Сегодня поеду рубить топорами....
... людей которые болтают в театре шкаф на квартире, которую сдаю в аренду. <здесь дежурная шутка в стиле "пятница как никак">
Потому что арендаторы ходят вусмерть изгрызанные клопами, пугливо озираясь даже в метро. Надо травить. Клопов, в смысле. И выбрасывать мебель.
Вообще, с этой квартирой, купленной через сговор с моей дорогой мамой, связано немало.
Недавно вот разбирал документы и наткнулся на чужие фотографии, аккуратно сложенные пополам, которые я храню.
Фотографии как раз из этой квартиры.
Пару лет тому эта жилплощадь досталась одной пожилой женщине еврейского происхождения через наследство.
Она ухаживала за своей дальней родственницей (таки да, тоже пожилой еврейкой), у которой не осталось в живых прямых наследников. Ухаживала до самой смерти.
Наша с ней сделка далась очень нервно и непросто, но в итоге мне удалось скинуть двести тысяч от изначальной цены.
Чем я, понятно, очень горжусь гордиться просто больше нечем вот разве что красотой генита
Ну ви я думаю всем организмом понимаете, каково это - сбить такую сумму в сделке с пожилой еврейкой.
Если что - обращайтесь, я вам расскажу за торги по очень небольшому вознаграждению в двести тысяч ниже теперь просто не могу падать
После покупки я делал там ремонт своими руками, потому что денег не было совсем, а ремонт было делать надо.
Чтобы, понятно, сдать квартиру в аренду и начать отбивать вложенное в.
Дело было зимой.
Даже первое января того года я провёл весь в клею для обоев, матюгах и потолочной плитке, которая смешно крошилась мне почему-то только в левый глаз.
Спасало только Радио Россия, идущее по проводам в старый радиоприёмник, изумительно жгущее с силой сотни чертей.
И приходящая почта. Надо сказать, что пожилым еврейкам на почту приходит удивительно разнообразный набор газет, журналов, календарей от синагог, кошерных материалов про кошерное и приглашений на мероприятия с названиями похлеще, чем у стульев из Икеи.
Делая ремонт, я выбросил очень много всего.
Наследница забрала то, что посчитала нужным, но личных вещей всё равно осталось много.
Они были разбросаны по комодам, сервантам и тумбочкам. Словно кусочки паззла, большая часть которого потеряна.
И порой внезапно собирался какой-нибудь фрагмент из общей картины, которую уже никогда и никому не увидеть целиком.
Складывался из записей на полях, обведённых объявлений в газетах и счетов, пришедших на её имя.
К слову.
Первые жильцы, которых я поселил туда, являли собой классическую молодую пару. Девочка была немного жеманной и очень кокетливой.
- Извините, - помнится сказал я, - Ремонт делал сам, поэтому он не фонтан. Но это гораздо лучше чем было, могу фотки показать.
- Ахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахахах, - рассмеялась девочка и заиграла волосами на гитаре
А мы с её мальчиком посмотрели на неё с недоумением.
После двух недель проживания жеманная девочка позвонила мне и в голосе её не было и намёка на кокетство.
- Андрей, - сказала она действительно тревожным голосом, - Мне кажется, в квартире живёт призрак...
- Вот, - ответил я, - Оно что. И что он делает?
Здесь, пожалуй, стоит упомянуть, что рассказывать ребятам о том, что в квартире относительно недавно скончалась пожилая еврейка, я не стал. Ну, чтобы не нервировать.
- Он по ночам звенит в серванте монетами, - сказала девочка.
- Ладно, разберёмся, - ответил я, потому что этот ответ был самым спокойным и цензурным из всех пришедших в голову, и положил трубку.
А потом, через пару минут до меня дошло.
Наверное, это было не очень красиво с моей стороны. Но я смеялся до слёз и это не фигура речи.
Конечно, как показало расследование, никакого призрака не было.
Отвлёкся, извините.
Так вот, делая ремонт, я нашёл пару фотографий, которые были аккуратно сложены вдвое и лежали в дальнем углу верхней полки комода.
С этих фотографий на меня смотрели люди, которые были дороги ей.
И я подумал, что, наверное, на одной из них те самые наследники, которые ушли раньше, чем бывшая хозяйка квартиры, и о которых я почти ничего не знал.
А потом подумал о том, что они так странно лежат, эти фотографии. Так далеко и сложенные пополам.
Мне представилось, как пожилая еврейка, сидя в старом кресле, которое я выбросил буквально вчера, порою не могла удержаться и доставала эти фотографии.
Раскрывала их и, наверное, плакала. Я почти не сомневаюсь в этих слезах.
Конечно, в первую очередь, потому что все мы судим по себе.
Думаю, что ни за что не стал бы так странно хранить фотографии, если бы не начинал рыдать канадским водопадом, едва увидев их.
Я смотрел на эти фотографии и думал, что тоже, наверное, хранил бы так карточки наследников, посмевших умереть раньше меня.
Тоже, наверное, доставал бы их порой, потому что не мог бы удержаться.
И плакал бы как сентиментальный дурак почему как это я и есть.
А потом ругал бы себя за эту слабость и наверняка зло складывал их и говорил бы себе: "Какой смысл, их нет больше, зачем ты терзаешь себя", - и обещал бы вслух, что больше никогда не буду смотреть на эти фотографии, буду просто хранить воспоминания.
И всё равно клал бы их обратно, сложенные, в самый дальний угол верхнего ящика.
И каждый день я бы знал, что они там лежат.
Я выбросил всё, что не забрала наследница. Все осколки чужой жизни, которая закончилась. Все письма и заметки, и некоторые, похоже, памятные вещи.
Но почему-то не выбросил эти фотографии.
И теперь они лежат у меня дома, и иногда я случайно натыкаюсь на них, разбирая документы.
Я раскрываю их, смотрю на незнакомые мне лица и немного грустнею.
А потом складываю и прячу обратно, среди документов.
Как будто бы просто в очередной раз забыв их выбросить.
Чтобы потом, разбирая документы, опять наткнуться.