«Я боюсь... чтобы не дал Наполеон вольности народу» (с) генерал Раевский
Оригинал взят у mysliwiec в «Я боюсь... чтобы не дал Наполеон вольности народу» (с) генерал Раевский
Оригинал взят у valery_brest_by в Война с Наполеоном еще не окончена
Еще одна попытка переиграть битвы прошлого. В "Солидарности":
«Если бы Наполеон победил, мы бы имели независимую Беларусь еще с 1812 года»
- Что дал белорусским землям французский режим? Оправдались ли ожидания населения?
- Французский режим установился на 3-4 месяца. Наполеон выполнил свое обещание: было провозглашено ВКЛ, создано временное правительство, своя полиция, жандармерия, армия. Здесь создали для начала 9 полков. Крестьяне, вопреки сказкам советской пропаганды, вступали в них очень охотно. Если в царскую армию рекрутов брали насильно и на 25 лет, то в армию ВКЛ вступали добровольно и на 6 лет, за хорошее содержание. К тому же было объявлено, что всякий, кто отслужит, получит вольную и земельный надел. Поэтому желающих было навалом. Еще и дополнительные полки начали комплектовать.
ВКЛ представляло из себя автономное государство в составе общеевропейской империи Наполеона. Точно такое же, как и Герцогство Варшавское.
Более того, Наполеон также издал указ о создании княжества Белоруссия со столицей в Могилеве, куда входили Витебская, Могилевская и Смоленская губернии. Главой этого нового образования был назначен маркиз Клод Эмануэль де Пасторе.
Но времени было мало, и создать практически ничего не успели. Идея Наполеона была такова: царь в конце концов встанет на колени и начнутся переговоры и торг. Эту Белоруссию (княжество Белоруссия) - по сути первый захват Екатерины, где и жили упомянутые 6,5% православных, - он готов был отдать.
ВКЛ он не собирался отдавать ни при каких условиях.
- И если бы Наполеон победил…
- Для нас все это было бы очень неплохо. Крестьянство стало бы свободным не в 1861 году, а в 1813-м или 1814-м. ВКЛ существовало бы как автономное государство наряду с Польским королевством. Наполеон сознательно не хотел их соединять. Он был не только великий полководец, но и великий политик. Он знал: разделяя - властвуй. Лучше иметь отдельно Украину, отдельно Польшу, отдельно Литву. Так больше пространство для маневра.
После войны местная шляхта развернула бы плечи. До этого они считали себя польской шляхтой литовского происхождения, а в этом случае стали бы литовской шляхтой литовского происхождения. Мы бы имели независимую Литву, она же Беларусь, еще с 1812 года. Но так не произошло."
* * *
Оригинал взят у ivanko333 в «Я боюсь... чтобы не дал Наполеон вольности народу» (с) генерал Раевский
Поражение в войне с Наполеоном в 1807 году нашло живой отклик в российском обществе.В то время как сердца молодых офицеров, по словам Дениса Давыдова, «горели негодованием» от вынужденного замирения с противником, правительство получало тревожные со-общения о настроениях крепостных людей. В их сердцах успех французского императора оживил, как оказалось, надежды на близкое освобождение.
Среди простонародья велись разговоры о том, что, случись новая война с Наполеоном, он разгромит армию Александра и освободит крепостных людей. После дарования Наполеоном конституции герцогству Варшавскому и отмены там крепостного права эти разговоры вспыхнули с новой силой. Дворовый человек помещика Демидова писал своему отцу, сосланному в Сибирь за неповиновение господину, что скоро, «кажется, у нас, в России, будет вся несправедливость опровергнута».Дворовый человек помещика Демидова писал своему отцу, сосланному в Сибирь за неповиновение господину, что скоро, «кажется, у нас, в России, будет вся несправедливость опровергнута».
Поймали в Петербурге крепостного крестьянина Корнилова, который говорил в лавке слушателям: «Бунапарте писал к государю, чтоб если он желает иметь мир, то освободил бы всех крепостных людей и чтоб крепостных не было, в противном случае война будет всегда». На допросе Корнилов признался, что слышал это в разговоре троих крепостных художников друг с другом, будто «француз хочет взять Россию и сделать всех вольными»*
*Когда императору Александру доложили об этом случае, он рас-порядился предать Корнилова суду, поскольку он «оказывается вино-вным в том, что любил слушать и рассказывать пустые и глупые новости, говорил слова непристойные и дерзкие, был излишне любопытен, хотел знать, что пишут в газетах»...
Таких толков и записок выявилось множество. Сообщения шпионов Наполеона вполне подтверждали поражен¬ческие настроения простого народа. Один из них писал в Париж, что русские крестьяне «будут очень расположены встать на сторону победоносной французской армии, по¬тому что они только и мечтают о свободе и слишком хоро¬шо познали свое рабство, которое очень жестоко». Доктор Миливье, более двадцати лет проживший в России, с уверенностью сообщал Наполеону о том, что стоит только его войскам пересечь границу, крестьяне восстанут против господ и подарят ему империю Александра.
Губернаторы отправляли в Петербург отчеты об участившихся случаях неповиновения крепостных людей помещикам. Граф Федор Ростопчин, занимавшийся организацией земского ополчения на случай новой войны, прямо доносил императору Александру Павловичу, что возлагает мало надежд на стойкость рядовых ополченцев. По его словам, достаточно будет Наполеону войти в Россию, и тогда «толк о мнимой вольности подымет народ на приобретение оной истреблением дворянства, что есть во всех бунтах и возмущениях единая цель черни».
Наполеон действительно рассматривал возможность провозгласить свободу крепостным крестьянам при втор¬жении в Россию. Его агенты были заняты даже розысками уцелевших манифестов Емельяна Пугачева, чтобы заимствовать из них стиль обращения к русскому народу. Насколько эти намерения казались опасными для существовавшего в стране режима, можно судить по испуганному призна¬нию Н.Н. Раевского: «Я боюсь... чтобы не дал Наполеон вольности народу», - признавался в одном из своих писем бесстрашный генерал, будущий герой войны 1812 года...
Трудно понять, что в конце концов заставило француз¬ского императора отказаться от своего намерения. Возмож¬но, из излишней самоуверенности он недооценил стойкости противника и не желал в глазах современников и потомков делить славу победы, казавшейся и без того несомненной, с «чернью». Как бы то ни было, но французские войска всту¬пили на территорию России, а манифеста об освобождении крепостных так и не появилось. Однако волнения крестьян от этого не уменьшились. Агенты полиции, внедренные повсюду, с особой тщательностью прислушивались к разговорам на улицах, в трактирах и шинках. По их донесениям в народе толковали: «Французы скоро Москву возьмут - будем все вольные! Дай Бог, нам тогда лучше будет!»
Незадолго до вторжения наполеоновской армии российское правительство было озабочено подготовкой мер безо¬пасности для предотвращения народных восстаний в тылу. В каждую губернию были введены карательные военные экспедиции, расположенные так, чтобы иметь возможность действовать сообща при возникновении крупных мятежей. Но эти приготовления оказались почти бесполезны. При из-вестии о приближении французов вооруженные восстания начались в западных губерниях и вскоре перекинулись на центральные области. Помещики в страхе за свою жизнь бежали в города, но даже под защитой военных гарнизонов многие не могли чувствовать себя спокойно - не доверяли собственным дворовым, спали с оружием, не гася огня.
Крепостные жгли и грабили помещичьи усадьбы, вступали в перестрелки с правительственными отрядами.
Витебский губернатор доносил в Комитет министров, что местные помещики «робеют и не почитают себя в безопасности» и что «буйство до того простирается, что крестьяне стреляли по драгунам и ранили многих». Губернатор требовал военной помощи, но того же просили из других мест. Бунтовали и в Московской губернии. В имениях князя Шаховского и действительного статского советника Алябьева крестьяне «вышли из повиновения, говоря, что они ныне французские».
Из Смоленской, Тверской, Новгородской губерний также сообщали, что там крестьяне «возмечтали, что они принадлежать могут французам навсегда».
Казалось, повторяются события пугачевщины. Важно, что и в этот раз многие крепостные крестьяне были чужды анархических настроений, избегали самовольных расправ. Французы были чрезвычайно удивлены тем, что русские мужики в их лагерь начали доставлять выловленных по лесам дворян, офицеров и предводителей ополчений. Как ранее в казаках Пугачева, крестьяне видели теперь в наполеоновской администрации новую государственную власть, при-званную свергнуть прежний несправедливый социальный порядок, и предавали ее правосудию тех, кто являлся, по их мнению, преступником - собственных и чужих господ.
Крестьянское движение не было единым, в это время так и не появилось того, кто смог бы объединить протестные настроения. Кроме того, враждебное отношение францу¬зов, грабежи и оскорбления национальных и религиозных чувств очень скоро вызвали перемену настроений в тех, кто стремился добиться свободы с помощью наполеоновских солдат. Начиная партизанскую войну против иноземных захватчиков, многие надеялись, что участие в военных дей¬ствиях и победа над врагом принесут им освобождение от власти помещиков из рук собственного правительства.
Эти надежды в очередной раз не сбылись. Победоносное окончание Отечественной войны обернулось для крепост¬ных крестьян ужесточением господской власти и произвола. Дворяне старались вознаградить себя за прошлые страх и унижение, и телесные наказания приобрели столь широкое распространение, что вынудили императора обратиться к помещикам с увещеванием быть снисходительнее ради великой общегосударственной радости. Необходимость вос¬становления разрушенного хозяйства также легла на плечи крепостных. В то же время правительство, помня о недавних волнениях, увеличило число карательных воинских команд в губерниях и уездах.
Вернувшись из военных походов домой и обнаружив, что они, как было сказано в императорском манифесте, «обращены совершенно в первобытное состояние», иными словами, в прежнее бесправное положение, крестьяне снова начинают отчаянную борьбу за свободу.
Оригинал взят у valery_brest_by в Война с Наполеоном еще не окончена
Еще одна попытка переиграть битвы прошлого. В "Солидарности":
«Если бы Наполеон победил, мы бы имели независимую Беларусь еще с 1812 года»
- Что дал белорусским землям французский режим? Оправдались ли ожидания населения?
- Французский режим установился на 3-4 месяца. Наполеон выполнил свое обещание: было провозглашено ВКЛ, создано временное правительство, своя полиция, жандармерия, армия. Здесь создали для начала 9 полков. Крестьяне, вопреки сказкам советской пропаганды, вступали в них очень охотно. Если в царскую армию рекрутов брали насильно и на 25 лет, то в армию ВКЛ вступали добровольно и на 6 лет, за хорошее содержание. К тому же было объявлено, что всякий, кто отслужит, получит вольную и земельный надел. Поэтому желающих было навалом. Еще и дополнительные полки начали комплектовать.
ВКЛ представляло из себя автономное государство в составе общеевропейской империи Наполеона. Точно такое же, как и Герцогство Варшавское.
Более того, Наполеон также издал указ о создании княжества Белоруссия со столицей в Могилеве, куда входили Витебская, Могилевская и Смоленская губернии. Главой этого нового образования был назначен маркиз Клод Эмануэль де Пасторе.
Но времени было мало, и создать практически ничего не успели. Идея Наполеона была такова: царь в конце концов встанет на колени и начнутся переговоры и торг. Эту Белоруссию (княжество Белоруссия) - по сути первый захват Екатерины, где и жили упомянутые 6,5% православных, - он готов был отдать.
ВКЛ он не собирался отдавать ни при каких условиях.
- И если бы Наполеон победил…
- Для нас все это было бы очень неплохо. Крестьянство стало бы свободным не в 1861 году, а в 1813-м или 1814-м. ВКЛ существовало бы как автономное государство наряду с Польским королевством. Наполеон сознательно не хотел их соединять. Он был не только великий полководец, но и великий политик. Он знал: разделяя - властвуй. Лучше иметь отдельно Украину, отдельно Польшу, отдельно Литву. Так больше пространство для маневра.
После войны местная шляхта развернула бы плечи. До этого они считали себя польской шляхтой литовского происхождения, а в этом случае стали бы литовской шляхтой литовского происхождения. Мы бы имели независимую Литву, она же Беларусь, еще с 1812 года. Но так не произошло."
* * *
Оригинал взят у ivanko333 в «Я боюсь... чтобы не дал Наполеон вольности народу» (с) генерал Раевский
Поражение в войне с Наполеоном в 1807 году нашло живой отклик в российском обществе.В то время как сердца молодых офицеров, по словам Дениса Давыдова, «горели негодованием» от вынужденного замирения с противником, правительство получало тревожные со-общения о настроениях крепостных людей. В их сердцах успех французского императора оживил, как оказалось, надежды на близкое освобождение.
Среди простонародья велись разговоры о том, что, случись новая война с Наполеоном, он разгромит армию Александра и освободит крепостных людей. После дарования Наполеоном конституции герцогству Варшавскому и отмены там крепостного права эти разговоры вспыхнули с новой силой. Дворовый человек помещика Демидова писал своему отцу, сосланному в Сибирь за неповиновение господину, что скоро, «кажется, у нас, в России, будет вся несправедливость опровергнута».Дворовый человек помещика Демидова писал своему отцу, сосланному в Сибирь за неповиновение господину, что скоро, «кажется, у нас, в России, будет вся несправедливость опровергнута».
Поймали в Петербурге крепостного крестьянина Корнилова, который говорил в лавке слушателям: «Бунапарте писал к государю, чтоб если он желает иметь мир, то освободил бы всех крепостных людей и чтоб крепостных не было, в противном случае война будет всегда». На допросе Корнилов признался, что слышал это в разговоре троих крепостных художников друг с другом, будто «француз хочет взять Россию и сделать всех вольными»*
*Когда императору Александру доложили об этом случае, он рас-порядился предать Корнилова суду, поскольку он «оказывается вино-вным в том, что любил слушать и рассказывать пустые и глупые новости, говорил слова непристойные и дерзкие, был излишне любопытен, хотел знать, что пишут в газетах»...
Таких толков и записок выявилось множество. Сообщения шпионов Наполеона вполне подтверждали поражен¬ческие настроения простого народа. Один из них писал в Париж, что русские крестьяне «будут очень расположены встать на сторону победоносной французской армии, по¬тому что они только и мечтают о свободе и слишком хоро¬шо познали свое рабство, которое очень жестоко». Доктор Миливье, более двадцати лет проживший в России, с уверенностью сообщал Наполеону о том, что стоит только его войскам пересечь границу, крестьяне восстанут против господ и подарят ему империю Александра.
Губернаторы отправляли в Петербург отчеты об участившихся случаях неповиновения крепостных людей помещикам. Граф Федор Ростопчин, занимавшийся организацией земского ополчения на случай новой войны, прямо доносил императору Александру Павловичу, что возлагает мало надежд на стойкость рядовых ополченцев. По его словам, достаточно будет Наполеону войти в Россию, и тогда «толк о мнимой вольности подымет народ на приобретение оной истреблением дворянства, что есть во всех бунтах и возмущениях единая цель черни».
Наполеон действительно рассматривал возможность провозгласить свободу крепостным крестьянам при втор¬жении в Россию. Его агенты были заняты даже розысками уцелевших манифестов Емельяна Пугачева, чтобы заимствовать из них стиль обращения к русскому народу. Насколько эти намерения казались опасными для существовавшего в стране режима, можно судить по испуганному призна¬нию Н.Н. Раевского: «Я боюсь... чтобы не дал Наполеон вольности народу», - признавался в одном из своих писем бесстрашный генерал, будущий герой войны 1812 года...
Трудно понять, что в конце концов заставило француз¬ского императора отказаться от своего намерения. Возмож¬но, из излишней самоуверенности он недооценил стойкости противника и не желал в глазах современников и потомков делить славу победы, казавшейся и без того несомненной, с «чернью». Как бы то ни было, но французские войска всту¬пили на территорию России, а манифеста об освобождении крепостных так и не появилось. Однако волнения крестьян от этого не уменьшились. Агенты полиции, внедренные повсюду, с особой тщательностью прислушивались к разговорам на улицах, в трактирах и шинках. По их донесениям в народе толковали: «Французы скоро Москву возьмут - будем все вольные! Дай Бог, нам тогда лучше будет!»
Незадолго до вторжения наполеоновской армии российское правительство было озабочено подготовкой мер безо¬пасности для предотвращения народных восстаний в тылу. В каждую губернию были введены карательные военные экспедиции, расположенные так, чтобы иметь возможность действовать сообща при возникновении крупных мятежей. Но эти приготовления оказались почти бесполезны. При из-вестии о приближении французов вооруженные восстания начались в западных губерниях и вскоре перекинулись на центральные области. Помещики в страхе за свою жизнь бежали в города, но даже под защитой военных гарнизонов многие не могли чувствовать себя спокойно - не доверяли собственным дворовым, спали с оружием, не гася огня.
Крепостные жгли и грабили помещичьи усадьбы, вступали в перестрелки с правительственными отрядами.
Витебский губернатор доносил в Комитет министров, что местные помещики «робеют и не почитают себя в безопасности» и что «буйство до того простирается, что крестьяне стреляли по драгунам и ранили многих». Губернатор требовал военной помощи, но того же просили из других мест. Бунтовали и в Московской губернии. В имениях князя Шаховского и действительного статского советника Алябьева крестьяне «вышли из повиновения, говоря, что они ныне французские».
Из Смоленской, Тверской, Новгородской губерний также сообщали, что там крестьяне «возмечтали, что они принадлежать могут французам навсегда».
Казалось, повторяются события пугачевщины. Важно, что и в этот раз многие крепостные крестьяне были чужды анархических настроений, избегали самовольных расправ. Французы были чрезвычайно удивлены тем, что русские мужики в их лагерь начали доставлять выловленных по лесам дворян, офицеров и предводителей ополчений. Как ранее в казаках Пугачева, крестьяне видели теперь в наполеоновской администрации новую государственную власть, при-званную свергнуть прежний несправедливый социальный порядок, и предавали ее правосудию тех, кто являлся, по их мнению, преступником - собственных и чужих господ.
Крестьянское движение не было единым, в это время так и не появилось того, кто смог бы объединить протестные настроения. Кроме того, враждебное отношение францу¬зов, грабежи и оскорбления национальных и религиозных чувств очень скоро вызвали перемену настроений в тех, кто стремился добиться свободы с помощью наполеоновских солдат. Начиная партизанскую войну против иноземных захватчиков, многие надеялись, что участие в военных дей¬ствиях и победа над врагом принесут им освобождение от власти помещиков из рук собственного правительства.
Эти надежды в очередной раз не сбылись. Победоносное окончание Отечественной войны обернулось для крепост¬ных крестьян ужесточением господской власти и произвола. Дворяне старались вознаградить себя за прошлые страх и унижение, и телесные наказания приобрели столь широкое распространение, что вынудили императора обратиться к помещикам с увещеванием быть снисходительнее ради великой общегосударственной радости. Необходимость вос¬становления разрушенного хозяйства также легла на плечи крепостных. В то же время правительство, помня о недавних волнениях, увеличило число карательных воинских команд в губерниях и уездах.
Вернувшись из военных походов домой и обнаружив, что они, как было сказано в императорском манифесте, «обращены совершенно в первобытное состояние», иными словами, в прежнее бесправное положение, крестьяне снова начинают отчаянную борьбу за свободу.