"Второй раз в реанимации..."
Под катом история моих выходных. При этом это не просьба о сочувствии, это рассказ (эссе?) Комментируйте его как рассказ, хорошо?
Второй раз в реанимации, прямо как «дед» в армии: рассказываю новичкам о местных порядках. При этом мой возраст - нонсенс для здешних мест. Следующему по старшинству - пятьдесят один.
Другой дед за ширмой. Все его очень любят - он вырывает катетеры, матерится, развязывает веревки на манер Гудини и Копперфильда.
Есть тут своя Святая Елена. Медсестра Лена, которая час мыла деда и ни разу не выругалась. Рекорд!
Она же хотела разрезать футболку, в которой я приехал. Ага, щас! Пражскую, с котами, которая такая же у Кристины..
В окне виден клен. Еще морг, но мне не видно, нам сказала Лена. Я сперва услышал в ответ на вопрос соседа «Куда вид из окна?»
- «На море…»
Долго еще не смогу перечитывать «Палату № 6». Я - Рагин в чистом виде.
Профессия следователя по особо тяжким уголовным делам - не грязная. Мои клиенты в конторе - умные, милые люди.
Отбой в 22-00. Смешные они…
В субботу кладут третьего. Человек четыре дня пил на День ВМФ и внезапно попал в реанимацию с сердцем. Ненавижу таких как он. Когда никого нет - ругает врачей, больницу, палату. При этом ни разу не сказал ничего в лицо даже самой ранимой и хрупкой санитарке, что уж говорить о плечистых докторах.
Всю пятницу катался - возили аж на три УЗИ. Чувствую классовую ненависть - реанимационных берут вне очереди.
В пятницу дежурит странный парень. Я так и не понял, врач он или санитар. Брит под ежик. Беседуем с ним о выездах. Он - «белый копатель», а я ему про ночь на фестивале в Смоленске.
Он же говорит, что эта реанимация, по сути - хоспис.
Мама передала много всего, в основном, прессу. Я сижу на койке, обложился журналами. Заходит сестра, называет мое ложе «гнездом».
Доктор заинтересован бабочками в журнале, оказался собирателем. Прозвал его «Гил Гриссом». Позже одна из сестер одолжила «Вокруг света», а я было решил, что кто-то по тумбочкам крысятничает.
Прозвища, вообще, - полезная вещь. К примеру, даже местные называют одного доктора «Голубой уролог». Не уверен, что они знают его имя.
Я тут долговато - трое суток с мелочью, четыре ночи. Заступающие на вторую при мне смену доктора и сестры очень пугаются, когда я с ними здороваюсь (иногда даже по имени).
Две медсестры постоянно недовольны работой друг друга. Кажется, они лучшие подруги.
Понедельник. Около четырех меня отвозят. Я как Бо под вечер ору: «Мяса! Мяса!»
Прощай, кардиореанимация. Все равно, самое страшное, что я видел в медицинских учреждениях, - фотообои у кабинета заведующего отделением эндокринологии в Мариинской больнице в 2001 году.
Второй раз в реанимации, прямо как «дед» в армии: рассказываю новичкам о местных порядках. При этом мой возраст - нонсенс для здешних мест. Следующему по старшинству - пятьдесят один.
Другой дед за ширмой. Все его очень любят - он вырывает катетеры, матерится, развязывает веревки на манер Гудини и Копперфильда.
Есть тут своя Святая Елена. Медсестра Лена, которая час мыла деда и ни разу не выругалась. Рекорд!
Она же хотела разрезать футболку, в которой я приехал. Ага, щас! Пражскую, с котами, которая такая же у Кристины..
В окне виден клен. Еще морг, но мне не видно, нам сказала Лена. Я сперва услышал в ответ на вопрос соседа «Куда вид из окна?»
- «На море…»
Долго еще не смогу перечитывать «Палату № 6». Я - Рагин в чистом виде.
Профессия следователя по особо тяжким уголовным делам - не грязная. Мои клиенты в конторе - умные, милые люди.
Отбой в 22-00. Смешные они…
В субботу кладут третьего. Человек четыре дня пил на День ВМФ и внезапно попал в реанимацию с сердцем. Ненавижу таких как он. Когда никого нет - ругает врачей, больницу, палату. При этом ни разу не сказал ничего в лицо даже самой ранимой и хрупкой санитарке, что уж говорить о плечистых докторах.
Всю пятницу катался - возили аж на три УЗИ. Чувствую классовую ненависть - реанимационных берут вне очереди.
В пятницу дежурит странный парень. Я так и не понял, врач он или санитар. Брит под ежик. Беседуем с ним о выездах. Он - «белый копатель», а я ему про ночь на фестивале в Смоленске.
Он же говорит, что эта реанимация, по сути - хоспис.
Мама передала много всего, в основном, прессу. Я сижу на койке, обложился журналами. Заходит сестра, называет мое ложе «гнездом».
Доктор заинтересован бабочками в журнале, оказался собирателем. Прозвал его «Гил Гриссом». Позже одна из сестер одолжила «Вокруг света», а я было решил, что кто-то по тумбочкам крысятничает.
Прозвища, вообще, - полезная вещь. К примеру, даже местные называют одного доктора «Голубой уролог». Не уверен, что они знают его имя.
Я тут долговато - трое суток с мелочью, четыре ночи. Заступающие на вторую при мне смену доктора и сестры очень пугаются, когда я с ними здороваюсь (иногда даже по имени).
Две медсестры постоянно недовольны работой друг друга. Кажется, они лучшие подруги.
Понедельник. Около четырех меня отвозят. Я как Бо под вечер ору: «Мяса! Мяса!»
Прощай, кардиореанимация. Все равно, самое страшное, что я видел в медицинских учреждениях, - фотообои у кабинета заведующего отделением эндокринологии в Мариинской больнице в 2001 году.