Предтеча карнавального протеста
Владимир Набоков, "Истребление тиранов":
Росту его власти, славы соответствовал в моем воображении
рост меры наказания, которую я желал бы к нему применить. Так.
сначала я удовольствовался бы его поражением на выборах,
охлаждением к нему толпы, затем мне уже нужно было его
заключения в тюрьму, еще позже-- изгнания на далекий плоский
остров с единственной пальмой, подобной черной звезде сноски,
вечно низводящей в ад одиночества, позора, бессилия; теперь,
наконец, только его смерть могла бы меня утолить.
<...>
Смех, собственно, и спас меня. Пройдя все ступени
ненависти и отчаяния, я достиг той высоты, откуда видно как на
ладони смешное. Расхохотавшись, я исцелился, как тот
анекдотический мужчина, у которого "лопнул в горле нарыв при
виде уморительных трюков пуделя". Перечитывая свои записи, я
вижу, что, стараясь изобразить его страшным, я лишь сделал его
смешным, -- и казнил его именно этим -- старым испытанным
способом.
Росту его власти, славы соответствовал в моем воображении
рост меры наказания, которую я желал бы к нему применить. Так.
сначала я удовольствовался бы его поражением на выборах,
охлаждением к нему толпы, затем мне уже нужно было его
заключения в тюрьму, еще позже-- изгнания на далекий плоский
остров с единственной пальмой, подобной черной звезде сноски,
вечно низводящей в ад одиночества, позора, бессилия; теперь,
наконец, только его смерть могла бы меня утолить.
<...>
Смех, собственно, и спас меня. Пройдя все ступени
ненависти и отчаяния, я достиг той высоты, откуда видно как на
ладони смешное. Расхохотавшись, я исцелился, как тот
анекдотический мужчина, у которого "лопнул в горле нарыв при
виде уморительных трюков пуделя". Перечитывая свои записи, я
вижу, что, стараясь изобразить его страшным, я лишь сделал его
смешным, -- и казнил его именно этим -- старым испытанным
способом.