deratisator
in
urb_a
Пра руссссссссссссссссссссссссскава гіррррроя!
Присвячене "людк-а-людк-тьху-дярєвня" (тм)
Останній коментар до теми про "рускава танкіста" від
lepestriny вразив своєю лапідарністю і влучністю: "творчество слабоумных" .
Оскільки таких слабоумних у нашій спільноті небагато - треба допомогати цим інвалідам якось більш ефектно подавати дописи про різні речі, зокрема, і про перманентний героїзм усіх "рускіх" в усі часи для всіх народів в усіх обставинах на всій планеті.
Тож пропоную всім "союрбникам" ознайомитися з тим, к треба подавати інформацію про "рускіх чудо-багатирєй" :
Как убить советского «солдата удачи»
«Мегаполис» 21.01.2003 Сергей СЕЛЮТИН
Его ремесло - война. Он воевал в Сомали, Анголе, на Кубе, в Сирии и Эфиопии, был во Вьетнаме и Афганистане. И чем более миролюбиво звучали речи дряхлеющих кремлевских стратегов, тем кровопролитнее становились бои, которые вел кавторанг на дальних рубежах. Он убивал и его убивали. Четыре раза врачи возвращали его к жизни из состояния клинической смерти. Девять ранений, четыре контузии и девятнадцать операций не оставили живого места на его теле. По его орденам можно изучать политическую географию, по ранам - эффективность современных вооружений. Американцы оценили его голову в 250 тысяч долларов. Родина, когда он стал ей больше не нужен, положила ему пособие сначала в 130, потом в 150 тысяч, а теперь, после всех денежных реформ, в 1500 инвалидных рублей.
Этот человек участвовал во всех тайных и явных войнах Советского Союза за последние 50 лет.
...Памятным утром 19 августа кавторанг Резников сам выбрал для себя рубеж, на котором решил стоять до конца. Он пришел защищать «Белый дом» и привел с собой еще сотню таких же, как он, предупредив заранее, чтобы брали с собой все, чем можно убивать. Никаких иллюзий относительно «человеколюбия» спецназов всех мастей капитан не питал, так как сам был «спецназом» и искусству убивать учился еще у «зеленых беретов» во Вьетнаме.
Корреспондент М-Э встретился с этим уникальным человеком.
- Олег Федорович, вы с детства связаны с морем. И свое первое ранение получили в тринадцать лет юнгой Балтийского флота. Ваша первая медаль носит имя адмирала Ушакова. После войны вы окончили Военно-морское училище имени Седова с отличием и целый год учились судовождению в Англии, в Королевском военно-морском колледже, диплом которого дает капитану право входить во все порты мира без лоцмана. Вероятно, вы были неплохим учеником, если на выпускном вечере колледжа удостоились чести танцевать вальс с ныне царствующей королевой Англии. Судьба явно готовила вас в мореплаватели. Как же получилось, что большую часть своих ранений вы получили на суше, командуя сначала ротой, а затем и батальоном спецназа?
- Начинал я службу действительно на кораблях и поплавал достаточно. Четыре раза ходил в кругосветку на паруснике «Товарищ» и двадцать раз - на подводной лодке. Все изменила смерть жены. Она умерла во время родов. Я служил тогда на Чукотке. Был сильный шторм. У нее был отрицательный резус-фактор крови. Эсминец с кровью пробился к берегу слишком поздно. На руках у меня осталось трое детей, в том числе и новорожденная Оксана. Их нужно было ставить на ноги - вот я и записался в добровольцы. Волонтеры тогда как раз понадобились на Кубе. Ну а далее раз доброволец - остановки по всем пунктам: Сирия, Сомали, Эфиопия, Ангола, Вьетнам...
- Куба - это Плайя-Хирон?
- Да, там я воевал под кубинским флагом на малом ракетном крейсере. У берегов Кубы были два наших дивизиона крейсеров плюс морская пехота. Крейсера охотились в заливе Свиней на десантные суда с «гусанос» - кубинской контрой, а морская пехота давала им прикурить уже на берегу. «Гусанос» получили отличную подготовку в Майами, и сами кубинцы с ними едва бы справились. Те из них, кто уцелел, подались потом в «зеленые береты», и мы добивали их уже во Вьетнаме. Сам я был на Кубе ранен и получил свою первую зарубежную награду - орден Хосе-Марти.
- Во Вьетнаме вы были морским пехотинцем?
- Нет, поначалу воевал на тех же ракетных крейсерах. В пехоту попал после того, как налетом американской авиации на порт Хайфон весь наш флот у берегов Вьетнама был практически уничтожен. Это был сущий ад. Они появились внезапно, шли на очень малой высоте, и наша ПВО практически ничего не могла поделать. К тому же, как это у нас водится, весь свободный от вахты плавсостав находился в это время на политзанятиях. Горели корабли, горели и взрывались наши склады артвооружения, полыхали брошенные при отступлении американцами запасы напалма.
Я остался без корабля. И мне предложили должность командира 1-й роты в батальоне морской пехоты «Альбатрос», однако командиров там выводили из строя быстро, и вскоре я уже был комбатом.
- Помимо вашего батальона, там были и другие подразделения морской пехоты?
- Да, батальоны «Норд», «Зюйд», «Ост», «Вест» - все они входили в состав отдельной бригады морской пехоты, которая в свою очередь являлась составной частью экспедиционного корпуса стран Варшавского договора.
- Значит, там сражался настоящий интернационал?
- Конечно, у меня в батальоне была рота немцев, рота поляков и рота болгар. Немцы, кстати, воевали очень хорошо. На втором месте после наших ребят...
- Велики ли были наши потери в этой практически неизвестной для большинства соотечественников войне?
- Только я лично подписал там 115 похоронок, это не считая тех, кого в тяжелейшем состоянии отправили в Союз, а таких наберется еще с полтысячи. А ведь были еще без вести пропавшие... Да что там говорить, в батальоне ведь было 1250 человек, и его четыре раза отводили на переформирование.
Но наибольшие потери мы несли в начале войны, так как оказались совсем неподготовленными к боям в джунглях. Нам мешало все - даже обмундирование. Стоило только надеть его, и от тебя уже через пять минут начинало за версту разить потом. Только по этой причине у нас сорвалось несколько отлично подготовленных засад. Контрразведка сбилась с ног, разыскивая источник утечки информации, а выяснилось, что нас выдают противнику обезьяны, которые ненавидят запах человеческого пота и устраивают по этому поводу настоящий шабаш на макушках деревьев. Американцы, видя это, просто накрывали весь квадрат ракетным залпом, а мы потом собирали трупы. Так что долгое время мы снимали обмундирование с пленных и трупов.
- Насколько оправданны были наши потери во Вьетнаме? Была ли необходимость в нашем присутствии?
- Конечно, нет. Вьетнамцы ведь воевали более тридцати лет, успешно вышибли оттуда англичан и французов. Так что нам достаточно было поставлять им вооружение и инструкторов.
- Что же заставило нас ввязаться там в бои?
- И мы, и американцы опробовали там все новейшие системы оружия и тактику ведения современной войны. Нужно сказать, что уровень подготовки тех же «зеленых беретов» оказался поначалу для нас полной неожиданностью. Это был качественно иной уровень - уровень спецназа. У нас подобных формирований тогда не было.
- В некотором смысле, выходит, можно сказать, что «зеленые береты» учили «черных беретов» современной войне?
- Они учипи нас в самом прямом смысле. Во время одного из боев удалось захватить в плен несколько офицеров 82-й армии, и они в обмен на жизнь и свободу согласились стать у нас инструкторами. Так что вся бригада морской пехоты прошла спецподготовку по программе «зеленых беретов».
Мы оказались хорошими учениками и вскоре уже били своих учителей. Так что наш спецназ родился во Вьетконге.
- Вы хорошо помните первого человека, которого убили собственными руками?
- Это был ночной рукопашный бой. Меня прижал к земле огромный детина - филиппинец. В 82-й армии таких было много. Я убил его ножом (страшная отметина от такого же ножа есть на теле и у кавторанга. - С. С.). Потом меня вырвало. Это поначалу бывает практически со всеми. Но самое страшное, что человек потом привыкает и к грязи, и к крови. Нам ведь порой приходилось даже есть, сидя на покрытых брезентом трупах.
- А приходилось вам принимать решение о расстреле пленных?
- Да, я отдавал такие приказы.
- И никогда потом об этом не жалели?
- Никогда. На войне как на войне. Во время одной из операций мы ворвались в захваченную карателями деревню. К сожалению, опоздали... Я думал, что меня уже трудно чем-либо удивить, однако те, кого мы там взяли в плен, уже вообще не были людьми. Перебив все взрослое население, они надругались над девочками от трех до восьми лет и нанизали их тела на бамбуковые стойки навесов, которые тянулись вдоль главной улицы поселка. Это было чудовищное зрелище... И тогда я приказал связать этих скотов колючей проволокой и уложить на термитники. К утру от них остались одни кости. Эти кости я показал двоим, которых намеренно оставил в живых. «Идите и передайте, - сказал я им, - что так будет с каждым, кто попадется нам за этим занятием».
- Вы думаете, это на них подействовало?
- Думаю, их это сильно отрезвило.
- А как вы относитесь к тому, что сайгонская пресса называла ваших ребят «головорезами капитана Резникова»?
- Спокойно отношусь. Называли так - значит, уважали. Здесь уж или «головорезы», или «пушечное мясо» - другого не дано.
- В дальнейшем вы уже не расставались со своим батальоном?
- Только на время госпиталей. А так везде вместе: Эфиопия, Ангола, Сирия, Ливан...
- И против кого вы воевали в этих странах?
- Да практически везде сталкивались лбами одни и те же подразделения спецназа. Менялись лишь знамена и заказчики. Контингент оставался тот же, что и во Вьетнаме. Те же американцы, канадцы, филиппинцы, юаровцы. Один египетский рейнджерс трижды попадался в руки нашим ребятам в разных странах, и его отпускали. Угомонили его пулей уже в Эфиопии.
- Не пополнят ли наши ветераны-интернационалисты ряды этих «солдат удачи»?
- Могут. Ведь «дикие гуси» очень хорошо оплачиваются, а опыта нашим не занимать. Тем более что на родине они порой не могут получить даже ту жалкую компенсацию за пролитую кровь, которая им положена. По документам ведь большинство значатся «военными советниками», а значит, в боевых действиях участия якобы не принимали. Откуда появились у них ранения - непонятно... Это были очень странные войны. На нас ведь там даже форма всегда была американского образца, безо всяких знаков различия, порой трудно было сразу понять, кто перед тобой находится - американский наемник или свой брат из ВДВ.
- Они тоже там были?
- А как же. В Эфиопии мы чуть было не устроили им кровавую баню. Они десантировались, мы десантировались - ну и столкнулись лоб в лоб. Если бы не наша русская привычка материться в экстремальной ситуации - быть бы беде. А так обошлось... Мы с ними во взаимодействии потом «выковыривали» из города Эфрата наемников-юаровцев. Городок сам по себе небольшой, но окопались они тогда там крепко. За 17 суток боев мой батальон потерял убитыми и ранеными почти треть личного состава.
- Последние ранения во Вьетнаме сделали вас практически инвалидом, однако стоило разгореться сражениям в Афганистане, и вы снова оказались в рядах добровольцев. Может, эту войну можно было уже пропустить?
- Как раз эту я пропустить не мог, там ведь уже воевали трое моих сыновей. Старший - Вадим и приемные - Юрий и Сергей. Конечно, я понимал, что здоровье уже не то, и поэтому просил, чтобы меня направили туда хотя бы советником. Рапорт был удовлетворен, однако Громов, командовавший тогда 40-й армией, испытывал недостаток в опытных командирах для штурмовых батальонов и поэтому поставил меня опять во главе моего родного батальона. Во время Кандагарской операции батальон прикрывал проход наших войск через перевал, и я своими глазами видел, как горел и падал вниз БТР с моим Юрием, а еще через неделю Громов отдал мне урну с прахом Сергея. В Афгане был дважды ранен мой старший сын Вадим, сам я нарвался в итоге на залп «Стингера» и в Москву уже был доставлен, как мешок с костями: почти перебит позвоночник и обе голени ног, шесть осколков в теле плюс слепота от контузии. После 28 месяцев госпиталей я был комиссован по инвалидности.
- Судя по вашим высказываниям, вы не имеете склонности романтизировать войну, однако практически все ваши дети выбрали в жизни военную стезю...
- Да, это так. Даже моя старшая дочь Оксана - капитан-лейтенант ВМФ и уже награждена за выполнение задания в районе Персидского залива, где их судно вело наблюдение за развитием боевых действий во время первой войны в Заливе. Но я никогда не подталкивал своих детей к этому выбору. Виной тому - сама атмосфера, в которой вырастают дети военных. Вся их жизнь проходит в военных городках, военная тематика и лексика с детства формируют круг их интересов. Странно это слышать от десантника? Что же тут странного? Я ведь знаю о десанте все, что только можно знать, и считаю, что эта профессия убивает в человеке что-то очень важное... Человек там звереет...
- И где же выход?
- Армия должна быть профессиональной. Тогда все те навыки, которые она дает человеку, будут использоваться по назначению, и только тогда армия будет нести ответственность за людей, которые этими навыками обладают.
Капитан награжден: орденом Хосе-Марти, орденом Хо Ши Мина, орденами «За боевое содружество и воинскую доблесть», «За отвагу в Исламской революции», орденом «Голубой крест Ислама», орденом «Голубой Нил», двумя орденами Красной Звезды и орденом Трудовой Славы. Медали он не считает, их у него больше десятка. У него одиннадцать лет боевого стажа, которые он находился на самом острие внешней политики государства. Это - по одному счету. А по другому - за это время он «нажил» те самые 1500 инвалидных рублей и жалкую коммуналку, в которой ютится сейчас вместе с женщиной, вынесшей его из очередного побоища на своих плечах. Впрочем, капитан ни о чем не ходатайствует и ни о чем никого не просит. Нет таких слов в словаре у капитана.
Останній коментар до теми про "рускава танкіста" від
lepestriny вразив своєю лапідарністю і влучністю: "творчество слабоумных" .
Оскільки таких слабоумних у нашій спільноті небагато - треба допомогати цим інвалідам якось більш ефектно подавати дописи про різні речі, зокрема, і про перманентний героїзм усіх "рускіх" в усі часи для всіх народів в усіх обставинах на всій планеті.
Тож пропоную всім "союрбникам" ознайомитися з тим, к треба подавати інформацію про "рускіх чудо-багатирєй" :
Как убить советского «солдата удачи»
«Мегаполис» 21.01.2003 Сергей СЕЛЮТИН
Его ремесло - война. Он воевал в Сомали, Анголе, на Кубе, в Сирии и Эфиопии, был во Вьетнаме и Афганистане. И чем более миролюбиво звучали речи дряхлеющих кремлевских стратегов, тем кровопролитнее становились бои, которые вел кавторанг на дальних рубежах. Он убивал и его убивали. Четыре раза врачи возвращали его к жизни из состояния клинической смерти. Девять ранений, четыре контузии и девятнадцать операций не оставили живого места на его теле. По его орденам можно изучать политическую географию, по ранам - эффективность современных вооружений. Американцы оценили его голову в 250 тысяч долларов. Родина, когда он стал ей больше не нужен, положила ему пособие сначала в 130, потом в 150 тысяч, а теперь, после всех денежных реформ, в 1500 инвалидных рублей.
Этот человек участвовал во всех тайных и явных войнах Советского Союза за последние 50 лет.
...Памятным утром 19 августа кавторанг Резников сам выбрал для себя рубеж, на котором решил стоять до конца. Он пришел защищать «Белый дом» и привел с собой еще сотню таких же, как он, предупредив заранее, чтобы брали с собой все, чем можно убивать. Никаких иллюзий относительно «человеколюбия» спецназов всех мастей капитан не питал, так как сам был «спецназом» и искусству убивать учился еще у «зеленых беретов» во Вьетнаме.
Корреспондент М-Э встретился с этим уникальным человеком.
- Олег Федорович, вы с детства связаны с морем. И свое первое ранение получили в тринадцать лет юнгой Балтийского флота. Ваша первая медаль носит имя адмирала Ушакова. После войны вы окончили Военно-морское училище имени Седова с отличием и целый год учились судовождению в Англии, в Королевском военно-морском колледже, диплом которого дает капитану право входить во все порты мира без лоцмана. Вероятно, вы были неплохим учеником, если на выпускном вечере колледжа удостоились чести танцевать вальс с ныне царствующей королевой Англии. Судьба явно готовила вас в мореплаватели. Как же получилось, что большую часть своих ранений вы получили на суше, командуя сначала ротой, а затем и батальоном спецназа?
- Начинал я службу действительно на кораблях и поплавал достаточно. Четыре раза ходил в кругосветку на паруснике «Товарищ» и двадцать раз - на подводной лодке. Все изменила смерть жены. Она умерла во время родов. Я служил тогда на Чукотке. Был сильный шторм. У нее был отрицательный резус-фактор крови. Эсминец с кровью пробился к берегу слишком поздно. На руках у меня осталось трое детей, в том числе и новорожденная Оксана. Их нужно было ставить на ноги - вот я и записался в добровольцы. Волонтеры тогда как раз понадобились на Кубе. Ну а далее раз доброволец - остановки по всем пунктам: Сирия, Сомали, Эфиопия, Ангола, Вьетнам...
- Куба - это Плайя-Хирон?
- Да, там я воевал под кубинским флагом на малом ракетном крейсере. У берегов Кубы были два наших дивизиона крейсеров плюс морская пехота. Крейсера охотились в заливе Свиней на десантные суда с «гусанос» - кубинской контрой, а морская пехота давала им прикурить уже на берегу. «Гусанос» получили отличную подготовку в Майами, и сами кубинцы с ними едва бы справились. Те из них, кто уцелел, подались потом в «зеленые береты», и мы добивали их уже во Вьетнаме. Сам я был на Кубе ранен и получил свою первую зарубежную награду - орден Хосе-Марти.
- Во Вьетнаме вы были морским пехотинцем?
- Нет, поначалу воевал на тех же ракетных крейсерах. В пехоту попал после того, как налетом американской авиации на порт Хайфон весь наш флот у берегов Вьетнама был практически уничтожен. Это был сущий ад. Они появились внезапно, шли на очень малой высоте, и наша ПВО практически ничего не могла поделать. К тому же, как это у нас водится, весь свободный от вахты плавсостав находился в это время на политзанятиях. Горели корабли, горели и взрывались наши склады артвооружения, полыхали брошенные при отступлении американцами запасы напалма.
Я остался без корабля. И мне предложили должность командира 1-й роты в батальоне морской пехоты «Альбатрос», однако командиров там выводили из строя быстро, и вскоре я уже был комбатом.
- Помимо вашего батальона, там были и другие подразделения морской пехоты?
- Да, батальоны «Норд», «Зюйд», «Ост», «Вест» - все они входили в состав отдельной бригады морской пехоты, которая в свою очередь являлась составной частью экспедиционного корпуса стран Варшавского договора.
- Значит, там сражался настоящий интернационал?
- Конечно, у меня в батальоне была рота немцев, рота поляков и рота болгар. Немцы, кстати, воевали очень хорошо. На втором месте после наших ребят...
- Велики ли были наши потери в этой практически неизвестной для большинства соотечественников войне?
- Только я лично подписал там 115 похоронок, это не считая тех, кого в тяжелейшем состоянии отправили в Союз, а таких наберется еще с полтысячи. А ведь были еще без вести пропавшие... Да что там говорить, в батальоне ведь было 1250 человек, и его четыре раза отводили на переформирование.
Но наибольшие потери мы несли в начале войны, так как оказались совсем неподготовленными к боям в джунглях. Нам мешало все - даже обмундирование. Стоило только надеть его, и от тебя уже через пять минут начинало за версту разить потом. Только по этой причине у нас сорвалось несколько отлично подготовленных засад. Контрразведка сбилась с ног, разыскивая источник утечки информации, а выяснилось, что нас выдают противнику обезьяны, которые ненавидят запах человеческого пота и устраивают по этому поводу настоящий шабаш на макушках деревьев. Американцы, видя это, просто накрывали весь квадрат ракетным залпом, а мы потом собирали трупы. Так что долгое время мы снимали обмундирование с пленных и трупов.
- Насколько оправданны были наши потери во Вьетнаме? Была ли необходимость в нашем присутствии?
- Конечно, нет. Вьетнамцы ведь воевали более тридцати лет, успешно вышибли оттуда англичан и французов. Так что нам достаточно было поставлять им вооружение и инструкторов.
- Что же заставило нас ввязаться там в бои?
- И мы, и американцы опробовали там все новейшие системы оружия и тактику ведения современной войны. Нужно сказать, что уровень подготовки тех же «зеленых беретов» оказался поначалу для нас полной неожиданностью. Это был качественно иной уровень - уровень спецназа. У нас подобных формирований тогда не было.
- В некотором смысле, выходит, можно сказать, что «зеленые береты» учили «черных беретов» современной войне?
- Они учипи нас в самом прямом смысле. Во время одного из боев удалось захватить в плен несколько офицеров 82-й армии, и они в обмен на жизнь и свободу согласились стать у нас инструкторами. Так что вся бригада морской пехоты прошла спецподготовку по программе «зеленых беретов».
Мы оказались хорошими учениками и вскоре уже били своих учителей. Так что наш спецназ родился во Вьетконге.
- Вы хорошо помните первого человека, которого убили собственными руками?
- Это был ночной рукопашный бой. Меня прижал к земле огромный детина - филиппинец. В 82-й армии таких было много. Я убил его ножом (страшная отметина от такого же ножа есть на теле и у кавторанга. - С. С.). Потом меня вырвало. Это поначалу бывает практически со всеми. Но самое страшное, что человек потом привыкает и к грязи, и к крови. Нам ведь порой приходилось даже есть, сидя на покрытых брезентом трупах.
- А приходилось вам принимать решение о расстреле пленных?
- Да, я отдавал такие приказы.
- И никогда потом об этом не жалели?
- Никогда. На войне как на войне. Во время одной из операций мы ворвались в захваченную карателями деревню. К сожалению, опоздали... Я думал, что меня уже трудно чем-либо удивить, однако те, кого мы там взяли в плен, уже вообще не были людьми. Перебив все взрослое население, они надругались над девочками от трех до восьми лет и нанизали их тела на бамбуковые стойки навесов, которые тянулись вдоль главной улицы поселка. Это было чудовищное зрелище... И тогда я приказал связать этих скотов колючей проволокой и уложить на термитники. К утру от них остались одни кости. Эти кости я показал двоим, которых намеренно оставил в живых. «Идите и передайте, - сказал я им, - что так будет с каждым, кто попадется нам за этим занятием».
- Вы думаете, это на них подействовало?
- Думаю, их это сильно отрезвило.
- А как вы относитесь к тому, что сайгонская пресса называла ваших ребят «головорезами капитана Резникова»?
- Спокойно отношусь. Называли так - значит, уважали. Здесь уж или «головорезы», или «пушечное мясо» - другого не дано.
- В дальнейшем вы уже не расставались со своим батальоном?
- Только на время госпиталей. А так везде вместе: Эфиопия, Ангола, Сирия, Ливан...
- И против кого вы воевали в этих странах?
- Да практически везде сталкивались лбами одни и те же подразделения спецназа. Менялись лишь знамена и заказчики. Контингент оставался тот же, что и во Вьетнаме. Те же американцы, канадцы, филиппинцы, юаровцы. Один египетский рейнджерс трижды попадался в руки нашим ребятам в разных странах, и его отпускали. Угомонили его пулей уже в Эфиопии.
- Не пополнят ли наши ветераны-интернационалисты ряды этих «солдат удачи»?
- Могут. Ведь «дикие гуси» очень хорошо оплачиваются, а опыта нашим не занимать. Тем более что на родине они порой не могут получить даже ту жалкую компенсацию за пролитую кровь, которая им положена. По документам ведь большинство значатся «военными советниками», а значит, в боевых действиях участия якобы не принимали. Откуда появились у них ранения - непонятно... Это были очень странные войны. На нас ведь там даже форма всегда была американского образца, безо всяких знаков различия, порой трудно было сразу понять, кто перед тобой находится - американский наемник или свой брат из ВДВ.
- Они тоже там были?
- А как же. В Эфиопии мы чуть было не устроили им кровавую баню. Они десантировались, мы десантировались - ну и столкнулись лоб в лоб. Если бы не наша русская привычка материться в экстремальной ситуации - быть бы беде. А так обошлось... Мы с ними во взаимодействии потом «выковыривали» из города Эфрата наемников-юаровцев. Городок сам по себе небольшой, но окопались они тогда там крепко. За 17 суток боев мой батальон потерял убитыми и ранеными почти треть личного состава.
- Последние ранения во Вьетнаме сделали вас практически инвалидом, однако стоило разгореться сражениям в Афганистане, и вы снова оказались в рядах добровольцев. Может, эту войну можно было уже пропустить?
- Как раз эту я пропустить не мог, там ведь уже воевали трое моих сыновей. Старший - Вадим и приемные - Юрий и Сергей. Конечно, я понимал, что здоровье уже не то, и поэтому просил, чтобы меня направили туда хотя бы советником. Рапорт был удовлетворен, однако Громов, командовавший тогда 40-й армией, испытывал недостаток в опытных командирах для штурмовых батальонов и поэтому поставил меня опять во главе моего родного батальона. Во время Кандагарской операции батальон прикрывал проход наших войск через перевал, и я своими глазами видел, как горел и падал вниз БТР с моим Юрием, а еще через неделю Громов отдал мне урну с прахом Сергея. В Афгане был дважды ранен мой старший сын Вадим, сам я нарвался в итоге на залп «Стингера» и в Москву уже был доставлен, как мешок с костями: почти перебит позвоночник и обе голени ног, шесть осколков в теле плюс слепота от контузии. После 28 месяцев госпиталей я был комиссован по инвалидности.
- Судя по вашим высказываниям, вы не имеете склонности романтизировать войну, однако практически все ваши дети выбрали в жизни военную стезю...
- Да, это так. Даже моя старшая дочь Оксана - капитан-лейтенант ВМФ и уже награждена за выполнение задания в районе Персидского залива, где их судно вело наблюдение за развитием боевых действий во время первой войны в Заливе. Но я никогда не подталкивал своих детей к этому выбору. Виной тому - сама атмосфера, в которой вырастают дети военных. Вся их жизнь проходит в военных городках, военная тематика и лексика с детства формируют круг их интересов. Странно это слышать от десантника? Что же тут странного? Я ведь знаю о десанте все, что только можно знать, и считаю, что эта профессия убивает в человеке что-то очень важное... Человек там звереет...
- И где же выход?
- Армия должна быть профессиональной. Тогда все те навыки, которые она дает человеку, будут использоваться по назначению, и только тогда армия будет нести ответственность за людей, которые этими навыками обладают.
Капитан награжден: орденом Хосе-Марти, орденом Хо Ши Мина, орденами «За боевое содружество и воинскую доблесть», «За отвагу в Исламской революции», орденом «Голубой крест Ислама», орденом «Голубой Нил», двумя орденами Красной Звезды и орденом Трудовой Славы. Медали он не считает, их у него больше десятка. У него одиннадцать лет боевого стажа, которые он находился на самом острие внешней политики государства. Это - по одному счету. А по другому - за это время он «нажил» те самые 1500 инвалидных рублей и жалкую коммуналку, в которой ютится сейчас вместе с женщиной, вынесшей его из очередного побоища на своих плечах. Впрочем, капитан ни о чем не ходатайствует и ни о чем никого не просит. Нет таких слов в словаре у капитана.