Михаил Косов Он же Рахмиэль Косой
До нашей встречи он никогда и никому не говорил, что работал на советскую разведку.
Во время той, Второй мировой войны это было бы смертельно опасно. После войны- нельзя. А когда, под конец жизни рухнула его страна и он переехал в Израиль - бессмысленно. Всего лишь вопросы и ненужные проблемы. Он и мне, единственному, подробно рассказал о себе, настоящем, не только потому что, по его словам, уважал и доверял. Была, полагаю, и еще одна причина - предчуствие ухода.
Мы сидели в миниатюрной комнатке, не больше девяти квадратных метров в симпатичном жилом комплексе для пенсионеров в Ашкелоне под названием “ Французская деревня”. Близ самого Средиземного моря.
Эта комната - почти все, что у него осталось. Да и то - подарила новая страна. Взрослая дочь жила в другом городе. Внучка - в Санкт-Петербурге. Далеко. А мы сидели близко друг к другу. Если поставить напротив дивана небольшой журнальный столик, уже не пройдешь: ни к письменному столу со старой печатной машинкой, ни к стоящему рядом древнему проигрывателю с виниловыми пластинками.
Здесь редко бывали гости. Старость - это когда ты никому не нужен. Даже Родине. Которой, впрочем, уже тоже не было.
Он угощал меня своей домашней наливкой и пел студенческие песни на почти родном датском языке.” Де варрень скикеле ву нэ-эман сам скулэ гау эффероль. Оф, са-са..”
У него всю жизнь было два имени: настоящее - Рахмиэль Косой и “ жизненное” - Михаил Косов. Под этим именем его знали и друзья, и коллеги, и читатели. Как зарубежного корреспондента Телеграфного агентства Советского Союза- ТАСС.
И это правда. Но не вся.
На самом деле Михаил все сороковые военные годы прошлого века был кадровым советским разведчиком, работавшем за границей.
Еще до войны он закончил в Ленинграде институт иностранных языков с основным профилем - немецкий. Второй язык - английский. Отличный студент, он поступил в аспирантуру, намереваясь стать филологом. Но где-то в это время его и “зацепили” ребята из разведки. Дело шло к большой войне и через партийные органы, вплоть до ЦК и, в частности, курирующего кадры, Г. Маленкова, Михаила сначала перевели в Москву и здесь уже стали готовить к специальной заграничной командировке. Прикрытием была выбрана работа корреспондента.
- В большинстве своем этим делом занимались действительно журналисты, - объяснил он - Но иногда, как в моем случае, “корреспондент” становился прикрытием для разведчика. Я был в системе именно военно-морской разведки СССР. Но должен был работать над поставленными задачами не как нелегал, а под вполне официальной “ крышей”.
Сначала Косой был направлен, как журналист, по сути уже в фашистскую Венгрию, где, кроме местной контрразведки, вполне свободно действовали и немецкие спецслужбы. Там его и застало 22 июня 1941 года.
- Я и сейчас не понимаю, как мы тогда работали, потому что не очень осторожничали. Для нас главным было выполнение задания Центра, любой ценой. Мы как-то думали о себе лично в последнюю очередь. О том, что вот-вот грядет война стало понятно, когда немцы стали перебрасывать свои войска из Югославии не обратно - в Германию, а к границе с СССР, к узловой станции Чоп. Тогда немецкие поезда были стандартные и отличались от венгерских. И мы, весь наш корпункт, круглосуточно, от-слеживали их составы, идущие через Будапешт: сколько, какие войска, какая техника.
- О том, что будет война я точно узнал еще за десять дней до ее начала. Мой немецкий коллега из агентства “ Вольф”, с которым мы подружились, сказал мне тогда при встрече: « Миша, мы видимся сегодня в последний раз. Скоро начнется война”. Это была не провокация. Он просто хотел меня предупредить. И не сомневался в их будущей победе: “ Один немецкий солдат стоит трех русских,” - пояснил он тогда свою уверенность. “ Увидимся через год и посмотрим, чья будет победа” - отшутился Косой.
Из Венгрии через третьи страны он вернулся в Москву и через год был направлен в нейтральную Швецию. Уже непосредственно по линии своей разведки. Но официально - корреспондентом все того же ТАСС.
Первым заданием было установление связи с советским агентом, эстонцем по - национальности, который был заслан в Швецию еще до войны, легализовался и был “ законсервирован” до нужного часа. - Обычно, - пояснил Михаил - приехавший на связь диктует место и время встречи, исходя из ситуации и возможностей. Чтобы не засветить нашего человека. Но эстонец повел себя необычно - он сам стал навязывать условия. И мне пришлось поехать в его поселок и далее - в лес, где мы и встретились. Это оказалось неслучайным. Парень отказался работать с нами. Но и не “сдал”. Ему самому это было невыгодным. Когда я сообщил о неудачной связи в Центр, оттуда последовала команда “ отступить от него.” Но, признаюсь, я опасался, что после этого отзовут меня, а там - кто его знает? Но это тоже была часть работы - риск и с чужими, и со своими.
Одним их первых Косой, по его словам, получил информацию о том, что Германия уже работает над созданием своей атомной бомбы. Ею с советским журналистом сознательно поделился тогдашний мэр Гетеборга, сочувствовавший союзникам. Но без ссылки на источник своей осведомленности.Швеция была нейтральной, но торговала с Германией вовсю. Косой тогда не понял о чем идет речь - что такое работы над расщеплением урана и атомное оружие знали единицы. Он поспешил в Стокгольм и лично доложил об этом разговоре послу СССР в Швеции Александре Коллонтай. Но военный атташе отказался переправлять информацию в Москву.
- У нас - сказал он железное правило - Информацию, которую ты получил не лично, а с чьих то слов, да еще без ссылки - не передавать.
После войны его сразу же направили работать, еще на пять лет, в Данию. - С марта 1940 года, когда я поступил в ТАСС, и начались командировки - вплоть до октября пяти-десятого у меня не было ни дня отпуска, - так кратко охарактеризовал он условия своей двойной работы. Но уехать все-таки пришлось.
- А у вас не появлялось желания остаться на Западе. Некоторые же оставались и остаются?
- Это предатели, - сказал Рахимэль - Такое решение непозволительно. Особенно с учетом доверия к тебе и тех вещей, которые другие не знают и не могут знать. Правда, теперь, когда о том времени больше стало известно, я понимаю, что во многом был “лопухом”. Но все равно, на предательство бы не пошел.
Вернувшись в СССР, он затем тринадцать лет был “ невыездным”, хотя и продолжал работать в ТАСС, уже в Москве. А затем - снова Скандинавия. Более сорока лет Косой дружил с датским художником-каракатуристом Х.Бидструпом. Он увидел его антифашистские работы в подпольной датской газете и сразу после войны,попав в Копенгаген, разыскал художника. Именно благодаря журналисту Бидструп издавался и стал популярнен в СССР. Что касается своей “второй” работы, то Михаил-Рахмиэль всегда гордился тем, что его информацию никогда не подвергали сомнению.
- А что надо в этой жизни подвергать сомнению?
Он выдохнул и впервые за весь вечер задумался - Власть - любую. И еще любую информацию, поскольку она может быть препарирована и использована так, как это нужно ее изготовителю. А вообще, дело не в сомнении - бояться ничего не надо...
- И даже женщин?
- И их тоже. Просто с женщиной нельзя доводить дело до того, чтобы ей пришлось жаловаться. С ними надо очень полюбовно, по - разумному.
- Как разведчик?
- Да, как разведчик...
” Старая школа” воспитания и общения. Через неделю он позвонил мне на работу и поблагодарил за встречу. И, возможно пошел на нее потому, что знал о тяжелой и неизлечимой болезни. 86 лет - уже не шутка.
Вскоре, проскакивая Ашкелон, я случайно узнал, что Рахмиэль Косой,он же Михаил Косов, советский разведчик и многолетний сотрудник ТАСС, а также - специалист по Скандинавии, ушел из жизни. В общем-то, одинокий и невысказанный.
Впрочем,теперь уже нет.
P. S. Просьба к уважающим себя СМИ - не брать без согласования.