150 лет назад родился Савва Тимофеевич Морозов
Савва Тимофеевич Морозов родился в 1862 году в Москве. Семейство Морозовых к тому времени было одним из самых известных в купеческой среде. Его основатель, крепостной крестьянин Савва Васильевич (1770-1862), построил маленькую фабрику, которая позже переросла в знаменитую на весь мир Никольскую мануфактуру. В 1820 году Морозов сумел выкупить себя и четырех сыновей у помещика и продолжил дело с новым размахом. Вскоре бывший крепостной переехал в Москву, где получил почетное гражданство и приобрел роскошный дом.
Дети Морозова продолжали дело отца, семейное предприятие росло и расширялось, основывались новые мануфактуры, и семейство Морозовых становилось все более богатым и знаменитым. Империя Морозовых разрасталась - магазины, торговые конторы в городах России и за границей.
В семье Морозовых придерживались старообрядческой веры, детей воспитывали в строгости и послушании. Но время вносило свои коррективы и в уклад, сложившийся веками. У маленького Саввы и его братьев и сестер были гувернантки и гувернеры, которые обучали детей светским манерам, музыке, иностранным языкам.
В 14 лет Савва поступил в одну из лучших в Москве гимназий. В 1881 году его приняли на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, который он закончил через 4 года. Будучи студентом, Савва влюбился в жену своего двоюродного племянника Зинаиду, и та ответила ему взаимностью. Но в России в те времена отношение к разводу было резко отрицательным - скандалом считались и сам бракоразводный процесс, и женитьба на разведенной. Поэтому после окончания университета Савва с женой уехал в Англию - изучать химию в Кембриджском университете. Морозов не только слушал лекции, но и перенимал опыт английских ткачей, много ездил по фабрикам.
Болезнь жены и необходимость возглавить семейное дело заставили его вернуться в Россию. Оказавшись на родине, он применил в своей работе многие из зарубежных новинок. Интересно, что уже тогда на его предприятиях занимались решением проблем, связанных с экологией, велись работы по утилизации отходов, вторичной переработке сырья.
Научные интересы Саввы Морозова не ограничивались одной химией. Он читал работы по математике, физике, физиологии и т.д. Молодой человек был лично знаком с выдающимися учеными Д. И. Менделеевым, И.П. Павловым, с естествоиспытателем Д. И. Прянишниковым. Морозов вообще любил талантливых и умных людей: у Саввы Тимофеевича было несколько стипендиатов-рабочих, некоторые из них учились за границей.
В 1886 году Савва стал директором Товарищества Никольской мануфактуры.
Светский салон
Капиталы позволяли Морозову жить так, как ему хочется, но в основном деньги уходили на нужды и потребности жены. По ее инициативе в начале 90-х Савва Тимофеевич начал постройку своего необыкновенного особняка. Молодой архитектор Ф. О. Шехтель спроектировал дом в необычном стиле, который потом долгое время удивлял зевак.
Дом Морозовых стал светским салоном, в котором можно было встретить все сливки общества. Ольга Книппер в одном из своих писем к А. П. Чехову описывала бал, на котором ей представляли знаменитых аристократов графа Шереметева, графа Олсуфьева, графа Орлова-Давыдова. Чехов в ответ написал фразу, которая вкратце обрисовывает всю трагедию купца-миллионера: «Зачем, зачем Морозов Савва пускает к себе аристократов? Ведь они наедятся, а потом, выйдя от него, хохочут над ним...».
Жена Морозова, помимо стремления стать светской львицей, отличалась любовью к роскоши, необыкновенно дорогим нарядам. Савва, сначала потакал ее капризам - из Парика выписывались роскошные платья,' покупались драгоценности. Однажды любовь жёны богача к красивой одежде привела к курьезу. На открытии Нижегородской ярмарки Савва Тимофеевич как председатель ярмарочного биржевого комитета принимал императора с семьей. И в ходе торжественной церемонии ему высказали замечание, что шлейф платья его жены длиннее, чем у императрицы.
Скромный миллионер
Сам Савва отличался удивительной неприхотливостью. Максим Горький писал о нем: «Личные его потребности были весьма скромны, можно даже сказать, что по отношению к себе он был скуп, дома ходил в стоптанных туфлях, на улице я его видел в заплатанных ботинках». Совсем другую характеристику дал пролетарский писатель супруге миллионера. Вот как он описал ее апартаменты: «Устрашающее количество севрского фарфора: фарфором украшена широкая кровать, из фарфора рамы зеркал, фарфоровые вазы и фигурки на туалетном столе и по стенам, на кронштейнах. Это немножко напоминало магазин посуды». Комнаты Саввы Морозова совсем другие: «В кабинете Саввы все скромно и просто, только на книжном шкафе стояла бронзовая голова Ивана Грозного работы Антокольского. За кабинетом
- спальня; обе комнаты своей неуютностью вызывали впечатление жилища холостяка». Это впечатление было верным - Морозов все больше отдалялся от жены, не принимая ее жизненных ценностей и ориентиров.
И Савва всю свою кипучую энергию отдал работе и меценатству. История Большого Художественного театра и имена Станиславского и Немировича-Данченко тесно связаны с именем Морозова. Морозов поначалу практически содержал весь театр на свои деньги. Причина столь неслыханной щедрости
- любовь к искусству, тяга к новым и интересным людям, которых не встретишь в расчетливой купеческой среде.
Горький писал Чехову: «Когда я вижу Морозова за кулисами театра, в пыли и трепете за успех пьесы - я ему готов простить все его фабрики, - в чем он впрочем не нуждается, - я его люблю, ибо он бескорыстно любит искусство, что я почти осязаю в его мужицкой, купеческой, стяжательной душе». Станиславский тоже по достоинству ценил Морозова: «Этому замечательному человеку суждено было сыграть в нашем театре важную и прекрасную роль мецената, умеющего не только приносить материальные жертвы, но и служить искусству со всей преданностью, без самолюбия, без ложной амбиции и личной выгоды... Морозов финансировал театр и взял на себя всю хозяйственную часть. Он вникал во все подробности дела и отдавал ему все свободное время... Савва Тимофеевич был трогателен своей бесконечной преданностью искусству...».
Кроме того, Морозов жертвовал деньги на помощь Красному Кресту, на строительство больниц, приютов и т.д.
Смерть на Лазурном Берегу
Будучи прогрессивным человеком, Морозов не мог не поддерживать настроений большинства интеллигентов, сочувствующих революционерам. Но он не только сопереживал, но и помогал, передавая большевикам крупные суммы денег. Газеты «Искра», «Новая жизнь» и «Борьба» издавались на его деньги. Кроме того, Савва Тимофеевич помогал и делами - прятал типографские шрифты, укрывал большевиков и даже распространял нелегальную литературу на своей собственной фабрике!
Савва Тимофеевич занимался и улучшением труда и быта рабочих: повышал зарплату, строил жилье, больницы и т.д. И жена, и члены морозовского клана не могли понять всех этих устремлений. В марте 1905 года Савва был отстранён от управления фабрикой. Морозов начал избегать людей, предпочитая проводить время в уединении. Зинаида Григорьевна способствовала этому, отваживая визитеров и изымая корреспонденцию на имя мужа. Вскоре по Москве поползли слухи о сумасшествии Морозова.
По настоянию жены и матери был созван консилиум, констатировавший 15 апреля 1905 года, что у Морозова наблюдалось «тяжелое общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и прочее». Рекомендовалось направить его для лечения за границу. Через несколько дней в сопровождении жены и личного врача Морозов выехал сначала в Берлин, а затем на юг Франции, в Канн. И здесь, в номере роскошного отеля 13 (26) мая был найден его труп и пистолет, лежащий рядом...
До сих пор идут споры о том, было ли это самоубийством или все же убийством. В качестве убийц предполагались революционеры, долгие годы безбедно жившие за счет Морозова за границей. Незадолго до смерти Морозов застраховал свою жизнь на 100 тысяч рублей - в пользу актрисы Андреевой, активной подпольщицы. Деньги вскоре оказались у партии большевиков, но тайна смерти Морозова так и не была разгадана...
Дети Морозова продолжали дело отца, семейное предприятие росло и расширялось, основывались новые мануфактуры, и семейство Морозовых становилось все более богатым и знаменитым. Империя Морозовых разрасталась - магазины, торговые конторы в городах России и за границей.
В семье Морозовых придерживались старообрядческой веры, детей воспитывали в строгости и послушании. Но время вносило свои коррективы и в уклад, сложившийся веками. У маленького Саввы и его братьев и сестер были гувернантки и гувернеры, которые обучали детей светским манерам, музыке, иностранным языкам.
В 14 лет Савва поступил в одну из лучших в Москве гимназий. В 1881 году его приняли на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, который он закончил через 4 года. Будучи студентом, Савва влюбился в жену своего двоюродного племянника Зинаиду, и та ответила ему взаимностью. Но в России в те времена отношение к разводу было резко отрицательным - скандалом считались и сам бракоразводный процесс, и женитьба на разведенной. Поэтому после окончания университета Савва с женой уехал в Англию - изучать химию в Кембриджском университете. Морозов не только слушал лекции, но и перенимал опыт английских ткачей, много ездил по фабрикам.
Болезнь жены и необходимость возглавить семейное дело заставили его вернуться в Россию. Оказавшись на родине, он применил в своей работе многие из зарубежных новинок. Интересно, что уже тогда на его предприятиях занимались решением проблем, связанных с экологией, велись работы по утилизации отходов, вторичной переработке сырья.
Научные интересы Саввы Морозова не ограничивались одной химией. Он читал работы по математике, физике, физиологии и т.д. Молодой человек был лично знаком с выдающимися учеными Д. И. Менделеевым, И.П. Павловым, с естествоиспытателем Д. И. Прянишниковым. Морозов вообще любил талантливых и умных людей: у Саввы Тимофеевича было несколько стипендиатов-рабочих, некоторые из них учились за границей.
В 1886 году Савва стал директором Товарищества Никольской мануфактуры.
Светский салон
Капиталы позволяли Морозову жить так, как ему хочется, но в основном деньги уходили на нужды и потребности жены. По ее инициативе в начале 90-х Савва Тимофеевич начал постройку своего необыкновенного особняка. Молодой архитектор Ф. О. Шехтель спроектировал дом в необычном стиле, который потом долгое время удивлял зевак.
Дом Морозовых стал светским салоном, в котором можно было встретить все сливки общества. Ольга Книппер в одном из своих писем к А. П. Чехову описывала бал, на котором ей представляли знаменитых аристократов графа Шереметева, графа Олсуфьева, графа Орлова-Давыдова. Чехов в ответ написал фразу, которая вкратце обрисовывает всю трагедию купца-миллионера: «Зачем, зачем Морозов Савва пускает к себе аристократов? Ведь они наедятся, а потом, выйдя от него, хохочут над ним...».
Жена Морозова, помимо стремления стать светской львицей, отличалась любовью к роскоши, необыкновенно дорогим нарядам. Савва, сначала потакал ее капризам - из Парика выписывались роскошные платья,' покупались драгоценности. Однажды любовь жёны богача к красивой одежде привела к курьезу. На открытии Нижегородской ярмарки Савва Тимофеевич как председатель ярмарочного биржевого комитета принимал императора с семьей. И в ходе торжественной церемонии ему высказали замечание, что шлейф платья его жены длиннее, чем у императрицы.
Скромный миллионер
Сам Савва отличался удивительной неприхотливостью. Максим Горький писал о нем: «Личные его потребности были весьма скромны, можно даже сказать, что по отношению к себе он был скуп, дома ходил в стоптанных туфлях, на улице я его видел в заплатанных ботинках». Совсем другую характеристику дал пролетарский писатель супруге миллионера. Вот как он описал ее апартаменты: «Устрашающее количество севрского фарфора: фарфором украшена широкая кровать, из фарфора рамы зеркал, фарфоровые вазы и фигурки на туалетном столе и по стенам, на кронштейнах. Это немножко напоминало магазин посуды». Комнаты Саввы Морозова совсем другие: «В кабинете Саввы все скромно и просто, только на книжном шкафе стояла бронзовая голова Ивана Грозного работы Антокольского. За кабинетом
- спальня; обе комнаты своей неуютностью вызывали впечатление жилища холостяка». Это впечатление было верным - Морозов все больше отдалялся от жены, не принимая ее жизненных ценностей и ориентиров.
И Савва всю свою кипучую энергию отдал работе и меценатству. История Большого Художественного театра и имена Станиславского и Немировича-Данченко тесно связаны с именем Морозова. Морозов поначалу практически содержал весь театр на свои деньги. Причина столь неслыханной щедрости
- любовь к искусству, тяга к новым и интересным людям, которых не встретишь в расчетливой купеческой среде.
Горький писал Чехову: «Когда я вижу Морозова за кулисами театра, в пыли и трепете за успех пьесы - я ему готов простить все его фабрики, - в чем он впрочем не нуждается, - я его люблю, ибо он бескорыстно любит искусство, что я почти осязаю в его мужицкой, купеческой, стяжательной душе». Станиславский тоже по достоинству ценил Морозова: «Этому замечательному человеку суждено было сыграть в нашем театре важную и прекрасную роль мецената, умеющего не только приносить материальные жертвы, но и служить искусству со всей преданностью, без самолюбия, без ложной амбиции и личной выгоды... Морозов финансировал театр и взял на себя всю хозяйственную часть. Он вникал во все подробности дела и отдавал ему все свободное время... Савва Тимофеевич был трогателен своей бесконечной преданностью искусству...».
Кроме того, Морозов жертвовал деньги на помощь Красному Кресту, на строительство больниц, приютов и т.д.
Смерть на Лазурном Берегу
Будучи прогрессивным человеком, Морозов не мог не поддерживать настроений большинства интеллигентов, сочувствующих революционерам. Но он не только сопереживал, но и помогал, передавая большевикам крупные суммы денег. Газеты «Искра», «Новая жизнь» и «Борьба» издавались на его деньги. Кроме того, Савва Тимофеевич помогал и делами - прятал типографские шрифты, укрывал большевиков и даже распространял нелегальную литературу на своей собственной фабрике!
Савва Тимофеевич занимался и улучшением труда и быта рабочих: повышал зарплату, строил жилье, больницы и т.д. И жена, и члены морозовского клана не могли понять всех этих устремлений. В марте 1905 года Савва был отстранён от управления фабрикой. Морозов начал избегать людей, предпочитая проводить время в уединении. Зинаида Григорьевна способствовала этому, отваживая визитеров и изымая корреспонденцию на имя мужа. Вскоре по Москве поползли слухи о сумасшествии Морозова.
По настоянию жены и матери был созван консилиум, констатировавший 15 апреля 1905 года, что у Морозова наблюдалось «тяжелое общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и прочее». Рекомендовалось направить его для лечения за границу. Через несколько дней в сопровождении жены и личного врача Морозов выехал сначала в Берлин, а затем на юг Франции, в Канн. И здесь, в номере роскошного отеля 13 (26) мая был найден его труп и пистолет, лежащий рядом...
До сих пор идут споры о том, было ли это самоубийством или все же убийством. В качестве убийц предполагались революционеры, долгие годы безбедно жившие за счет Морозова за границей. Незадолго до смерти Морозов застраховал свою жизнь на 100 тысяч рублей - в пользу актрисы Андреевой, активной подпольщицы. Деньги вскоре оказались у партии большевиков, но тайна смерти Морозова так и не была разгадана...
Click to view