О месте юмора в армии
«Служил Курила во связистах,
Курила провода втыкал…»
Подражание.
Два замечательных свойства выделяли Курилу из рядов Вооружённых Сил уже Российской Федерации. Во-первых, особенное упрямство. Обычный воин, если вдруг заупрямится, то однозначно проявляет это на лице, набычившись или подпустив псевдоинтеллектуальной бараньей задумчивости во взор. Курила же не дрогнув бровью каменел. Наливался железобетонностью безо всяких внешних признаков. Со стороны и не скажешь, что солдат бунтует…
А ещё он удивительным образом смеялся. Происходило это так. Рассказывая анекдот, Курила внезапно на секунду-две замирал, потом открывал рот, набирал полную грудь воздуха, запрокидывал голову под углом в 45° к горизонту и начинал порождать отрывистые звуки «Ха!» частотой 2-3 Гц и сиреневой сиреновой мощности. То есть мощности сирены воздушной тревоги. Или даже стаи ворон, штыков голов клювов в сто. Представьте себе манеру смеяться певицы Славы и приумножьте её на порядок или даже два. Возможности прервать смехоизвержение не было. Приходилось стоять и ждать, когда этот поистине пантагрюэлевский хохот иссякнет сам по себе. При этом Курила умудрялся глазами вполне серьёзно рассматривать собеседника, как бы вопрошая «ну разве ж это не смешно?».
И вот однажды попался мне в клубной библиотеке «Уилт» Тома Шарпа. За ночь или две в наряде по штабу я его прочитал, посмеялся и совершенно без всякой задней мысли отдал Куриле, чтобы тому днём на узле связи перетыкать провода было не так скучно. Это и стало моей трагической ошибкой.
Примерно через полчаса по штабу начали прокатываться регулярные волны акустического рокота неизвестного происхождения, порождая в офицерах и прапорщиках вполне закономерный вопрос о генезисе сего феномена. Служащие штаба (что интересно, в строгом соответствии с порядком воинских званий от младшего к старшему!) выглядывали в коридор, локализовывали источник звуковой атаки и, согласно уставу, проводили непосредственную рекогносцировку узла связи с целью определения степени потенциальной угрозы явления для обороноспособности страны. Однако ни число посещений, ни всё более высокие звания инспектирующих на Курилу не действовали никак; интенсивность, характер и частота взрывов его хохота только усиливались. Вот тут в мою дремотную после ночного дежурства голову начали закрадываться подозрения, что добром это дело не кончится.
Особая пикантность ситуации была в том, что Курилу невозможно было прервать. Да и сам он перестать смеяться по желанию не мог. Когда на пульт поступал вызов, телефонисту надо было произнести в трубку позывной «Луг», услышать пожелание, с кем именно нужно соединить абонента, ну и, собственно, соединить (сам пульт был конструкции «барышня-будьте-любезны-соедините-меня-с», то есть вот такого примерно вида)… Однако во время знакомства Курилы с Уилтом процесс дозвона кардинально поменялся. Вместо того, чтобы услышать привычное «Луг», абонент вдруг обнаруживал, что против воли оказался подписан на бесплатную услугу «гомерический хохот оператора». Попытки втолковать, с кем именно нужно соединить, и вовсе были бесполезны. Связь в в/ч перешла из эффективной в номинальную. Курила же продолжал грохотать…
Тут до меня дошло, кто истинный породитель такой ситуации. Стрелой промчавшись по коридору, я нырнул в закуток при пульте, где сидел Курила, вырвал из его безвольных рук «Уилта», раскрытого как раз на сцене наматывания резиновой женщины на стрелу подъёмного крана, и унёс с глаз долой. Но было уже поздно, «духа вон» не получилось. Реакция в курилином сознании стала цепной и самоподдерживающейся. Я и сейчас не могу представить, что смогло бы разрушить её течение. Землетрясение в девять баллов, разве что…
И вот, наконец, свершилось то, чему свершиться было неминуемо суждено. На узел связи заглянул заместитель командира части подполковник Годованюк… Представьте себе Наполеона, но в форме подполковника Российской Армии. Вот именно таким он и был, один в один. Рост, выправка и замашки. Вплоть до явного физиогномического сходства. Реальная всамделишная реинкарнация! Характерно, что никаких искажений его фамилии в солдатской среде не наблюдалось. Даже несмотря на то, что она (фамилия) просто напрашивается на рифмы и неприличные аллюзии. Такой вот крутой вояка и настоящий подполковник… Но я отвлёкся. Разговор был короткий, как выстрел. Товарищ подполковник не стал дожидаться курилиного смехопрекращения и сходу влепил ему десять суток гауптвахты.
«…И погиб казак!» Нет, лучше не так, тут больше подходит цитата другого классика. «С той поры стал из Пеха самый что ни на есть последний солдат, - не солдат, а одно наказание». Железобетонное упрямство Курилы и бонапартовость подполковника Годованюка обернулись затяжным противостоянием. Курила каяться не хотел и в меру дерзил, Годованюк же неподчинения и непочитания не терпел совершенно. В результате на киче Курила проводил примерно столько же времени, что и в роте. А то и больше.
Вся эта ситуация наполняла меня неясным чувством вины, ибо в причинно-следственной цепочке я был первым звеном. Шёпот совести достиг громкости древнеримского народного трибуна вечером 31 декабря, когда я, будучи дежурным по штабу, представил кукующего по своему обыкновению на киче Курилу. Тогда я плюнул на заповедь «не лжесвидетельствуй», сочинил душещипательную историю о порыве телефонных проводов ко второй роте и отсутствии связи с ней, позвонил на гауптвахту и сумел таки убедить вполне справедливо сомневающегося в моей искренности начальника гауптвахты в необходимости выпустить Курилу с целью устранения неисправностей в телефонных проводах (уф, примерно таким потоком канцеляризмов я и балаболил в трубку, не давая старшему прапорщику Сидоренко вставить слово). В результате Новый год Курила встретил как человек, на боевом посту, в обществе собратьев по оружию, а моё чувство вины и чесотка совести хотя бы на время скомпенсировались поступком вполне себе в рождественском стиле.
Хм. Ну чем не святочный рассказ? ;)