Воспоминания рабочих по случаю 20-летия забастовки 1905 года в Тагиле. Часть 2
Часть 1
БОНДИН
Товарищи, 20 лет прошло с тех пор, как была забастовка, многое из памяти стёрлось, я тогда работал в Тагильском заводу в депо слесарем, действительно, положение рабочаго класса тогда было тяжёлое. Я как раз в то время приехал из Петербурга сюда на работу, и, сравнивая собственно положение рабочаго класса здесь и в Центре, здесь было положение более худшее. В то же время среди рабочих до некоторой степени всё ещё была спячка, не было никакого широкаго революционнаго духа, который витал бы над рабочими массами. В то же время с другой стороны здесь организовавшиеся группы Социал-Демократической рабочей партии имели до некоторой степени влияние на рабочих. Товарищи, которые работали в кружках, цехах, проводили ту именно подготовительную работу, которая, собственно, в конце концов вылилась в 905 году в первую забастовку в Мае месяце.
Попутно с этим, конечно, мы в гуще рабочих в массе прислушивались ко всему забастовочному движению, разразившемуся в пятом году, но мы не могли ясно себе предстоять ту грандиозную картину, которая в то время развёртывалась, так как до такой степени замалчивали о революционном выступлении центра, что мы мало знали о выступлениях, забастовках, которые проводились рабочими. Попутно с этим и здесь в связи с тяжёлым положением рабочих назревал вопрос относительно того, чтоб потребовать от администрации улучшения своего быта.
Рабочий привык думать о забастовочном движении, о борьбе, в то же время задавались целью, как будем поступать, если за собой не имеем ни гроша. В то время на моих глазах маленькие ячейки стали организовываться по цехам в маленькие профсоюзы. [8об] Они рабочим давали гривенник, полтинник, пятак и так далее. С этими средствами на длительную забастовку расчитывать не приходилось, рабочие всё-таки думали, что рано или поздно придётся столкнуться с администрацией, и партийные организации того времени, учитывая это положение, безусловно тоже вели свою работу.
Перед забастовкой пятаго года участники забастовки собрались на Голом камне. Тов. Виталий обрисовал положение рабочего класса всей России и положение забастовочнаго движения в то время. Тов. Залкинд, зубной врач (некоторые помнят, наверно) тоже принимал деятельное участие в руководстве забастовочным движением. В числе забастовавших рабочих было большинство товарищей с меднаго рудника. Все данные говорят за то, что медный рудник самый активнейший, я со своей стороны должен отметить, что там была проведена большая работа среди рабочей среды, как товарищ Ярунич. Та сторона, 4-я часть была более активна, как Копытцев и т.д.
Затем вторая забастовка прошла со станции жел.дороги, где участвовали больше рабочие жел.дороги. Теперь не помню, число 15 или 16-го утром мы узнали, что медный рудник бросил работу, и конечно по углам начали обсуждать как, почему, откуда. До некоторой степени для всех рабочих было неожиданно, как снег на голову свалилось. Те, которые участвовали на подготовительных забастовочниках, не могли ясно представить, что представляет выступление меднаго рудника.
В конце концов, на другой день в Механическом цехе, не помню, какая-то была зацепка, был создан конфликт, чтобы забастовке вылиться, вскипеть. Машина встала, из всех дверей механическаго цеха выходят возбуждённые рабочие, подходят к цеху рельсовых [скреплений] и в цехе снимают всех рабочих. Все группируются около этого цеха, нас не много было, человек 20. Мы идём дальше, снимаем в кузнице рабочих.
На Мартене получилась смешная история, там был надзиратель Смольников, он чуть не заплакал горькими слезами:
- Как же Вы снимаете рабочих, Вам придётся подождать, ведь сколько было затрачено средств, сколько убытков потерпит хозяин.
Можно сказать, что туг выявилась вся его рабья натура, перед рабочими он чуть ни на коленках ползал, упрашивал, чтобы не оставили печь, так как хозяин потерпит большие убытки. Ну, рабочие были слишком простодушны, рукой махнули, некоторые мастера уговорили, а то козла посадим, и долго будет стоять. Печь оставили в действии, но взяли слово, что это сделаете и до свиданья. Рабочие, не связанные с работой, вышли с нами, и мы направились под Домну. Там такая же история до некоторой степени, вышло столкновение между старыми рабочими, которые от администрации пользовались авторитетом, они сказали, что Домну останавливать не будем. Но потом договорились, что это загрузка последняя, потом продуем и успокоились.
Из-под Домны прошли в Листокатальный цех, там сняли с работ, и интересно было [9] смотреть в Столярном цехе, где состав рабочих представлялся из здешних старожилов, этих домостроев. И вот они перед забастовкой стояли, как перед великим грехом, конечно, всё-таки некоторая молодёжь вышла, и осталось их немного. Посредине встретился Управитель, высокий, в очках, он начал пугать, что завод закроют, Вас прогонят, останетесь без куска хлеба. Но пошли к выходу.
В то время было заведено так, что если я рабочий ухожу с работы, в проходной шарят, не потащил ли я что-нибудь, это был позор, но считали самым обязательным. Всех обыскивающих было около десятка человек, эти заводские церберы окружили нас всех обыскивать. Но какое теперь обыскивать, вали, ребята, порвали цепь, прошли. Выходим прямо через мост и к Управлению завода.
Когда подошли, Управляющей Округа нас ждал на под"езде, одну ногу поставил на парапет и окружён своей свитой. Когда мы подошли, требований не было, просто стихийно взбудоражились все. Конечно, тут более такие смелые ребята выступили вперед, как Сыромолотов, слесарь механическаго цеха, Баженов, занялись переговорами.
Характерно отметить следующее, что в этих переговорах, как-то рабочих начали обходить. Мы им говорим относительно 8-ми часового рабочаго дня, относительно увеличения заработной платы, а они завели речь о реальном училище.
- Вот, - говорят, - программу большую имеют, а ценза не имеют. Вот, - говорят, - нужно иметь образовательный ценз средняго учебнаго заведения, - вот завели волынку.
Наши рабочие слушали, слушали:
- И что, - говорят, - насчёт учёбы говорите, давай нам прибавку заработной платы.
И вот Управляющий Округа сказал, что сейчас не скажу, не могу со всеми разговаривать в этот момент.
Медно-рудянские рабочие катят к нам. Все в своих жёлтых куртках, с фонарями, в глиняных сапогах. С нами соединялись и тут пришли с Выйскаго завода товарищи, и на этой площади собралось очень много народа. Теперь Управляющий Округа заявил, что мы с Вами со всеми разговаривать не будем, давайте выбирайте депутатов.
Великолепно выбрали депутатов, от Меднаго рудника был тов. Добродеев, Кокуркин (он сейчас на жел.дороге ездит кондуктором), от Депо был я, Уранов Григорий Степанович (не знаю, где-то здесь работает сейчас) и от прокатного цеха Шарин - боевой парень (его повешали потом, но повешали за другое дело), ему имя было Дунич. С Мартена был выбран Пылаев.
Вот, товарищи, помню тех, которые, сейчас представляю, были в Депутации. Все мы собрались, обсудили, тут пришёл к нам партийный товарищ, который с нами провёл беседу, как держаться в кабинете у Управляющаго, и мы пошли. Он сказал, что сейчас я дать не могу, дам депешу сейчас же в Петербург в Правление о требованиях. Давайте требования. Мы под руководством собственной партийной организации составили положение, во главу угла поставили 8-ми часовой рабочий день первым долгом и увеличение заработной платы на 40%, затем вежливое обращение, со своей [9об] стороны написали пункт убрать монтёра Овчинникова. Он посмотрел требование и говорит, что таких требований удовлетворить не могу, только пошлю в Петербург, откуда получим результаты и тогда поведём переговоры. В то же время было видно, что Управлявший Округа был страшно перепуган. Дал телеграмму в Петербург или нет, не знаю. Но, видимо, первым долгом дал телеграмму Вице-Губернатору, чтоб прислал штыки, чтобы сбавить пыл зарвавшихся рабочих. И вот мы ждали, когда будут телеграммы, когда будет ответ на требования.
На другой день мы приходим, рабочие здесь на площади все на брёвнах разселись, сидят, дожидаются. Мы как депутация отправляемся туда в Управление и там начали говорить с Управлявшим Округом. Он говорит, что таких требований дать не может, а если настойчиво требуете, не встанете на работу, то завод закроем, и Вы останетесь без работы. Конечно, это нас ошарашило, но мы думаем, погоди, может быть ты только пугаешь нас. Он категорически предлагал вставать на работу. Мы дело орудуем, забастовку закончим мирным путём и всё сделаем. Мы говорим, пока нам определенно не дадите что просим, на работу не встанем, иначе песнь длинна, ничего не получим. Так в этот день не договорились, разошлись, сказали рабочим так и так, и в это время среди рабочих настроение немного понизилось. Многие товарищи встали перед вопросом, что завод закроют, значит, мне есть нечего.
Теперь на третий день утром собираемся, слышим, что прибыла рота солдат, тут интересная картина чисто бытового характера. Все рабочие собирались в определённые места, разговаривали по цехам, группами, сидели на брёвнах. Идут солдаты, впереди офицер, и конечно, когда сравнялись с рабочими, солдаты встали. Офицер с благодушной улыбкой снял шапку и говорит: "Братцы, прежде всего мир, тишина и спокойствие". Некоторые рабочие закричали "Ура", шапки кверху. Но собственно со стороны видно, что некоторые кричат "ура" и улыбаются простодушно, но многие смотрят на офицера, как на камень.
Затем нас попросили на совещание, стали разговаривать, мягко стлать, что забастовку нужно бросить, мы уладим мирным путём. Затем уговаривают, чтоб встали на работы, Ваше заявление возьмём на учёт и будем рассматривать, создадим Комиссию, где рассмотрим все требования и потом скажем определённое мнение, так что Вы, дорогие друзья, кончайте. Мы же, представители, просили определённаго ответа.
В то время среди рабочих начали проходить такие вещи, что многие говорят: "Как же, ребята, бастовать-то бастовать, а муки на одну квашенку осталось". Другие говорят: "Завтра есть нечего". Сразу начали выявляться штрейкбрехеры, которым удалось сорвать забастовку, и потом сколько мы ни бились, сколько не говорили с Управляющим Округа, с Губернатором, всё-таки они стояли на своём.
В конце концов штрейкбрехеры встали на работу. Это для нас было очень печально. [10] Боевые ребята встали к проходным, но солдаты были тоже у проходных. Кругом оцепили, в заводе начинают постукивать кое-где, нас это волнует. Я в одно прекрасное время захожу в депо, смотрю А.Я. Овчинников возится с крейцкоппом ползушки.
- Ты ведь монтёр.
- А надо, - говорит, - ведь паровоз не работает.
Об этих ребятах вспоминать не стоит, так как многих нет в живых. После этого пошли в завод и мы, так как перед нами встал вопрос, что мы будем или дальше на рожон лезьти или вставать на работу. Некоторые требования удовлетворили Сварочнаго цеха, они ушли на работу. Доменному цеху дали удовлетворение, нас меньше стало, и в конце концов партийные товарищи, тут, кажется, Виталий был, определённо сказали, что на рожон лезьти не приходится, раз такое положение, то нужно чего-нибудь делать, мы достигли некоторых результатов. Механический цех ничего не получил, в Депо 10% прибавили, Кузнечный ничего не прибавили. Относительно Выйскаго завода не помню, кажется, от Выйскаго завода был представитель тов. Евдокимов.
И вот мы встали на работу. Овчинников остался. Но встав на работу, мы внесли в цеха жолчь, именно подавленное желание добиться своих требований. Забастовка повлияла на заводские массы, именно заключалась она среди домостроев местнаго закоренелаго характера, эта забастовка, встряска дала определённые результаты и поставила Тагильских рабочих перед вопросом, что настал момент, нужно работать, изучать забастовки.
Начинается оживлённая кружковая политическая работа, в кружках легче работать с этого момента. Взгляды рабочих, которые работали в кружках, изменились, стали более дружелюбными. В этом отношении мы получили большой плюс. Далее стали организовываться в маленькие ячейки, более крепкие в Профсоюзы, ввиде касс взаимопомощи - это влияние забастовки.
Теперь далее осенью вспыхнула забастовка железнодорожная. Вот во время железнодорожной забастовки рабочие встретили никак невиданное зрелище, им сказали, что рабочие железнодорожники забастовали. Некоторые сознательные рабочие говорят, что нужно поддерживать, но каким образом поддерживать, исключительно можно было морально.
Я хочу вспомнить, какую моральную поддержку железнодорожной забастовке в пятом году делали рабочие Тагильскаго завода. Тогда полиция провела провокацию, хотели возстановить наших Тагильских рабочих против железнодорожников, хотели устроить бойню: "Вот", - говорят, - "железнодорожники бастуют, не пускают хлеб, а хлеба мало, скоро голод будет".
В этом отношении рабочие стали говорить, что как же это делают так железнодорожники. На железной дороге этот вопрос подняли и вот товарища Сергеева прислали к нам. Он пришёл и говорит: "Как, товарищи, вы бить нас хотите? Они пустили провокацию, что рабочие хотят бить железнодорожников". [10об]
У нас выбрали делегацию на железную дорогу, куда попал и я. На станции договорились. В то время проходили войска, демобилизованные солдаты ехали с войны, офицеры высказывались. С другой стороны поддержка железнодорожников Тагильскими рабочими выразилась ещё в том, что там уронили два паровоза, чтобы не пускать поезда, их ночью арестовали, и на другой день рабочие, видя моральную поддержку, бегут к нам и говорят, что товарищей арестовали.
Мы тут взбудоражились, вот тов. Кожевников тут же был, мы все толпой с площади раз к Земскому дому. Пристав был Колька Попов, выставил 8 человек солдат с винтовками. Мы требовали выпустить, но он говорил, что нарушение тишины и спокойствия. Мы просили дать посмотреть, он согласился. Вызвали из тюрьмы Безсонова и Пикликевича, пустили к нам. Они подошли к нам поближе, мы подхватили их на руки и пошли. Мы Попова оплели, отправились от Земскаго дома с революционными песнями. Около Карамзинскаго памятника устроили митинг, потом ушли на железную дорогу.
И вот разсказать много можно, заканчивая собственно этим, я говорю, что эта забастовка среди рабочих города Тагила оставила очень глубокий след, и в 17 году тех активных ребят, которые участвовали в забастовке, я видел впереди революционнаго движения.
Заканчивая воспоминания, я предлагал бы почтить память тов. Добродеева, который был в наших рядах нашей группы, был самым стойким товарищем, самым организованным. Я сейчас вспоминаю его умные глаза, в этих глазах не было бараньей кротости, была сильная полная уверенность в своё дело. Этот товарищ Добродеев, делегат, после забастовки был посажен в тюрьму, скитался по тюрьмам и в конце концев гады Царскаго Правительства, опричники, замучили его в тюрьме. Я прошу почтить память Добродеева вставанием.
Заканчивая воспоминания, говорю: "Да здравствует наша руководительница Российская Коммунистическая партия - это факел нашей борьбы".
БОРИСОВА.
Товарищи, я хочу немного сказать, как появилось политическое движение. Оно появилось таким образом. Мой муж встретил высокаго студента в Тагиле, он был выслан за политическое дело как по волчьему билету. Потом он его привёл домой, и он находился у нас. Мы жили на окраине Тагила в Александровской улице. Начали мы с ним разговаривать. Он все это разсказал. Они стали первые собрания делать. Первое собрание состояло из трёх товарищей. Копытцев, Добродеев и мой муж устроили собрание.
Так как по волчьему билету не приходилось долго жить в Тагиле, его отправили дальше. Когда он уехал, куда-то стал писать письма. Через него стала распространяться прокламация, сначала посылали из губернии, потом завели свою машину, начали печатать и разсылать всем.
Собрания становились всё более и более, сначала из 10 чел., потом [11] дошло до 40. Это было в начале 903 года, потом в пятом году число собраний увеличилось, но нам нельзя было открыто присутствовать на собраниях, в нашей среде оказался шпион. Шпион был Селиванов Ефим Иванович.
Однажды утром шпион донёс, что такое-то собрание было в таком-то доме, и сейчас же, как полиция это узнала, нам тоже дали знать. У нас был приезжий из Екатеринбурга прозвищем "Леший", он сказал, что прокламации надо спрятать.
Прокурор, следователь, жандармский полковник и др. под"ехали на 9 лошадях к нашему дому. Шашки обнажают, соскакивают и бегут к дому. Муж мой только что пришёл с работы, он работал в Малахитной Фабрике меднаго рудника, он говорит: "Не шевелись, а то подумают что спрятаны". Те пришли, тоже говорят: "Не шевелитесь". Начали обыск, в подполье всю землю перебуторили и навоз тоже, потом когда всё переискали, нас обыскали, но ничего не нашли. Мужа моего взяли. Я говорю "Куда его?" А говорят: "Завтра придёт". Потом ещё человек пять арестовали и увезли их ночью в Николаевскую тюрьму, там стали снимать допрос, как было дело, пытали их там шесть недель. Более ни от кого показаний не было, только на Селиванова веры не было.
Потом их выпустили, 4-х человек из них выбрали депутатами в Государственную Думу. Потом, когда царское правительство покончило с забастовками, моему мужу и другим отказали от работы. Копытцев и др. уехали работать дальше, а моему мужу поехать было нельзя, он был не в силах бросить семью, и ему пришлось жить плохо, он поостыл и умер от чахотки.
Ввиду того, что мужу приходилось работать в революционном движении, прошу почтить память своего мужа вставанием.
ТРЕТЬЯКОВ.
Я скажу относительно железнодорожников, как Попов, Безсонов и Пикликевич, посаженных в Земском доме в пятом году. По этому поводу говорили тов. Сергеев и тов. Бондин и много говорили. Мне хочется ещё добавить, что когда здесь были солдаты, когда выручили Безсонова и Других, мне пришлось говорить с этими солдатами относительно того, что если бы Вам приказали стрелять, как бы вы поступили. Они ответили, что приказали бы стрелять, и стрелять бы стали.
Потом я в восьмом году призывался, ушёл на военную службу, встретился там с этими солдатами, и у нас произошёл разговор по этому поводу, солдаты говорили то же самое, что приказали бы стрелять, и стали бы стрелять. Действительно, солдаты были подобраны такие, которым уже приходилось стрелять. Например, в Мотовилихе, когда была забастовка в пятом году, там в рабочих солдаты стреляли. Были посланы такие солдаты, которые не пощадили бы. Больше особеннаго ничего не могу добавить. [11об]
Здание заводоуправления Нижнетагильского горнозаводского округа
БОНДИН
Товарищи, 20 лет прошло с тех пор, как была забастовка, многое из памяти стёрлось, я тогда работал в Тагильском заводу в депо слесарем, действительно, положение рабочаго класса тогда было тяжёлое. Я как раз в то время приехал из Петербурга сюда на работу, и, сравнивая собственно положение рабочаго класса здесь и в Центре, здесь было положение более худшее. В то же время среди рабочих до некоторой степени всё ещё была спячка, не было никакого широкаго революционнаго духа, который витал бы над рабочими массами. В то же время с другой стороны здесь организовавшиеся группы Социал-Демократической рабочей партии имели до некоторой степени влияние на рабочих. Товарищи, которые работали в кружках, цехах, проводили ту именно подготовительную работу, которая, собственно, в конце концов вылилась в 905 году в первую забастовку в Мае месяце.
Попутно с этим, конечно, мы в гуще рабочих в массе прислушивались ко всему забастовочному движению, разразившемуся в пятом году, но мы не могли ясно себе предстоять ту грандиозную картину, которая в то время развёртывалась, так как до такой степени замалчивали о революционном выступлении центра, что мы мало знали о выступлениях, забастовках, которые проводились рабочими. Попутно с этим и здесь в связи с тяжёлым положением рабочих назревал вопрос относительно того, чтоб потребовать от администрации улучшения своего быта.
Рабочий привык думать о забастовочном движении, о борьбе, в то же время задавались целью, как будем поступать, если за собой не имеем ни гроша. В то время на моих глазах маленькие ячейки стали организовываться по цехам в маленькие профсоюзы. [8об] Они рабочим давали гривенник, полтинник, пятак и так далее. С этими средствами на длительную забастовку расчитывать не приходилось, рабочие всё-таки думали, что рано или поздно придётся столкнуться с администрацией, и партийные организации того времени, учитывая это положение, безусловно тоже вели свою работу.
Перед забастовкой пятаго года участники забастовки собрались на Голом камне. Тов. Виталий обрисовал положение рабочего класса всей России и положение забастовочнаго движения в то время. Тов. Залкинд, зубной врач (некоторые помнят, наверно) тоже принимал деятельное участие в руководстве забастовочным движением. В числе забастовавших рабочих было большинство товарищей с меднаго рудника. Все данные говорят за то, что медный рудник самый активнейший, я со своей стороны должен отметить, что там была проведена большая работа среди рабочей среды, как товарищ Ярунич. Та сторона, 4-я часть была более активна, как Копытцев и т.д.
Затем вторая забастовка прошла со станции жел.дороги, где участвовали больше рабочие жел.дороги. Теперь не помню, число 15 или 16-го утром мы узнали, что медный рудник бросил работу, и конечно по углам начали обсуждать как, почему, откуда. До некоторой степени для всех рабочих было неожиданно, как снег на голову свалилось. Те, которые участвовали на подготовительных забастовочниках, не могли ясно представить, что представляет выступление меднаго рудника.
В конце концов, на другой день в Механическом цехе, не помню, какая-то была зацепка, был создан конфликт, чтобы забастовке вылиться, вскипеть. Машина встала, из всех дверей механическаго цеха выходят возбуждённые рабочие, подходят к цеху рельсовых [скреплений] и в цехе снимают всех рабочих. Все группируются около этого цеха, нас не много было, человек 20. Мы идём дальше, снимаем в кузнице рабочих.
На Мартене получилась смешная история, там был надзиратель Смольников, он чуть не заплакал горькими слезами:
- Как же Вы снимаете рабочих, Вам придётся подождать, ведь сколько было затрачено средств, сколько убытков потерпит хозяин.
Можно сказать, что туг выявилась вся его рабья натура, перед рабочими он чуть ни на коленках ползал, упрашивал, чтобы не оставили печь, так как хозяин потерпит большие убытки. Ну, рабочие были слишком простодушны, рукой махнули, некоторые мастера уговорили, а то козла посадим, и долго будет стоять. Печь оставили в действии, но взяли слово, что это сделаете и до свиданья. Рабочие, не связанные с работой, вышли с нами, и мы направились под Домну. Там такая же история до некоторой степени, вышло столкновение между старыми рабочими, которые от администрации пользовались авторитетом, они сказали, что Домну останавливать не будем. Но потом договорились, что это загрузка последняя, потом продуем и успокоились.
Из-под Домны прошли в Листокатальный цех, там сняли с работ, и интересно было [9] смотреть в Столярном цехе, где состав рабочих представлялся из здешних старожилов, этих домостроев. И вот они перед забастовкой стояли, как перед великим грехом, конечно, всё-таки некоторая молодёжь вышла, и осталось их немного. Посредине встретился Управитель, высокий, в очках, он начал пугать, что завод закроют, Вас прогонят, останетесь без куска хлеба. Но пошли к выходу.
В то время было заведено так, что если я рабочий ухожу с работы, в проходной шарят, не потащил ли я что-нибудь, это был позор, но считали самым обязательным. Всех обыскивающих было около десятка человек, эти заводские церберы окружили нас всех обыскивать. Но какое теперь обыскивать, вали, ребята, порвали цепь, прошли. Выходим прямо через мост и к Управлению завода.
Когда подошли, Управляющей Округа нас ждал на под"езде, одну ногу поставил на парапет и окружён своей свитой. Когда мы подошли, требований не было, просто стихийно взбудоражились все. Конечно, тут более такие смелые ребята выступили вперед, как Сыромолотов, слесарь механическаго цеха, Баженов, занялись переговорами.
Характерно отметить следующее, что в этих переговорах, как-то рабочих начали обходить. Мы им говорим относительно 8-ми часового рабочаго дня, относительно увеличения заработной платы, а они завели речь о реальном училище.
- Вот, - говорят, - программу большую имеют, а ценза не имеют. Вот, - говорят, - нужно иметь образовательный ценз средняго учебнаго заведения, - вот завели волынку.
Наши рабочие слушали, слушали:
- И что, - говорят, - насчёт учёбы говорите, давай нам прибавку заработной платы.
И вот Управляющий Округа сказал, что сейчас не скажу, не могу со всеми разговаривать в этот момент.
Медно-рудянские рабочие катят к нам. Все в своих жёлтых куртках, с фонарями, в глиняных сапогах. С нами соединялись и тут пришли с Выйскаго завода товарищи, и на этой площади собралось очень много народа. Теперь Управляющий Округа заявил, что мы с Вами со всеми разговаривать не будем, давайте выбирайте депутатов.
Великолепно выбрали депутатов, от Меднаго рудника был тов. Добродеев, Кокуркин (он сейчас на жел.дороге ездит кондуктором), от Депо был я, Уранов Григорий Степанович (не знаю, где-то здесь работает сейчас) и от прокатного цеха Шарин - боевой парень (его повешали потом, но повешали за другое дело), ему имя было Дунич. С Мартена был выбран Пылаев.
Вот, товарищи, помню тех, которые, сейчас представляю, были в Депутации. Все мы собрались, обсудили, тут пришёл к нам партийный товарищ, который с нами провёл беседу, как держаться в кабинете у Управляющаго, и мы пошли. Он сказал, что сейчас я дать не могу, дам депешу сейчас же в Петербург в Правление о требованиях. Давайте требования. Мы под руководством собственной партийной организации составили положение, во главу угла поставили 8-ми часовой рабочий день первым долгом и увеличение заработной платы на 40%, затем вежливое обращение, со своей [9об] стороны написали пункт убрать монтёра Овчинникова. Он посмотрел требование и говорит, что таких требований удовлетворить не могу, только пошлю в Петербург, откуда получим результаты и тогда поведём переговоры. В то же время было видно, что Управлявший Округа был страшно перепуган. Дал телеграмму в Петербург или нет, не знаю. Но, видимо, первым долгом дал телеграмму Вице-Губернатору, чтоб прислал штыки, чтобы сбавить пыл зарвавшихся рабочих. И вот мы ждали, когда будут телеграммы, когда будет ответ на требования.
На другой день мы приходим, рабочие здесь на площади все на брёвнах разселись, сидят, дожидаются. Мы как депутация отправляемся туда в Управление и там начали говорить с Управлявшим Округом. Он говорит, что таких требований дать не может, а если настойчиво требуете, не встанете на работу, то завод закроем, и Вы останетесь без работы. Конечно, это нас ошарашило, но мы думаем, погоди, может быть ты только пугаешь нас. Он категорически предлагал вставать на работу. Мы дело орудуем, забастовку закончим мирным путём и всё сделаем. Мы говорим, пока нам определенно не дадите что просим, на работу не встанем, иначе песнь длинна, ничего не получим. Так в этот день не договорились, разошлись, сказали рабочим так и так, и в это время среди рабочих настроение немного понизилось. Многие товарищи встали перед вопросом, что завод закроют, значит, мне есть нечего.
Теперь на третий день утром собираемся, слышим, что прибыла рота солдат, тут интересная картина чисто бытового характера. Все рабочие собирались в определённые места, разговаривали по цехам, группами, сидели на брёвнах. Идут солдаты, впереди офицер, и конечно, когда сравнялись с рабочими, солдаты встали. Офицер с благодушной улыбкой снял шапку и говорит: "Братцы, прежде всего мир, тишина и спокойствие". Некоторые рабочие закричали "Ура", шапки кверху. Но собственно со стороны видно, что некоторые кричат "ура" и улыбаются простодушно, но многие смотрят на офицера, как на камень.
Затем нас попросили на совещание, стали разговаривать, мягко стлать, что забастовку нужно бросить, мы уладим мирным путём. Затем уговаривают, чтоб встали на работы, Ваше заявление возьмём на учёт и будем рассматривать, создадим Комиссию, где рассмотрим все требования и потом скажем определённое мнение, так что Вы, дорогие друзья, кончайте. Мы же, представители, просили определённаго ответа.
В то время среди рабочих начали проходить такие вещи, что многие говорят: "Как же, ребята, бастовать-то бастовать, а муки на одну квашенку осталось". Другие говорят: "Завтра есть нечего". Сразу начали выявляться штрейкбрехеры, которым удалось сорвать забастовку, и потом сколько мы ни бились, сколько не говорили с Управляющим Округа, с Губернатором, всё-таки они стояли на своём.
В конце концов штрейкбрехеры встали на работу. Это для нас было очень печально. [10] Боевые ребята встали к проходным, но солдаты были тоже у проходных. Кругом оцепили, в заводе начинают постукивать кое-где, нас это волнует. Я в одно прекрасное время захожу в депо, смотрю А.Я. Овчинников возится с крейцкоппом ползушки.
- Ты ведь монтёр.
- А надо, - говорит, - ведь паровоз не работает.
Об этих ребятах вспоминать не стоит, так как многих нет в живых. После этого пошли в завод и мы, так как перед нами встал вопрос, что мы будем или дальше на рожон лезьти или вставать на работу. Некоторые требования удовлетворили Сварочнаго цеха, они ушли на работу. Доменному цеху дали удовлетворение, нас меньше стало, и в конце концов партийные товарищи, тут, кажется, Виталий был, определённо сказали, что на рожон лезьти не приходится, раз такое положение, то нужно чего-нибудь делать, мы достигли некоторых результатов. Механический цех ничего не получил, в Депо 10% прибавили, Кузнечный ничего не прибавили. Относительно Выйскаго завода не помню, кажется, от Выйскаго завода был представитель тов. Евдокимов.
И вот мы встали на работу. Овчинников остался. Но встав на работу, мы внесли в цеха жолчь, именно подавленное желание добиться своих требований. Забастовка повлияла на заводские массы, именно заключалась она среди домостроев местнаго закоренелаго характера, эта забастовка, встряска дала определённые результаты и поставила Тагильских рабочих перед вопросом, что настал момент, нужно работать, изучать забастовки.
Начинается оживлённая кружковая политическая работа, в кружках легче работать с этого момента. Взгляды рабочих, которые работали в кружках, изменились, стали более дружелюбными. В этом отношении мы получили большой плюс. Далее стали организовываться в маленькие ячейки, более крепкие в Профсоюзы, ввиде касс взаимопомощи - это влияние забастовки.
Теперь далее осенью вспыхнула забастовка железнодорожная. Вот во время железнодорожной забастовки рабочие встретили никак невиданное зрелище, им сказали, что рабочие железнодорожники забастовали. Некоторые сознательные рабочие говорят, что нужно поддерживать, но каким образом поддерживать, исключительно можно было морально.
Я хочу вспомнить, какую моральную поддержку железнодорожной забастовке в пятом году делали рабочие Тагильскаго завода. Тогда полиция провела провокацию, хотели возстановить наших Тагильских рабочих против железнодорожников, хотели устроить бойню: "Вот", - говорят, - "железнодорожники бастуют, не пускают хлеб, а хлеба мало, скоро голод будет".
В этом отношении рабочие стали говорить, что как же это делают так железнодорожники. На железной дороге этот вопрос подняли и вот товарища Сергеева прислали к нам. Он пришёл и говорит: "Как, товарищи, вы бить нас хотите? Они пустили провокацию, что рабочие хотят бить железнодорожников". [10об]
У нас выбрали делегацию на железную дорогу, куда попал и я. На станции договорились. В то время проходили войска, демобилизованные солдаты ехали с войны, офицеры высказывались. С другой стороны поддержка железнодорожников Тагильскими рабочими выразилась ещё в том, что там уронили два паровоза, чтобы не пускать поезда, их ночью арестовали, и на другой день рабочие, видя моральную поддержку, бегут к нам и говорят, что товарищей арестовали.
Мы тут взбудоражились, вот тов. Кожевников тут же был, мы все толпой с площади раз к Земскому дому. Пристав был Колька Попов, выставил 8 человек солдат с винтовками. Мы требовали выпустить, но он говорил, что нарушение тишины и спокойствия. Мы просили дать посмотреть, он согласился. Вызвали из тюрьмы Безсонова и Пикликевича, пустили к нам. Они подошли к нам поближе, мы подхватили их на руки и пошли. Мы Попова оплели, отправились от Земскаго дома с революционными песнями. Около Карамзинскаго памятника устроили митинг, потом ушли на железную дорогу.
И вот разсказать много можно, заканчивая собственно этим, я говорю, что эта забастовка среди рабочих города Тагила оставила очень глубокий след, и в 17 году тех активных ребят, которые участвовали в забастовке, я видел впереди революционнаго движения.
Заканчивая воспоминания, я предлагал бы почтить память тов. Добродеева, который был в наших рядах нашей группы, был самым стойким товарищем, самым организованным. Я сейчас вспоминаю его умные глаза, в этих глазах не было бараньей кротости, была сильная полная уверенность в своё дело. Этот товарищ Добродеев, делегат, после забастовки был посажен в тюрьму, скитался по тюрьмам и в конце концев гады Царскаго Правительства, опричники, замучили его в тюрьме. Я прошу почтить память Добродеева вставанием.
Заканчивая воспоминания, говорю: "Да здравствует наша руководительница Российская Коммунистическая партия - это факел нашей борьбы".
БОРИСОВА.
Товарищи, я хочу немного сказать, как появилось политическое движение. Оно появилось таким образом. Мой муж встретил высокаго студента в Тагиле, он был выслан за политическое дело как по волчьему билету. Потом он его привёл домой, и он находился у нас. Мы жили на окраине Тагила в Александровской улице. Начали мы с ним разговаривать. Он все это разсказал. Они стали первые собрания делать. Первое собрание состояло из трёх товарищей. Копытцев, Добродеев и мой муж устроили собрание.
Так как по волчьему билету не приходилось долго жить в Тагиле, его отправили дальше. Когда он уехал, куда-то стал писать письма. Через него стала распространяться прокламация, сначала посылали из губернии, потом завели свою машину, начали печатать и разсылать всем.
Собрания становились всё более и более, сначала из 10 чел., потом [11] дошло до 40. Это было в начале 903 года, потом в пятом году число собраний увеличилось, но нам нельзя было открыто присутствовать на собраниях, в нашей среде оказался шпион. Шпион был Селиванов Ефим Иванович.
Однажды утром шпион донёс, что такое-то собрание было в таком-то доме, и сейчас же, как полиция это узнала, нам тоже дали знать. У нас был приезжий из Екатеринбурга прозвищем "Леший", он сказал, что прокламации надо спрятать.
Прокурор, следователь, жандармский полковник и др. под"ехали на 9 лошадях к нашему дому. Шашки обнажают, соскакивают и бегут к дому. Муж мой только что пришёл с работы, он работал в Малахитной Фабрике меднаго рудника, он говорит: "Не шевелись, а то подумают что спрятаны". Те пришли, тоже говорят: "Не шевелитесь". Начали обыск, в подполье всю землю перебуторили и навоз тоже, потом когда всё переискали, нас обыскали, но ничего не нашли. Мужа моего взяли. Я говорю "Куда его?" А говорят: "Завтра придёт". Потом ещё человек пять арестовали и увезли их ночью в Николаевскую тюрьму, там стали снимать допрос, как было дело, пытали их там шесть недель. Более ни от кого показаний не было, только на Селиванова веры не было.
Потом их выпустили, 4-х человек из них выбрали депутатами в Государственную Думу. Потом, когда царское правительство покончило с забастовками, моему мужу и другим отказали от работы. Копытцев и др. уехали работать дальше, а моему мужу поехать было нельзя, он был не в силах бросить семью, и ему пришлось жить плохо, он поостыл и умер от чахотки.
Ввиду того, что мужу приходилось работать в революционном движении, прошу почтить память своего мужа вставанием.
ТРЕТЬЯКОВ.
Я скажу относительно железнодорожников, как Попов, Безсонов и Пикликевич, посаженных в Земском доме в пятом году. По этому поводу говорили тов. Сергеев и тов. Бондин и много говорили. Мне хочется ещё добавить, что когда здесь были солдаты, когда выручили Безсонова и Других, мне пришлось говорить с этими солдатами относительно того, что если бы Вам приказали стрелять, как бы вы поступили. Они ответили, что приказали бы стрелять, и стрелять бы стали.
Потом я в восьмом году призывался, ушёл на военную службу, встретился там с этими солдатами, и у нас произошёл разговор по этому поводу, солдаты говорили то же самое, что приказали бы стрелять, и стали бы стрелять. Действительно, солдаты были подобраны такие, которым уже приходилось стрелять. Например, в Мотовилихе, когда была забастовка в пятом году, там в рабочих солдаты стреляли. Были посланы такие солдаты, которые не пощадили бы. Больше особеннаго ничего не могу добавить. [11об]
Здание заводоуправления Нижнетагильского горнозаводского округа
