100 лет назад. Мемуарная повесть об Андрее Белом. Главы 1-6
К теме Андрея Белого я уже обращался в своих постах "Думой века измерил, а жизнь прожить не сумел" и Плющиха, 53.
Предлагаю вашему внимаю мемуарную повесть Анатолия Гречина "Тайна последних лет жизни Андрея Белого", подготовленную для публикации в период с 1986 г по 1990г на основании личных воспоминаний, дневников, писем, черновиков, но так и неопубликованную. Автор, вместе со своей матушкой Анной Андреевной, в начале 20-х годов прошлого века оказался на Плющихе в одной квартире с писателем Андреем Белым (Борисом Николаевичем Бугаевым).
В 1980-х, имея пропуск в библиотеку ИНИОН, я изучил ряд отечественных и зарубежных материалов, касающихся биографии Андрея Белого, сделал выписки для автора повести. Тем не менее автор решил изложить свой взгляд на события тех лет.
Лично я практически ничего не менял, только сделал ссылки и вставил фотографии, если есть словесное описание и фото, то понятно, что рукопись готовилась к изданию без фотографий.
Курсив мой...
Повесть будет публиковаться частями, предположительно 7 частей. Комментарии будут отключены, когда всё будет опубликовано, сведу в один пост.
Я также решил поддержать флешмоб мне21, ведь главным героям повести когда-то тоже был 21 год.
Анатолий Гречин
Тайна последних лет жизни Андрея Белого
Предисловие автора
Андрей Белый (1890-1934) - псевдоним Бориса Николаевича Бугаева, выдающегося российского писателя и поэта начала 20-го века. Большинству читателей не очень-то много известно о жизни и творчестве Андрея Белого в дореволюционные годы, а с начала 20-х годов сведения о нем и почти вовсе отсутствуют.
В предлагаемых читателю мемуарах, относящихся к периоду с 1921 года по 1934 год, показаны дни его жизни, которые оставались долгое время совсем неизвестны не только широкому читателю, но и комментаторам его биографии. А в раскрытии истины, кaк верно, подметил Проспер Mepимe, «заложено значение таких мемуаров».
Дело в том, что биография Андрея Белого до 1921-го года изучена достаточно полно, благодаря, главным образом, интенсивной его переписке с другом выдающимся поэтом начала столетия -Александром Блоком, а, также свидетельству его современников (поэта В.Брюсова, тетушки Блока М.А.Бекетовой и многих других). Кроме того, из его автобиографической повести "Котик Летаев", из большого наследия созданных Андреем Белым стихов, можно легко почерпнуть сведения о нем самом и о каждом стихе, где и когда этот стих был написан.
Иное дело - после 21-го года. В этот год скончался близкий eмy Александр Блок (переписка оборвалась несколько ранее), один за другим уходили его современники; сам поэт стал значительно меньше отдаваться поэзии, в основном посвятив себя прозе. И о личной жизни его и о его новой любви почти ничего неизвестно.
Комментаторы его биографии даже допустили ошибку, полагая, что Белый проживал постоянно в Кучино, дачном подмосковном посёлке. Заблуждение создалось потому, что писатель, часто посещающий дачу, в своих романах, мемуарах, статьях, возле даты завершения своего сочинения подписывал - "Кучино". А жизнь его, все же, проходила в Москве, на Плющихе, в доме 53 в той московской коммунальной квартире, где с 1921 года я проживал со своей матушкой Анной Андреевной.
Оказавшись, по прихоти судьбы, в непосредственной близости с Андреем Белым и общаясь с ним в эти годы, иногда ежедневно, стремился запомнить или какой-либо жест, черточку, какой-либо видимый признак, в котором проявляется характер, или то, почти неуловимое впечатление, в котором передается самая сущность натуры. При этом, как определял знаменитый мемуарист Эдмон де-Гонкур, важно передать впечатление "в истинности данного мгновения" (подчеркнуто Гонкуром).
В предлагаемых читателю мемуарах старался отразить не только личную жизнь Андрея Белого с начала 20-х годов, но и показать, подобно портретным наброскам, его современников - Илью Эренбурга, Всеволода Иванова, Всеволода Мейерхольда, Анатолия Луначарского, читатель может встретить имена многих известных людей того времени, создающие определенный колорит жизни Москвы в 20-е годы: Леонид Co6инов, Cepгей Городецкий, Александр Гедике, Михаил Тэриан, Николай Бурденко, Владимир Маяковский, Борис Пильняк, мистер Хаммер, Кузьма Петров-Водкин и другие... Все, это необходимо для познания минувшей эпохи.
Следует также напомнить читателю, что еще с 1910-го года Андрей Белый становится известным теоретиком символизма - литературного направления тех лет. Белого называли поэтом-мистиком, он тогда был увлечен антропософией под влиянием вышедшей в 1910-м году книги доктора Р.Штейнера - "Тайная наука". В моих мемуарах кратко рассказано немного об антропософии весьма распространенной на западе и почти совсем неизвестной у нас.
Надеюсь, что вcё это должно представлять интерес для читателя, так как становится в наши дни неотъемлемым элементом культуры. Несомненно, что с ростом культуры интерес к тому, что здесь затронуто, должно повыситься, мы пожелаем узнать обо всем этом больше, и, несомненно, все нужное и полезное вскоре найдет себе дорогу. С сожалением только приходится констатировать, как небрежно у нас сохраняется память о прошлом. В той квартире, где проживал последние годы крупнейший писатель России, человек большого таланта и высокой культуры, сейчас помещается склад. Пока не поздно, следовало бы создать мемориал Андрея Белого.
Рекомендуя к прочтению предлагаемые мемуары о Белом, оставляю читателю еще одну тему для размышлений - это "Тайна последних лет жизни А. Белого".
Москва, 1990
Небольшое дополнение:
Примерно в 1990 году Анатолий Гречин написал письмо в Министерство культуры с предложением создать музей-квартиру Андрея Белого на Плющихе. За предложение поблагодарили, заинтересовались, спросили, не остались ли какие-то личные вещи писателя.
В 90-х годах прошлого века в доме 53 по Плющихе был проведен капитальный ремонт с заменой всех перекрытий, все окна квартиры №1 после ремонта замуровали.
В настоящее время существует Музей-квартира Андрея Белого по адресу улица Арбат, 55 - филиал Государственного музея А. С. Пушкина. Музей-квартира Белого был основан в 1993 году, однако официальное открытие экспозиции состоялось в сентябре 2000-го. В доме на углу Арбата и Денежного переулка Белый прожил первые двадцать шесть лет своей жизни с 1880 по 1906 годы.
Глава.1 Анна Андреевна
В 1921-м году учительница ФЗУ (Школа фабрично-заводского ученичества) завода «Каучук» в Москве Анна Андреевна, вместе со своим тринадцатилетним сыном, жила на Усачёвке, во 2-ом Шибаевском переулке, где снимала часть комнаты у молоденькой одинокой кондукторши Уваровского (с 1922 года Артамоновского) трамвайного парка.
Анна Андреевна родилась в 1885-м году; с семи лет воспитывалась в пансионе Мадам де Констан в Москве на средства старшего брата, артиста Большого Императорского театра, преподавателя Консерватории - Капитона Андреевича Ромашкова. Часто посещала и этот театр и другие; юность ее прошла в близком соприкосновении с искусством, она и сама участвовала в любительских спектаклях. Шаляпин , Собинов, Сумбатов-Южин, Стрепетова, Музиль - это были имена, нередко упоминаемые ею в речи. А среди молодых людей, ее сверстников оказался и неизвестный тогда никому поэт Сергей Городецкий, который, будучи всего на один год старше Анны, всегда оставался для неё просто Сережей.
Городецкий, в те годы, проживая и учась в Петербурге, частенько наведывался в Москву, - у него были родственник в Москве, - и Анна нередко составляла с ним танцевальную пару на памятных для них вечерах молодежи. Однако, вскоре пути молодых людей разошлись.
Анну впоследствии, кстати сказать, всегда занимало, кому, какой женщине, - а несомненно, что женщине, - Сергей Городецкий в 1916-м году посвятил два стиха - «Письма с фронта», и, скрыв посвящение под буквами А.А.Г., а ведь Анна Андреевна, после выхода замуж в 1906-м году, располагала, именно, таким же инициалами; но адресат посвящения так и остался для нее неизвестен (аналогичными инициалами располагала супруга Сергея Городецкого, но нам так хочется верить в сказку).
Необходимо, конечно, давать описание внешности своих персонажей, но, поскольку словесный портрет, обычно весьма схематичен, проще приводить для сравнения, когда это бывает возможным, чей-либо известный и подходящий портрет. Так, по внешности Анна Андреевна походила на свою современницу - миловидную японскую певицу Акико-Сэки, как раз в 1921-м году окончившую Токийскую консерваторию, а лет сорок спустя посетившую Москву с созданным ею Центральным токийском хором «Поющие голоса Японии». Сходство заключалось не в каких-то национальных чертах, а в общем стиле эпохи: пенсне, прическа, спокойный уверенный взгляд, одухотворенность в лице.
Анна Андреевна, 1906 год, (мне21)
В том, что матушка могла нравиться Сергею Митрофановичу, и не только ему, ее сын нисколько не сомневался в свои 13 лет прекрасно понимая мотивы, по которым молодая кондукторша трамвайного парка вдруг, в довольно резких тонах, предложила им освободить квартиру: дело в том, что какой-то, как называл он себя, «Левый эсер» - дядя Костя, навещавший кондукторшу, начал оказывать внимание ее квартирантке, и хотя квартирантка не уважала, как видно, не только «левых», но и «правых» эсеров, однако ситуация сложилась неблагоприятной: куда идти и где искать жилье?
Глава 2. Молодая кондукторша
Столь суровое решение кондукторши по отношению к своим квартиросъемщикам, без сомнения, могла бы отменить ее мать, основная хозяйка комнаты, но та жила в тверской деревне на Волге, а добираться туда было так же нелегко, как при царе Горохе - дорог там не было, и мысль о поездке приходилось отбросить. А доводы рассудительной Анны Андреевны не могли успокоить оскорбленные чувства ревнивой и пылкой 16-ти летней волжанки.
Вероятно, ей даже не было полных 16-ти лет. Но при ее высоком росте и, прямо-таки, богатырском сложении, она выглядела значительно старше, чем была на самом деле. В частности, в Артамоновском парке где, как и всюду недоставало рабочих, ее приняли на работу без каких-либо возражений по поводу возраста, так как видели ясно, что она-то уж в битком набитом московском трамвае не будет затерта.
Несмотря на свой совсем почти детский возраст, она руководствовалась вполне сложившимися и окрепшими взглядами на жизнь. Она была твердо уверена в том, что каждая женщина на земле должна встретить своего избранника, который не только должен был нравиться ей, но и любить ее и понимать ее душу. В отличие от Пушкинской Татьяны, не понявшей по первому впечатлению сущности натуры Онегина и Толстовской Наташи, поддавшейся обаянию внешности Анатолия Курагина, молодая кондукторша обладала, если и не пониманием природы другого человека, то по крайней мере, интуицией или инстинктом, оберегающем ее от свершения непоправимых ошибок. Опыта у нее не было, «раскусить» дядю Костю, который был вдвое старше нее, она не могла, но доверия к нему у нее не сложилось. Он нравился ей: веселый, подвижный, разговорчивый, с присущим его польскому происхождению гонором, привлекательным для молоденькой девушки; ей хотелось поверить, что он-то и есть ее избранник, и отталкивать от себя смазливенького кавалера она отнюдь не желала. Так, удерживаясь от сближения с ним, она пока что присматривалась к нему и распознавала его, когда тут неожиданно вклинилась эта самая, авантажная, Анна Андреевна.
Глава 3. О себе
Матушка всегда с такой теплотой отзывалась о Сергее Митрофановиче, что и я, всецело доверявший ее родительскому авторитету, проникся глубокой симпатией к его поэтическому образу и полюбил его мягкие лирические стихи, в особенности его «Весну монастырскую», где¸ как казалось, подразумевались «звоны-перезвоны» и «крутосклоны» Новодевичьего монастыря, вблизи от Усачёвки. Я и сам писал стихи лет с семи, но узнав однажды от матушки, что любимый мой Пушкин начал писать стихи с такого же возраста, я немедленно перенес начало своей литературной деятельности на год позже.
Ему я оказывал беспредельное уважение за многостороннее изображение жизни, в свои 12 лет (даже раньше) определив его поэзию превосходящей над поэзией Жуковского и Лермонтова, не говоря уже о Вяземском и Баратынском и о других поэтах. Да разве можно было бы кого-нибудь сравнивать с Пушкиным? Если взять только мир, окружающий Пушкина, то и он находился в ином, отдаленном, фантастическом царстве, содержащем зеленые кущи и белоснежные статуи царскосельского парка; паркет и люстры гостиных, полных блестящих кавалергардов и конногвардейцев и прекраснейших дам; сельскую тишь и вечерний благовест в милом Тригорском. Да и стихи, и те ложились на веленевой бумаге, пахнущей жасмином и ландышем, а не в «блокнот» с корешками талонов на популярную в двадцатые годы ржавую сельдь. Бумагу невозможно было найти даже на универсальной Усачевской толкучке.
Кроме Городецкого, из поэтов начала 20-го века, я любил Есенина за деревенскую Русь, Гумилева - за романтическую экзотику, несколько позже - Блока за стихи о Прекрасной Даме. Андрей Белый и символисты, вообще, нравились мне меньше, чем эти трое, но и от стихов символистов - «приподняв воротник у пальто и надвинув картуз на глаза, я бегу в неживые леса…» - так и веяло осенней прохладой близких от Усачёвки Воробьевых гор. В те годы веяло, обычно, прохладой и «неподдельной» свободой.
Позади Шибаевских переулков начинались пустыри и огороды, Малые и Большие Кочки, а за ними, за высокой насыпью Окружной железной дороги, заливной луг - Лужники с маленькой церковушкой Тихвинской Божьей Матери и за излучиной Москва-реки - Воробьевка. Матушка, вместе со мной, часто совершала экскурсии в дубовый лес за рекой. Мы собирали там желуди, из которых в двадцатые годы приготавливали первосортный кофе. Вторым сортом шел кофе из сушеной моркови, о котором презрительно упоминал в стихах Маяковский. Как видно, поэт пил второсортный, а читатель, как видно, поняв, что второсортный поэт пьет второсортный, относился презрительно к самому Маяковскому.
Я так же совершал осторожные прогулки-исследования в сторону центра, сперва до Артамоновского трамвайного парка, затем до памятника великому российскому хирургу Н.И.Пирогову возле университетских клиник, затем до Девичьего поля, до Плющихи. Здесь, на углу Долгого переулка (после 1947 г улица Бурденко), стоял пятиэтажный, в сером камне, дом, казавшийся мне старинным и сказочным замком. Хорошо было бы в нем поселиться! С железными воротами, угловой башенкой с куполом, узкими, как бойницы, оконцами в эркерах, он был на много эффектнее домов на Шибаевке, двухэтажных, кирпичных, унылых, как все дома бедноты. Но проникнуть в таинственный замок, как и полагается в сказках, было без помощи сверхъестественных сил невозможно. Даже двери у этого замка, массивные, блистающие медью и радужным переливом стекла, закрывались за человеком сами собой, будто невидимкой-привратником или по повелению сказочного Али-Бабы «Сезам, затворись!»
Глава 4. Дом №53
Этот приглянувшийся мне дом №53 по Плющихе , был выстроен в 1914 году с жилыми квартирами, с широкими парадными лестницами и лифтами, с помещениями для двух магазинов и даже для миниатюрного кинотеатра, над входом в который золотыми буквами на сером камне стены сверкала лаконичная надпись: «Ореол», без каких-либо дополнительных слов, являя полное отсутствие расточительности. Что такое «Ореол» каждый волен был определять эмпирически.
Очень подробно про дом №53 по Плющихе . Фото 2019 года.
Года четыре «Ореол» не работал, за тусклыми стеклами витрин его фойе и зрительного зала виднелись груды поломанных стульев - следы недавнего негодования люмпена предыдущим режимом, поскольку по мнению масс, в стульях будто бы, таился не только дух угнетателей, но и аппарат угнетения.
В том же, 1914-м году, когда возникла угроза, - как тогда говорили, -«вторжения германских полчищ» в Прибалтику, рижский завод резиновой промышленности «Каучук» был эвакуирован из Риги в Москву и обосновался на Усачёвке, между двумя Шибаевскими переулками, а несколько специалистов-резинщиков, по национальности, в основном латыши, были поселены в этом только что отстроенном доме. После революции дом перешел во владение завода, а так как в начале 20- годов в Москве происходило, так называемое, «уплотнение» интеллигентских квартир, то завод нашел подходящую для такой цели квартиру подвальном этаже этого дома, занимаемую семьей Алексеевых, которых и обязали выделить одну из пяти комнат «на предмет уплотнения».
Ордер на комнату предложили Анне Андреевне, и хотя она, при своих взглядах на гигиену жилья, не желала поселяться в подвале, но, имея в виду сложившуюся ситуацию с блудливом эсером, решила, все же, эту комнату посмотреть.
Глава 5. Квартира номер один
Вот так, ясным солнечным мартовским утром с весенней капелью, матушка вместе со мной, взятым для консультации по жилищным вопросам, отправились в сказочной замок. От ослепительно сверкающей талой воды на заваленных снегом всю зиму нечищеных улицах и от блистающих фантастических сосулек по карнизам домов, мы спустились на двенадцать ступеней в царство теней и вигилий, в подземелье, к квартире номер один.
Дверь нам открыла седая, розовощекая, полная, невысокого роста старушка - Анна Алексеевна Алексеева. С первых же слов выяснилось, что Анна Алексеевна также была в прошлом учительницей, многие годы трудилась в станице Усть-Медведецкой (Области Войска Донского) на Дону. Оказалось, что у Анны Андреевны (Анна Андреевна родом из станицы Нижне_Чирская Области Войска Донского) в Усть-Медведице проживала какая-то родственница; далее оказалось, что эта родственница приходилась родственницей Анне Алексеевне, и, стало быть, Анна Андреевна оказалась троюродной племянницей Анны Алексеевны.
После такого, неожиданного для обоих сторон, выявления родственных связей, Анна Алексеевна решительно настояла на том, чтобы Анна Андреевна непременно поселилась в этой квартире, так как весьма опасалась, что сюда могут вселить кого-нибудь и похуже, чем женщину с мальчиком, какого-нибудь пролетария, горького пьяницу. Впрочем, подвал, вызывающий настороженность Анны Андреевны в отношении скудности света и присутствия сырости, обладал всеми, кроме телефона, удобствами, включая даже газовую плиту, что было для построек тех лет большое редкостью. А в ванной комнате блистал великолепный газовый подогреватель для воды производства знаменитого завода газовой аппаратуры в Дессау, изобретательного и предприимчивого немецкого инженера Гуго Юнкерса, впоследствии наладившего выпуск известных летательных аппаратов.
Анне Алексеевне удалось убедить свою «уплотнительницу», как она ее называла, остаться в этой квартире, тут же предоставив ей другую, большую по размерам, комнату, вместо той, которую выделила для уплотнителей».
Четыре окна квартиры, на снимке 1968 года вровень с тротуаром - от арки до двери парадного подъезда, выходили в Долгий переулок (ныне улица Бурденко), остальные во двор.
Глава 6. Алексеевы
Семья Алексеевых состояла из четырех человек. Дочь Анны Алексеевны - Клавдия Николаевна и ее муж - доктор Васильев Петр Николаевич, - жили в большой сумрачной комнате с голубыми, слишком темными для подвала, обоями. Два окна, похожие на угольный бункер, выходившие в Долгий, на север, были обычно прикрыты циновками, что при зажженной люстре или настольной лампе исключало впечатление подвала.
Гаген-Торн, Нина Ивановна (1900 (или 1901) - 1986) - советский этнограф, историк, фольклорист, писательница-мемуарист и поэтесса. Кандидат исторических наук .
В комнате стоял кабинетный рояль фирмы «Беккер» с винтовым круглым стулом, с нотами на пюпитре и на крышке рояля; шифоньер, кушетка, отгороженная ширмой из темно-зеленого шелка; два столика, кресла. В меньших комнатах, по обе стороны от этой, центральной, также выходивших окном в переулок, размещались - в одной сын Анны Алексеевны Владимир Николаевич, работающий бухгалтером в Московском университете на Моховой, а в другой - теперь Анна Андреевна с сыном. Еще одна, маленькая, комнатка, с окном во двор пустовала, а сама Анна Алексеевна занимала крошечную коморку, предназначенную по проекту дореволюционного зодчего для домашней прислуги и примыкавшая к кухне.
Рисунок автора
Дверь в каморку всегда оставалась открытой, и каморка представляла, как бы, закоулок у кухни.
Здесь же необходимо упомянуть и о второй дочери Анны Алексеевны - Елене Николаевне (по мужу Кезельман), которая жила поблизости от всей семьи Алексеевых, в тишайшем Большом Трубном переулке (с 1922 Земледельческий переулок), соединяющем Долгий и 1-й Неопалимовский переулки. Дом (№12) был такой же, как №53 по Плющихе, но немного более скромный, без магазинов и кинематографа, хотя также с лифтом, цветной мозаикой в лестничных клетках. Практически напротив этого дома, на другой стороне Плющихи, в конце прошлого века, жил Афанасий Фет - "лирический, гостиный, превосходный поэт".
Плющиха, 1912-13 г. Дом А.А. Фета - крайний слева, трехэтажный (не сохранился). Вдали виден трамвай.
(продолжение следует)