К.И. Кирсанова. О работе Пермской Военной Организации
О работе Пермской Военной Организации.
Военная организация в Перми возникла весной 1906 года по идее Якова Михайловича Свердлова. Когда после поражения Московского восстания он появился на Урале и у нас в Перми, то к этому времени в Пермской организации арест за арестом членов Пермского комитета и видных членов организации делали свое дело: меньшевистские настроения: "Не надо было браться за оружие" начали ярко давать себя чувствовать. Павлыч (Патлых) возглавляет эти настроения, Мотовилиха наоборот представляет из себя центр, где всё ещё бурлит неотстывшая революционная энергия мотовилихинских рабочих, мотовилихинских активистов Пермской организации, к которым несомненно примыкали по своему настроению некоторые из товарищей пермских ремесленников, портных, приказчики, шляпошницы.
Ярким показателем того, что революционная энергия к этому времени не изсякла, была хотя бы боевая дружина во главе с Яковом Рыжим (Фейгин), Костей Миковым. Дружина эта организовалась в октябрьские дни в целях обороны от погромщиков. После поражения Мотовилихинского восстания часть её членов была арестована, некоторые товарищи вынуждены были уйти в лес с Лбовым, часть осталась на воле.
Наши встречи в долине реки Егошихи, все наши разговоры сводились к вопросам предстоящих битв, предстоящих выступлений, в долине этой речёнки мы обучались стрельбе, вели разговоры о расположении частей Пермского гарнизона, полицейских участков, изучали местность на предмет сооружения баррикад.
Мы запасали оружие, были попытки организовать санитарный отряд. В целях чего я, прикинувшись курсисткой медичкой, пробралась в амбулаторию Пермской Александровской больницы и там, обманув черносотенного старшего врача черносотенника Попова, работала под его руководством практиканткой. В этом деле содействовала мне фельдшерица, член с-д. организации, на квартире у которой жил Михалыч (в годы реакции она застрелилась). Я все свои познания тогда тотчас же передавала другим, мы готовились к санитарской работе. Неорганизованно, бестолково, без надлежащего руководства, [134] но это была подготовка к боевым действиям, подготовка к грядущему восстанию, которое нам представлялось неизбежным, недалёким.
Пермский комитет нельзя сказать, чтоб поощрял нашу деятельность. Нас пытались ваять в руки и перевести на другие рельсы, под руководством братьев Михайловых гл.образом [Арсения] организовались пропагандистские группы, и нас пытались удержать в них. Я лично работала там, готовилась к пропагандистской работе среди учащихся. Мне был даже дан кружок, но я помню, как трудно было усидеть за этой работой, над книгой. Тянуло к Якову Фейгину больше, от которого всегда было, что услышать о предстоящих боях, всегда можно было получить наглядное пособие в деле ознакомления с разными видами оружия. Настроение на этот боевой лад.
Мы весной же этого года за Камой услыхали в первый раз Якова Михалыча Свердлова, он делал доклад о Московском вооружённом восстании. Для меня лично этот доклад был направляющим всю мою последующую работу. Думаю, что и для многих других так-же. Доклад был о поражении Московского восстания, но в каждом слове Михалыча звучал призыв к борьбе, призыв к сплочению боевых [сил] пролетариата, призыв к подготовке к будущим боям.
В Этом докладе впервые мы услышали о "техническом вооружении революции", о роли армии в этом техническом вооружении. У меня тут же созрело решение работать в армии. В казармы, в лагеря. И вскоре же после этого я узнаю о том, что Михалыч Пермским комитетом назначен Ответств. Военным организатором. Не задумываясь над вопросами форм работы, форм связи с руководящими органами, даже не получив разрешения Пермского комитета, даже не сказав никому, кроме близких товарищей, я начала работу в армии.
Оправданием такой безответственной "автономии" были 18 лет от роду. Связи в этой работе с Михалычем не имела абсолютно. Работа моя сводилась к тому, что я заводила знакомство с солдатами. Этому делу помогала много тюрьма. В дни свиданий с заключёнными мы всегда сколачивались у тюрьмы. Знакомились тут с постовыми, заводили с ними разговор, прощупывая их настроения, [134об] их отношение к заключённым, и дело привлечения солдат в организацию началось именно с этого.
Нащупав его сочувствие к заключённым, родным заключённых, мы уж не покидали этого солдата. Мы добивались во что бы то ни стало сначала "случайной" встречи с ним, встречи, которая была как будто совершенно неожиданной, а потом уже просто назначали это свидание или где-нибудь за Егошихой, на старом кладбище, где конечно никому в глаза не бросится, что солдат расхаживает с молодой девицей. Дело было обычное.
Первое испытание этого "знакомого" солдата была просьба постараться стать на пост со стороны "старого корпуса" тюрьмы, передать привет товарищам, принести привет от них. Потом передать записочку товарищам, при не с ти записочку от них. Потом передать "Волну", которая выходила как раз этой весной, и если этот экзамен солдат проходил "успешно" - это был уж "свой" солдат.
С другими знакомились и иным путём. Идёшь с намерением туда, где можно встретить гуляющих солдат, на бульвар, на то же "старое кладбище", знакомишься просто, с вободно: "Откуда Вы родиной?" - а так как солдаты пермского гарнизона были в большинстве родиной кто из Казани, другой из Витебска, третий из Екатеринослава и т.д., то это было первым поводом для перехода на разговор, дающий возможность сразу нащупать: с кем имеешь дело. Иногда разговор такой переходил с места в карьер на тему о том, что это царские порядки такие, что екатеринославский рабочий "служит" в Пермской губернии - так нужно царскому правительству, чтоб казанские татары стояли против мотовилихинских рабочих, и наоборот мотовилихинские рабочие и пермские крестьяне были отправлены вдаль от "родины" на Кавказ, на юг, куда нибудь в Витебск и т.д.
Если такой разговор встречал полное сочувствие со стороны солдата, то от вопросов этой царской "механики" мы переходили к темам о самой сущности самодержавия, к вопросам неизбежной классовой борьбы, необходимости свержения царского самодержавия. К борьбе за Учредительное собрание, за которое мы боремся, мы - социал-демократическая партия и т.д. И если солдат чутко прислушивался к этой [135] беседе, не пугался того, что мы против царя, это был тоже "свой". Связь с ним не терялась, этих своих в последующей ступени работы снабжали политической литературой, водили на общие рабочие массовки, на собрания.
Свою работу среди учащихся я летом бросила совершенно, так же без разрешения кого бы то ни было и всё время свободное от домашней работы, от тех обязанностей, которые на мне лежали в связи с тем, что моя квартира была "явкой" и местом встреч руководите лей организации, часы этих встреч я должна была быть дома.
"Своих" солдат к этому времени можно было наслеживать десятками. Передать связь с ними Михалычу, как это я думала сделать, мне не удалось. Михалыч скоро уехал из Перми, а по приезду был очень скоро арестован. В июне была и я арестована в связи с провалом типографии Пермского комитета. Работа в армии только что налаживающаяся обрвйлась.
В тюрьме уже я рассказала о всех своих "проделках" Михалычу, Ольге (К.Т. Новгородцевой). В тюрьме, получив нахлобучку за своё своеволие, я уяснила всю недопустимость такого моего поведения. Мне влетело и за то, что я подвергала опасности провала товарищей, "явочную" квартиру, технику, так как люди связанные с техникой, напр. Ольга, часто бывали на нашей квартире.
Но желание моё работать в армии, вся проделанная работа явно встречена была сочувствием и Михалыча, и Ольги. Из всех разговоров о работе в армии я не мало получила от Михалыча таких сведений, которыми руководилась в работе по выходе из тюрьмы. Выйдя через три месяца на волю, я получила разрешение от Пермского комитета через Бину и Фому (расстрелянного в […] году провокатора) разрешение работать среди солдат. Но никаких указаний, никаких директив.
Моё пребывание в тюрьме подняло мой авторитет в глазах знакомых уже солдат, связь с которыми в тюрьме не прерывалась, а ещё больше упрочилась. Круг этих знакомых расширялся, не было постового за три месяца моего сиденья в тюрьме, с которым [135об] бы я не "поразговаривала", который бы меня не знал. И мне легко было отобрать из круга этих знакомых ядро, с которым работа была начата.
Первое время особенно прочны были связи с солдатами Покровских казарм и конвойной команды. Поздней осенью были уже организованы первые солдатские кружки, которые обслуживались пропагандистскими силами Пермского комитета. Главным образом работал в это время в кружках как пропагандист Иван, брат Игната. Зимой эти кружки выросли во всех частях за исключением казаков. В конвойной команде, в Покровских казармах, в Псковском полку, даже в драгунском эскадроне, присланном в Пермь исключительно с полицейскими целями.
Самыми опорными крепкими ячейками солдатскими были: конвойная команда и Псковский полк. В конвойной команде наши успехи об"яснялись гл.образом тем, что никто, как эта команда, близко соприкасалась с тюрьмой, непосредственно с политическими арестованными. Конв. команда сопровождала партии ссыльных, которые сотнями пропускала Пермская тюрьма, Пермская этапка. Конвойная команда сопровождала заключённых в суд, к следователю и т.д. К тому же материальное положение этой команды было самым тяжёлым. Режим был самый тягостный. Начальник вор, казнокрад. Фельдфебель во всём ему сопутствовал. Были такие яркие случаи казнокрадства, как продажа казённой муки по сорока пудов враз, присвоение казённых денег, отпускаемых солдатам в такие постные дни, как сочельник, когда горячая пища не отпускалась, а деньги на пищу в эти дни должны были выдаваться на руки.
К тому же зимой 1907 года в эту команду была влита часть, какого не помню, расформированного за политическую неблагонадёжность полка из Пензы. "Красные околыши" форменных фуражек этих конвоиров быстро привлекли внимание не только наше, но даже и обывателей. Все знали, что это"проштрафившиеся", расформированные за неповиновение [136] начальству. Положение их в самой команде было вдвойне тяжёлым. Их сдали этому казнокраду вору на выучку. Он занимался систематическим издевательством над ними, травлей, вплоть до того, что в часы отдыха заставлял стрелять в спичку без промаха и на промахнувшихся ездил верхом по казарме, подвергая их равным взысканиям. На уроках "словесности" на вопрос, кто нам внутренний враг, фельдфебель об"яснял, указывая на этих расформированных: "Вот он внутренний враг".
Издевательствам не было конца. Предполагалось даже покушение на начальника этой команды. И вся эта часть была почти целиком в наших руках. Самыми видными членами этой ячейки были т.Сенцов, помню, из Вятской губернии, т. Соловьёв, кажется, из Тулы.
Второй опорой в работе был Псковский полк, "белые околыши", тоже присланный в Пермь из Тулы на выучку как недостаточно надёжный. Была немалочисленной ячейка в драгунском полку. В Покровских казармах 2 рота была почти целиком нашей, но работа там одно время приостановилась почти в связи с провалом предполагавшегося побега из тюрьмы, который должен был совершиться при помощи постового, солдата этой 2-й роты.
Другие роты этого полка, стоявшего в Покровских казармах, были очень слабо поддающимися нашей обработке. Помню, гл. образом по этой причине, что большинство солдат составляли татары, чуваши, часто не знавшие русского языка и вообще отсталые мало культурные народы и политически совершенно невежественные.
Наибольшего размаха работа достигает в средине к концу 1907 года и началу 1908-го. Количество организованных солдат превышало двести человек. Основной задачей в работе мы ставили себе вести самую широкую устную и письменную агитацию. Велась работа в кружках, эти товарищи снабжались политической литературой - брошюрки изд."Буревестник" [136об] и "Прибой" листовки выписывались в сотнях экземпляров, казарма ходила по рукам "Катехизис Солдата". Собственного печатного органа для солдат наша организация не имела. Но помню не одну листовку, выпущенную нами на гектографе, выпуск которой был откликом на те или иные события в жизни отдельных частей. Цель этих листовок была помочь сорганизоваться солдатскому мнению, привлечь внимание широких солдатских масс к вопросам их быта, к явлениям, вызванным явным злоупотреблением начальства. В случаях, когда замечалось хотя бы малейшее брожение в казарме, мы выпускали листовку, на какой бы почве это брожение не вырастало, старались поддержать его, старались в листовке связать всякое недовольство с общими причинами, порождающими это недовольство.
Средств своих организация так же не имела, литература приобреталась гл. образом на средства, получаемые от специальных спектаклей, устраиваемых учащимися средн. школ Перми, на средства, получаемые от специальных на литературу сборов. Сама организация не была оформлена, все знали, что таковая есть. Все знали, что работа ведётся во всех частях в форме широкой агитации и пропагандистских кружков, но придать этой организации определённый облик выработкой организационного плана, устава - этого во время моей работы сделано не было. Об"ясняю я это с одной стороны моей собственной неопытностью, а так как Пермский комитет менялся в своём составе почти ежемесячно, благодаря арестам, то связь с ним не была прочно закреплённой, руководство не было систематическим. С другой стороны я помню, всякую попытку Фомы поставить этот вопрос об оформлении организации я лично старалась сорвать всеми средствами из соображений конспирации. Мне представлялось крайне рискованно создать какой-то выборный центр этой организации, я опасалась, что этот центр, [137] выборы этого центра поведут к тому что состав каждой отдельной ячейки для каждого члена организации выплывет наружу… угроза провала, провокации стала лично передо мной ярче всего.
Одного, конечно, я не учитывала, что с арестом моим порываются связи со всеми ячейками, поскольку этой живой и единственной связью была я, тем самым неизбежно дезорганизация работы, развал работы. Даже с Москвой мы вели совершенно самостоятельную связь, выписывая литературу, мы туда сообщали нередко о состоянии работы, и в 1908 году, когда провалился какой-то центр в Москве, найдены были там наши адреса, что повело к арестам в Перми. Были арестованы и солдаты гл.образом из Псковского полка, был создан процесс Пермской военной организации. Несмотря на то, что оформленной эта организация не была, но все материалы по этому делу, все документы, листовки, литература ясно говорили о том, что работой в частях Пермского гарнизона принадлежала Пермскому комитету РСДРП, и дело было названо делом о Военной организации Пермского комитета РС-ДРП.
Я лично в это время была уже на нелегальном положении, бежав из ссылки. Массовыми арестами солдат была разгромлена вся организация. Привлечены были все по 102 статье, многие по суду получили ссылку на поселение, многие крепость до 3-х лет. Заключительным аккордом этой работы, поставившей себе целью "ниспровержение существующего порядка " (как гласил обвинительный акт по этому делу) путём разложения армии и привлечения её на свою сторону, прозвучала речь подсудимой Кирсановой Клавдии в зале офицерского собрания перед лицом Военного суда.
Считая совершенно неизбежным для себя присуждение к каторге, я решила использовать суд, эту последнюю возможность для того, чтобы обратиться ещё раз к солдатам царской армии с призывом к борьбе против [137об] царского самодержавия. После моей речи прокурор заявил, что ему ничего не остается прибавить к тому, что я сказала о своей преступной деятельности, что вся моя речь является лучшим обвинительным материалом против меня, его долг остается только требовать самой жесточайшей кары для меня.
Я получила по суду 4 года каторги. Отбыв их в Пермской тюрьме, я, когда пошла в ссылку, в числе сопровождавших нашу партию конвоиров встретила не одного товарища, который знал о нашей работе в армии, в их конвойной команде. Несмотря на самое зверское обращение со мной со стороны того самого начальника команды, против которого когда-то были направлены все стрелы нашей с-демократической ячейки его команды, в глазах конвоиров, в их отношении ко мне и к другим товарищам теплилось сочувствие нам. На Протяжении всего пути до Челябинска мы были окружены этим сочувствием. Сам начальник счёл необходимым проводить нас до Екатеринбурга, издевался над нами и этим ещё больше укреплял нашу связь с солдатами, их сочувствие нам, а тем самым тому великому делу, за которое мы шли в каторгу и ссылку. Которое привело в нашей стране к победе пролетариата и приведёт к победе во всем мире.
Клавдия Кирсанова. [138]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.288.Л.134-138.
Клавдия Ивановна Кирсанова с мужем Емельяном Михайловичем Ярославским
Военная организация в Перми возникла весной 1906 года по идее Якова Михайловича Свердлова. Когда после поражения Московского восстания он появился на Урале и у нас в Перми, то к этому времени в Пермской организации арест за арестом членов Пермского комитета и видных членов организации делали свое дело: меньшевистские настроения: "Не надо было браться за оружие" начали ярко давать себя чувствовать. Павлыч (Патлых) возглавляет эти настроения, Мотовилиха наоборот представляет из себя центр, где всё ещё бурлит неотстывшая революционная энергия мотовилихинских рабочих, мотовилихинских активистов Пермской организации, к которым несомненно примыкали по своему настроению некоторые из товарищей пермских ремесленников, портных, приказчики, шляпошницы.
Ярким показателем того, что революционная энергия к этому времени не изсякла, была хотя бы боевая дружина во главе с Яковом Рыжим (Фейгин), Костей Миковым. Дружина эта организовалась в октябрьские дни в целях обороны от погромщиков. После поражения Мотовилихинского восстания часть её членов была арестована, некоторые товарищи вынуждены были уйти в лес с Лбовым, часть осталась на воле.
Наши встречи в долине реки Егошихи, все наши разговоры сводились к вопросам предстоящих битв, предстоящих выступлений, в долине этой речёнки мы обучались стрельбе, вели разговоры о расположении частей Пермского гарнизона, полицейских участков, изучали местность на предмет сооружения баррикад.
Мы запасали оружие, были попытки организовать санитарный отряд. В целях чего я, прикинувшись курсисткой медичкой, пробралась в амбулаторию Пермской Александровской больницы и там, обманув черносотенного старшего врача черносотенника Попова, работала под его руководством практиканткой. В этом деле содействовала мне фельдшерица, член с-д. организации, на квартире у которой жил Михалыч (в годы реакции она застрелилась). Я все свои познания тогда тотчас же передавала другим, мы готовились к санитарской работе. Неорганизованно, бестолково, без надлежащего руководства, [134] но это была подготовка к боевым действиям, подготовка к грядущему восстанию, которое нам представлялось неизбежным, недалёким.
Пермский комитет нельзя сказать, чтоб поощрял нашу деятельность. Нас пытались ваять в руки и перевести на другие рельсы, под руководством братьев Михайловых гл.образом [Арсения] организовались пропагандистские группы, и нас пытались удержать в них. Я лично работала там, готовилась к пропагандистской работе среди учащихся. Мне был даже дан кружок, но я помню, как трудно было усидеть за этой работой, над книгой. Тянуло к Якову Фейгину больше, от которого всегда было, что услышать о предстоящих боях, всегда можно было получить наглядное пособие в деле ознакомления с разными видами оружия. Настроение на этот боевой лад.
Мы весной же этого года за Камой услыхали в первый раз Якова Михалыча Свердлова, он делал доклад о Московском вооружённом восстании. Для меня лично этот доклад был направляющим всю мою последующую работу. Думаю, что и для многих других так-же. Доклад был о поражении Московского восстания, но в каждом слове Михалыча звучал призыв к борьбе, призыв к сплочению боевых [сил] пролетариата, призыв к подготовке к будущим боям.
В Этом докладе впервые мы услышали о "техническом вооружении революции", о роли армии в этом техническом вооружении. У меня тут же созрело решение работать в армии. В казармы, в лагеря. И вскоре же после этого я узнаю о том, что Михалыч Пермским комитетом назначен Ответств. Военным организатором. Не задумываясь над вопросами форм работы, форм связи с руководящими органами, даже не получив разрешения Пермского комитета, даже не сказав никому, кроме близких товарищей, я начала работу в армии.
Оправданием такой безответственной "автономии" были 18 лет от роду. Связи в этой работе с Михалычем не имела абсолютно. Работа моя сводилась к тому, что я заводила знакомство с солдатами. Этому делу помогала много тюрьма. В дни свиданий с заключёнными мы всегда сколачивались у тюрьмы. Знакомились тут с постовыми, заводили с ними разговор, прощупывая их настроения, [134об] их отношение к заключённым, и дело привлечения солдат в организацию началось именно с этого.
Нащупав его сочувствие к заключённым, родным заключённых, мы уж не покидали этого солдата. Мы добивались во что бы то ни стало сначала "случайной" встречи с ним, встречи, которая была как будто совершенно неожиданной, а потом уже просто назначали это свидание или где-нибудь за Егошихой, на старом кладбище, где конечно никому в глаза не бросится, что солдат расхаживает с молодой девицей. Дело было обычное.
Первое испытание этого "знакомого" солдата была просьба постараться стать на пост со стороны "старого корпуса" тюрьмы, передать привет товарищам, принести привет от них. Потом передать записочку товарищам, при не с ти записочку от них. Потом передать "Волну", которая выходила как раз этой весной, и если этот экзамен солдат проходил "успешно" - это был уж "свой" солдат.
С другими знакомились и иным путём. Идёшь с намерением туда, где можно встретить гуляющих солдат, на бульвар, на то же "старое кладбище", знакомишься просто, с вободно: "Откуда Вы родиной?" - а так как солдаты пермского гарнизона были в большинстве родиной кто из Казани, другой из Витебска, третий из Екатеринослава и т.д., то это было первым поводом для перехода на разговор, дающий возможность сразу нащупать: с кем имеешь дело. Иногда разговор такой переходил с места в карьер на тему о том, что это царские порядки такие, что екатеринославский рабочий "служит" в Пермской губернии - так нужно царскому правительству, чтоб казанские татары стояли против мотовилихинских рабочих, и наоборот мотовилихинские рабочие и пермские крестьяне были отправлены вдаль от "родины" на Кавказ, на юг, куда нибудь в Витебск и т.д.
Если такой разговор встречал полное сочувствие со стороны солдата, то от вопросов этой царской "механики" мы переходили к темам о самой сущности самодержавия, к вопросам неизбежной классовой борьбы, необходимости свержения царского самодержавия. К борьбе за Учредительное собрание, за которое мы боремся, мы - социал-демократическая партия и т.д. И если солдат чутко прислушивался к этой [135] беседе, не пугался того, что мы против царя, это был тоже "свой". Связь с ним не терялась, этих своих в последующей ступени работы снабжали политической литературой, водили на общие рабочие массовки, на собрания.
Свою работу среди учащихся я летом бросила совершенно, так же без разрешения кого бы то ни было и всё время свободное от домашней работы, от тех обязанностей, которые на мне лежали в связи с тем, что моя квартира была "явкой" и местом встреч руководите лей организации, часы этих встреч я должна была быть дома.
"Своих" солдат к этому времени можно было наслеживать десятками. Передать связь с ними Михалычу, как это я думала сделать, мне не удалось. Михалыч скоро уехал из Перми, а по приезду был очень скоро арестован. В июне была и я арестована в связи с провалом типографии Пермского комитета. Работа в армии только что налаживающаяся обрвйлась.
В тюрьме уже я рассказала о всех своих "проделках" Михалычу, Ольге (К.Т. Новгородцевой). В тюрьме, получив нахлобучку за своё своеволие, я уяснила всю недопустимость такого моего поведения. Мне влетело и за то, что я подвергала опасности провала товарищей, "явочную" квартиру, технику, так как люди связанные с техникой, напр. Ольга, часто бывали на нашей квартире.
Но желание моё работать в армии, вся проделанная работа явно встречена была сочувствием и Михалыча, и Ольги. Из всех разговоров о работе в армии я не мало получила от Михалыча таких сведений, которыми руководилась в работе по выходе из тюрьмы. Выйдя через три месяца на волю, я получила разрешение от Пермского комитета через Бину и Фому (расстрелянного в […] году провокатора) разрешение работать среди солдат. Но никаких указаний, никаких директив.
Моё пребывание в тюрьме подняло мой авторитет в глазах знакомых уже солдат, связь с которыми в тюрьме не прерывалась, а ещё больше упрочилась. Круг этих знакомых расширялся, не было постового за три месяца моего сиденья в тюрьме, с которым [135об] бы я не "поразговаривала", который бы меня не знал. И мне легко было отобрать из круга этих знакомых ядро, с которым работа была начата.
Первое время особенно прочны были связи с солдатами Покровских казарм и конвойной команды. Поздней осенью были уже организованы первые солдатские кружки, которые обслуживались пропагандистскими силами Пермского комитета. Главным образом работал в это время в кружках как пропагандист Иван, брат Игната. Зимой эти кружки выросли во всех частях за исключением казаков. В конвойной команде, в Покровских казармах, в Псковском полку, даже в драгунском эскадроне, присланном в Пермь исключительно с полицейскими целями.
Самыми опорными крепкими ячейками солдатскими были: конвойная команда и Псковский полк. В конвойной команде наши успехи об"яснялись гл.образом тем, что никто, как эта команда, близко соприкасалась с тюрьмой, непосредственно с политическими арестованными. Конв. команда сопровождала партии ссыльных, которые сотнями пропускала Пермская тюрьма, Пермская этапка. Конвойная команда сопровождала заключённых в суд, к следователю и т.д. К тому же материальное положение этой команды было самым тяжёлым. Режим был самый тягостный. Начальник вор, казнокрад. Фельдфебель во всём ему сопутствовал. Были такие яркие случаи казнокрадства, как продажа казённой муки по сорока пудов враз, присвоение казённых денег, отпускаемых солдатам в такие постные дни, как сочельник, когда горячая пища не отпускалась, а деньги на пищу в эти дни должны были выдаваться на руки.
К тому же зимой 1907 года в эту команду была влита часть, какого не помню, расформированного за политическую неблагонадёжность полка из Пензы. "Красные околыши" форменных фуражек этих конвоиров быстро привлекли внимание не только наше, но даже и обывателей. Все знали, что это"проштрафившиеся", расформированные за неповиновение [136] начальству. Положение их в самой команде было вдвойне тяжёлым. Их сдали этому казнокраду вору на выучку. Он занимался систематическим издевательством над ними, травлей, вплоть до того, что в часы отдыха заставлял стрелять в спичку без промаха и на промахнувшихся ездил верхом по казарме, подвергая их равным взысканиям. На уроках "словесности" на вопрос, кто нам внутренний враг, фельдфебель об"яснял, указывая на этих расформированных: "Вот он внутренний враг".
Издевательствам не было конца. Предполагалось даже покушение на начальника этой команды. И вся эта часть была почти целиком в наших руках. Самыми видными членами этой ячейки были т.Сенцов, помню, из Вятской губернии, т. Соловьёв, кажется, из Тулы.
Второй опорой в работе был Псковский полк, "белые околыши", тоже присланный в Пермь из Тулы на выучку как недостаточно надёжный. Была немалочисленной ячейка в драгунском полку. В Покровских казармах 2 рота была почти целиком нашей, но работа там одно время приостановилась почти в связи с провалом предполагавшегося побега из тюрьмы, который должен был совершиться при помощи постового, солдата этой 2-й роты.
Другие роты этого полка, стоявшего в Покровских казармах, были очень слабо поддающимися нашей обработке. Помню, гл. образом по этой причине, что большинство солдат составляли татары, чуваши, часто не знавшие русского языка и вообще отсталые мало культурные народы и политически совершенно невежественные.
Наибольшего размаха работа достигает в средине к концу 1907 года и началу 1908-го. Количество организованных солдат превышало двести человек. Основной задачей в работе мы ставили себе вести самую широкую устную и письменную агитацию. Велась работа в кружках, эти товарищи снабжались политической литературой - брошюрки изд."Буревестник" [136об] и "Прибой" листовки выписывались в сотнях экземпляров, казарма ходила по рукам "Катехизис Солдата". Собственного печатного органа для солдат наша организация не имела. Но помню не одну листовку, выпущенную нами на гектографе, выпуск которой был откликом на те или иные события в жизни отдельных частей. Цель этих листовок была помочь сорганизоваться солдатскому мнению, привлечь внимание широких солдатских масс к вопросам их быта, к явлениям, вызванным явным злоупотреблением начальства. В случаях, когда замечалось хотя бы малейшее брожение в казарме, мы выпускали листовку, на какой бы почве это брожение не вырастало, старались поддержать его, старались в листовке связать всякое недовольство с общими причинами, порождающими это недовольство.
Средств своих организация так же не имела, литература приобреталась гл. образом на средства, получаемые от специальных спектаклей, устраиваемых учащимися средн. школ Перми, на средства, получаемые от специальных на литературу сборов. Сама организация не была оформлена, все знали, что таковая есть. Все знали, что работа ведётся во всех частях в форме широкой агитации и пропагандистских кружков, но придать этой организации определённый облик выработкой организационного плана, устава - этого во время моей работы сделано не было. Об"ясняю я это с одной стороны моей собственной неопытностью, а так как Пермский комитет менялся в своём составе почти ежемесячно, благодаря арестам, то связь с ним не была прочно закреплённой, руководство не было систематическим. С другой стороны я помню, всякую попытку Фомы поставить этот вопрос об оформлении организации я лично старалась сорвать всеми средствами из соображений конспирации. Мне представлялось крайне рискованно создать какой-то выборный центр этой организации, я опасалась, что этот центр, [137] выборы этого центра поведут к тому что состав каждой отдельной ячейки для каждого члена организации выплывет наружу… угроза провала, провокации стала лично передо мной ярче всего.
Одного, конечно, я не учитывала, что с арестом моим порываются связи со всеми ячейками, поскольку этой живой и единственной связью была я, тем самым неизбежно дезорганизация работы, развал работы. Даже с Москвой мы вели совершенно самостоятельную связь, выписывая литературу, мы туда сообщали нередко о состоянии работы, и в 1908 году, когда провалился какой-то центр в Москве, найдены были там наши адреса, что повело к арестам в Перми. Были арестованы и солдаты гл.образом из Псковского полка, был создан процесс Пермской военной организации. Несмотря на то, что оформленной эта организация не была, но все материалы по этому делу, все документы, листовки, литература ясно говорили о том, что работой в частях Пермского гарнизона принадлежала Пермскому комитету РСДРП, и дело было названо делом о Военной организации Пермского комитета РС-ДРП.
Я лично в это время была уже на нелегальном положении, бежав из ссылки. Массовыми арестами солдат была разгромлена вся организация. Привлечены были все по 102 статье, многие по суду получили ссылку на поселение, многие крепость до 3-х лет. Заключительным аккордом этой работы, поставившей себе целью "ниспровержение существующего порядка " (как гласил обвинительный акт по этому делу) путём разложения армии и привлечения её на свою сторону, прозвучала речь подсудимой Кирсановой Клавдии в зале офицерского собрания перед лицом Военного суда.
Считая совершенно неизбежным для себя присуждение к каторге, я решила использовать суд, эту последнюю возможность для того, чтобы обратиться ещё раз к солдатам царской армии с призывом к борьбе против [137об] царского самодержавия. После моей речи прокурор заявил, что ему ничего не остается прибавить к тому, что я сказала о своей преступной деятельности, что вся моя речь является лучшим обвинительным материалом против меня, его долг остается только требовать самой жесточайшей кары для меня.
Я получила по суду 4 года каторги. Отбыв их в Пермской тюрьме, я, когда пошла в ссылку, в числе сопровождавших нашу партию конвоиров встретила не одного товарища, который знал о нашей работе в армии, в их конвойной команде. Несмотря на самое зверское обращение со мной со стороны того самого начальника команды, против которого когда-то были направлены все стрелы нашей с-демократической ячейки его команды, в глазах конвоиров, в их отношении ко мне и к другим товарищам теплилось сочувствие нам. На Протяжении всего пути до Челябинска мы были окружены этим сочувствием. Сам начальник счёл необходимым проводить нас до Екатеринбурга, издевался над нами и этим ещё больше укреплял нашу связь с солдатами, их сочувствие нам, а тем самым тому великому делу, за которое мы шли в каторгу и ссылку. Которое привело в нашей стране к победе пролетариата и приведёт к победе во всем мире.
Клавдия Кирсанова. [138]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.288.Л.134-138.
Клавдия Ивановна Кирсанова с мужем Емельяном Михайловичем Ярославским
