде играла
Послежде толпа пришла ночь зде коротати
Подняла шумъ: негоже есть вирши слагати.
Пришедшая толпа пришлась кстати: без неё мы бы не начали шататься по зданию и не наткнулись бы на дивное объявление. Вокзал всё же есть ворота города и вешалка театра: по нему можно многое сказать обо всём населённом пункте. Вот что обнаружено было нами в Луге:
У этого прилавка я экспромтом сложил ещё вирши о нашем хожении:
Грустно зело есть на тракте стояти
Егда никтоже не хощетъ тя взяти
Мы переместились в кассовый зал, где я, сидя на корточках, начал проваливаться в сон под взглядом милой и тихой собачки. Поезд подали под посадку, правда, запускали первоначально только через один вагон, и оттуда уже толпа жаждущих псковских красот растекалась по всей колбасе. Мы разместились в этом вагоне, далеко не уходя, но, хоть в нём и надышали изрядно, было холодно. А ведь при посадке одна бабуля сказала своему дедуле:
- Пойдём-ка в другой вагон, там посвежее и попрохладнее, а тут, боюсь, душно будет.
Интересно, как ей спалось в той прохладе. Я же уснул довольно быстро.
Продолжение проследует завтра.
Часть II