ОБ ОБОРОНИТЕЛЬНЫХ СООРУЖЕНИЯХ РУССКИХ СЛОБОД И ДЕРЕВЕНЬ ЮЖНОГО ЗАУРАЛЬЯ XVII - НАЧАЛА XVIII ВЕКОВ.
Одна из статей по фортификации (одна из двух статей:))
Опубликовано: Материалы всероссийской научно практической конференции «XVIII Зыряновские чтения». - Курган, 2010. - С. 30-33
Статья под катом:
ОБ ОБОРОНИТЕЛЬНЫХ СООРУЖЕНИЯХ РУССКИХ СЛОБОД И ДЕРЕВЕНЬ ЮЖНОГО ЗАУРАЛЬЯ XVII - НАЧАЛА XVIII ВЕКОВ.
Самигулов Г.Х.
Предлагаемая статья - своеобразная компиляция информации об устройстве фортификационных сооружений, преимущественно укреплений населенных пунктов: слобод, острогов, деревень, крепостей Южного Зауралья. Неоднократно упоминавшиеся, а то и подробно описанные в литературе по истории Южного Зауралья и Урала в целом1, эти сооружения не стали объектом анализа. Причина понятна, - казалось, что и так все ясно. Но когда начинаешь вчитываться в текст и разбирать значение отдельных терминов, то все оказывается не так просто. Для нас анализ письменных источников по фортификации имеет особое значение - кроме «чистого познания», мы получаем представление о том, с чем можем столкнуться при проведении археологических исследований на территории старинных селений Южного Зауралья. Так что эту публикацию можно рассматривать как составную (подготовительную) часть будущей программы историко-археологических исследований исторических поселений Южного Зауралья…
Итак, речь пойдет об укреплениях русских слобод и деревень второй половины XVII - начала XVIII вв. Фортификационные сооружения предшествующего периода, т.е. относящиеся к Сибирскому ханству, до наших дней дошли в виде руин, а подробных описаний XVII в. не сохранилось. Можно констатировать, что принципы выбора места и основные фортификационные приемы - рвы, подработка естественного обрыва, использование естественных преград, как-то озер, стариц и т.д. - были свойственны для военного дела Сибирского ханства, что вполне естественно. Зачастую русские укрепленные поселения возникали на месте городищ предшествующих эпох (не обязательно Сибирского ханства). Но Ялуторовский острог был поставлен на месте татарского «Явлутура городка», занимавшего очень выгодное место - мыс с трех сторон окруженное водой, а единственный перешеек пересекали два рва глубиной 6 м и 8 м, с валом между ними2. Очевидно, при такой топографической ситуации, остальная территория городища была обнесена деревянным частоколом или заплотом, либо грунтовым бруствером. Единственное описание укреплений лагеря Кучумовичей (потомков хана Кучума), относящееся к 1601 г., мы находим у Г.Ф. Миллера. В отписке уфимского воеводы Михаила Нагого тюменскому воеводе Луке Щербатому рассказывается о зимнем становище царевичей Каная и Азима в среднем течении «реки Абаги» (р. Убага, приток Тобола): «а поставлены де у них избы рублены в стену кругом, по смете де изб с полчетвертадесять; да у них же де, господине, обдернуто около изб телегами кочевными большими для крепости от приходов; а людей де, господине, с ними с двема царевичи всяких человек с 150»3. Укрепление, описанное в документе представляло, очевидно, каре, образованное поставленными вплотную друг к другу срубами, примерное число которых составляло 35. По внешнему кругу были поставлены большие арбы, которые выполняли роль надолбов и рогаток - затрудняли подход к стенам. Такой тип укреплений был известен и в русском оборонном зодчестве, подобные срубы, составлявшие стены, назывались «городнями»4. Ф.Ф. Ласковский отмечал: «Стены подобнаго устройства имели тот важный недостаток, что места соединения срубов, подвергались наибольшему гниению от дождя и снега, а потому представляли слабыя части ограды; притом каждый сруб, составляя отдельную часть, получал с течением времени не одинаковую осадку, что вредило прочности всей ограды и затрудняло самые действия в обороне»5. Представляется, что эти недостатки не имели особого значения для описанного лагеря сибирских царевичей, поскольку это было временное укрепление и опасность гниения срубов, либо неравномерного проседания стены для строителей не представляли большой важности. Это единственное документальное свидетельство позволяет сделать вывод, что уровень развития деревянной фортификации в Сибирском царстве, на период похода Ермака, был сопоставим с таковым в Московском государстве. Описания русских укреплений, приведенные ниже, не противоречат этому выводу.
Укрепление существовавших слобод и деревень в условиях восстания было делом насущным, поскольку в слободах обычно был укреплен лишь самый центр, вокруг церкви, как мы увидим это в дальнейших описаниях, а деревни укреплений не имели совсем. Уже с середины XVII в. строительство укреплений было необходимым условием строительства слобод. Правда, в текстах наказных памятей этот момент обычно не проговаривался, там писали, «жити им в той слободе от калмытских и башкирских воинских людей с великим бережением». Но строительство слободы начиналось с возведения укрепления. Со временем, по мере разрастания слобод, укрепленным оказывался только самый центр, а тратить время, силы на то, чтобы обнести хотя бы заплотом всю территорию слободы, обитатели не считали нужным.
Достоверных описаний укреплений XVII в. мы практически не имеем. У нас есть описания укреплений ряда слобод, сел и деревень на 1742 г. Это информация из ответов на анкеты, разосланные Г.Ф. Миллером. К сожалению, кроме одного случая с деревней Калмацкий Брод Теченской слободы, мы не имеем возможности проиллюстрировать описания планами. Поскольку текст XVIII в. далеко не для всех привычное чтение, цитаты даются в относительно умеренных количествах. В значительной степени будут приведены интерпретации, или адаптированные описания, но все же цитирование источника дает возможность избежать ошибок, либо непонимания. Есть все основания полагать, что укрепления, окружавшие в 1742 г. центры населенных пунктов (слобод), соответствовали фортификационным постройкам конца XVII в., точнее это и были те постройки, но, естественно, перестроенные (отремонтированные), поскольку деревянные нежилые сооружения редко когда могут простоять, не обветшав, более 25-30 лет. Перейдем к собственно описаниям.
«Классический» вариант небольшой крепости характерной для русской оборонной архитектуры представляло укрепление, окружавшее центральную часть митрополичьего Воскресенского села. Описание укреплений этого села невелико, и я позволю себе привести его полностью: «Во оном селе церковь деревянная во имя Воскресения Господня, кругом оныя церкви крепость город рубленой в клетках под крышкою мерою сорок сажен поперек тритцать сажен вышины оная крепсть пять аршин три четверти, по углам при том городе четыре башни, пятая проезжая круг оного города ров и рогатки мерою сто три сажени, да кругом оного ж села крепость забран заплот в столбы с тремя караулными каланчи кругом оной крепости рогатки мерою она крепость восем сот сажен»6. Крепость в центре села, прямоугольная в плане, размерами 85 х 63 м, высотой около 4 м. Стены состояли из «клеток», скорее всего, имеются в виду так называемые «тарасные» укрепления - два ряда рубленых стен, поставленных на расстоянии полутора-двух сажен друг от друга, соединенные через определенные промежутки перерубами, в результате чего возникали ячейки, или «клетки»7. Выдержка из описания одной из крепостей Европейской России 1635 г. приведена у Н.П. Крадина: «… поверх мосту город, рублен в две стены в клетку, а в клетках прорублены двери, ходить по городу»8. Очевидно, такой же «город» (то есть оборонительную стену) из «проходных» клетей построили в селе Воскресенском. Сами клети могли использоваться как хозяйственные помещения, жилье в случае осады, а двери, соединяющие соседние клети, позволяли защитникам передвигаться внутри стены. При высоте в 5 м стена, скорее всего, была двухъярусной - собственно клети, в которых были оборудованы бойницы нижнего боя, перекрывались крышей на уровне 2-2,5 м, и верхний ярус, с бойницами верхнего боя (для стрельбы сверху по атакующему противнику), мог иметь только наружную стену и крышу. У нас нет оснований, полагать, что эта крепость 1742 г. значительно отличалась от той, что была построена в 1685 г., ввиду реальной угрозы нападения из степи, либо со стороны башкир. Сроки строительства первоначального укрепления нам известны, равно как и число строителей: 34 человека из разных монастырей Зауралья строили ее с 16 апреля по 21 июня (по старому стилю). Ров и линия рогаток имели протяженность 103 сажени, что очевидно меньше даже просто периметра крепости (120 сажен), а с учетом бегмы (пространства между основанием стены и краем рва), длина их должна была быть явно больше. Очевидно, дополнительные укрепления окружали крепость лишь с напольных сторон, необходимости обносить стены рвом со стороны реки просто не было. Кроме центрального укрепления, существовала оборонительная стена, окружавшая все село, представлявшая собой заплот протяженностью около 1700 м. Были ли какие-либо сооружения, усиливавшие устойчивость заплота, из текста неясно. Параметры башен мы рассмотрим на примере других укреплений, где они прописаны подробнее, а здесь хотелось бы отметить разницу в названиях - если в центральной крепости «башни», то при заплоте, окружающем все село - «караульные каланчи». При этом ясно, что три башни не могут прикрывать весь ломаный периметр такой протяженной стены и обеспечивать огонь вдоль стен. Возможно, в этом случае строители поставили действительно «облегченный» тип башен, которые должны были служить не столько оборонительными сооружениями, сколько наблюдательными пунктами - «караульными каланчами». В связи с этим можно вспомнить мнение Н.П. Крадина, писавшего, что для зодчества Древней Руси «вплоть до XIII в. было характерно отсутствие в крепостях башен. Иногда одиночные башни стояли внутри тыновых крепостей, выполняя роль сторожевых и дозорных вышек»9.
Тарасными укрепленими были окружены центральные части г. Шадринска и Чумлятской слободы, причем в первом случае, видимо, наружных оборонительных сооружений (вокруг всего жилья) не было10. В Шадринске «крепость деревянная ветхая» имела по периметру протяженность 233 сажени (почти 500 м), «позади оной в стене тринатцать торговых лавок в средине тех лавок башня»11. Размещение торговых лавок в задней (видимо, обращенной к реке) стене крепости, подтверждает, что она состояла из «клеток», то есть была тарасной. В Чумлятской слободе «город рубленой под крышкой», прямоугольный в плане, размерами 86 х 18 сажен (около 183 х 38 м), имел одну угловую башню - в ЮЗ углу12. В обеих крепостях было по одной башне, возможно, проезжей, т.е. поставленной над воротами - самым слабым местом в обороне.
Фортификационные сооружения Окуневской слободы (располагавшейся ниже Воскресенского села по р. Миасс) отличались от Воскресенских и по компоновке и топографии. Во-первых, укрепления, окружающие центр слободы были комбинированы: южная и половина восточной стены состояли из заплота, а остальные из тарасов (в тексте документа сказано просто «рубленая»)13. В периметр центральной крепости было включено две башни, причем одна из них угловая, а другая в линии западной стены, в южную стену была включена колокольня, очевидно, выполнявшая дополнительно функции сторожевой вышки и оборонительной башни. Не совсем понятно оформление ворот, располагавшихся в ЮЗ углу, в западной стене, в тексте документа оно никак не обозначено. Возможно, это связано с «рассеянностью» автора текста, для которого наличие проездной башни являлось само-собой разумеющимся. Во всяком случае, мы можем допустить, что в случае с Окуневской слободой ворота располагались в угловой башне. Имелось и внешнее укрепление, окружавшее все жилое пространство, его стена начиналась от ЮЗ угла описанного «церковного» города и охватывала значительную площадь, причем стена вновь была комбинированная: западный участок «в две стены под крышкою», с южной стороны укрепления в виде «рубленного в одну стену некрытого города», и «с восточную сторону от Мияса реки забранного в столбах заплоту до церковного города сто шестдесят сажен»14.
Но этим не ограничивалось укрепленное пространство Окуневской слободы, к описанному большому периметру с севера примыкал еще один участок, обнесенный заплотом, с тремя батареями15. Получалась своеобразная в плане композиция из трех смыкающихся фортификационных сооружений с разнобоем в конструкции стен, организации пространства и степени вооруженности. Так, можно предположить, что артиллерия была сосредоточена в третьем «городке», имевшем три батарее, поскольку пушек в Окуневской было всего четыре16.
К Окуневскому острогу относилось большое количество сел и деревень, но почти все они укреплений не имели. На этом фоне выделяется «село Кирилловское в нем церковь стоит при реке Окуневке во имя Кирилла Белозерского кругом оной церкви забран заплот в столбах кругом оной крепости сто дватцат сажен в котором городу имеетца колоколня. Дворового строения поповской один дом, дьячковской один пономарских два драгунской один крестьянских семдесят дворов кругом всего того села город рубленой в одну стену крытой при котором имеетца надолоб рогатки и ров девять сот сажен»17. В данном случае обращают на себя внимание два момента: «ветхий заплот» вокруг церкви явно старой постройки, то есть укрепления были сооружены сразу после основания села; по периметру поселения поставлен «город рубленый в одну стену» с полным набором дополнительных укреплений - и рогатки, и надолбы и ров. Как мы увидим ниже, прочие деревни были укреплены попроще.
Некоторые из процитированных обозначений конструкций не вполне понятны человеку современному, попытаюсь их объяснить, прибегнув к опыту специалистов по оборонному зодчеству. Что касается укрепления в «две стены под крышкою», то это уже знакомые нам тарасные укрепления. А вот определение «рубленые в одну стену» не совсем ясно, поскольку в буквальном выражении это должно обозначать заплотную стену, но «заплот, забранный в столбах» обозначен отдельно. С наибольшей долей вероятности определение «рубленые в одну стену» (которое встречается и в описании других укреплений) можно соотнести с приведенным Ф.Ф. Ласковским описанием стены Красноярского острога: «ограда состояла также из одинакой венчатой стены, высотой 7 футов до бруствера, в которую были вделаны местами со внутренней стороны треугольные срубы, или клетки; эти срубы имели одинаковую высоту со стеной, наполнялись землею и служили подобно тарасам г. Олонца, опорами для бревенчатой настилки, которая образовывала собою закрытые помещения для стрелков»18. «Крышки», которые прикрывали некоторые из перечисленных конструкций, описаны в работе Н.П. Крадина: «Деревянные рубленные стены имели деревянную двускатную крышу, стропильная конструкция которой держалась на внешней стене и на столбах с внутренней стороны города. Столбы опирались на выпуски верхних бревен поперечных стенок-перерубов»19. Текст документа дает нам представление и о форме башни в плане - «башни со оную ж (северную - Г.С.) сторону семь аршин с половиною, с западную сторону башни семь аршин с половиною ж»20. Такое описание свидетельствует о квадратной форме основания башни. Мы не можем уверенно сказать, что верхние ярусы ее не представляли восьмерика, но будем опираться на информацию, какая есть и до получения новых сведений считать башни слободских укреплений квадратными в плане.
Рассмотрим еще укрепления Теченской слободы и деревень, к ней относившихся. Описание этой слободы содержит детали, которые отсутствуют в информации по фортификации других поселений Южного Зауралья. Центральное укрепление здесь также представляет собой в плане прямоугольник 100 х 25 сажен, длинные стены ориентированы по линии север-юг, вдоль реки. Восточная и южная стена - рубленые, западная (приречная) и северная - заплот. Башен две: одна, проезжая, в середине восточной стены, вторая, видимо глухая (т.е. не проезжая, без ворот), в СЗ углу. Высота башен - 5 сажен, или 11 м. Само селение обнесено заплотом с четырьмя проезжими башнями, протяженностью 840 сажен (около 1800 м)21. Несколько удивляет количество проезжих башен, но если рассмотреть ситуацию внимательно, то все объясняется. Теченская слобода имела несколько деревень, располагавшихся не только вдоль р. Течи, но и на водоразделе, возле озер. Поэтому, помимо двух ворот, обращенных вниз и вверх по реке, имелось еще двое, из которых вели дороги к Биликульской и Сугояцкой деревням.
Укрепления вокруг деревень Теченской слободы строились в период башкирского восстания 1736-1740 гг.22 и были просты и однотипны: «заплот лежачий в столбах», отличалась фортификация разных деревень только количеством проездных башен23. Всего таких деревень было 5: Биликульская, Сугоякская, Нижняя, Баклановская и Калмацкий Брод. Не имея в своем распоряжении графических материалов по слободам, мы располагаем планом укреплений деревни Калмацкий Брод, созданных в 1736 г. Эти укрепления представляю интерес, поскольку в отличие от основной массы крепостей, построенных в то же время, о которых пойдет речь ниже, деревни обносились оборонительной стеной по принципу «как есть». По крайней мере, с деревнями Теченской и Окуневской слободы, а также Далматова монастыря дело обстояло именно так. Деревня Калмацкий Брод, кроме прочего, был «вписан» в цепочку укрепленных пунктов на пути подвоза продовольствия от Теченской слободы к строящемуся Оренбургу, поскольку была самым западным русским населенным пунктом, удаленным от Теченской на 20 верст. Возможно, именно поэтому он именовался на некоторых картах, слободой Калмацкий брод. На «Плане Калмацкого броду»24 (рис. 1), составленном Генрихом Магнусом фон Траубенбергом, указано: «деревня Калмацкой брод, кругом которой ныне городок». В 1736 г. деревню обнесли стеной с несколькими башнями - подписаны на плане лишь три башни, но в силу ломаной конфигурации стены этого количества башен было слишком мало для эффективной обороны. Возможно, что башни выполняли больше функции караульных вышек, как в описанных выше случаях. Сама стена, как уже было сказано, не имела правильной геометрической конфигурации, поскольку ею обносили уже существующее поселение, что и определило ее контуры. Даже при этом часть периферийных построек деревни осталась за стеной. Кроме строительства стены, для укрепления обороны слободы была подпружена фашинами одна из речек с одинаковым названием Барсунка, впадавших в р. Течу, что сделало непроходимыми и без того болотистые подходы к Калмацкому броду с севера и северо-востока. Несмотря на то, что Калмацкий Брод был первым перевалочным пунктом на пути от Теченской слободы к Верхояицкой пристани, обнесен заплотом он был уже в августе 1736 г., после постройки Миасской и Чебаркульской крепостей. 21 августа укрепления вокруг деревни Калмацкий брод еще не были достроены, точнее не был выкопан ров, но его так и не удосужились отрыть вплоть до 1742 г. и, скорее всего, впоследствии тоже25.
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Рис. 1. План деревни Калмацкого Броду
Попытаемся сделать некоторые выводы из приведенных данных:
Во-первых, строители слободских укреплений Южного Зауралья XVII в. знали все основные типы деревянных оборонительных сооружений, развитых в России того времени. Единственным моментом, который бросается в глаза, сравнивая информацию Ф.Ф. Ласковского, Н.П. Крадина и пр. с описаниями, использованными нами - практически полное отсутствие укреплений в виде тына, т.е. частокола. В местных условиях тын предпочитали заменять заплотом. Причины этого не совсем ясны. Собственно никто и не задавался этим вопросом, по крайней мере, в литературе он не отражен.
Во-вторых, сохранялись довольно архаичные традиции «набора» фортификационных сооружений, - только в одном случае из пяти, описанных выше, крепость имела четыре угловых и одну проезжую башню. В двух случаях имелось по одной башне, скорей всего, проезжей. В одном случае одна проезжая и одна угловая, причем угловая стояла в приречной части и, вполне возможно, прикрывала выход к реке. Характерно также использование выражения «караулная каланча». Очевидно, строители полагали, что хватит и стен, а башни нужны лишь в качестве дозорных и для охраны ворот. Поэтому и количество башен у Калмацкого Брода меньше, чем необходимо, если бы они выполняли функции оборонительных. А вот для дозорных вышек их количество вполне приемлемое - трех было достаточно. Поскольку первоначальные крепости в слободах были построены вокруг церквей, то роль караульной, или дозорной башни вполне могла выполнять колокольня. В этом плане интересно указание - «в котором городу имеетца колоколня»26, - при описании села Кирилловского Окуневской слободы, где при всей основательности укреплений, не было ни одной башни. Характерно, что строительством единственной крепости с полным набором башен, укрепления села Воскресенского, руководили игумен Успенского Далматовского монастыря Исаак и сын боярский Яков Фадеев27. Исаак, сын основателя монастыря Далмата, в миру - сын боярский Иван Дмитриевич Мокринский28. Мы не имеем сведений о его службе, но, будучи сыном боярским он вряд ли мог избежать службы в молодые годы. К тому же, у него за плечами был опыт двукратного восстановления Далматова монастыря из пепла: постройка первых укрепления монастыря после набега степняков 1651 г. и восстановление в 1662 г.29 Возможно, именно тот факт, что строительством крепости села Воскресенского руководили два опытных в военном деле человека, и объясняет ее «укомплектованность», т.е. завершенный, с точки зрения русской фортификации XVII в. характер.
В-третьих, имеющиеся башни, видимо были приземистых очертаний. К сожалению, размеры их мы можем свести лишь из описаний разных крепостей - по Окуневской слободе нам известны размеры башен в плане, длина стены была от 7,5 аршин до 2 сажен (примерно от 535 см до 640 см). Принимая, что башни были в основании квадратными (башня со сторонами 7,5 аршин в той же слободе), получаем постройки с длиной стороны порядка 6 м и высотой около 11 м, поскольку высота башен в Теченской слободе указана по 5 сажен30. Допущение, конечно условно, но имеет право на существование, поскольку высота стен, по крайней мере, тарасных в Окуневской и Теченской слободах практически одинаковы - пять аршин и три четверти (около 390 см) и две сажени (около 425 см)31.
В случае со слободами и их деревнями, чьи укрепления были описаны выше, мы имели дело с традиционной деревянной оборонной архитектурой XVII в., поскольку даже оборонительные стены вокруг поселений, поставленные в 1736-1740 гг. строились исходя не из введенных Петром I правил постройки фортификационных сооружений, а из необходимости быстро укрепить поселения. И поселения охватывались не правильными «фигурами» грунтовых брустверов с полками для стрельбы и пр., а традиционными заплотами, рублеными стенами и т.д.
Примечания:
1. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. - Уфа: Китап, 1999. - 312 с.; Миллер Г.Ф. История Сибири / Ред. кол. Батьянова Е.П., Вайнштейн С.И. и др. - Т. I-III. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000-2005; Шишонко В. Пермская летопись с 1263-1881 г. Периоды 1-5, с 1613 - 1710 гг. - Пермь: Типография Губернской земской управы, 1881-1887; Менщиков В.В. Русская колонизация Зауралья в XVII-XVIII вв.: общее и особенное в региональном развитии: Монография/ Науч. ред. В.В. Пундани. - Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2004. - 200 с.; Пузанов В.Д. В.Н. Татищев и зауральский поход 1736 г. // Третьи Татищевские чтения: Тезисы докладов и сообщений, Екатеринбург, 19-20 апреля 2000 г. / Отв. ред С.П. Постников / Ин-т истории и археологии УрО РАН и др. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2000. - С. 70-72; Пузанов В.Д. В.Н. Татищев и строительство Уйской линии // Четвертые Татищевские чтения: Тезисы докладов и сообщений, Екатеринбург, 18-19 апреля 2002 г. / Отв. ред. С.П. Постников / Ин-т истории и археологии УрО РАН и др. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2000. - С. 192-194; Пузанов В.Д. Военно-политические факторы колонизации Приисетья. - Шадринск: ПО «Исеть», 2001. - 46 с.; Пузанов В.Д. Исетское казачество в XVIII в. // Пермский регион: история, современность, перспективы. / Ред. колл.: Бординских Г.А., Головчанский Г.П. и др. - Материалы международной научно-практической конференции. - Березники, 2001. - С. 134-139; Военно-административная система России в Южном Зауралье (конец XVI - начало XIX вв.) /История Курганской области (Управление Южного Зауралья в досоветский период). Том 7 // Отв. ред. Н.Ф. Емельянов. - Курган: Курганское областное общество краеведов, 2002. - С. 7-212; Пестерев В.В. Организация населения в колонизируемом пространстве: Очерки истории колонизации Зауралья конца XVI - середины XVIII вв.: Монография / Науч. ред. В.В. Менщиков. - Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2005. - 237 с.;
2 Пузанов В.Д. Военно-административная система России в Южном Зауралье (конец XVI - начало XIX в.) / История Курганской области, т. 7 / Отв. ред. Н.Ф. Емельянов. - Курган: ГИПП «Зауралье». - С. 92-93.
3 Миллер Г.Ф. История Сибири. Изд. 2-е дополненное. Т. II. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. - С. 196.
4 Крадин Н.П. Русское деревянное оборонное зодчество / Ред. Г.П. Перепелкина. - М.: «Искусство», 1987 г. - С. 15-16; Ласковский Ф.Ф. Материалы для истории инженерного дела в России. Ч. I. Опыт исследования инженерного дела в России до XVIII в. - СПб.: Типография Императорской академии наук, 1858. - С. 81-82.
5 Ласковский Ф.Ф. Указ. соч. С. 83.
6 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 141 об.
7 Крадин Н.П. Русское деревянное оборонное зодчество / Ред. Г.П. Перепелкина. - М.: «Искусство», 1987 г. - С. 16; Ласковский Ф.Ф. Материалы для истории инженерного дела в России. Ч. I. Опыт исследования инженерного дела в России до XVIII в. - СПб.: Типография Императорской академии наук, 1858. - С. 82-83.
8 Крадин Н.П. Указ соч. С. 15.
9 Там же, С. 17.
10 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 101, 147 об
11 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 101.
12 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 147 об.
13 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 129 об.
14 Там же.
15 Там же.
16Там же.
17 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 133 об.
18 Ласковский Ф.Ф. Указ. соч. С. 89.
19 Крадин Н.П. Указ. соч. С. 16.
20 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 129 об.
21 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 150 об.
22 Там же.
23 Там же, Л. 152 об.
24 РГАДА, Ф. 248, Оп. 160, Д. 6. Кн. 139, Л. 174
25ГАГШ, Ф. 224, оп. 1, Д. 183, Л. 17.
26 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 133 об.
27 Пузанов В.Д. Военно-административная система России в Южном Зауралье (конец XVI - начало XIX в.) / История Курганской области, т. 7 / Отв. ред. Н.Ф. Емельянов. - Курган: ГИПП «Зауралье». - С. 97-98.
28 Плотников Г. Очерки бедствий Далматовского монастыря и частию края с 1644 по 1742 год / Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. Книга первая, Генварь-Март 1863 г. - М.: В университетской типографии, 1863. - Смесь, С. 77.
29 Там же.
30 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 129 об., 150 об.
31 Там же.
Опубликовано: Материалы всероссийской научно практической конференции «XVIII Зыряновские чтения». - Курган, 2010. - С. 30-33
Статья под катом:
ОБ ОБОРОНИТЕЛЬНЫХ СООРУЖЕНИЯХ РУССКИХ СЛОБОД И ДЕРЕВЕНЬ ЮЖНОГО ЗАУРАЛЬЯ XVII - НАЧАЛА XVIII ВЕКОВ.
Самигулов Г.Х.
Предлагаемая статья - своеобразная компиляция информации об устройстве фортификационных сооружений, преимущественно укреплений населенных пунктов: слобод, острогов, деревень, крепостей Южного Зауралья. Неоднократно упоминавшиеся, а то и подробно описанные в литературе по истории Южного Зауралья и Урала в целом1, эти сооружения не стали объектом анализа. Причина понятна, - казалось, что и так все ясно. Но когда начинаешь вчитываться в текст и разбирать значение отдельных терминов, то все оказывается не так просто. Для нас анализ письменных источников по фортификации имеет особое значение - кроме «чистого познания», мы получаем представление о том, с чем можем столкнуться при проведении археологических исследований на территории старинных селений Южного Зауралья. Так что эту публикацию можно рассматривать как составную (подготовительную) часть будущей программы историко-археологических исследований исторических поселений Южного Зауралья…
Итак, речь пойдет об укреплениях русских слобод и деревень второй половины XVII - начала XVIII вв. Фортификационные сооружения предшествующего периода, т.е. относящиеся к Сибирскому ханству, до наших дней дошли в виде руин, а подробных описаний XVII в. не сохранилось. Можно констатировать, что принципы выбора места и основные фортификационные приемы - рвы, подработка естественного обрыва, использование естественных преград, как-то озер, стариц и т.д. - были свойственны для военного дела Сибирского ханства, что вполне естественно. Зачастую русские укрепленные поселения возникали на месте городищ предшествующих эпох (не обязательно Сибирского ханства). Но Ялуторовский острог был поставлен на месте татарского «Явлутура городка», занимавшего очень выгодное место - мыс с трех сторон окруженное водой, а единственный перешеек пересекали два рва глубиной 6 м и 8 м, с валом между ними2. Очевидно, при такой топографической ситуации, остальная территория городища была обнесена деревянным частоколом или заплотом, либо грунтовым бруствером. Единственное описание укреплений лагеря Кучумовичей (потомков хана Кучума), относящееся к 1601 г., мы находим у Г.Ф. Миллера. В отписке уфимского воеводы Михаила Нагого тюменскому воеводе Луке Щербатому рассказывается о зимнем становище царевичей Каная и Азима в среднем течении «реки Абаги» (р. Убага, приток Тобола): «а поставлены де у них избы рублены в стену кругом, по смете де изб с полчетвертадесять; да у них же де, господине, обдернуто около изб телегами кочевными большими для крепости от приходов; а людей де, господине, с ними с двема царевичи всяких человек с 150»3. Укрепление, описанное в документе представляло, очевидно, каре, образованное поставленными вплотную друг к другу срубами, примерное число которых составляло 35. По внешнему кругу были поставлены большие арбы, которые выполняли роль надолбов и рогаток - затрудняли подход к стенам. Такой тип укреплений был известен и в русском оборонном зодчестве, подобные срубы, составлявшие стены, назывались «городнями»4. Ф.Ф. Ласковский отмечал: «Стены подобнаго устройства имели тот важный недостаток, что места соединения срубов, подвергались наибольшему гниению от дождя и снега, а потому представляли слабыя части ограды; притом каждый сруб, составляя отдельную часть, получал с течением времени не одинаковую осадку, что вредило прочности всей ограды и затрудняло самые действия в обороне»5. Представляется, что эти недостатки не имели особого значения для описанного лагеря сибирских царевичей, поскольку это было временное укрепление и опасность гниения срубов, либо неравномерного проседания стены для строителей не представляли большой важности. Это единственное документальное свидетельство позволяет сделать вывод, что уровень развития деревянной фортификации в Сибирском царстве, на период похода Ермака, был сопоставим с таковым в Московском государстве. Описания русских укреплений, приведенные ниже, не противоречат этому выводу.
Укрепление существовавших слобод и деревень в условиях восстания было делом насущным, поскольку в слободах обычно был укреплен лишь самый центр, вокруг церкви, как мы увидим это в дальнейших описаниях, а деревни укреплений не имели совсем. Уже с середины XVII в. строительство укреплений было необходимым условием строительства слобод. Правда, в текстах наказных памятей этот момент обычно не проговаривался, там писали, «жити им в той слободе от калмытских и башкирских воинских людей с великим бережением». Но строительство слободы начиналось с возведения укрепления. Со временем, по мере разрастания слобод, укрепленным оказывался только самый центр, а тратить время, силы на то, чтобы обнести хотя бы заплотом всю территорию слободы, обитатели не считали нужным.
Достоверных описаний укреплений XVII в. мы практически не имеем. У нас есть описания укреплений ряда слобод, сел и деревень на 1742 г. Это информация из ответов на анкеты, разосланные Г.Ф. Миллером. К сожалению, кроме одного случая с деревней Калмацкий Брод Теченской слободы, мы не имеем возможности проиллюстрировать описания планами. Поскольку текст XVIII в. далеко не для всех привычное чтение, цитаты даются в относительно умеренных количествах. В значительной степени будут приведены интерпретации, или адаптированные описания, но все же цитирование источника дает возможность избежать ошибок, либо непонимания. Есть все основания полагать, что укрепления, окружавшие в 1742 г. центры населенных пунктов (слобод), соответствовали фортификационным постройкам конца XVII в., точнее это и были те постройки, но, естественно, перестроенные (отремонтированные), поскольку деревянные нежилые сооружения редко когда могут простоять, не обветшав, более 25-30 лет. Перейдем к собственно описаниям.
«Классический» вариант небольшой крепости характерной для русской оборонной архитектуры представляло укрепление, окружавшее центральную часть митрополичьего Воскресенского села. Описание укреплений этого села невелико, и я позволю себе привести его полностью: «Во оном селе церковь деревянная во имя Воскресения Господня, кругом оныя церкви крепость город рубленой в клетках под крышкою мерою сорок сажен поперек тритцать сажен вышины оная крепсть пять аршин три четверти, по углам при том городе четыре башни, пятая проезжая круг оного города ров и рогатки мерою сто три сажени, да кругом оного ж села крепость забран заплот в столбы с тремя караулными каланчи кругом оной крепости рогатки мерою она крепость восем сот сажен»6. Крепость в центре села, прямоугольная в плане, размерами 85 х 63 м, высотой около 4 м. Стены состояли из «клеток», скорее всего, имеются в виду так называемые «тарасные» укрепления - два ряда рубленых стен, поставленных на расстоянии полутора-двух сажен друг от друга, соединенные через определенные промежутки перерубами, в результате чего возникали ячейки, или «клетки»7. Выдержка из описания одной из крепостей Европейской России 1635 г. приведена у Н.П. Крадина: «… поверх мосту город, рублен в две стены в клетку, а в клетках прорублены двери, ходить по городу»8. Очевидно, такой же «город» (то есть оборонительную стену) из «проходных» клетей построили в селе Воскресенском. Сами клети могли использоваться как хозяйственные помещения, жилье в случае осады, а двери, соединяющие соседние клети, позволяли защитникам передвигаться внутри стены. При высоте в 5 м стена, скорее всего, была двухъярусной - собственно клети, в которых были оборудованы бойницы нижнего боя, перекрывались крышей на уровне 2-2,5 м, и верхний ярус, с бойницами верхнего боя (для стрельбы сверху по атакующему противнику), мог иметь только наружную стену и крышу. У нас нет оснований, полагать, что эта крепость 1742 г. значительно отличалась от той, что была построена в 1685 г., ввиду реальной угрозы нападения из степи, либо со стороны башкир. Сроки строительства первоначального укрепления нам известны, равно как и число строителей: 34 человека из разных монастырей Зауралья строили ее с 16 апреля по 21 июня (по старому стилю). Ров и линия рогаток имели протяженность 103 сажени, что очевидно меньше даже просто периметра крепости (120 сажен), а с учетом бегмы (пространства между основанием стены и краем рва), длина их должна была быть явно больше. Очевидно, дополнительные укрепления окружали крепость лишь с напольных сторон, необходимости обносить стены рвом со стороны реки просто не было. Кроме центрального укрепления, существовала оборонительная стена, окружавшая все село, представлявшая собой заплот протяженностью около 1700 м. Были ли какие-либо сооружения, усиливавшие устойчивость заплота, из текста неясно. Параметры башен мы рассмотрим на примере других укреплений, где они прописаны подробнее, а здесь хотелось бы отметить разницу в названиях - если в центральной крепости «башни», то при заплоте, окружающем все село - «караульные каланчи». При этом ясно, что три башни не могут прикрывать весь ломаный периметр такой протяженной стены и обеспечивать огонь вдоль стен. Возможно, в этом случае строители поставили действительно «облегченный» тип башен, которые должны были служить не столько оборонительными сооружениями, сколько наблюдательными пунктами - «караульными каланчами». В связи с этим можно вспомнить мнение Н.П. Крадина, писавшего, что для зодчества Древней Руси «вплоть до XIII в. было характерно отсутствие в крепостях башен. Иногда одиночные башни стояли внутри тыновых крепостей, выполняя роль сторожевых и дозорных вышек»9.
Тарасными укрепленими были окружены центральные части г. Шадринска и Чумлятской слободы, причем в первом случае, видимо, наружных оборонительных сооружений (вокруг всего жилья) не было10. В Шадринске «крепость деревянная ветхая» имела по периметру протяженность 233 сажени (почти 500 м), «позади оной в стене тринатцать торговых лавок в средине тех лавок башня»11. Размещение торговых лавок в задней (видимо, обращенной к реке) стене крепости, подтверждает, что она состояла из «клеток», то есть была тарасной. В Чумлятской слободе «город рубленой под крышкой», прямоугольный в плане, размерами 86 х 18 сажен (около 183 х 38 м), имел одну угловую башню - в ЮЗ углу12. В обеих крепостях было по одной башне, возможно, проезжей, т.е. поставленной над воротами - самым слабым местом в обороне.
Фортификационные сооружения Окуневской слободы (располагавшейся ниже Воскресенского села по р. Миасс) отличались от Воскресенских и по компоновке и топографии. Во-первых, укрепления, окружающие центр слободы были комбинированы: южная и половина восточной стены состояли из заплота, а остальные из тарасов (в тексте документа сказано просто «рубленая»)13. В периметр центральной крепости было включено две башни, причем одна из них угловая, а другая в линии западной стены, в южную стену была включена колокольня, очевидно, выполнявшая дополнительно функции сторожевой вышки и оборонительной башни. Не совсем понятно оформление ворот, располагавшихся в ЮЗ углу, в западной стене, в тексте документа оно никак не обозначено. Возможно, это связано с «рассеянностью» автора текста, для которого наличие проездной башни являлось само-собой разумеющимся. Во всяком случае, мы можем допустить, что в случае с Окуневской слободой ворота располагались в угловой башне. Имелось и внешнее укрепление, окружавшее все жилое пространство, его стена начиналась от ЮЗ угла описанного «церковного» города и охватывала значительную площадь, причем стена вновь была комбинированная: западный участок «в две стены под крышкою», с южной стороны укрепления в виде «рубленного в одну стену некрытого города», и «с восточную сторону от Мияса реки забранного в столбах заплоту до церковного города сто шестдесят сажен»14.
Но этим не ограничивалось укрепленное пространство Окуневской слободы, к описанному большому периметру с севера примыкал еще один участок, обнесенный заплотом, с тремя батареями15. Получалась своеобразная в плане композиция из трех смыкающихся фортификационных сооружений с разнобоем в конструкции стен, организации пространства и степени вооруженности. Так, можно предположить, что артиллерия была сосредоточена в третьем «городке», имевшем три батарее, поскольку пушек в Окуневской было всего четыре16.
К Окуневскому острогу относилось большое количество сел и деревень, но почти все они укреплений не имели. На этом фоне выделяется «село Кирилловское в нем церковь стоит при реке Окуневке во имя Кирилла Белозерского кругом оной церкви забран заплот в столбах кругом оной крепости сто дватцат сажен в котором городу имеетца колоколня. Дворового строения поповской один дом, дьячковской один пономарских два драгунской один крестьянских семдесят дворов кругом всего того села город рубленой в одну стену крытой при котором имеетца надолоб рогатки и ров девять сот сажен»17. В данном случае обращают на себя внимание два момента: «ветхий заплот» вокруг церкви явно старой постройки, то есть укрепления были сооружены сразу после основания села; по периметру поселения поставлен «город рубленый в одну стену» с полным набором дополнительных укреплений - и рогатки, и надолбы и ров. Как мы увидим ниже, прочие деревни были укреплены попроще.
Некоторые из процитированных обозначений конструкций не вполне понятны человеку современному, попытаюсь их объяснить, прибегнув к опыту специалистов по оборонному зодчеству. Что касается укрепления в «две стены под крышкою», то это уже знакомые нам тарасные укрепления. А вот определение «рубленые в одну стену» не совсем ясно, поскольку в буквальном выражении это должно обозначать заплотную стену, но «заплот, забранный в столбах» обозначен отдельно. С наибольшей долей вероятности определение «рубленые в одну стену» (которое встречается и в описании других укреплений) можно соотнести с приведенным Ф.Ф. Ласковским описанием стены Красноярского острога: «ограда состояла также из одинакой венчатой стены, высотой 7 футов до бруствера, в которую были вделаны местами со внутренней стороны треугольные срубы, или клетки; эти срубы имели одинаковую высоту со стеной, наполнялись землею и служили подобно тарасам г. Олонца, опорами для бревенчатой настилки, которая образовывала собою закрытые помещения для стрелков»18. «Крышки», которые прикрывали некоторые из перечисленных конструкций, описаны в работе Н.П. Крадина: «Деревянные рубленные стены имели деревянную двускатную крышу, стропильная конструкция которой держалась на внешней стене и на столбах с внутренней стороны города. Столбы опирались на выпуски верхних бревен поперечных стенок-перерубов»19. Текст документа дает нам представление и о форме башни в плане - «башни со оную ж (северную - Г.С.) сторону семь аршин с половиною, с западную сторону башни семь аршин с половиною ж»20. Такое описание свидетельствует о квадратной форме основания башни. Мы не можем уверенно сказать, что верхние ярусы ее не представляли восьмерика, но будем опираться на информацию, какая есть и до получения новых сведений считать башни слободских укреплений квадратными в плане.
Рассмотрим еще укрепления Теченской слободы и деревень, к ней относившихся. Описание этой слободы содержит детали, которые отсутствуют в информации по фортификации других поселений Южного Зауралья. Центральное укрепление здесь также представляет собой в плане прямоугольник 100 х 25 сажен, длинные стены ориентированы по линии север-юг, вдоль реки. Восточная и южная стена - рубленые, западная (приречная) и северная - заплот. Башен две: одна, проезжая, в середине восточной стены, вторая, видимо глухая (т.е. не проезжая, без ворот), в СЗ углу. Высота башен - 5 сажен, или 11 м. Само селение обнесено заплотом с четырьмя проезжими башнями, протяженностью 840 сажен (около 1800 м)21. Несколько удивляет количество проезжих башен, но если рассмотреть ситуацию внимательно, то все объясняется. Теченская слобода имела несколько деревень, располагавшихся не только вдоль р. Течи, но и на водоразделе, возле озер. Поэтому, помимо двух ворот, обращенных вниз и вверх по реке, имелось еще двое, из которых вели дороги к Биликульской и Сугояцкой деревням.
Укрепления вокруг деревень Теченской слободы строились в период башкирского восстания 1736-1740 гг.22 и были просты и однотипны: «заплот лежачий в столбах», отличалась фортификация разных деревень только количеством проездных башен23. Всего таких деревень было 5: Биликульская, Сугоякская, Нижняя, Баклановская и Калмацкий Брод. Не имея в своем распоряжении графических материалов по слободам, мы располагаем планом укреплений деревни Калмацкий Брод, созданных в 1736 г. Эти укрепления представляю интерес, поскольку в отличие от основной массы крепостей, построенных в то же время, о которых пойдет речь ниже, деревни обносились оборонительной стеной по принципу «как есть». По крайней мере, с деревнями Теченской и Окуневской слободы, а также Далматова монастыря дело обстояло именно так. Деревня Калмацкий Брод, кроме прочего, был «вписан» в цепочку укрепленных пунктов на пути подвоза продовольствия от Теченской слободы к строящемуся Оренбургу, поскольку была самым западным русским населенным пунктом, удаленным от Теченской на 20 верст. Возможно, именно поэтому он именовался на некоторых картах, слободой Калмацкий брод. На «Плане Калмацкого броду»24 (рис. 1), составленном Генрихом Магнусом фон Траубенбергом, указано: «деревня Калмацкой брод, кругом которой ныне городок». В 1736 г. деревню обнесли стеной с несколькими башнями - подписаны на плане лишь три башни, но в силу ломаной конфигурации стены этого количества башен было слишком мало для эффективной обороны. Возможно, что башни выполняли больше функции караульных вышек, как в описанных выше случаях. Сама стена, как уже было сказано, не имела правильной геометрической конфигурации, поскольку ею обносили уже существующее поселение, что и определило ее контуры. Даже при этом часть периферийных построек деревни осталась за стеной. Кроме строительства стены, для укрепления обороны слободы была подпружена фашинами одна из речек с одинаковым названием Барсунка, впадавших в р. Течу, что сделало непроходимыми и без того болотистые подходы к Калмацкому броду с севера и северо-востока. Несмотря на то, что Калмацкий Брод был первым перевалочным пунктом на пути от Теченской слободы к Верхояицкой пристани, обнесен заплотом он был уже в августе 1736 г., после постройки Миасской и Чебаркульской крепостей. 21 августа укрепления вокруг деревни Калмацкий брод еще не были достроены, точнее не был выкопан ров, но его так и не удосужились отрыть вплоть до 1742 г. и, скорее всего, впоследствии тоже25.
Посмотреть на Яндекс.Фотках
Рис. 1. План деревни Калмацкого Броду
Попытаемся сделать некоторые выводы из приведенных данных:
Во-первых, строители слободских укреплений Южного Зауралья XVII в. знали все основные типы деревянных оборонительных сооружений, развитых в России того времени. Единственным моментом, который бросается в глаза, сравнивая информацию Ф.Ф. Ласковского, Н.П. Крадина и пр. с описаниями, использованными нами - практически полное отсутствие укреплений в виде тына, т.е. частокола. В местных условиях тын предпочитали заменять заплотом. Причины этого не совсем ясны. Собственно никто и не задавался этим вопросом, по крайней мере, в литературе он не отражен.
Во-вторых, сохранялись довольно архаичные традиции «набора» фортификационных сооружений, - только в одном случае из пяти, описанных выше, крепость имела четыре угловых и одну проезжую башню. В двух случаях имелось по одной башне, скорей всего, проезжей. В одном случае одна проезжая и одна угловая, причем угловая стояла в приречной части и, вполне возможно, прикрывала выход к реке. Характерно также использование выражения «караулная каланча». Очевидно, строители полагали, что хватит и стен, а башни нужны лишь в качестве дозорных и для охраны ворот. Поэтому и количество башен у Калмацкого Брода меньше, чем необходимо, если бы они выполняли функции оборонительных. А вот для дозорных вышек их количество вполне приемлемое - трех было достаточно. Поскольку первоначальные крепости в слободах были построены вокруг церквей, то роль караульной, или дозорной башни вполне могла выполнять колокольня. В этом плане интересно указание - «в котором городу имеетца колоколня»26, - при описании села Кирилловского Окуневской слободы, где при всей основательности укреплений, не было ни одной башни. Характерно, что строительством единственной крепости с полным набором башен, укрепления села Воскресенского, руководили игумен Успенского Далматовского монастыря Исаак и сын боярский Яков Фадеев27. Исаак, сын основателя монастыря Далмата, в миру - сын боярский Иван Дмитриевич Мокринский28. Мы не имеем сведений о его службе, но, будучи сыном боярским он вряд ли мог избежать службы в молодые годы. К тому же, у него за плечами был опыт двукратного восстановления Далматова монастыря из пепла: постройка первых укрепления монастыря после набега степняков 1651 г. и восстановление в 1662 г.29 Возможно, именно тот факт, что строительством крепости села Воскресенского руководили два опытных в военном деле человека, и объясняет ее «укомплектованность», т.е. завершенный, с точки зрения русской фортификации XVII в. характер.
В-третьих, имеющиеся башни, видимо были приземистых очертаний. К сожалению, размеры их мы можем свести лишь из описаний разных крепостей - по Окуневской слободе нам известны размеры башен в плане, длина стены была от 7,5 аршин до 2 сажен (примерно от 535 см до 640 см). Принимая, что башни были в основании квадратными (башня со сторонами 7,5 аршин в той же слободе), получаем постройки с длиной стороны порядка 6 м и высотой около 11 м, поскольку высота башен в Теченской слободе указана по 5 сажен30. Допущение, конечно условно, но имеет право на существование, поскольку высота стен, по крайней мере, тарасных в Окуневской и Теченской слободах практически одинаковы - пять аршин и три четверти (около 390 см) и две сажени (около 425 см)31.
В случае со слободами и их деревнями, чьи укрепления были описаны выше, мы имели дело с традиционной деревянной оборонной архитектурой XVII в., поскольку даже оборонительные стены вокруг поселений, поставленные в 1736-1740 гг. строились исходя не из введенных Петром I правил постройки фортификационных сооружений, а из необходимости быстро укрепить поселения. И поселения охватывались не правильными «фигурами» грунтовых брустверов с полками для стрельбы и пр., а традиционными заплотами, рублеными стенами и т.д.
Примечания:
1. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. - Уфа: Китап, 1999. - 312 с.; Миллер Г.Ф. История Сибири / Ред. кол. Батьянова Е.П., Вайнштейн С.И. и др. - Т. I-III. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000-2005; Шишонко В. Пермская летопись с 1263-1881 г. Периоды 1-5, с 1613 - 1710 гг. - Пермь: Типография Губернской земской управы, 1881-1887; Менщиков В.В. Русская колонизация Зауралья в XVII-XVIII вв.: общее и особенное в региональном развитии: Монография/ Науч. ред. В.В. Пундани. - Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2004. - 200 с.; Пузанов В.Д. В.Н. Татищев и зауральский поход 1736 г. // Третьи Татищевские чтения: Тезисы докладов и сообщений, Екатеринбург, 19-20 апреля 2000 г. / Отв. ред С.П. Постников / Ин-т истории и археологии УрО РАН и др. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2000. - С. 70-72; Пузанов В.Д. В.Н. Татищев и строительство Уйской линии // Четвертые Татищевские чтения: Тезисы докладов и сообщений, Екатеринбург, 18-19 апреля 2002 г. / Отв. ред. С.П. Постников / Ин-т истории и археологии УрО РАН и др. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2000. - С. 192-194; Пузанов В.Д. Военно-политические факторы колонизации Приисетья. - Шадринск: ПО «Исеть», 2001. - 46 с.; Пузанов В.Д. Исетское казачество в XVIII в. // Пермский регион: история, современность, перспективы. / Ред. колл.: Бординских Г.А., Головчанский Г.П. и др. - Материалы международной научно-практической конференции. - Березники, 2001. - С. 134-139; Военно-административная система России в Южном Зауралье (конец XVI - начало XIX вв.) /История Курганской области (Управление Южного Зауралья в досоветский период). Том 7 // Отв. ред. Н.Ф. Емельянов. - Курган: Курганское областное общество краеведов, 2002. - С. 7-212; Пестерев В.В. Организация населения в колонизируемом пространстве: Очерки истории колонизации Зауралья конца XVI - середины XVIII вв.: Монография / Науч. ред. В.В. Менщиков. - Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2005. - 237 с.;
2 Пузанов В.Д. Военно-административная система России в Южном Зауралье (конец XVI - начало XIX в.) / История Курганской области, т. 7 / Отв. ред. Н.Ф. Емельянов. - Курган: ГИПП «Зауралье». - С. 92-93.
3 Миллер Г.Ф. История Сибири. Изд. 2-е дополненное. Т. II. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. - С. 196.
4 Крадин Н.П. Русское деревянное оборонное зодчество / Ред. Г.П. Перепелкина. - М.: «Искусство», 1987 г. - С. 15-16; Ласковский Ф.Ф. Материалы для истории инженерного дела в России. Ч. I. Опыт исследования инженерного дела в России до XVIII в. - СПб.: Типография Императорской академии наук, 1858. - С. 81-82.
5 Ласковский Ф.Ф. Указ. соч. С. 83.
6 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 141 об.
7 Крадин Н.П. Русское деревянное оборонное зодчество / Ред. Г.П. Перепелкина. - М.: «Искусство», 1987 г. - С. 16; Ласковский Ф.Ф. Материалы для истории инженерного дела в России. Ч. I. Опыт исследования инженерного дела в России до XVIII в. - СПб.: Типография Императорской академии наук, 1858. - С. 82-83.
8 Крадин Н.П. Указ соч. С. 15.
9 Там же, С. 17.
10 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 101, 147 об
11 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 101.
12 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 147 об.
13 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 129 об.
14 Там же.
15 Там же.
16Там же.
17 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 133 об.
18 Ласковский Ф.Ф. Указ. соч. С. 89.
19 Крадин Н.П. Указ. соч. С. 16.
20 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 129 об.
21 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 150 об.
22 Там же.
23 Там же, Л. 152 об.
24 РГАДА, Ф. 248, Оп. 160, Д. 6. Кн. 139, Л. 174
25ГАГШ, Ф. 224, оп. 1, Д. 183, Л. 17.
26 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 133 об.
27 Пузанов В.Д. Военно-административная система России в Южном Зауралье (конец XVI - начало XIX в.) / История Курганской области, т. 7 / Отв. ред. Н.Ф. Емельянов. - Курган: ГИПП «Зауралье». - С. 97-98.
28 Плотников Г. Очерки бедствий Далматовского монастыря и частию края с 1644 по 1742 год / Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. Книга первая, Генварь-Март 1863 г. - М.: В университетской типографии, 1863. - Смесь, С. 77.
29 Там же.
30 РГАДА. Ф. 199. Д. 481. Т. 6. Л. 129 об., 150 об.
31 Там же.