Говорят и показывают. Даже днём 8)
Болею (злой вирус), поэтому сплю ну вот прямо сколько могу, включая и день, а значит, вижу в изобилии разное. Вот, например, буквально только что показали.
1.
Чуть закрыла глаза, сразу крупным планом - большой цельнометаллический грифон, так близко, что виден лишь по грудь: склоняет свою орлиную голову на длинной и мощной, но очень гибкой шее (так, что на загривке топорщится перьеобразная железная стружка) и клюёт сам себя многократно в одно и то же место - как раз в ямочку у шейного основания. Собственно, эта рана выглядит, как единственное "живое" место на его тускло блестящем теле: в ней булькает красная кровь - и постепенно изнутри показывается некий отдельный кусочек плоти. Это сердце, очень маленькое, совсем не в грифонских пропорциях.
2.
Без всякой связки, резкой перебивкой, но всё так же крупно, вижу лысого-бородатого-грузного и какого-то, вместе с тем, слегка задрипанного дяденьку в поварском облачении, сосредоточенно мнущего большущий кус теста - вокруг аж облако муки. Замесив достаточно круто, он начинает дербанить это тесто на мелкие клочки, швыряя каждый на усыпанную мукой поверхность с каким-то остервенением - и затем уже, вроде как, одолев свою ярость, ловко лепит из них некие формочки с заглублением в центре.
Ну и что это значит? - задаю в пустоту вопрос, но тут же и догоняю с интерпретацией: должно быть, то, что выклёвал из себя грифон, предполагается в качестве "начинки". Тут же случается какая-то утвердительная по ощущению очередная перебивка - и мне показывают следующий, более длинный сюжет в минималистичных "больничных" декорациях.
3.
Длинный безлюдный коридор со стульчиками для посетителей по одной стене и с эдаким "сестринским" ресепшеном напротив: стойка высокая, сидящую за ней не видно. Из "посетительских" занят лишь один стульчик - на нём сидит не особенно-то довольная барышня. Отсутствие у неё энтузиазма легко объяснимо: из-за стойки ей только что сообщили, что она "провалила" свою инкарнацию и должна не просто снова в кого-то воплотиться, а повторять всё сначала - рождаться в то же время, в том же месте, в том же теле ну и так далее - но так, чтоб, в итоге, "поставили птичку" (причём, разумеется, совершенно не ясно, за что же именно причитается"зачёт"). Тут, однако, возникает некоторая заминка: мало того, что отматывание к "статус кво" требует также возвращения "в исходный режим", как минимум, основных членов, типа, семьи (там, вроде, все, как ни странно, соглашаются), но именно в кейсе барышни та, что назначалась ей матерью, прибегла к уловке, запросив по смерти полную аннигиляцию (а такой запрос не может быть не удовлетворён) - а значит, на эту роль нужен доброволец. Но все отказываются :) Ну как все - те, кто "свободен" в момент происходящего. Поэтому из-за стойки не без раздражения транслируют, что придётся ждать прибытия кого-нибудь такого, кого, в порядке "штрафных санкций", можно просто тупо заставить. Ну ровно так же, как вот саму барышню обратно усылают по причине mission impossible, без вариантов, типа. Несчастная протагонистка сюжета пытается продолжать пререкаться со стойкой, но понятно, что это совершенно бесполезно.
И тут до неё начинает медленно доходить. Что. Вообще-то. Кажется. Это вот всё совсем-совсем не в первый раз: и жестокий "штрафной круг", и приговорённая к роли "матери" случайная душа, потом запрашивающая уже аннигиляцию - что это такая дикая дурная бесконечность. И, похоже, единственный вообще вариант её прерывания - запросить, наконец, полную аннигиляцию самой. И она так решительно встаёт, подходит вплотную к стойке - и как рявкнет этот свой запрос! А на неё оттуда такие серые отстранённые глаза из-под склонённого чепчика: "А прижизненные запросы такого рода были? Были?! Где документы?!" Но барышня не тушуется, потому что вспоминает, сколько раз выступала в эдаком молитвенно-заклинательном жанре, формулируя по принципу или-или - а вспоминая, уже обнаруживает у себя в руках целые кипы бумаг и бумажечек. И прям швыряет их за стойку в равнодушные глаза, которые сразу бац - и становятся растерянными. И даже более того - существо за стойкой, бормоча под нос что-то вроде "не может быть", начинает лихорадочно эти бумаги рассматривать, что-то подчёркивать, как-то их складывать между собой.. (и я уже тихонечко начинаю радоваться за барышню: я за неё "болею", но я - не она, я вообще, по обыкновению, никто, ну или, наоборот, весь сон целиком, а не его персонажи) - но тут вдруг отрывается от них и тоже как рявкнет: "Почему посторонние в корпусе?!" И, несмотря на то, что я, конечно, никто или/и весь-сон-целиком, понимаю, что это оно - мне ))) "А ну кыш!" - и бумагами замахивается (а мне тааак хочется досмотреть, что ж там, в итоге) - Сейчас телефон зазвонит!" (ну блиииин..)
И тут действительно звонит телефон. Домашний мой. Я никогда трубку не беру (всё равно только спамеры всякие звонят) - но звонок у него громкий.
1.
Чуть закрыла глаза, сразу крупным планом - большой цельнометаллический грифон, так близко, что виден лишь по грудь: склоняет свою орлиную голову на длинной и мощной, но очень гибкой шее (так, что на загривке топорщится перьеобразная железная стружка) и клюёт сам себя многократно в одно и то же место - как раз в ямочку у шейного основания. Собственно, эта рана выглядит, как единственное "живое" место на его тускло блестящем теле: в ней булькает красная кровь - и постепенно изнутри показывается некий отдельный кусочек плоти. Это сердце, очень маленькое, совсем не в грифонских пропорциях.
2.
Без всякой связки, резкой перебивкой, но всё так же крупно, вижу лысого-бородатого-грузного и какого-то, вместе с тем, слегка задрипанного дяденьку в поварском облачении, сосредоточенно мнущего большущий кус теста - вокруг аж облако муки. Замесив достаточно круто, он начинает дербанить это тесто на мелкие клочки, швыряя каждый на усыпанную мукой поверхность с каким-то остервенением - и затем уже, вроде как, одолев свою ярость, ловко лепит из них некие формочки с заглублением в центре.
Ну и что это значит? - задаю в пустоту вопрос, но тут же и догоняю с интерпретацией: должно быть, то, что выклёвал из себя грифон, предполагается в качестве "начинки". Тут же случается какая-то утвердительная по ощущению очередная перебивка - и мне показывают следующий, более длинный сюжет в минималистичных "больничных" декорациях.
3.
Длинный безлюдный коридор со стульчиками для посетителей по одной стене и с эдаким "сестринским" ресепшеном напротив: стойка высокая, сидящую за ней не видно. Из "посетительских" занят лишь один стульчик - на нём сидит не особенно-то довольная барышня. Отсутствие у неё энтузиазма легко объяснимо: из-за стойки ей только что сообщили, что она "провалила" свою инкарнацию и должна не просто снова в кого-то воплотиться, а повторять всё сначала - рождаться в то же время, в том же месте, в том же теле ну и так далее - но так, чтоб, в итоге, "поставили птичку" (причём, разумеется, совершенно не ясно, за что же именно причитается"зачёт"). Тут, однако, возникает некоторая заминка: мало того, что отматывание к "статус кво" требует также возвращения "в исходный режим", как минимум, основных членов, типа, семьи (там, вроде, все, как ни странно, соглашаются), но именно в кейсе барышни та, что назначалась ей матерью, прибегла к уловке, запросив по смерти полную аннигиляцию (а такой запрос не может быть не удовлетворён) - а значит, на эту роль нужен доброволец. Но все отказываются :) Ну как все - те, кто "свободен" в момент происходящего. Поэтому из-за стойки не без раздражения транслируют, что придётся ждать прибытия кого-нибудь такого, кого, в порядке "штрафных санкций", можно просто тупо заставить. Ну ровно так же, как вот саму барышню обратно усылают по причине mission impossible, без вариантов, типа. Несчастная протагонистка сюжета пытается продолжать пререкаться со стойкой, но понятно, что это совершенно бесполезно.
И тут до неё начинает медленно доходить. Что. Вообще-то. Кажется. Это вот всё совсем-совсем не в первый раз: и жестокий "штрафной круг", и приговорённая к роли "матери" случайная душа, потом запрашивающая уже аннигиляцию - что это такая дикая дурная бесконечность. И, похоже, единственный вообще вариант её прерывания - запросить, наконец, полную аннигиляцию самой. И она так решительно встаёт, подходит вплотную к стойке - и как рявкнет этот свой запрос! А на неё оттуда такие серые отстранённые глаза из-под склонённого чепчика: "А прижизненные запросы такого рода были? Были?! Где документы?!" Но барышня не тушуется, потому что вспоминает, сколько раз выступала в эдаком молитвенно-заклинательном жанре, формулируя по принципу или-или - а вспоминая, уже обнаруживает у себя в руках целые кипы бумаг и бумажечек. И прям швыряет их за стойку в равнодушные глаза, которые сразу бац - и становятся растерянными. И даже более того - существо за стойкой, бормоча под нос что-то вроде "не может быть", начинает лихорадочно эти бумаги рассматривать, что-то подчёркивать, как-то их складывать между собой.. (и я уже тихонечко начинаю радоваться за барышню: я за неё "болею", но я - не она, я вообще, по обыкновению, никто, ну или, наоборот, весь сон целиком, а не его персонажи) - но тут вдруг отрывается от них и тоже как рявкнет: "Почему посторонние в корпусе?!" И, несмотря на то, что я, конечно, никто или/и весь-сон-целиком, понимаю, что это оно - мне ))) "А ну кыш!" - и бумагами замахивается (а мне тааак хочется досмотреть, что ж там, в итоге) - Сейчас телефон зазвонит!" (ну блиииин..)
И тут действительно звонит телефон. Домашний мой. Я никогда трубку не беру (всё равно только спамеры всякие звонят) - но звонок у него громкий.