о широкой публике и новом выражении мыслей
Прокофьев продолжает быть прекрасен.
Напишу все-таки небольшую вводку о том, почему именно эти цитаты публикую.
Я много и часто думаю о том, что понимание или непонимание публикой мыслей художника (в смысле artist, т.е. "человек искусства", а не именно художник с кистями и краской) или формы их выражения никак не должно отражаться на самооценке. И уж тем более на векторе движения вперед, на дальнейшей работе. Всегда будут те, кто ни хрена не понимает. Всегда будут те, кому не нравится. Всегда будут те (и их особенно много), которым безразлично, но ткни в них шваброй палочкой - и они автоматически завопят, мол, безобразие какое, а не искусство.
Но суть в том, что художник двигается вперед, не завися от мнения "широкого круга людей". Есть некоторое количество авторитетов и учителей, которые играют роль в развитии, чье слово имеет значение. Но обычное среднестатистическое "это фигня" (или шиканье на концерте) - это вообще ни о чем. "Глас народа" - это голос, не имеющий права голоса, простите за тавтологию.
И очень приятно, конечно, когда у художника такой аналитический, логический и в высшей степени техничный подход к своему дару, как у Прокофьева.
Сергей Прокофьев, 1914-1916 гг, 23-25 лет:
"К моему выступлению я относился в высокой степени безразлично - меня здесь никто
не знает, а сочинений никто не поймёт, разве если бы написали в афише, что «лауреат
Консерватории», но до этого не догадались".
1-10 августа 1914 Кисловодск
"В антракте меня окружили оркестровые музыканты и один из них говорил мне,
что сплошные диссонансы так бьют его по нервам, что он совсем болен. Он
спрашивал, зачем я так пишу, неужели это от души, а не плод напряжённых
выдумок, как бы сделать пофальшивее. Я отвечал, что это только от души, иначе
бы это не увлекало оркестр, как случилось, например, со второй частью. О
диссонансах я сказал, что они мне необходимы для более сильного и нового
выражения мыслей, все они основаны на логике и потому я спокойно уверен, что
рано ли, поздно ли будут поняты и оценены.
- Если я вижу сейчас гримасы или смех, я на это не реагирую никак, те. кто
смеются - не виноваты, ибо они ещё не уловили логику, когда же они уловят -
может, после пятой репетиции, может, после пятого исполнения, то поймут их и
оценят.
Я ещё много говорил, ссылаясь на историю, на учебники, на японскую музыку,
наконец на то, что сидя в оркестре, трудно уловить общую идею и оттого кажется
ещё непонятней. Музыкант слушал меня с интересом и иногда мои доводы
встречали одобрительные возгласы. Молодой виолончелист Чернявский
восторженными глазами глядел на меня и когда кто-то ему заметил, что он точно
влюблённый, он сказал: «Это исторический разговор»".
12 янв 1916
"Каль: «Чертовски талантливо, чертовски талантливо! Но скажите, это,
конечно, между нами, тут так-таки ни капельки нет глумления над публикой?» Я
ответил, что за такое удовольствие пришлось бы слишком дорого
расплачиваться впоследствии. Моё же честное прошлое может служить ему
гарантией, что он ошибается".
30 января 1916
Напишу все-таки небольшую вводку о том, почему именно эти цитаты публикую.
Я много и часто думаю о том, что понимание или непонимание публикой мыслей художника (в смысле artist, т.е. "человек искусства", а не именно художник с кистями и краской) или формы их выражения никак не должно отражаться на самооценке. И уж тем более на векторе движения вперед, на дальнейшей работе. Всегда будут те, кто ни хрена не понимает. Всегда будут те, кому не нравится. Всегда будут те (и их особенно много), которым безразлично, но ткни в них шваброй палочкой - и они автоматически завопят, мол, безобразие какое, а не искусство.
Но суть в том, что художник двигается вперед, не завися от мнения "широкого круга людей". Есть некоторое количество авторитетов и учителей, которые играют роль в развитии, чье слово имеет значение. Но обычное среднестатистическое "это фигня" (или шиканье на концерте) - это вообще ни о чем. "Глас народа" - это голос, не имеющий права голоса, простите за тавтологию.
И очень приятно, конечно, когда у художника такой аналитический, логический и в высшей степени техничный подход к своему дару, как у Прокофьева.
Сергей Прокофьев, 1914-1916 гг, 23-25 лет:
"К моему выступлению я относился в высокой степени безразлично - меня здесь никто
не знает, а сочинений никто не поймёт, разве если бы написали в афише, что «лауреат
Консерватории», но до этого не догадались".
1-10 августа 1914 Кисловодск
"В антракте меня окружили оркестровые музыканты и один из них говорил мне,
что сплошные диссонансы так бьют его по нервам, что он совсем болен. Он
спрашивал, зачем я так пишу, неужели это от души, а не плод напряжённых
выдумок, как бы сделать пофальшивее. Я отвечал, что это только от души, иначе
бы это не увлекало оркестр, как случилось, например, со второй частью. О
диссонансах я сказал, что они мне необходимы для более сильного и нового
выражения мыслей, все они основаны на логике и потому я спокойно уверен, что
рано ли, поздно ли будут поняты и оценены.
- Если я вижу сейчас гримасы или смех, я на это не реагирую никак, те. кто
смеются - не виноваты, ибо они ещё не уловили логику, когда же они уловят -
может, после пятой репетиции, может, после пятого исполнения, то поймут их и
оценят.
Я ещё много говорил, ссылаясь на историю, на учебники, на японскую музыку,
наконец на то, что сидя в оркестре, трудно уловить общую идею и оттого кажется
ещё непонятней. Музыкант слушал меня с интересом и иногда мои доводы
встречали одобрительные возгласы. Молодой виолончелист Чернявский
восторженными глазами глядел на меня и когда кто-то ему заметил, что он точно
влюблённый, он сказал: «Это исторический разговор»".
12 янв 1916
"Каль: «Чертовски талантливо, чертовски талантливо! Но скажите, это,
конечно, между нами, тут так-таки ни капельки нет глумления над публикой?» Я
ответил, что за такое удовольствие пришлось бы слишком дорого
расплачиваться впоследствии. Моё же честное прошлое может служить ему
гарантией, что он ошибается".
30 января 1916