Опасные изменения
По Кахетинскому шоссе в Тбилиси расположено красивое прозрачное здание в виде волны, которое вошло почти во все каталоги современной архитектуры. На втором этаже здания, по левую сторону размещается большой белый кабинет. Несмотря на то, что это один из самых комфортных и удобных кабинетов в Грузии, он более двух лет пустует. Последние три министра внутренних дел, Ахалая, Гарибашвили и Чикаидзе не захотели занять его. Ахалая сидел в т.н.Модуле, а два последних министра в Ортачале, в кабинете Кахи Таргамадзе (глава МВД времен Шеварднадзе - ред.).
Почему так резко увеличилась преступность (если считаете, что раньше происходило больше преступлений и это скрывалось, то Вам лучше здесь же прекратить чтение данной статьи), и почему выглядит так хило Министерство внутренних дел, имевшее некогда репутацию всемогущего ведомства? Что изменилось за последние два года, куда мы идем, и где выход?
В 2004 году, когда я начал работать в тогдашнем Министерстве безопасности (в конце того же года МВД и Министерство безопасности объединили), сразу же оказался перед двумя проблемами. Одна - жуткий запах туалета, стоящий во всем здании, который вскоре же исчез, и вторая, нескончаемые звонки от друзей и знакомых.
Почти все мои знакомые считали, что на меня, как на должностное лицо, было возложено святое обязательство "быть им чем-то полезным". Причем не только им, но и их знакомым и родственникам. Сначала просьбы были терпимые, и в основном касались того, что у близкого кому-то человека ограбили квартиру, или угнали машину, и если кто-то "сверху поручит " следователю, дело быстрее раскроют. Переадресовать такие звонки было нетрудно и, несмотря на то, что в десяти случаях из десяти "звонок сверху" никак не влияет на то, будет ли раскрыто дело, позвонить начальнику полиции с просьбой о том, чтобы тому-то и тому-то уделили внимание, ничего не портило. Тем более что спустя три-четыре года такие звонки вообще перестали раздаваться.
Второй тип просьб касался знакомых, у которых со своей стороны были знакомые, которые были талантливыми, "нашими" (до сих пор не могу понять, что значит - наши), и у них появилось непреодолимое желание работать в полиции. Такие звонки тоже не представляли проблему, потому как кандидата направляли в академию на тестирование, и если он не сдавал, мог пенять лишь на себя.
Настоящей, серьезной проблемой были звонки третьего типа, которые, как правило, начинались так: "он разнимал других", "просто был там", "вообще ни в чем не виноват", только в одном из ста случаев протектор допускал теоретический шанс того, что протеже мог быть виноват. Помню единственный случай, когда знакомый начал разговор с того, что задержанный "отличный парень, когда трезвый", тем самым допуская, что в нетрезвом состоянии он мог быть не таким уж хорошим парнем. И, разумеется, все могли назвать кого-то третьего, который совершил гораздо более серьезное преступление, и ходит безнаказанным.
До нас такие звонки, как правило, быстро перерастали в примитивную арифметическую задачу, и после правильно названной цифры, убавления и деления, стороны приходили к взаимовыгодной договоренности. С 2003 года, после того, как эта торговля закончилась, "поиски патрона" стали еще более интенсивными.
Такие звонки получают все, начиная от участкового инспектора, заканчивая министром внутренних дел и генеральным прокурором, их друзьями и членами семьи. Социальное давление огромное. Звонят все: друзья, коллеги, должностные персоны, "известные лица", политики, враги и друзья. То, насколько может полиция выдержать такое давление, часто определяет то, насколько она успешна или безуспешна.
Взглянув на нашумевшие убийства (преступления на улицах Барнова и в районе Авлабари), происшедшие в последнее время в Тбилиси, в глаза бросается одно обстоятельство: убийцами являются люди, которые, если бы не это социальное давление, во время совершения преступления должны были сидеть в тюрьме. Или, в крайнем случае, после освобождения обязательно должны были быть под контролем полиции, и не смели ходить с оружием.
Если взглянуть на состав полиции Тбилиси, можно заметить, что их большую часть составляют старые сотрудники. В других подразделениях тоже более или менее такое же положение. То есть, полицейскими являются опять же те, кто несколько лет назад превратил Тбилиси в один из самых безопасных городов Европы. Они являются профессионалами, превосходно могут осуществлять превенцию преступности, и раскрывать очень сложные дела. Несмотря на это, сегодня им приходится быть в рейде по ночам.
Почему?
Представим один из тбилисских кварталов и допустим, что у этого квартала есть один участковый и один, хотите, назовем его "блатным", хотите криминальным элементом. Спокойствие квартала определяет баланс сил между этими двумя людьми. Полицейский старается, чтобы этот криминальный элемент был в тюрьме, или если тот на воле, максимально взять его под контроль и принудить вести себя нормально. Если этот криминальный элемент будет "зачморен", это будет сигналом для остального квартала. Другие не дружат с ним, опасно. Сверстники и младшие по возрасту не подражают ему, например, не ходят с оружием.
Какие шансы у "блатного" в такой ситуации? Он вынужден искать влиятельных знакомых, дружить с детьми должностных лиц, оказывать им необходимую службу (нередко в неприглядных делах), то есть найти такого союзника, который в случае, если его возьмут, может позвонить в полицию и выпустить его.
Если ему удастся хотя бы раз совершив серьезное преступление миновать наказания, будет разрушен баланс сил в квартале. Полицейский угнетен, он знает, что не может задержать преступника, поэтому закрывается в отделении и старается избегать мытарств. Между тем преступный мир чувствует себя вольготно, начинает ходить с оружием, публично ругает и глумится над полицией, и становится в квартале лидером, которому подражают другие. В квартале появляется биржа. В случае драки в квартале полицейский старается не вмешиваться и уступает привилегию урегулирования положения криминальному элементу. Жертва, которая раньше обращалась к полиции, теперь понимает, что является незащищенным, и вместо того, чтобы говорить на языке закона, предпочитает решать проблему путем достижения компромисса с преступником.
Это и происходит сегодня во многих кварталах Тбилиси и Грузии. Чем "элитарней" квартал, тем острее проблема. Разумеется, у "элитарных" криминалов "элитарные" покровители. Невооруженным глазом трудно заметить процесс, поскольку на первый взгляд, и полицейские те же, и криминалы, однако это вроде бы незначительное изменение в балансе сил основополагающим образом изменило отношения между ними.
Власть, которая одним росчерком пера выпустила из тюрем свыше 15 000 преступников, практически лишилась способности выдержать социальное давление подобного рода. Как отказать, например, члену своего же парламента, или какому-либо известному интеллигенту, отпустить "ребенка", задержанного по обвинению в рядовом хулиганстве, или изменить квалификацию обвинения, когда помилован убийца? Между тем, каждый такой отпущенный "ребенок" является гвоздем в гроб законопослушного общества.
По мне, так реформа полиции начиналась не с новых машин патруля и прозрачных зданий. Она началась с одного, почти незначительного эпизода. То ли в 2004, то ли в 2005 году в Батуми актер одного из известных грузинских театров разбил бутылку о голову полицейского в ресторане. Актера задержали. Руководитель театра позвонил тогдашнему министру внутренних дел и попросил отпустить актера, причем обещал, что сам его накажет. Министр оторопел от того, что руководитель театра посмел это, и категорически отказал в просьбе. Со своей стороны и руководитель театра был удивлен, что ему отказали, и поставил на удивление бездарный спектакль, в котором главным отрицательным персонажем сделал именно этого министра.
Таким образом, была улажена проблема звонков "третьего типа". Тогдашний министр внутренних дел и генеральный прокурор взяли на себя социальное давление, направленное против полицейских. Это упростило жизнь полицейским и прокурорам. Любая просьба или давление переадресовывались выше, где уже не действовало (как правило) никакое знакомство. Однако следует отметить, что те единичные случаи, когда этот принцип был нарушен, очень дорого обошлись тогдашней власти.
Чтобы министр внутренних дел и генеральный прокурор могли выдержать такое давление (разумеется, давление в большей доле идет от влиятельных членов или известных сторонников своей же команды), у них первым делом должен быть соответствующий авторитет внутри собственной команды. Другие министры, депутаты, и известные лица не должны сметь требовать от них проявления лояльности к преступникам. И они, и все другие должны помнить, что полицейский, которому хоть раз позвонили "сверху", и заставили незаконно выпустить виновника, уже не полицейский.
Что произойдет, если так будет продолжаться? А произойдет то, что организованный криминал сможет подчинить собственному влиянию все большую часть общества. Владельцы маленьких магазинов подумают, что лучше платить ежемесячную дань местным авторитетам, чем рискнуть и обратиться к полиции. Многие помнят факт, происшедший несколько месяцев назад, когда продавец арбуза насмерть ранил одного из тех "авторитетов квартала", которые пришли к нему за данью. Если будет так продолжаться, другие продавцы арбузов в будущем предпочтут платить дань. Если деньги, влияние, дорогие машины и дома вновь окажутся в руках криминалов, тогда мы можем вернуться к положению в Кутаиси конца 90-х годов, когда согласно социологическому опросу 30% подростков выпускных классов средних школ хотели быть ворами, а 40% девочек быть женами воров. Между тем, полиция не сможет оказать сопротивление этому. Не потому, что полицейские слабые или коррумпированные, а потому, что структура общества изменится, и полицейские будут бессильны перед этими изменениями.
В обстановке, когда правительство не хочет, или не может бороться с сутью проблемы, оно имитирует борьбу с криминалом. Способы имитации разные. По телевидению мы часто видим людей, задержанных за проституцию. В разы увеличилось количество лиц, задержанных по обвинению в хранении-потреблении наркотиков. Показывать иностранцев, задержанных за разные мелкие преступления, является новым хобби МВД. Но следует знать, что на криминальную обстановку такие задержания производят нулевое влияние.
К тому же, негативно влияет хорошо забытое старое новшество - рейды. Тогда, когда ночью сотни мирных граждан проходят унижающие процедуры, эти новоиспеченные "бывалые парни" с помощью знакомств легко избегают рейдов, и еще больше повышают авторитет в глазах своих предположительных последователей или жертв.
Если мы хотим эффективно бороться с преступностью, всегда надлежит помнить о вышеизложенном "балансе квартала", и не следует допускать, чтобы он склонился в сторону преступника.
В последнее время часто стараются представить положение так, будто выбор состоит между "вениками" с одной стороны, и с другой стороны с тем, чтобы с пониманием относиться к несколько возросшему криминалу. Это ложный выбор. Как в советское время, так и после завоевания независимости грузинская милиция и полиция регулярно использовала жесточайшие методы раскрытия преступлений (подсоединение к току, изнасилование бутылкой и т.н. "дубинкой", пытки противогазом), но результата практически не добивалась. Несмотря на отдельные исключения, после 2003 года использование подобных методов сократилось до минимума, и именно тогда превратилась Грузия в одну из самых безопасных стран Европы.
Есть еще множество других факторов, сильно влияющих на преступность: эффективный контроль тюрьмы, эффективная система отбора и повышения полицейских, а не система, основанная на непотизме, проведение государством умеренно жесткой уголовной политики, отказ от сокрытия преступлений и фальсификации статистики. Однако, главным все-таки является социальный баланс. Общество всегда должно видеть, что полицейский самой низкой должности сильней, чем самый "авторитетный" криминал квартала.
И наконец, вернемся к тому, с чего начали. Нынешней Грузии необходим такой руководитель полиции, которому хватит влияния и авторитета, чтобы выдержать политическое и социальное давление - министр, который посмеет войти в белый кабинет.
http://apsny.ge/articles/1413318500.php