Адская месть
Оригинал взят у yevstigneyevda в Адская месть
Приходит мужик к психиатру.
- Доктор, у меня проблема. Каждую ночь снится один и тот же сон: как только засыпаю, оказываюсь я на вокзале и начинаю толкать поезд из Москвы в Питер. Представляете, какой я просыпаюсь утром?! Уже ни работать... ни с женой... Помогите!
- Хорошо, давайте договоримся так: я буду толкать поезд до Бологого, а вы уж потом до Питера. На том и порешают. Проходит недели две. Приходит к тому же психиатру другой мужик.
- Доктор, у меня проблема. Каждую ночь снится один и тот же сон: как только засыпаю, оказываюсь в борделе с тремя девицами. Ну и кувыркаюсь с ними всю ночь. Представляете, какой я просыпаюсь утром?! Уже ни работать... ни с женой... Помогите!
- Хорошо, давайте договоримся так: я беру одну девицу на себя...
- Доктор! Возьмите хотя бы двоих! - Н-е-е... Мне еще поезд до Бологого толкать... © Очень старый и глупый анекдот
Он пытается сочинять, рисовать, фотографировать. С самого раннего детства.
Выкладывает фотографии в сетях, дарит знакомым. Всячески публиковал нетленку свою. Кое-что даже удалось напечатать «в бумаге». Но... как бы не до него, что ли было?
Напрашивается неприятная история на манер не проданой тираном «Венской акварели».
Не обращают на него внимания и всё тут.
Однажды, во сне он будто бы просит кого-то о помощи.
Приходят двое. Оба видны смутно, но один - весь в сером и отбрасывает светлую тень, другой весь в белом - отбрасывает чёрную тень.
- Чего ты хочешь? - спрашивает тот, что в белом, подкручивая длинный сальвадор-далиевский левый ус.
- Стать таким, как они... нет, лучше! - вдруг уверенно отвечает он и диктует список всех, кто по его мнению может и делает всё лучше, чем он.
- Читай, - отвечает тот, кто в чёрном и протягивает ему пучок папок с титулярной надписью «ДЕЛО».
Он будто бы стоит, читает, роняет под ноги прочитанные дела. Здесь - биографии тех, кому он завидует. И не просто биографии - будущее и прошлое сплетены в тугой клубок неслыханных для обывателя бед и тяжких несчастий. Выходит, что удачи у них толком нет. Живут они нищенски. Среди прочих дел, находит он и своё: ничего значимого ему не создать за жизнь свою. Хотя,будет прилично зарабатывать и семья будет. Нет, несчастий нет и известности нет. В недалёком же будущем, будто бы, станет он фундаментом для более успешных работ некоего творца-самоделкина.
И такое горе вдруг охватывает его, что швыряет он под ноги папки и кричит будто-бы:
- Мести! Отмщения хочу!
И уж не важно ему, за что, почему... просто - отмщения!
- Это уже по твоей части, - говорит пожимая плечами тот, кто в чёрном, тому, кто в белом. Тот кивает, подкручивает правый ус:
- Жги тех, кого ненавидишь, - коротко бросает фигура в белом костюме. Разворачивается и уходит в серый сумрак сна. Фигура в чёрном тает, будто сахар в стакане. С тем он и просыпается. Неделю ходить прибитый идиотским сном. Потом... потом, как-то забывает. И уж почти выкидывает муть эту из головы, как вдруг его осеняет: в адском пламени жечь что-ли?!
Ложась спать воображает более удачливых авторов в котлах. Посреди пустыни. Обложенные пылающими дровами. С кипящей смолой, водой и другими весьма неприятными жидкостями. К каждому котлу он приставляет по воображаемому чёрту. Присматривает за бригадой самолично. Высыпается плохо, но жизнью доволен. Почти счастлив!
Авторы кричат и корчатся. Говорят, что больше не будут, но он им не верит. Продолжает своё благое дело. Теперь-то он понимает: поставлен неким Высшим Разумом очистить от скверны самодеятельности Высокое Искусство. Ни больше, не меньше!
Удивительно, с тех самых дней начианет сочинять удивительно злые и злободневные статьи. Не просто злые - популярные! В них, он отрицает всякую возможность творческого труда. Да настолько дивно и ловко, что частенько случалось, что варимые, жаримые им по ночам авторы вдруг бросают начатое. Уходят в другие сферы жизни.
Основывают сантехнические и строительные фирмы. Каются о сотворённом! Некоторые, говорят, даже достигали богатства и просветления. Иные обращались позже к нему со слезами благодарности!
С каждым годом представляет бригаду чертей всё яснее. У этого - бородавка на огромном вислом, как у великого творителя Земли Русской, Николая Васильевича Гоголя, носу. У этого - три рога вместо привычных двух и три глаза. И все моргают вразнобой.
А вот этот, присматривающий за котлом, в котором варятся исключительно молодые, начинающие и потому уже, никому не нужные и особо противные духу его, Очистителя, авторы - весь покрыт крупной рыбьей чешуёй. Пылающий огонь так красиво отражается в тщательно надраенной чешуйке! Отчего-то он уверен: в свободные от вахты время этот чёрт драит с любовью свои покровы. Каждую пластинку. До зеркального блеска!
Успех начинается с совершенно разгромной статьи «Кризис перепрозводства творчества». В ней он громит сетевое творчество. Требует опричных мер. Обосновывает, настаивает на необходимости уничтожения последнего самым беспощадным способом. Сетует о падении качества текстов. И не где-нибудь, но именно там, в бесовских интернетах!
Следующая статья - «Кризис перепроизводства свободы» уже принимается «на ура» не только литературными критиками. На него обращают внимание чиновники высокого ранга!
Наконец, заметка «Кризис перепроизводства человечества», переведена на множество языков. Вызывает просто неизмеримый восторг среди редакторов международных глянцевых журналов.
В принципе, да: дела налаживаются, статьи - печатают и платят гонорар. Один, раскритикованный вдребезги им автор даже покончил с собой. Говорят, мозги так и брызнули по клавиатуре. Пустил себе пулю в висок, романтик хренов!
Когда на доходы покупает себе новый (корейский, правда) джип, понимает: на верном пути!
Не так уж мало проходит. Лет семь? Он - маститый критик. Его статей боятся все - от начинающих, до мастодонтов. Варить сочинителей в котлах уже не так хлопотно: уже знакомы лица и движения чертей. Уже знает, как и куда подносить дрова. Процесс варки и жарки доведён до автоматизма. До чего же любит он привычное дело своё!
Уже и взялся за другие области жизни. Не только творчества. Громит и исключительный офисный планктон и рядовых пожарников! Все, все, буквально все - презренное дерьмо во прахе!
Эта осень выдаётся необыкновенно дождливой. Вода. В доме всё сыро. Это плохо действует на его талантливое и скорое на расправу перо... клавиатуру. Просыпается рано и почти в тоске бродит по дому: буд-то, в прежние времена. Бывало, часами просиживал перед чистым листом, не в силах сочинить не строчки. О! Даже в жизни великих бывало и такое.
Когда говорят: сразу сел и начал сочинять - не верьте! Врут!
Вообще-то... вообще-то никто не смеет звонить ему в калитку частного дома в ста километрах от Москвы. В такую рань? Кто бы это мог быть?
На экране видеофона видно лишь фигуры. Дождь смазывает черты лиц. Но что-то знакомое в движениях, в голосах.
- Кто?
- Свои, - отвечает тяжёлый низкий голос.
- Свои?
- Смена не справляется, вам надо на объект.
- На какой объект, - сердито бросает он, - вы меня с кем-то не путаете!
Но сердце нехорошо падает под желудок: не путает! Что-то очень, очень знакомое, правильное в голосах по ту сторону видеофона.
Он открывает дверь. Они! Куртки, шапки, брюки, чёрные очки, конечно скрывают хвосты, рога, чешую, трёхглазость, трёхрогость, но... это - они! Они - его бригада!
- Как там дела?! - сипло осведомляется он.
- Нормально, - чешуйчатый чёрт сплёвывает в грязь дымящуюся под дождём беломорину. Пошли, что ли... заждались уже.
На следующий день прессу и сети облетает горькая весть: известный критик Кривецкий двинулся мозгами. Буйствует. Бегает в своём шикарном особняке между воображаемыми котлами, подкладывает дрова, покрикивает:
- Так его, так его, голубчика...
Поток горя охватил пишущую братию: какого титана утратили! Какой полмегаватный светоч мысли угасает!
Угас. Впал в кататонический ступор и больше на внешние раздражители не реагирует. Даже авторов начинающих приводили. Якобы на приём... не реагирует. Даже не смотрит. Ни одним мускулом не дрогнул! Лучшие светила осматривали.
Увы!
И, вот, что странно: его усилиями в психбольницу в своё время попало авторов десять, не меньше. Так вот: все вышли в добром рассудке и здравии. Трое даже вернулись к никому не нужной сочинительское деятельности.
Нет, ну бывают же глупые упрямцы! Впрочем... говорят, согласно законам Мироздания, Свято Место пусто не бывает. И глянцевые журналы ждут не дождутся своего нового светоча знания, здравой критики и ясной мысли!
Приходит мужик к психиатру.
- Доктор, у меня проблема. Каждую ночь снится один и тот же сон: как только засыпаю, оказываюсь я на вокзале и начинаю толкать поезд из Москвы в Питер. Представляете, какой я просыпаюсь утром?! Уже ни работать... ни с женой... Помогите!
- Хорошо, давайте договоримся так: я буду толкать поезд до Бологого, а вы уж потом до Питера. На том и порешают. Проходит недели две. Приходит к тому же психиатру другой мужик.
- Доктор, у меня проблема. Каждую ночь снится один и тот же сон: как только засыпаю, оказываюсь в борделе с тремя девицами. Ну и кувыркаюсь с ними всю ночь. Представляете, какой я просыпаюсь утром?! Уже ни работать... ни с женой... Помогите!
- Хорошо, давайте договоримся так: я беру одну девицу на себя...
- Доктор! Возьмите хотя бы двоих! - Н-е-е... Мне еще поезд до Бологого толкать... © Очень старый и глупый анекдот
Он пытается сочинять, рисовать, фотографировать. С самого раннего детства.
Выкладывает фотографии в сетях, дарит знакомым. Всячески публиковал нетленку свою. Кое-что даже удалось напечатать «в бумаге». Но... как бы не до него, что ли было?
Напрашивается неприятная история на манер не проданой тираном «Венской акварели».
Не обращают на него внимания и всё тут.
Однажды, во сне он будто бы просит кого-то о помощи.
Приходят двое. Оба видны смутно, но один - весь в сером и отбрасывает светлую тень, другой весь в белом - отбрасывает чёрную тень.
- Чего ты хочешь? - спрашивает тот, что в белом, подкручивая длинный сальвадор-далиевский левый ус.
- Стать таким, как они... нет, лучше! - вдруг уверенно отвечает он и диктует список всех, кто по его мнению может и делает всё лучше, чем он.
- Читай, - отвечает тот, кто в чёрном и протягивает ему пучок папок с титулярной надписью «ДЕЛО».
Он будто бы стоит, читает, роняет под ноги прочитанные дела. Здесь - биографии тех, кому он завидует. И не просто биографии - будущее и прошлое сплетены в тугой клубок неслыханных для обывателя бед и тяжких несчастий. Выходит, что удачи у них толком нет. Живут они нищенски. Среди прочих дел, находит он и своё: ничего значимого ему не создать за жизнь свою. Хотя,будет прилично зарабатывать и семья будет. Нет, несчастий нет и известности нет. В недалёком же будущем, будто бы, станет он фундаментом для более успешных работ некоего творца-самоделкина.
И такое горе вдруг охватывает его, что швыряет он под ноги папки и кричит будто-бы:
- Мести! Отмщения хочу!
И уж не важно ему, за что, почему... просто - отмщения!
- Это уже по твоей части, - говорит пожимая плечами тот, кто в чёрном, тому, кто в белом. Тот кивает, подкручивает правый ус:
- Жги тех, кого ненавидишь, - коротко бросает фигура в белом костюме. Разворачивается и уходит в серый сумрак сна. Фигура в чёрном тает, будто сахар в стакане. С тем он и просыпается. Неделю ходить прибитый идиотским сном. Потом... потом, как-то забывает. И уж почти выкидывает муть эту из головы, как вдруг его осеняет: в адском пламени жечь что-ли?!
Ложась спать воображает более удачливых авторов в котлах. Посреди пустыни. Обложенные пылающими дровами. С кипящей смолой, водой и другими весьма неприятными жидкостями. К каждому котлу он приставляет по воображаемому чёрту. Присматривает за бригадой самолично. Высыпается плохо, но жизнью доволен. Почти счастлив!
Авторы кричат и корчатся. Говорят, что больше не будут, но он им не верит. Продолжает своё благое дело. Теперь-то он понимает: поставлен неким Высшим Разумом очистить от скверны самодеятельности Высокое Искусство. Ни больше, не меньше!
Удивительно, с тех самых дней начианет сочинять удивительно злые и злободневные статьи. Не просто злые - популярные! В них, он отрицает всякую возможность творческого труда. Да настолько дивно и ловко, что частенько случалось, что варимые, жаримые им по ночам авторы вдруг бросают начатое. Уходят в другие сферы жизни.
Основывают сантехнические и строительные фирмы. Каются о сотворённом! Некоторые, говорят, даже достигали богатства и просветления. Иные обращались позже к нему со слезами благодарности!
С каждым годом представляет бригаду чертей всё яснее. У этого - бородавка на огромном вислом, как у великого творителя Земли Русской, Николая Васильевича Гоголя, носу. У этого - три рога вместо привычных двух и три глаза. И все моргают вразнобой.
А вот этот, присматривающий за котлом, в котором варятся исключительно молодые, начинающие и потому уже, никому не нужные и особо противные духу его, Очистителя, авторы - весь покрыт крупной рыбьей чешуёй. Пылающий огонь так красиво отражается в тщательно надраенной чешуйке! Отчего-то он уверен: в свободные от вахты время этот чёрт драит с любовью свои покровы. Каждую пластинку. До зеркального блеска!
Успех начинается с совершенно разгромной статьи «Кризис перепрозводства творчества». В ней он громит сетевое творчество. Требует опричных мер. Обосновывает, настаивает на необходимости уничтожения последнего самым беспощадным способом. Сетует о падении качества текстов. И не где-нибудь, но именно там, в бесовских интернетах!
Следующая статья - «Кризис перепроизводства свободы» уже принимается «на ура» не только литературными критиками. На него обращают внимание чиновники высокого ранга!
Наконец, заметка «Кризис перепроизводства человечества», переведена на множество языков. Вызывает просто неизмеримый восторг среди редакторов международных глянцевых журналов.
В принципе, да: дела налаживаются, статьи - печатают и платят гонорар. Один, раскритикованный вдребезги им автор даже покончил с собой. Говорят, мозги так и брызнули по клавиатуре. Пустил себе пулю в висок, романтик хренов!
Когда на доходы покупает себе новый (корейский, правда) джип, понимает: на верном пути!
Не так уж мало проходит. Лет семь? Он - маститый критик. Его статей боятся все - от начинающих, до мастодонтов. Варить сочинителей в котлах уже не так хлопотно: уже знакомы лица и движения чертей. Уже знает, как и куда подносить дрова. Процесс варки и жарки доведён до автоматизма. До чего же любит он привычное дело своё!
Уже и взялся за другие области жизни. Не только творчества. Громит и исключительный офисный планктон и рядовых пожарников! Все, все, буквально все - презренное дерьмо во прахе!
Эта осень выдаётся необыкновенно дождливой. Вода. В доме всё сыро. Это плохо действует на его талантливое и скорое на расправу перо... клавиатуру. Просыпается рано и почти в тоске бродит по дому: буд-то, в прежние времена. Бывало, часами просиживал перед чистым листом, не в силах сочинить не строчки. О! Даже в жизни великих бывало и такое.
Когда говорят: сразу сел и начал сочинять - не верьте! Врут!
Вообще-то... вообще-то никто не смеет звонить ему в калитку частного дома в ста километрах от Москвы. В такую рань? Кто бы это мог быть?
На экране видеофона видно лишь фигуры. Дождь смазывает черты лиц. Но что-то знакомое в движениях, в голосах.
- Кто?
- Свои, - отвечает тяжёлый низкий голос.
- Свои?
- Смена не справляется, вам надо на объект.
- На какой объект, - сердито бросает он, - вы меня с кем-то не путаете!
Но сердце нехорошо падает под желудок: не путает! Что-то очень, очень знакомое, правильное в голосах по ту сторону видеофона.
Он открывает дверь. Они! Куртки, шапки, брюки, чёрные очки, конечно скрывают хвосты, рога, чешую, трёхглазость, трёхрогость, но... это - они! Они - его бригада!
- Как там дела?! - сипло осведомляется он.
- Нормально, - чешуйчатый чёрт сплёвывает в грязь дымящуюся под дождём беломорину. Пошли, что ли... заждались уже.
На следующий день прессу и сети облетает горькая весть: известный критик Кривецкий двинулся мозгами. Буйствует. Бегает в своём шикарном особняке между воображаемыми котлами, подкладывает дрова, покрикивает:
- Так его, так его, голубчика...
Поток горя охватил пишущую братию: какого титана утратили! Какой полмегаватный светоч мысли угасает!
Угас. Впал в кататонический ступор и больше на внешние раздражители не реагирует. Даже авторов начинающих приводили. Якобы на приём... не реагирует. Даже не смотрит. Ни одним мускулом не дрогнул! Лучшие светила осматривали.
Увы!
И, вот, что странно: его усилиями в психбольницу в своё время попало авторов десять, не меньше. Так вот: все вышли в добром рассудке и здравии. Трое даже вернулись к никому не нужной сочинительское деятельности.
Нет, ну бывают же глупые упрямцы! Впрочем... говорят, согласно законам Мироздания, Свято Место пусто не бывает. И глянцевые журналы ждут не дождутся своего нового светоча знания, здравой критики и ясной мысли!