(no subject)
Я не могу этого объяснить. Хотя, вру - я знаю, что это и зачем. Я не знаю, почему именно так, а главное - я, к сожалению, не умею получать тот же результат (непропорционально ничтожный!) по-другому. Почти не умею. Может быть, пока не умею. Только дойдя до такого.
Крайность. Самый предельный из известных мне способов почувствовать себя живой, самый мощный пинок, самый чистый и сильный импульс, заставляющий вышвырнуть, выкашлять, выблевать, наконец - то, что разрывает изнутри, что хочет жить отдельно, и что я почти не в состоянии извлечь мирным путем.
Вся эта самопальная психоаналитика - попытки объяснить и успокоить себя.
Вообще-то, это так... страшненько.
Я не делаю этого нарочно, это просто случается.
Это уже было со мной несколько раз.
Не сон - что-то вроде галлюцинации или раздвоения сознания.
И это когда-нибудь снова случится.
Снова лежать, подыхая, на холодном и грязном кафельном полу: затоптанном, зашарканном - расколотые, треснувшие, стертые квадратики цвета мочи; нищий больничный коридор. Острые запахи беды и хлорки режущей болью входят в запекшийся сухой нос. Лежать, замерев впалыми боками вспоротого живота, глядя на выпущенные на нечистый кафель кишки - теплые, кровяные, исходящие паром живые внутренности, непристойно вываленные прямо под ноги идущим мимо. Лежать, изогнувшись вокруг них напряженно застывшим телом, осторожно, отрывисто дыша раскрытой пастью, уставясь остановившимися зрачками. Только не шевельнуться, не вздрогнуть, не дернуться - не стронуть с места боль, стоящую вокруг колышащимся желе. Подыхающим комом слипшейся шерсти валяться, стыдным, который обходят, пряча глаза - лучше не смотреть, не видеть, зачем потом вспоминать, неприятно, тяжело, пусть как-нибудь… Не надо - лишь бы никто не трогал, не наступил нечаянно. Просто застыть, переждать, вытерпеть - как одну раскаленную, невозможно длинную секунду.
Я уже знаю, как. Я уже это умею - подыхать и не подохнуть.
Я уже почти не могу без этого обходиться.
.