Московские великие князья и государи были потомками Александра Невского, а он свершил обряд кровного побратимства анда с правнуком Чингисхана батыевым сыном Сартаком. Поэтому Александр Невский формально стал чингисидом, и отношение потомков великого объединителя Евразии к правителям Москвы было почти родственным. Более того, Москва часто воспринималась народами Евразии как законная преемница империи Чингисхана, что во многом объясняет особенности становления и управления Российской империи и Советского Союза. И на протяжении веков многие чингисиды, потерпев неудачу в межчингисидовых распрях, искали в Москве политическое убежище и обычно встречали в ней царский приём.
Вообще-то генетический след Чингисхана весьма заметен в народах Евразии. Кроме официальных потомков, женолюбивый великий хан произвел, говорят, массу внебрачных детей. Но ограничимся законными его наследниками, которым приходилось бороться как друг с другом, так и с сильными не-чингисидами (смотри историю джунгаров). О потомках Чингисхана изданы в последнее время содержательные исследования в Казахстане и России, и о судьбе чингисидов в Московии, Литве и Крыму повествуется в монографии рязанского ученого Андрея Васильевича Белякова «Чингисиды в России XV-XVII веков: просопографическое исследование» (Рязань: «Рязанью Мiр», 2011). Ниже - подготовленная Д.В. Лисейцевым стенограмма её обсуждения «Диалог о книге. Чигисиды в России: «золотой род» после падения Золотой Орды» (Российская история, Москва, 2013, № 3 май-июнь, стр. 3-34):
«/стр. 3:/ В отечественной истории трудно найти событие, сыгравшее столь же значительную роль в судьбе страны, как нашествие монгольских войск на Русь в XIII в. Вне зависимости от оценок этого события, большинство учёных считают его своего рода водоразделом в истории России. Образовавшееся на стыке Европы и Азии государство - Золотая Орда - стала заметным, а порой и доминирующим участником в международных отношениях на востоке Европы в XIII-XV вв. После распада Золотой Орды потомки правившей в ней династии, Чингисиды, тем не менее, долго ещё оставались политически значимыми фигурами и вызывали пристальное внимание властей России, Великого княжества Литовского, Персии, Османской империи. Рассмотрению сложных перипетий судеб многочисленных представителей «золотого рода» в Российском государстве XV-XVII вв. посвящена книга рязанского исследователя Андрея Васильевича Белякова (Беляков А.В. Чингисиды в России XV-XVII веков: просопографическое исследование. Рязань: «Рязань. Mip», 2011). Автор этого исследования уже зарекомендовал себя как крупный специалист по истории служилых татар в допетровской Руси, и его монографическое исследование вызвало живой отклик многих видных учёных, занимающихся как историей России данного периода, так и специалистов по истории международных отношений, равно как и тюркологов.
В дискуссии о книге А.В. Белякова приняли участие доктора исторических наук Д.Ю. Арапов и P.M. Шукуров (Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова), И.В. Зайцев и В.В. Трепавлов (Институт российской истории РАН), кандидаты исторических наук В.А. Виноградов (Институт российской истории РАН) и М.В. Моисеев (Музей истории города Москвы), а также В.Д. Назаров (Институт всеобщей истории РАН).
Вадим Трепавлов: Просопографическое исследование о Чингисидах
Редким в нашей литературе термином «просопографическое исследование» Андрей Васильевич Беляков обозначил аналитическое рассмотрение различных сторон жизни и статуса выезжих Чингисидов - потомков ханской династии, правившей в Золотой Орде XIII-XV вв. и в татарских государствах, которые образовались впоследствии на её территории. Строго говоря, эта династия происходила от старшего Чингисова сына Джучи, поэтому при изучении Золотой Орды историки обычно говорят не о Чингисидах, а о Джучидах. Однако если в средневековых текстах (в том числе русских), отражающих события XV-XVII вв., встречаются упоминания о Чингисхане, то его первенец фигурирует по большей части только как звено в генеалогических перечнях татарской знати. Поэтому применяемое автором название этого многолюдного клана оправдано.
«Татарская» тема традиционно привлекает внимание не только историков: проблемы контактов Руси с её восточными соседями в XIII-XVI вв. оказыва-
3
4
ются привлекательными для всех, кто интересуется прошлым России и народов Евразии. Время от времени вспышка любопытства к таким темам происходит у массовой аудитории - как правило, после появления увлекательных книг и фильмов. На острие интереса обычно оказываются монгольское завоевание, отношения с Ордой русских князей (особенно Александра Невского), Куликовская битва, «Стояние на Угре», завоевание Казанского и Сибирского ханств. Этим сюжетам посвящено множество научных и художественных сочинений, произведений искусства разных жанров.
Гораздо меньше известны, изучены и привлекательны события, связанные с эмиграцией в русские земли татарских аристократов, условия их жизни на новой родине, отношения с властями и с русским населением. Конечно, нельзя сказать, что данный круг проблем игнорировался историками. В 1860-х гг. академик В.В. Вельяминов-Зернов выпустил «Исследование о касимовских царях и царевичах» - монографию, которая до сих пор служит своего рода справочником по изучению правителей Касимовского царства, их карьеры, родственных связей и проч.1 С тех пор тема жизни тюркских аристократов в России не удостаивалась специального изучения. Довольно многочисленные статьи и главы в коллективных монографиях, написанные, главным образом, татарстан-скими авторами, в силу определённых методологических недоработок и этно-политических пристрастий не позволяют составить цельную и объективную картину этого интереснейшего феномена в российской истории. До сих пор (до выхода книги А.В. Белякова) не появлялось исследования, сопоставимого с трудом Вельяминова-Зернова по широте привлечённого материала и масштабу авторской эрудиции.
В «Исследовании о касимовских царях...» тема выезжих Чингисидов была раскрыта не полностью (собственно, Вельяминов-Зернов и ставил задачу ограничиться только их касимовской «ветвью»). Во-первых, Чингисиды жили далеко не только в Касимове, и у А.В. Белякова дана полная картина их широкого расселения в Московском государстве XV-XVII вв. Во-вторых, историки начала XXI в., по сравнению с их коллегами полуторавековой давности, располагают гораздо большим арсеналом исследовательских приёмов и методологических подходов. Наконец, Вельяминов-Зернов писал почти исключительно на основе опубликованных источников. Работа же Белякова в отношении источ-никовой базы безупречна. Она основана на материалах архивных документов, подавляющее большинство которых не было известно исследователям и впервые вводится в научный оборот. Кроме того, наряду с обширной историографией, привлечены многочисленные публикации источников, начиная с XVIII в. и до изданий самого последнего времени.
Автор предпринял успешную попытку осветить обстоятельства появления на Руси мест и условий проживания, изменения в социальном статусе 189 Чингисидов, которых он разделил на «династии» - по месту выезда: ордынскую, казанскую, крымскую (Гирей), астраханскую, сибирскую (Кучумовичи), ургенчскую и казахскую. Замечу при этом, что двух персонажей из этого ряда -сыновей золотоордынского хана Улуг-Мухаммеда - Касима (давшего имя царству и его столице) и Якуба - едва ли можно причислить к «казанской династии». При смутных обстоятельствах свержения и метаний по степям их отца этих царевичей трудно «привязать» к какому-либо юрту, в том числе к Казан-
1 Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Т. 1-3. СПб.. 1863-. 1866.
4
5
скому ханству, которое в середине XV в. ещё только формировалось. Скорее, их более правомерно отнести к династии не «казанцев», а «ордынцев».
Касимовское царство тоже не обделено вниманием в книге А.В. Белякова. Здесь он придаёт законченный вид аргументации своих возражений, уже высказывавшихся им в более ранних работах, против приписывания этому своеобразному политическому образованию в Мещерском крае статуса ханства как полноценного владения с надлежащей территорией, контингентом подданных, системой налогообложения и т.д. Это царство являлось, по мнению автора, некоей условной административной абстракцией, без реально очерченных границ и стабильного состава элитных родов, с параллельно правившим здесь русским воеводой. Данная интерпретация расходится с довольно распространённым в литературе (особенно у татарстанских историков) мнением об этом царстве как о полноценном юрте, во многом схожем с независимыми послеордынскими тюркскими государствами. Причём, как считает Беляков, говорить о прекращении существования даже такого ирреального царства можно не после смерти его последней правительницы Фатимы-Султан в 1681 г., как принято считать в историографии, а гораздо раньше - с 1627 г., когда служилым Чингисидам было назначено регулярное государево жалованье вместо прежнего права взимать подати с населения.
Обстоятельства появления первых татарских царевичей в русских владениях рассмотрены в книге довольно подробно, насколько позволяют источники. Сохранившиеся документы, к сожалению, не дают возможности выяснить детали этого процесса в соседних с Московским великих княжествах - Рязанском и Тверском. Зато известно, что активная эмиграция из поздней Золотой Орды и наследных ханств происходила в Великое княжество Литовское. Вот по этому поводу сохранилось значительное количество разнообразных, разножанровых источников. Если ранние (XIII-XIV вв.) случаи переезда татарских мигрантов на жительство в северо-восточные русские земли представляются единичными и полулегендарными, то тесное и многолетнее сотрудничество литовских господарей с ордынскими венценосными изгнанниками абсолютно достоверно. Кульминация такого сотрудничества, очевидно, пришлась на конец XIV - первую треть XV в., когда в Литве правил Витовт, а в Орде - Тохтамыш и его многочисленные сыновья. Можно предположить, что в организации вассальных отношений с выезжими татарами, равно как и в выстраивании дипломатических комбинаций с посажением зависимых правителей в Казани и Астрахани, с содержанием при великокняжеском дворе «резервных» претендентов на троны, Москва во многом следовала литовскому примеру и прецеденту. Было бы интересно провести в этом аспекте сравнение московской и литовской стратегии и политики. В распоряжении А.В. Белякова (как ни у кого другого сейчас) имеется достаточно данных по «русской» части данной проблемы, чтобы в будущем привлечь литовские материалы и предпринять компаративный анализ.
В отличие от Литвы и Польско-Литовского государства, которые избежали господства Золотой Орды, в Московской Руси ещё долго ощущались последствия так называемого ига. Известно, что русские власти в XVI-XVII вв. использовали некоторые ордынские приемы управления неславянским населением на восточных территориях (Поволжье, Урал, Сибирь) - с целью адаптации их к новой власти и вообще к жизни в Московском государстве. Несомненным реликтом давнего господства Чингисидов был, в числе прочего, повышенный статус представителей этой династии. Хотя традиционно считается, что
5
6
самыми знатными являлись роды Рюриковичей и Гедиминовичей. потомки основателя Монгольской империи не только признавались «честью бояр выше» (Г. Котошихин, 1660-е гг.), но в иерархически организованных придворных церемониях занимали место сразу после царской семьи. И это несмотря на свою полную материальную зависимость от правительства, порой скудный достаток и явно наметившуюся в середине XVII в. аккультурацию в русской среде (Беляков предпочитает называть это явление культурной ассимиляцией).
Привлекая различные материалы, в том числе сведения о поместных окладах и разряды - росписи воевод по полкам, автор проследил постепенное изменение статуса Чингисидов: от отступления их на второе место по знатности после Калитичей (примерно с 1557 г.) до полного слияния с русской знатью и служилыми людьми и затем окончательной инкорпорации членов татарских родов в среду российского дворянства в 1718 г., когда архаичный титул «царевич» им заменили на княжеское достоинство.
Рассмотренные в монографии вопросы составляют часть обширного круга проблем, связанных с особенностями формирования российской правящей элиты. Приблизительно с XV в. налаживание сотрудничества с элитами присоединённых народов было одним из краеугольных камней государственного управления в России. Русские высшие страты традиционно кооперировались со своими иноэтничными «коллегами». Собственно, сам процесс постепенного формирования российского дворянства представлял собой постепенное интегрирование различных по происхождению людей и семей в единую аристократическую корпорацию. Алгоритм такого интегрирования предполагал относительную открытость, возможность для вступления в ряды дворянства. Таким образом, российское дворянство оказывалось этнически открытым сословием, и на место в его рядах мог в принципе рассчитывать любой представитель нерусской элиты. Разумеется, существовали определённые критерии и ограничения, но в целом социальная и культурная русификация (прежде всего переход в православие) облегчала знатному представителю «иноверцев» рекрутирование в дворянский корпус, а, следовательно, и успешную карьеру.
После проведения различными историками очень приблизительных подсчётов принято считать, что около 130 русских княжеских и дворянских родов имеют татарские корни. На протяжении XV-XVII вв. наиболее заметным был приток в ряды правящей элиты аристократов тюркского происхождения (позже стали преобладать остзейские немцы). В исследовании А.В. Белякова этот процесс впервые отражён во всём многообразии ракурсов - от обстоятельств приезда и расселения знатных татар с их семьями, придворной свитой и воинскими отрядами до финансового состояния, частной жизни, социального статуса, места в сословной иерархии.
Дмитрий Арапов: Чингисиды - лишние люди в России?
Книга А.В. Белякова принадлежит к числу трудов по изучению микрогрупп в составе российской элиты. В последнее время появился ряд работ, достаточно всесторонне и подробно исследующих различные сюжеты по истории этой проблематики. Среди них можно выделить книги Д.М. Володихина об опричных воеводах Ивана Грозного и Е.В. Дорджиевой о калмыцких нойонах на
6
7
службе русскому трону2. В труде Белякова детально освещены судьбы около двухсот представителей династии Чингисхана времени заката её могущества, когда все большее значение для потомков великого «мирозавоевателя», живших в Восточной Европе, стало приобретать служение складывающемуся Российскому государству.
Можно согласиться с мнением Белякова об особом значении участия Чин-гисидов в московском дворцовом и посольском церемониалах XV-XVII вв. По его обоснованному мнению, наличие подчинённых потомков Темучина у престола московских правителей должно было подчеркнуть всё значение перехода власти на востоке Европы от ордынских ханов к новым государям - потомкам Ивана Калиты и Фёдора Романова. В целом книга Белякова отличается крайней дотошностью и скрупулёзностью в освещении жизни российских Чингисидов от времени правления Василия I до провозглашения Российской империи.
Следует отметить, что показанный автором процесс постепенной инкорпорации Чингисидов в состав московской элиты не был для России чем-то принципиально новым. Легендарное заморское происхождение династии Рюриковичей, полиэтнический характер формирования боярства («пруссы» и «чюдины» Новгорода Великого) - все эти традиции ассимиляции разнородных элементов «верхов» способствовали абсорбции Москвой, начиная с XIV в., монголо-татарской знати, в том числе переселявшихся на Русь потомков Темучина. При этом Беляков обоснованно подчёркивает известную разницу в статусе крещённых Чингисидов и тех из них, кто остался верен исламу, но тут же убедительно доказывает, что в их положении не было принципиальных отличий. Более того, как известно, Москва достаточно умело использовала мусульман-Чингисидов в борьбе за власть над Казанью и обеспечении лучшего контроля над своими подданными-магометанами (Касимовское царство).
Подойдя в своей книге к эпохе петровского царствования, Беляков в целом справедливо констатирует, что в силу ряда внутренних и внешних причин (усиление самодержавия Романовых, обострение «мусульманского фактора» в связи с ухудшением отношений с Турцией) значимость Чингисидов в московской политике ослабевает. В то же время вывод исследователя о том, что в наступивший «петербургский период русской истории» Чингисиды стали в России своего рода «лишними людьми», представляется нам преждевременным.
Действительно, вплоть до начала XIX в. имперские власти не уделяли особого внимания судьбе потомков Темучина. Чингисиды «православного вероисповедания» влились в состав российского дворянства и по Жалованной грамоте 1785 г. наделялись всеми соответствующими «шляхетскими» правами и привилегиями. Их же получили и помещики-мусульмане, которые не могли лишь владеть крепостными-христианами. Это ограничение, однако, не распространялось на бывшие польские земли. Здесь по царским законодательным актам 1794 и 1840 гг. «татары»-помещики (в том числе потомки Темучина) сохраняли полное право на владение «крещёной собственностью».
Значение роли Чингисидов заметно усилилось с выходом империи Романовых на Кавказ и в Центральную Азию. В Черкессии царская администрация постоянно использовала многочисленных потомков местных ветвей Гиреев-Чингисидов, становившихся офицерами и чиновниками на коронной службе. Особое место в судьбе Чингисидов в Центральной Азии сыграла деятельность
2 Володжин Д.М. Воеводы Ивана Грозного. М., 2009; Дорджиева Е.В. Традиционная калмыцкая элита в пространстве Российской империи в XVIII - начале XX века. М., 2007.
7
8
М.М. Сперанского. В рамках проводимой по инициативе этого выдающегос русского государственного деятеля реформы управления Сибирью был дост; точно гибко использован традиционно высокий в степи авторитет потомке Темучина. По «Уставу о сибирских киргизах» 1822 г. Чингисиды - верхуп ка мусульманской степной кочевой знати - были включены в состав царско администрации на территории казахских земель. Во главе волостей ставилс Чингисид с титулом «султан» (в чине поручика русской армии), во главе oi руга также стоял «старший султан» - потомок Темучина в чине майора царе кой службы. Наиболее известным из этих «султанов» являлся друг Ф.М. Дс стоевского, замечательный казахский просветитель Чокан Валиханов. Систем «султанского» правления в казахских степях была свёрнута в 1860-х гг. Од нако авторитет имени Чингисхана в России оставался по-прежнему высокий Наиболее известным представителем рода Темучина в Петербурге на рубеж XIX-XX вв. являлся потомок ханов Букеевской Орды генерал от кавалери] Султан-Чингисхан, выступавший заступником интересов 14-ти миллионе российских мусульман при царском дворе. В советской и современной Цент ральной Азии принадлежность к роду Чингисхана оставалась и остается особ( значимой и почитаемой.
Александр Виноградов: «Золотой род» в международных комбинациях московского правительства
Обсуждаемая работа Андрея Васильевича Белякова вызвала значительны! резонанс и среди учёных, рассматривающих прошлое татарских народов, и з специалистов по истории внешней политики Русского государства, и в кругз исследователей Смуты. В определённом смысле книга Белякова подводит htoi длительному периоду изучения в отечественной историографии статуса Чин-гисидов в Московском государстве. До сих пор не были раскрыты причини массового появления Чингисидов в России; долгое время внимание исследователей было сосредоточено почти исключительно на материалах мещерского татарского анклава (так называемого Касимовского царства); биографии Чингисидов в Московском государстве изучались лишь фрагментарно. Такие вопросы, как инкорпорация Чингисидов в российское служилое сословие, участие их в официальных церемониях, материальное положение татарских царевичей в России, их место во внешнеполитических планах российского правительства - оставались практически неисследованными.
Работа А.В. Белякова, естественно, не может в полном объёме осветить все аспекты пребывания Чингисидов в России. Тем не менее автору удалось выявить основные аспекты истории «золотого рода» в Московском государстве. Одна из важных проблем в книге - эволюция отношения к Чингисидам в России. В XV в. на них определённо смотрели как на верховных вотчинников. Падение Большой Орды в начале XVI в. положило конец восприятию Чинги-сидами московских великих князей как своих данников. Татарские царевичи с этого момента рассматриваются в Русском государстве уже как «почётные гости». С середины XVI столетия, по мере присоединения территорий Казанского, Астраханского и Сибирского ханств, Чингисиды превращаются в служилых князей, происходит медленное, но неуклонное ограничение их самостоятельных контактов с сопредельными тюрко-татарскими государственными образованиями. При этом особое положение их в Русском государстве не под-
9
вергается сомнению ни в эпоху Ивана Грозного, ни при Борисе Годунове. После Смутного времени положение Чингисидов в России становится двойственным. С одной стороны, дальнейшее продвижение России в Сибирь и начавшиеся интенсивные контакты с казахскими ханами приводили к дальнейшей демонстрации особого статуса Чингисидов при московском Дворе. Большое значение приобретает использование их для укрепления престижа православного царя. С другой стороны, всё более отчетливо проявляется тенденция к включению Чингисидов в общерусскую служилую иерархию. Их особое положение при этом сохранялось: по родовитости они по-прежнему уступали только царской фамилии. Однако подспудно зрели и серьёзные изменения в восприятии Чингисидов в России, связанные прежде всего с их насильственным крещением при патриархе Никоне. Окончательный перелом наступил в эпоху Петра I, когда Чингисиды утратили свою роль.
Рассматривая обстоятельства появления Чингисидов в Русском государстве, Беляков определяет два основных варианта их перехода в российское подданство: добровольный приезд или захват при установлении политического контроля Москвы над сопредельными тюрко-татарскими государствами. Потомки Улуг-Мухаммеда, как правило, оказывались в России вследствие династических распрей в Казани, где московские государи стремились возводить на престол послушных ханов. Те же причины приводили в Москву крымских Гиреев, рассчитывавших при её поддержке продолжить борьбу за крымский престол. В этом смысле весьма показательна подробно изложенная автором история приезда в 1585 г. сыновей свергнутого хана Мухаммед-Гирея II.
Представители Астраханской династии в большинстве своём ехали в Россию добровольно, автор справедливо связывает их «наплыв» с подготовкой и проведением присоединения Астраханского ханства в 1554 г. Сибирские Ши-баниды (Кучумовичи) в большинстве случаев попадали в Россию как пленники после захвата их юрта. Хивинские царевичи находились на Руси преимущественно случайно, «по воле обстоятельств», равно как и казахские Чингисиды.
Автор внимательно анализирует место Чингисидов в русской политической элите. Выступая в марте 2012 г. в Казани на конференции, посвященной истории тюрко-татарских государств, А.В. Беляков назвал Чингисидов «лишними людьми», мотивируя это тем, что они в конечном итоге не смогли оставить сколь-нибудь значительного следа в истории России. Данный тезис вызвал оживлённую дискуссию; ряд представителей казанской исторической школы оспорили это высказывание, подчеркивая высокий государственный статус Чингисидов, особенно в XV-XVI вв. Выводы Белякова отнюдь не бесспорны - такие представители «золотого рода», как Симеон Бекбулатович, действительно, никак не подходят под определение «лишних людей». Тем не менее следует подчеркнуть особенности статуса Чингисидов в России, которые показывают их определённо зависимое от московских государей положение. Они никогда не вели переговоры с представителями сопредельных государств, в том числе тюрко-татарских. Их участие в приёме иностранных дипломатов ограничивалось только церемониальной частью. Чингисиды никогда не занимали государственных должностей, имеющих реальное значение; при видной роли в государственных церемониях, они практически никогда не вступали в обсуждение политических вопросов и не являлись думными чинами. Даже в случае их назначения главными воеводами, Чингисиды не могли самостоятельно определять тактику военных действий. В этом плане весьма показательно
9
10
участие Чингисидов в Ливонской войне. Не случайно, по мнению автора, и то, что потомки Чингисхана не привлекались Иваном Грозным к борьбе против крымцев в 1571-1572 гг. Аналогичная картина наблюдается и при отражении нападения Гази-Гирея II в 1591 г.
Таким образом, налицо противоречие между высоким статусом Чингисидов и их реальным участием в управлении государством. Во многих случаях, особенно для первой половины XVI столетия, это противоречие можно объяснить тем, что Чингисиды в России воспринимались как возможные претенденты на казанский и астраханский престолы. В этом контексте можно рассматривать и начальный этап их пребывания в Касимове. Однако по мере увеличения численности Чингисидов в России с конца 1550-х гг. логично было бы ожидать выделение из их числа высшего слоя, связанного непосредственным родством с московской династией, реально участвующего в управлении государством и играющего самостоятельную политическую роль. Но этого не происходит. Чингисиды отказываются от самостоятельной политической роли в Русском государстве, что особенно ярко проявилось в период Смуты.
А.В. Беляков отмечает, что Чингисиды формально могли рассматриваться как ведущие фигуры московского Двора, имеющие возможность в силу родственных связей с московским правящим домом сменить на престоле династию Калитичей. Впрочем, возможность эта, по сути, связана исключительно с фигурой Симеона Бекбулатовича. Беляков, перу которого принадлежит политическая биография этого представителя астраханской династии, достаточно чётко показывает отсутствие политических амбиций у царя Симеона. Но сам факт ближайшего родства с угасшей династией оставлял вопрос о его призвании на престол открытым. В этом контексте собранные Беляковым сведения о взаимоотношениях Симеона Бекбулатовича с Лжедмитрием I представляют значительный интерес. Однако другой фигуры, равной царю Симеону по степени «приближённости к российскому престолу», среди Чингисидов просто не было. Его случай представляется по-своему уникальным.
Другая сторона этой проблемы - выступление проживающих в России Чингисидов как претендентов на престолы тюрко-татарских государств. Вопрос этот в отечественной и зарубежной историографии поставлен достаточно давно, однако внимание при этом традиционно акцентировалось на казанских Чингисидах. А.В. Беляков впервые ставит вопрос о пребывании в России крымских Гиреев в период династического кризиса в Крыму 1577-1588 гг. в контексте общего направления внешнеполитической деятельности русского правительства. При этом автор оговаривает, что из трёх сыновей хана Мухам-мед-Гирея II главное значение имеет фигура Мурад-Гирея. Особенности его положения определены Беляковым достаточно чётко. Мурад-Гирей участвовал в дипломатических связях Русского государства с сопредельными мусульманскими государственными образованиями, в связи с чем выезжал за пределы Русского государства. Мурад-Гирею шертовали ногайские мурзы и представители крымской эмиграции (князья Сулешевы и Куликовы, ближайшие родственники которых занимали в Бахчисарае видное положение), входившие потом в состав его достаточно многочисленного Двора. Двор Мурад-Гирея в Астрахани имел особый характер в силу исключительного положения этого представителя «золотого рода» в России и продолжал существовать даже после смерти царевича как Двор его вдовы Ертуган вплоть до 1593 г. Автор проделал огромную работу по выявлению рассеянных по различным фондам российских архивов (прежде
10
11
всего РГАДА) данных о составе чингисидских дворов. Практически все эти сведения впервые вводятся автором в научный оборот. Он выделяет также проблему реального функционирования дворов Чингисидов, определяя специфику их правового статуса на различных исторических этапах.
Наиболее полно, на мой взгляд, исследован автором вопрос материального содержания Чингисидов в России. Чётко обозначены его основные составляющие - выход, ясак, разовые денежные дачи за участие в военных действиях, военная добыча, а также регулярные и единовременные денежные выплаты. Отдельно рассматривается проблема земельных владений Чингисидов. Вместе с тем вопрос о статусе городов, в которых они проживали, явно заслуживает рассмотрения в отдельной главе. Более тщательно следовало бы проанализировать обстоятельства привлечения Чингисидов к участию в посольских приемах, или, наоборот, их отстранения от них. Желательно также изучить их назначения на номинально руководящие посты в действующей армии на различных стратегических направлениях в контексте общего изменения военного и внешнеполитического положения Русского государства. За пределами исследования осталась пока тема реэмиграции отдельных представителей дворов Чингисидов в России после смерти их правителей, тем более что собранный А.В. Беляковым материал даёт возможность для проведения подобных наблюдений. Чрезвычайно важен вопрос о «самостоятельной политической роли» некоторых представителей дворов Чингисидов в России, поскольку в дальнейшем они могли оказываться «неформальными посредниками» в дипломатических связях Москвы и сопредельных тюрко-татарских государств, что, например, проявилось в 1580-1590-х гг. на крымском направлении её внешней политики.
Серьёзной проблемой остается изучение характера контактов московской политической элиты с Чингисидами, пребывавшими на территории Русского государства. Напомним, что эти контакты могли происходить в исключительных, даже экстремальных обстоятельствах, как, например, репрессии против Сименона Бекбулатовича или расследование обстоятельств смерти Мурад-Ги-рея в Астрахани, наконец, в ходе многочисленных катаклизмов Смутного времени. Обозначена, но не нашла полного отражения в работе тема политического сотрудничества Чингисидов в России, которое осуществлялось вне контроля русского правительства и вопреки его планам, как, например, контакты крымского Чингисида Шан-Гирея и сибирского царевича Хансюера.
Естественно, доскональное рассмотрение этих проблем затруднено фрагментарностью или полным отсутствием источниковой базы. Тем не менее масштабность архивного материала, введённого А.В. Беляковым в научный оборот при подготовке книги, даёт возможность рассчитывать на дальнейшие перспективы изучения пребывания Чингисидов в России в XV-XVIII вв.