(no subject)
За почти полтора века в нравах мусульман мало что изменилось.
Н. П. Остроумов. Характеристика религиозно-нравственной жизни мусульман, преимущественно Средней Азии // Православное обозрение, 1880, том II, июнь-июль.
Посмотрим, в какой степени ислам успевает искоренять в своих последователях разные пороки, т. е. в какой степени он влияет на улучшение нравственного характера народов, его исповедующих. В этом отношении любопытен факт, что в мусульманах рядом с набожностию уживаются самые грубые пороки. Ксавье Раймунд, описывая нравы афганцев в 1848 году, говорит, что жизнь мухаммеданских мулл на вид может казаться жизнию святых, но в домашнем кругу все они предаются порокам.Особенно их обвиняют в лихоимстве. Коран строго запрещает брать большие незаконные проценты [Гл. 2, ст. 276-283; гл. 3, ст. 125.]; но многие муллы открыто нарушают это предписание Корана. Большая часть их отдают свои деньги под залог с большими процентами и таким образом скопляют себе большие богатства [Рag. 55.]. Лихоимство мулл встречается повсеместно. Вопреки постановлению Корана, в Турции, Туркестане и других мусульманских странах существуют менялы и ростовщики, которые в своих операциях имеют сношения даже и с кафирами. Запрещенные Кораном [Гл. 2, ст. 216; гл. 6, ст. 42.] азартные игры известны мусульманам всех стран. По свидетельству Маддена [Madden. Тhe Turkish Empire (London, 1862). Tom 2, pag. 458.], крымские татары предаются в высшей степени азартным играм, особенно в Симферополе, и проигрывают часто все свое и чужое имущество, а знатные турецкие чиновники с азартом играют в шахматы, хотя Мухаммед запретил в Коране азартные игры [Гл. 2, ст. 92.]. Азартные игры распространены в Бухаре, Персии и Туркестане (карты и орлянки). В Ташкенте орлянка была распространена еще до завоевания его русскими. В настоящее время в Ташкенте мелкие торговцы-сарты играют в карты среди бела дня, сидя перед своими лавками, в Самарканде мы собственными глазами видели, как молодые таджики и сарты [таджики и сарты не одно и то же; таджики - более иранцы, а сарты - более узбеки] играли в засаленные карты на верхних частях знаменитых построек древней столицы Тамерлана. Очевидно, они боятся наказаний от приходского имама за непозволительную игру и прячутся в малодоступных местах, куда проникает только заезжий случайно русский человек, интересующийся побывать и на крыше древних высоких зданий.
По словам г. Гребенкина, в каждом городе Зеравшанского округа есть особые дома и переулки, куда собираются таджики для азартных игр. В домах играют преимущественно по ночам, а в переулках - днем. Игроки иногда проигрывают все; они играют с большим азартом: деньги, одежда, домашний скот, даже жена, сестра, дочь, сын, - все идет на ставку. В игорных домах и местах воспитываются разбойники и воры. Играют в карты, кости, чет и нечет и в другие игры. В этих же домах пьют арак (водка), покупаемый у евреев, местное вино, бузу, и отравляются курением кукнара, банга и тому подобным. Впрочем, для систематического отравления курением и напитками существуют особые заведения. Около игорных домов находятся публичные дома, дома бачей… Игорные места и дома служат притоном не только малосостоятельным, но и богачам; однако играют по преимуществу молодые люди из богатых. Нам не известен ни один богатый игрок, который был бы пожилых лет. Из бедных же, кажется, чем старее, тем он более завзятый игрок. В игорных домах и на игорных местах можно встретить массу зевак, которые, так сказать, только выжидают удобного момента, чтобы самим наброситься на игру, поставить свою деньгу на карту. Такие присутствующие иногда держат пари за кого-нибудь из играющих и, проигравшись на пари в пух и прах, сами начинают играть. До чета и нечета некоторые из таджиков и вообще из среднеазиатцев до того пристращаются, что не могут пробыть минуты, чтобы не играть в эту игру самим с собою. Даже сидя на допросе по следственному делу, азартные среднеазиатцы то и дело перебрасывают небольшие камешки из одной руки в другую и быстро сосчитывают, что вышло: чет или нечет. Такие люди, точно помешанные, на задаваемые им вопросы отвечают невпопад, потому что всецело заняты своею игрой. Пристрастные к пари, среднеазиатцы бьются об заклад во время кулачных боев, во время боев перепелок, петухов, баранов и верблюдов. Пари держит всегда одна сторона против другой. Пари, и притом самые оживленные, держатся на бачей и борцов. Бачи-плясуны выжимают из своих поклонников сравнительно большие деньги, из-за них спорящие готовы драться на ножах. К победителю при борьбе подскакивает каждый из державших за него пари или вообще его сторонник, охватывает его обеими руками и вместе с ним подпрыгивает. При шахматных пари (в шахматы играют публично) каждый из держащих пари имеет право предлагать свой ход, который вслух обсуживается другими. Удачный ход или промах противников вызывают взрывы хохота, крики удовольствия, остроты, на которые противная сторона нередко отвечает кулаками [Гребенкин, ст. «Таджики», стр. 38-40, помещ. в «Русском Туркестане», сборн., издан. по поводу Политехнической выставки. Вып. 2. Москва, 1872.]. Все эти пари происходят чаще всего по праздникам после праздничного богослужения. Мусульманин, принужденный раисом идти в мечеть, спешит оттуда на азартную потеху, где он одуряет свою голову разными наркотическими веществами. Притоны азартных игроков и любителей пари, помимо своего дурного влияния на самих игроков, заражают и всех тех молодых зевак, которые, подражая старикам, собираются в эти притоны большими массами и таким образом постепенно привыкают к решимости убивать впоследствии дорогое рабочее время и проигрывать свое имущество, когда сделаются полными его распорядителями.
Запрещенные Кораном [Гл. 5, ст. 92.] гадания распространены среди мусульман повсеместно. Гадания совершаются даже муллами и при помощи Корана. В туркестанских городах на базарах особые ворожеи (рамчи) из ученых мусульман, с свойственной исповедникам ислама важностию и набожностию, читают по книгам всякое вранье и получают за это все что им дадут. За 5-10 коп. вам рамчи наговорят очень много, а масса наивных и суеверных простецов стоит и слушает.
Несмотря также на явное запрещение Кораном воровства [Гл. 5, ст. 45.], между мусульманами этот порок развит в высшей степени. По словам Фукса, нигде нет столько воровства, сколько между татарами [Казанские татары, стр. 220.]. То же подтверждает и Лаптев [Материалы для географии и статистики России (С.-Пб., 1861). Казанская губерния, стр. 220.]. Конокрадства в губерниях с татарским населением практикуются усердно татарами, башкиры воруют лошадей даже друг у друга. По словам Ферье [Ferrier. Voyage en Perse (Paris, 1860), t. 1, pag. 15.], персы и афганцы - отъявленные воры. Не невинны в этом отношении и туркестанские мусульмане. К сожалению, мы имеем относящиеся к вопросу сведения только по одному Кураминскому уезду Сырдарьинской области, где в 1870 году из 1213 тяжебных дел, решенных казиями и биями, было 185 случаев кражи [Вестник Европы, 1875 г., кн. XI, стр. 144, ст. Терентьева «Туркестан и туркестанцы»], что во всяком случае составляет значительный процент. На самом деле случаев воровства было, очевидно, гораздо больше, потому что из-за мелких краж и в случаях неотыскания вора и самых жалоб по начальству не бывает. Конокрадство развито в крае и иногда совершается среди белого дня. Из чисто нравственных пороков между туземцами Туркестанского края распространены клятвопреступления и лжесвидетельства, практикуемые ими особенно часто по долговым обязательствам. Долговых исков в названном уезде в 1870 году было более всего, именно - 478 из 1213 всех решенных дел [Там же.]. В делах подобного рода нарушают клятву и принимают ложную присягу не только бедняки, но и большие богачи-сарты. Из-за корысти туземцы легко решаются на ложные показания и клятвопреступления и до того легко относятся к этому, что когда следователь обнаружит несомненную ложь в показаниях подкупленного свидетеля, последний не усумнится высказать новую ложь и наконец примет спокойно присягу в истинности своих показаний. Ложный свидетель до тех пор будет извертываться и путать дело, пока наконец ясно не обнаружится, что он подкуплен, и часто за 10-20 копеек. Когда такой свидетель и сам наконец убедится, что следователь несомненно знает о том, что он подкуплен, тогда он наивно сознается и объявит о себе как о бедняке, которому не на что купить лепешку и потому вынужденном заработать себе немного денег таким нечистым промыслом. И замечательно, что среднеазиатцы смотрят на подкупных свидетелей как на своего рода промышленников, которые достают себе так легко кусок хлеба; таких безнравственных людей не преследует общественное мнение, и они спокойно поддаются во всякое время подкупу [Гребенкин в ст. «Таджики», стр. 34-35.]. На убийства среднеазиатские мусульмане смотрят очень хладнокровно. Они не знают угрызений совести после убиения человека и убийцу не считают низким и грубым существом. По их взгляду, почти все равно что убить человека, что зарезать барана, потому что никто без нужды не станет, рассуждают они, резать барана, а тем более человека, который может и не принадлежать тому, кто его режет. При таком легком взгляде на убийства, среднеазиатские мусульмане никогда не гнушались держать в своих руках руки палача, не отсыхавшие от крови при беках и эмирах [Ст. Гребенкина «Таджики», стр. 35.].
Коран запрещает своим последователям пить вино [Коран, гл. 2, ст. 216.], а шариат считает и самую продажу запрещенного напитка делом гнусным, но мусульмане, в противоречии с предписанием своего священного законодательного кодекса, пьют всевозможные охмеляющие напитки, утешая себя тем, что в Коране запрещено именно вино, а о водке и тому подобных напитках не говорится ни слова. Но они строго воздерживаются от соблазна торговать вином и водкой, как бы предпочитая шариат Корану. Турки так привыкли к употреблению охмеляющих напитков, что между ними есть настоящие пьяницы. По словам Базили, пьяные турки падают даже в море и часто утопают [Босфор и живые очерки Константинополя. Спб., 1836, ч. I, стр. 222.], персы и живущие во внутренних губерниях России татары умеют пить не только вина, но водку и пиво. Особенно пивом татары напиваются до потери сознания, хотя выпивают для этого большое количество хмельного напитка. По словам Фукса, казанские татары пьют и напиваются даже во время своего поста в месяц Рамазан. Среднеазиатские мусульмане, сарты, таджики и киргизы, пьют не только вина, но и водку, но всего чаще напиваются бузой, приготовляемой из отваренного проса, смешиваемого с бараньим салом и мукой [Туркестан. ведомости, 1873 г., № 24.]. Кроме бузы они хмелеют чисто от кокнара, напитка, приготовляемого из сока маковых (мак-кокнар) головок [При всем этом сарты никак не могут согласиться, что пьянство, от какого бы напитка оно ни происходило, одинаково преступно; напиться бузы и кокнара до положительного безумия, по их убеждению, не грешно; напиться же довесела водки и под. - грех смертный.]. Этот напиток особенно вредно действует на здоровье, так что пристрастившийся к кокнару чрез год делается уже бледным, трясущимся и ни к чему не способным человеком. Любители кокнара пьют его обыкновенно по стакану три раза в день, рано утром, в полдень и вечером. Пристрастие к одуряющим напиткам с одной стороны есть прямое нарушение запрещения Корана, а с другой находится с этим запрещением в прямой логической связи. Запретив в Коране употребление вина, Мухаммед имел в виду оградить своих последователей от пьянства; последователи же его, исполняя буквально заповедь Корана, стали употреблять еще более вредные в физическом и нравственном отношениях напитки - бузу и кокнар. Кроме этих напитков среднеазиатские мусульмане с большим пристрастием курят табак, к которому часто примешивают одуряющих веществ вроде так называемой наши, приготовляемой из шелухи местных конопляных семян (банг). Действие наши на человеческий организм так же вредно и сильно, как действие опия, но туземцы Средней Азии любят курить нашу, дающую им возможность вызывать в своем воображении сладостные картины, подобные описанным в Коране.
Наконец, мы должны сказать о разврате мусульман. Этому пороку одинаково подвержены мусульмане всех стран. Во многих мусульманских местностях мужчины разного возраста позволяют себе посещение домов терпимости, а женщины в последнее время нередко являются в числе открытых проституток. В больших российских городах с мусульманским населением, каковы Астрахань, Казань и др., есть дома терпимости, наполненные специально мусульманскими женщинами. В среднеазиатских городах вроде Ташкента и Самарканда целые кварталы состоят из таких домов, в которых встречаются чаще даже бухарские женщины. Мусульмане Средней Азии торгуют своими женами и дочерьми и иногда увозят их за десятки и сотни верст в продажу, для постыдного торга женскою честию. И в этом случае мусульмане заявляют себя как-то особенно дико: им нет никакого стыда не только посещать позорные места днем, когда их все видят, но и просиживают около таких домов на улице в продолжение целых дней, в сообществе с развратницами, причем происходят всевозможные между ними не только драки, но убийства. Мы дважды имели случай собственными глазами видеть двух сартов, имеющих более 40 лет, с распоротыми животами из-за развратных женщин. Рядом с этим, более все-таки естественным пороком, мусульмане предаются разврату противоестественному. Мы разумеем онанизм, скотоложство и мужеложство. У среднеазиатцев мужеложство развилось в особый, только им свойственный порок, известный под именем бачебазства (бачебазлык), состоящий в каком-то исступленном поклонении и ухаживании за молодыми мальчиками (бача). Порок этот, противный Корану и природе человека, известен, однако, в Средней Азии с давних времен и глубоко укоренен среди оседлого мусульманского населения, вошел в плоть его и кровь, за исключением киргиз. Преимущественно этот порок укоренен среди таджикского, сартского и отчасти узбекского населения больших среднеазиатских городов: Хивы, Бухары, Ташкента, Кокана, Ходжента, Самарканда и др., за исключением Кашгара и Кульджи. Самарканд, эта древняя столица Средней Азии, есть самый развратный город во всем Туркестане, потому что этот город лежит на главном караванном пути между Бухарою, Коканом и Ташкентом. Соответственно запросу на бачей является и предложение, превращающееся в промысел, увлекающий корыстью не только лиц посторонних, но даже отцов и близких родственников. Мальчики увлекаются в неестественную проституцию или покупкою их у бедных родителей, или целою системою разных ласк, угощений и ухаживаний, или сиротство и бесприютность детей выводит их на такую позорную жизнь. Все это до того в нравах среднеазиатских мусульман, что каждый более или менее пригожий лицом мальчик легко может найти себе гнусный заработок, которым он смело и верно промышляет до появления усов и бороды. Этого мало, бача, пользуется у сартoв бо́льшим почетом, чем у любителей-европейцев какая-нибудь знаменитая танцовщица. Все уважение, присвоенное в Европе женщине, в Средней Азии всецело отдается баче. Баче представляется множество всяких соблазнов; он - танцор, певец, актер и, наконец, кокетливый хозяин в лавке своего содержателя. Внимание бачам оказывают не только обыкновенные смертные, но даже и мусульманские власти, аксакалы, амлякдары, амины и т. д. При обращениях к баче говорят ему безусловно «таксыр» и «куллук», - выражения рабской покорности, равной по отношению к хану или эмиру… Только эти последние не говорят баче приведенных выражений, считая себя равными с развратным мальчиком.
Каждый мало-мало зажиточный сарт стремится содержать у себя бачу. Если у него одного не хватает средств на это, то входит в компанию с соседом, так что иногда 10, 15, 20 человек содержат одного бачу. Страсть к бачам доводит часто среднеазиатцев до смертоубийств [Богатый ходжентский сарт Рахматулла-ходжа несколько лет жил с бачой Фазылем. Сосед Рахматуллы по лавке на базаре, также богатый сарт Мирза Карим начал настойчиво переманивать к себе Фазыля и с этою целию дарил ему разные подарки и деньги. Рахматулла предостерегал и угрожал Мирзе Кариму за его далеко не соседские чувства к чужому баче. Но Мирза Карим продолжал соблазнять Фазыля, и тот готов был изменить Рахматулле. Когда Рахматулла заметил это, то убил в ночь с 26 на 27 июня 1871 года своего непрошенного соперника. В том же Ходженте туземец Шамси влюбился в мальчика Шабыходжу, проживавшего у своего родственника Мир-Аюба, который готовил мальчика в муллы. Мир-Аюб советовал и просил Шамси оставить ухаживания за мальчиком, который бачой быть не может, а Шамси стал еще настойчивее добиваться любви мальчика: он подкидывал к мечети письма с угрозами Мир-Аюбу, если он не выдаст ему мальчика; упрашивал самого мальчика бежать от Мир-Аюба и перейти к нему; наконец, грозил бедой и мальчику, и его покровителю и заступнику. Так прошел целый год. Шамси убедился, что ему не придется соблазнить мальчика, пока жив Мир-Аюб; поэтому он в ночь на 1 июля 1871 г. убил Мир-Аюба. («Туркестан. вед.», 1874 г., № 7, ст. «Проституция в Средней Азии»).]. Из 123 преступлений по Ходжентскому уезду за 1869-71 годы 25 преступлений были совершены из-за бачей, и в том числе 10 убийств и 14 грабежей. Иногда бедные среднеазиатцы отвращаются от гнусной проституции с бачами [В 1869 году в укр. Ура-Тюбе в тюрьме содержался сарт, убивший и своего собственного сына, с целию избавить его от предстоявшего ему позора сделаться бачой богатого и влиятельного развратника-туземца («Турк. ведом.», 1874 г., № 7). Но такие примеры бывают весьма редки, так что на них можно указывать как на исключения.], но чаще отцы и матери смотрят на разврат своих сыновей как на весьма выгодную статью дохода и наивно жалуются на аксакалов, стесняющих их свободу. В Ходженте один отец жаловался, что его сыном пользуется не только его содержатель, но и все родственники последнего, не платя отцу никаких денег. Такая же жалоба была и в Катта-Кургане. Иногда же отцы превращают своих сыновей в бачи [Вестник Европы, 1875 г., кн. XI, стр. 154, ст. Терентьева «Туркестан и туркестанцы».]. У изнеженных и развращенных среднеазиатцев бачество до того обычно, что встречается даже между казыями (судья, дух. особа). Самые лучшие и наиболее развитые люди не только имеют бачей, но еще соперничают друг с другом в выборе более красивых бачей. Мы не раз пытались выспросить у богатых сартов, в чем, заключаются тайные их отношения к бачам, но всякий раз замечали, что любители бачей стыдятся сознаться в своем гнусном пороке. Они обыкновенно оправдывали свою страсть к молодым мальчикам, сравнивая ее с любовью европейцев к цветам, которые приятно всегда иметь перед глазами. Но стоило только с таким уклончивым собеседником отправиться на туземный базар и попросить чаю в такой лавке, где есть бача, и убедиться, что притворщик совсем не владеет собой при взгляде на бачу…
До сих пор мы говорили исключительно о мусульманах мужского пола, почти совсем не касались мусульманских женщин. Между тем положение мусульманской женщины до того безотрадно, что подобного трудно и представить. Еще сам Мухаммед высказался в Коране от лица Божия, что женщины ниже мужчины, что мужья имеют право удалять своих жен от брачного ложа и наказывать, что они по отношению к мужчинам пашня и т. д. [Гл. 2, ст. 228; гл. 4, ст. 38.]. Последующая жизнь мусульман, основанная на приведенных указаниях Корана, унизила женщину еще более, сделала из нее животное существо, назначенное для удовлетворения чувственных пожеланий мужа, - его собственностию, которую он приобретает за деньги и которою может располагать как хочет. Унижение женщины в исламе проходит всюду систематически, как чисто в бытовой, так и в религиозной сфере; женщина не может одновременно с мужчинами находиться как в обыкновенном обществе, так и в молитвенных собраниях; жена без согласия мужа не может совершать хадж (путешествие в священные города Мекку и Медину); жена не может давать обет Богу на добровольный пост, если муж того не желает; в свидетельских показаниях голос ее равняется только половине голоса мужчины; за нарушение супружеской верности женщины должны быть наказываемы смертию. Словом, со дня рождения чрез всю жизнь до самой смерти женщина унижена, лишена человеческих прав и отторгнута от общения с мужчинами, провождая уединенную жизнь под вечным гнетом деспотизма и ревности мужа. История представляет резкие примеры того, как низко мусульмане разных стран смотрели на это прекрасное Божие создание, на эту помощницу мужа, мать и воспитанницу будущих поколений. В Средней Азии их живыми зарывали в землю или побивали камнями. В Константинополе и до сих пор помнят так называемый Девичий мыс, до наших дней возбуждающий ужас по тем казням, какие были совершены на нем. С этого мыса женщин бросали в море в мешках вместе с кошками. В первое время завоевания Египта французами, в конце прошлого столетия, Наполеон предоставил управление каирскою полициею янычарскому аге, в руках которого она и прежде находилась. Чрез несколько времени французские военные врачи узнали о распространении между солдатами сифилиса. Наполеон приказал аге принять меры к уничтожению этого зла, и ага в этот же день арестовал 400 женщин, отрубил им головы и бросил их трупы в море. Наполеон сделал ему выговор, но ага хладнокровно ответил, что он исполнил закон пророка [Клот-бей. Т. 1. Рафалович. Отеч. зап., 1849 г., т. 67.]. В связи с таким печальным общественным положением мусульманской женщины находится и ее умственное состояние. По смыслу учения Корана, мусульманская женщина осуждена на безграмотность, и мухаммедане думают, что она не может постигать высокие истины религии, что она недостойна их, может унижать эти истины, ронять их величие, как существо одаренное сравнительно с мужчиною низшею душою, - и мухаммеданки привыкли уже смотреть на себя как на существа низшие сравнительно с мужчинами. Женщина существует для мужа и должна сидеть взаперти. Если и позволяется ей выходить за порог дома, то под условием закрытия своего лица и тела. Многоженство, дозволенное Кораном, заглушает в мухаммеданской женщине всякое чувство самоуважения. В глазах ее самой, она не что иное, как вещь, нужная господину, которому она всячески должна угождать. Ей отказано в праве на воспитание детей своих: мальчика берут у нее после 7-летнего возраста, а дочь она обязана главным образом научить, как угодить мужу. Незамужество считается пороком на Востоке, но выходить замуж мухаммеданке часто приходится за того, кого она и не знает. В ее расчет не должно входить представление, что ей придется жить в гареме, в этом скопище брошенных судьбою женщин на произвол чувственного деспота, ласки которого к одной будут развивать чувство ревности в другой. История представляет много примеров убийств, отравлений и всяких противоестественных пороков, не говоря уже о ежедневных ссорах обитательниц гарема из-за ревности к единому мужу. И мухаммеданка-женщина до того привыкла к подобному образу жизни, что, по-видимому, не обнаруживала желания выйти из своего положения. Мухаммеданка до того привыкла к мысли о продаже себя своему мужу, что считала за честь, когда она стояла дороже. Но тем не менее и мусульманская женщина заявляет иногда протест против своего положения… Чтобы лучше оберегать нравственность женщин, их обыкновенно помещают в особых постройках, находящихся в средине прочих дворовых построек и представляющих совершенно замкнутые помещения. Жены татар внутренней России, под русским влиянием, пользуются еще некоторою свободою. В Средней Азии женщина имеет свой совершенно особый мир, ведет свою замкнутую и монотонную жизнь, полную своих собственных интересов, страшных аномалий и болезненных проявлений природных инстинктов. Уже по этому можно судить, насколько обеспечено в исламе умственное и нравственное развитие женщины. Очевидец так описывает положение современной женщины в Самарканде: «Изгнанная из общества, зашитая в своем несчастном дворе, сызмала веденная под строгим надзором и колотушками старших, не имевшая никакой воли, ни малейшей самостоятельности, и затем вдруг, неведомо для нее, попавшая под деспотическую руку мужа, часто ей совершенно до того неизвестного, для которого она должна была или играть роль забавы, или быть безответною работницей, - женщина должна была изуродоваться. Ее пылкому извращенному воображению рисовались наслаждения неведомого ей мира в грандиозных увлекательных размерах; фантазия уносила ее в нечеловеческий мир, понятия складывались дико, безобразно, неестественно, интересы мельчали. И вот в этих-то дворах предполагаемого целомудрия и высокой нравственности придумываются тысячи сказок, объясняющих дела мира; вырабатывается самая затейливая и многосложная сплетня о соседних дворах; изобретаются хитрости, прикрывающие любовные связи на стороне, и, наконец, является та болезненная раздражительность, которая прибегает к дикому искусству неестественного удовлетворения половых инстинктов [Нас уверяли, что мусульманские женщины предаются всем неественным порокам, каким предаются мужчины, и особенно онанизму. В то же время они часто поддаются чувству ревности, и нередко решаются на тайные и явные убийства, в сообществе с своими любовниками.]. Женщина преследуется, наказывается [Да и как жестоко наказывается! Одной серпом порезывает муж в драке руку; другой муж пробивает голову жене; третью муж держит в кандалах, которые растирают ей руки и ноги; четвертый выжигает раскаленным железом детородные части у двух своих жен; пятый, наконец, совсем убивает жену свою за то, что она не так нежно любит его, как покойного его брата, с которым она была в замужестве до этого. «Вестник Европы», 1875 г., кн. XI, стр. 149, ст. Терентьева «Туркестан и туркестанцы».] за всякую попытку быть хоть немного самостоятельною, и поэтому она выучивается лжи, коварству, лицемерию; должна стоять вечно настороже; если в ней осталось хоть малейшее желание быть свободной, должна тщательно прятать часть тайком заработанных денег и т. д., словом, в ней являются все те пороки, которые неминуемы при такой системе замкнутости и забитости» [Беседа, 1872, кн. VIII, август. Внутреннее обозрение. «Самарканд», стр. 38.]. Положение женщин в Турции, в Хиве и Бухаре еще печальнее; гаремная жизнь их всем известна достаточно и говорить о ее противоестественности мы считаем излишним [См. гл. IV соч. М. Машанова «Мухаммеданский брак в сравнении с христианским браком» (Казань, 1876).]. А если так, если женщина унижена даже в своем углу, в семье, если она не принимает никакого участия в общественных делах и семейных, то и семья у мусульман не может достигнуть правильного положения и правильных отношений с общественною жизнию; воспитание и образование детей, а затем и вся общественная жизнь мусульман получает иное значение, иную душу, далеко не либерального характера.
Взято здесь
Н. П. Остроумов. Характеристика религиозно-нравственной жизни мусульман, преимущественно Средней Азии // Православное обозрение, 1880, том II, июнь-июль.
Посмотрим, в какой степени ислам успевает искоренять в своих последователях разные пороки, т. е. в какой степени он влияет на улучшение нравственного характера народов, его исповедующих. В этом отношении любопытен факт, что в мусульманах рядом с набожностию уживаются самые грубые пороки. Ксавье Раймунд, описывая нравы афганцев в 1848 году, говорит, что жизнь мухаммеданских мулл на вид может казаться жизнию святых, но в домашнем кругу все они предаются порокам.Особенно их обвиняют в лихоимстве. Коран строго запрещает брать большие незаконные проценты [Гл. 2, ст. 276-283; гл. 3, ст. 125.]; но многие муллы открыто нарушают это предписание Корана. Большая часть их отдают свои деньги под залог с большими процентами и таким образом скопляют себе большие богатства [Рag. 55.]. Лихоимство мулл встречается повсеместно. Вопреки постановлению Корана, в Турции, Туркестане и других мусульманских странах существуют менялы и ростовщики, которые в своих операциях имеют сношения даже и с кафирами. Запрещенные Кораном [Гл. 2, ст. 216; гл. 6, ст. 42.] азартные игры известны мусульманам всех стран. По свидетельству Маддена [Madden. Тhe Turkish Empire (London, 1862). Tom 2, pag. 458.], крымские татары предаются в высшей степени азартным играм, особенно в Симферополе, и проигрывают часто все свое и чужое имущество, а знатные турецкие чиновники с азартом играют в шахматы, хотя Мухаммед запретил в Коране азартные игры [Гл. 2, ст. 92.]. Азартные игры распространены в Бухаре, Персии и Туркестане (карты и орлянки). В Ташкенте орлянка была распространена еще до завоевания его русскими. В настоящее время в Ташкенте мелкие торговцы-сарты играют в карты среди бела дня, сидя перед своими лавками, в Самарканде мы собственными глазами видели, как молодые таджики и сарты [таджики и сарты не одно и то же; таджики - более иранцы, а сарты - более узбеки] играли в засаленные карты на верхних частях знаменитых построек древней столицы Тамерлана. Очевидно, они боятся наказаний от приходского имама за непозволительную игру и прячутся в малодоступных местах, куда проникает только заезжий случайно русский человек, интересующийся побывать и на крыше древних высоких зданий.
По словам г. Гребенкина, в каждом городе Зеравшанского округа есть особые дома и переулки, куда собираются таджики для азартных игр. В домах играют преимущественно по ночам, а в переулках - днем. Игроки иногда проигрывают все; они играют с большим азартом: деньги, одежда, домашний скот, даже жена, сестра, дочь, сын, - все идет на ставку. В игорных домах и местах воспитываются разбойники и воры. Играют в карты, кости, чет и нечет и в другие игры. В этих же домах пьют арак (водка), покупаемый у евреев, местное вино, бузу, и отравляются курением кукнара, банга и тому подобным. Впрочем, для систематического отравления курением и напитками существуют особые заведения. Около игорных домов находятся публичные дома, дома бачей… Игорные места и дома служат притоном не только малосостоятельным, но и богачам; однако играют по преимуществу молодые люди из богатых. Нам не известен ни один богатый игрок, который был бы пожилых лет. Из бедных же, кажется, чем старее, тем он более завзятый игрок. В игорных домах и на игорных местах можно встретить массу зевак, которые, так сказать, только выжидают удобного момента, чтобы самим наброситься на игру, поставить свою деньгу на карту. Такие присутствующие иногда держат пари за кого-нибудь из играющих и, проигравшись на пари в пух и прах, сами начинают играть. До чета и нечета некоторые из таджиков и вообще из среднеазиатцев до того пристращаются, что не могут пробыть минуты, чтобы не играть в эту игру самим с собою. Даже сидя на допросе по следственному делу, азартные среднеазиатцы то и дело перебрасывают небольшие камешки из одной руки в другую и быстро сосчитывают, что вышло: чет или нечет. Такие люди, точно помешанные, на задаваемые им вопросы отвечают невпопад, потому что всецело заняты своею игрой. Пристрастные к пари, среднеазиатцы бьются об заклад во время кулачных боев, во время боев перепелок, петухов, баранов и верблюдов. Пари держит всегда одна сторона против другой. Пари, и притом самые оживленные, держатся на бачей и борцов. Бачи-плясуны выжимают из своих поклонников сравнительно большие деньги, из-за них спорящие готовы драться на ножах. К победителю при борьбе подскакивает каждый из державших за него пари или вообще его сторонник, охватывает его обеими руками и вместе с ним подпрыгивает. При шахматных пари (в шахматы играют публично) каждый из держащих пари имеет право предлагать свой ход, который вслух обсуживается другими. Удачный ход или промах противников вызывают взрывы хохота, крики удовольствия, остроты, на которые противная сторона нередко отвечает кулаками [Гребенкин, ст. «Таджики», стр. 38-40, помещ. в «Русском Туркестане», сборн., издан. по поводу Политехнической выставки. Вып. 2. Москва, 1872.]. Все эти пари происходят чаще всего по праздникам после праздничного богослужения. Мусульманин, принужденный раисом идти в мечеть, спешит оттуда на азартную потеху, где он одуряет свою голову разными наркотическими веществами. Притоны азартных игроков и любителей пари, помимо своего дурного влияния на самих игроков, заражают и всех тех молодых зевак, которые, подражая старикам, собираются в эти притоны большими массами и таким образом постепенно привыкают к решимости убивать впоследствии дорогое рабочее время и проигрывать свое имущество, когда сделаются полными его распорядителями.
Запрещенные Кораном [Гл. 5, ст. 92.] гадания распространены среди мусульман повсеместно. Гадания совершаются даже муллами и при помощи Корана. В туркестанских городах на базарах особые ворожеи (рамчи) из ученых мусульман, с свойственной исповедникам ислама важностию и набожностию, читают по книгам всякое вранье и получают за это все что им дадут. За 5-10 коп. вам рамчи наговорят очень много, а масса наивных и суеверных простецов стоит и слушает.
Несмотря также на явное запрещение Кораном воровства [Гл. 5, ст. 45.], между мусульманами этот порок развит в высшей степени. По словам Фукса, нигде нет столько воровства, сколько между татарами [Казанские татары, стр. 220.]. То же подтверждает и Лаптев [Материалы для географии и статистики России (С.-Пб., 1861). Казанская губерния, стр. 220.]. Конокрадства в губерниях с татарским населением практикуются усердно татарами, башкиры воруют лошадей даже друг у друга. По словам Ферье [Ferrier. Voyage en Perse (Paris, 1860), t. 1, pag. 15.], персы и афганцы - отъявленные воры. Не невинны в этом отношении и туркестанские мусульмане. К сожалению, мы имеем относящиеся к вопросу сведения только по одному Кураминскому уезду Сырдарьинской области, где в 1870 году из 1213 тяжебных дел, решенных казиями и биями, было 185 случаев кражи [Вестник Европы, 1875 г., кн. XI, стр. 144, ст. Терентьева «Туркестан и туркестанцы»], что во всяком случае составляет значительный процент. На самом деле случаев воровства было, очевидно, гораздо больше, потому что из-за мелких краж и в случаях неотыскания вора и самых жалоб по начальству не бывает. Конокрадство развито в крае и иногда совершается среди белого дня. Из чисто нравственных пороков между туземцами Туркестанского края распространены клятвопреступления и лжесвидетельства, практикуемые ими особенно часто по долговым обязательствам. Долговых исков в названном уезде в 1870 году было более всего, именно - 478 из 1213 всех решенных дел [Там же.]. В делах подобного рода нарушают клятву и принимают ложную присягу не только бедняки, но и большие богачи-сарты. Из-за корысти туземцы легко решаются на ложные показания и клятвопреступления и до того легко относятся к этому, что когда следователь обнаружит несомненную ложь в показаниях подкупленного свидетеля, последний не усумнится высказать новую ложь и наконец примет спокойно присягу в истинности своих показаний. Ложный свидетель до тех пор будет извертываться и путать дело, пока наконец ясно не обнаружится, что он подкуплен, и часто за 10-20 копеек. Когда такой свидетель и сам наконец убедится, что следователь несомненно знает о том, что он подкуплен, тогда он наивно сознается и объявит о себе как о бедняке, которому не на что купить лепешку и потому вынужденном заработать себе немного денег таким нечистым промыслом. И замечательно, что среднеазиатцы смотрят на подкупных свидетелей как на своего рода промышленников, которые достают себе так легко кусок хлеба; таких безнравственных людей не преследует общественное мнение, и они спокойно поддаются во всякое время подкупу [Гребенкин в ст. «Таджики», стр. 34-35.]. На убийства среднеазиатские мусульмане смотрят очень хладнокровно. Они не знают угрызений совести после убиения человека и убийцу не считают низким и грубым существом. По их взгляду, почти все равно что убить человека, что зарезать барана, потому что никто без нужды не станет, рассуждают они, резать барана, а тем более человека, который может и не принадлежать тому, кто его режет. При таком легком взгляде на убийства, среднеазиатские мусульмане никогда не гнушались держать в своих руках руки палача, не отсыхавшие от крови при беках и эмирах [Ст. Гребенкина «Таджики», стр. 35.].
Коран запрещает своим последователям пить вино [Коран, гл. 2, ст. 216.], а шариат считает и самую продажу запрещенного напитка делом гнусным, но мусульмане, в противоречии с предписанием своего священного законодательного кодекса, пьют всевозможные охмеляющие напитки, утешая себя тем, что в Коране запрещено именно вино, а о водке и тому подобных напитках не говорится ни слова. Но они строго воздерживаются от соблазна торговать вином и водкой, как бы предпочитая шариат Корану. Турки так привыкли к употреблению охмеляющих напитков, что между ними есть настоящие пьяницы. По словам Базили, пьяные турки падают даже в море и часто утопают [Босфор и живые очерки Константинополя. Спб., 1836, ч. I, стр. 222.], персы и живущие во внутренних губерниях России татары умеют пить не только вина, но водку и пиво. Особенно пивом татары напиваются до потери сознания, хотя выпивают для этого большое количество хмельного напитка. По словам Фукса, казанские татары пьют и напиваются даже во время своего поста в месяц Рамазан. Среднеазиатские мусульмане, сарты, таджики и киргизы, пьют не только вина, но и водку, но всего чаще напиваются бузой, приготовляемой из отваренного проса, смешиваемого с бараньим салом и мукой [Туркестан. ведомости, 1873 г., № 24.]. Кроме бузы они хмелеют чисто от кокнара, напитка, приготовляемого из сока маковых (мак-кокнар) головок [При всем этом сарты никак не могут согласиться, что пьянство, от какого бы напитка оно ни происходило, одинаково преступно; напиться бузы и кокнара до положительного безумия, по их убеждению, не грешно; напиться же довесела водки и под. - грех смертный.]. Этот напиток особенно вредно действует на здоровье, так что пристрастившийся к кокнару чрез год делается уже бледным, трясущимся и ни к чему не способным человеком. Любители кокнара пьют его обыкновенно по стакану три раза в день, рано утром, в полдень и вечером. Пристрастие к одуряющим напиткам с одной стороны есть прямое нарушение запрещения Корана, а с другой находится с этим запрещением в прямой логической связи. Запретив в Коране употребление вина, Мухаммед имел в виду оградить своих последователей от пьянства; последователи же его, исполняя буквально заповедь Корана, стали употреблять еще более вредные в физическом и нравственном отношениях напитки - бузу и кокнар. Кроме этих напитков среднеазиатские мусульмане с большим пристрастием курят табак, к которому часто примешивают одуряющих веществ вроде так называемой наши, приготовляемой из шелухи местных конопляных семян (банг). Действие наши на человеческий организм так же вредно и сильно, как действие опия, но туземцы Средней Азии любят курить нашу, дающую им возможность вызывать в своем воображении сладостные картины, подобные описанным в Коране.
Наконец, мы должны сказать о разврате мусульман. Этому пороку одинаково подвержены мусульмане всех стран. Во многих мусульманских местностях мужчины разного возраста позволяют себе посещение домов терпимости, а женщины в последнее время нередко являются в числе открытых проституток. В больших российских городах с мусульманским населением, каковы Астрахань, Казань и др., есть дома терпимости, наполненные специально мусульманскими женщинами. В среднеазиатских городах вроде Ташкента и Самарканда целые кварталы состоят из таких домов, в которых встречаются чаще даже бухарские женщины. Мусульмане Средней Азии торгуют своими женами и дочерьми и иногда увозят их за десятки и сотни верст в продажу, для постыдного торга женскою честию. И в этом случае мусульмане заявляют себя как-то особенно дико: им нет никакого стыда не только посещать позорные места днем, когда их все видят, но и просиживают около таких домов на улице в продолжение целых дней, в сообществе с развратницами, причем происходят всевозможные между ними не только драки, но убийства. Мы дважды имели случай собственными глазами видеть двух сартов, имеющих более 40 лет, с распоротыми животами из-за развратных женщин. Рядом с этим, более все-таки естественным пороком, мусульмане предаются разврату противоестественному. Мы разумеем онанизм, скотоложство и мужеложство. У среднеазиатцев мужеложство развилось в особый, только им свойственный порок, известный под именем бачебазства (бачебазлык), состоящий в каком-то исступленном поклонении и ухаживании за молодыми мальчиками (бача). Порок этот, противный Корану и природе человека, известен, однако, в Средней Азии с давних времен и глубоко укоренен среди оседлого мусульманского населения, вошел в плоть его и кровь, за исключением киргиз. Преимущественно этот порок укоренен среди таджикского, сартского и отчасти узбекского населения больших среднеазиатских городов: Хивы, Бухары, Ташкента, Кокана, Ходжента, Самарканда и др., за исключением Кашгара и Кульджи. Самарканд, эта древняя столица Средней Азии, есть самый развратный город во всем Туркестане, потому что этот город лежит на главном караванном пути между Бухарою, Коканом и Ташкентом. Соответственно запросу на бачей является и предложение, превращающееся в промысел, увлекающий корыстью не только лиц посторонних, но даже отцов и близких родственников. Мальчики увлекаются в неестественную проституцию или покупкою их у бедных родителей, или целою системою разных ласк, угощений и ухаживаний, или сиротство и бесприютность детей выводит их на такую позорную жизнь. Все это до того в нравах среднеазиатских мусульман, что каждый более или менее пригожий лицом мальчик легко может найти себе гнусный заработок, которым он смело и верно промышляет до появления усов и бороды. Этого мало, бача, пользуется у сартoв бо́льшим почетом, чем у любителей-европейцев какая-нибудь знаменитая танцовщица. Все уважение, присвоенное в Европе женщине, в Средней Азии всецело отдается баче. Баче представляется множество всяких соблазнов; он - танцор, певец, актер и, наконец, кокетливый хозяин в лавке своего содержателя. Внимание бачам оказывают не только обыкновенные смертные, но даже и мусульманские власти, аксакалы, амлякдары, амины и т. д. При обращениях к баче говорят ему безусловно «таксыр» и «куллук», - выражения рабской покорности, равной по отношению к хану или эмиру… Только эти последние не говорят баче приведенных выражений, считая себя равными с развратным мальчиком.
Каждый мало-мало зажиточный сарт стремится содержать у себя бачу. Если у него одного не хватает средств на это, то входит в компанию с соседом, так что иногда 10, 15, 20 человек содержат одного бачу. Страсть к бачам доводит часто среднеазиатцев до смертоубийств [Богатый ходжентский сарт Рахматулла-ходжа несколько лет жил с бачой Фазылем. Сосед Рахматуллы по лавке на базаре, также богатый сарт Мирза Карим начал настойчиво переманивать к себе Фазыля и с этою целию дарил ему разные подарки и деньги. Рахматулла предостерегал и угрожал Мирзе Кариму за его далеко не соседские чувства к чужому баче. Но Мирза Карим продолжал соблазнять Фазыля, и тот готов был изменить Рахматулле. Когда Рахматулла заметил это, то убил в ночь с 26 на 27 июня 1871 года своего непрошенного соперника. В том же Ходженте туземец Шамси влюбился в мальчика Шабыходжу, проживавшего у своего родственника Мир-Аюба, который готовил мальчика в муллы. Мир-Аюб советовал и просил Шамси оставить ухаживания за мальчиком, который бачой быть не может, а Шамси стал еще настойчивее добиваться любви мальчика: он подкидывал к мечети письма с угрозами Мир-Аюбу, если он не выдаст ему мальчика; упрашивал самого мальчика бежать от Мир-Аюба и перейти к нему; наконец, грозил бедой и мальчику, и его покровителю и заступнику. Так прошел целый год. Шамси убедился, что ему не придется соблазнить мальчика, пока жив Мир-Аюб; поэтому он в ночь на 1 июля 1871 г. убил Мир-Аюба. («Туркестан. вед.», 1874 г., № 7, ст. «Проституция в Средней Азии»).]. Из 123 преступлений по Ходжентскому уезду за 1869-71 годы 25 преступлений были совершены из-за бачей, и в том числе 10 убийств и 14 грабежей. Иногда бедные среднеазиатцы отвращаются от гнусной проституции с бачами [В 1869 году в укр. Ура-Тюбе в тюрьме содержался сарт, убивший и своего собственного сына, с целию избавить его от предстоявшего ему позора сделаться бачой богатого и влиятельного развратника-туземца («Турк. ведом.», 1874 г., № 7). Но такие примеры бывают весьма редки, так что на них можно указывать как на исключения.], но чаще отцы и матери смотрят на разврат своих сыновей как на весьма выгодную статью дохода и наивно жалуются на аксакалов, стесняющих их свободу. В Ходженте один отец жаловался, что его сыном пользуется не только его содержатель, но и все родственники последнего, не платя отцу никаких денег. Такая же жалоба была и в Катта-Кургане. Иногда же отцы превращают своих сыновей в бачи [Вестник Европы, 1875 г., кн. XI, стр. 154, ст. Терентьева «Туркестан и туркестанцы».]. У изнеженных и развращенных среднеазиатцев бачество до того обычно, что встречается даже между казыями (судья, дух. особа). Самые лучшие и наиболее развитые люди не только имеют бачей, но еще соперничают друг с другом в выборе более красивых бачей. Мы не раз пытались выспросить у богатых сартов, в чем, заключаются тайные их отношения к бачам, но всякий раз замечали, что любители бачей стыдятся сознаться в своем гнусном пороке. Они обыкновенно оправдывали свою страсть к молодым мальчикам, сравнивая ее с любовью европейцев к цветам, которые приятно всегда иметь перед глазами. Но стоило только с таким уклончивым собеседником отправиться на туземный базар и попросить чаю в такой лавке, где есть бача, и убедиться, что притворщик совсем не владеет собой при взгляде на бачу…
До сих пор мы говорили исключительно о мусульманах мужского пола, почти совсем не касались мусульманских женщин. Между тем положение мусульманской женщины до того безотрадно, что подобного трудно и представить. Еще сам Мухаммед высказался в Коране от лица Божия, что женщины ниже мужчины, что мужья имеют право удалять своих жен от брачного ложа и наказывать, что они по отношению к мужчинам пашня и т. д. [Гл. 2, ст. 228; гл. 4, ст. 38.]. Последующая жизнь мусульман, основанная на приведенных указаниях Корана, унизила женщину еще более, сделала из нее животное существо, назначенное для удовлетворения чувственных пожеланий мужа, - его собственностию, которую он приобретает за деньги и которою может располагать как хочет. Унижение женщины в исламе проходит всюду систематически, как чисто в бытовой, так и в религиозной сфере; женщина не может одновременно с мужчинами находиться как в обыкновенном обществе, так и в молитвенных собраниях; жена без согласия мужа не может совершать хадж (путешествие в священные города Мекку и Медину); жена не может давать обет Богу на добровольный пост, если муж того не желает; в свидетельских показаниях голос ее равняется только половине голоса мужчины; за нарушение супружеской верности женщины должны быть наказываемы смертию. Словом, со дня рождения чрез всю жизнь до самой смерти женщина унижена, лишена человеческих прав и отторгнута от общения с мужчинами, провождая уединенную жизнь под вечным гнетом деспотизма и ревности мужа. История представляет резкие примеры того, как низко мусульмане разных стран смотрели на это прекрасное Божие создание, на эту помощницу мужа, мать и воспитанницу будущих поколений. В Средней Азии их живыми зарывали в землю или побивали камнями. В Константинополе и до сих пор помнят так называемый Девичий мыс, до наших дней возбуждающий ужас по тем казням, какие были совершены на нем. С этого мыса женщин бросали в море в мешках вместе с кошками. В первое время завоевания Египта французами, в конце прошлого столетия, Наполеон предоставил управление каирскою полициею янычарскому аге, в руках которого она и прежде находилась. Чрез несколько времени французские военные врачи узнали о распространении между солдатами сифилиса. Наполеон приказал аге принять меры к уничтожению этого зла, и ага в этот же день арестовал 400 женщин, отрубил им головы и бросил их трупы в море. Наполеон сделал ему выговор, но ага хладнокровно ответил, что он исполнил закон пророка [Клот-бей. Т. 1. Рафалович. Отеч. зап., 1849 г., т. 67.]. В связи с таким печальным общественным положением мусульманской женщины находится и ее умственное состояние. По смыслу учения Корана, мусульманская женщина осуждена на безграмотность, и мухаммедане думают, что она не может постигать высокие истины религии, что она недостойна их, может унижать эти истины, ронять их величие, как существо одаренное сравнительно с мужчиною низшею душою, - и мухаммеданки привыкли уже смотреть на себя как на существа низшие сравнительно с мужчинами. Женщина существует для мужа и должна сидеть взаперти. Если и позволяется ей выходить за порог дома, то под условием закрытия своего лица и тела. Многоженство, дозволенное Кораном, заглушает в мухаммеданской женщине всякое чувство самоуважения. В глазах ее самой, она не что иное, как вещь, нужная господину, которому она всячески должна угождать. Ей отказано в праве на воспитание детей своих: мальчика берут у нее после 7-летнего возраста, а дочь она обязана главным образом научить, как угодить мужу. Незамужество считается пороком на Востоке, но выходить замуж мухаммеданке часто приходится за того, кого она и не знает. В ее расчет не должно входить представление, что ей придется жить в гареме, в этом скопище брошенных судьбою женщин на произвол чувственного деспота, ласки которого к одной будут развивать чувство ревности в другой. История представляет много примеров убийств, отравлений и всяких противоестественных пороков, не говоря уже о ежедневных ссорах обитательниц гарема из-за ревности к единому мужу. И мухаммеданка-женщина до того привыкла к подобному образу жизни, что, по-видимому, не обнаруживала желания выйти из своего положения. Мухаммеданка до того привыкла к мысли о продаже себя своему мужу, что считала за честь, когда она стояла дороже. Но тем не менее и мусульманская женщина заявляет иногда протест против своего положения… Чтобы лучше оберегать нравственность женщин, их обыкновенно помещают в особых постройках, находящихся в средине прочих дворовых построек и представляющих совершенно замкнутые помещения. Жены татар внутренней России, под русским влиянием, пользуются еще некоторою свободою. В Средней Азии женщина имеет свой совершенно особый мир, ведет свою замкнутую и монотонную жизнь, полную своих собственных интересов, страшных аномалий и болезненных проявлений природных инстинктов. Уже по этому можно судить, насколько обеспечено в исламе умственное и нравственное развитие женщины. Очевидец так описывает положение современной женщины в Самарканде: «Изгнанная из общества, зашитая в своем несчастном дворе, сызмала веденная под строгим надзором и колотушками старших, не имевшая никакой воли, ни малейшей самостоятельности, и затем вдруг, неведомо для нее, попавшая под деспотическую руку мужа, часто ей совершенно до того неизвестного, для которого она должна была или играть роль забавы, или быть безответною работницей, - женщина должна была изуродоваться. Ее пылкому извращенному воображению рисовались наслаждения неведомого ей мира в грандиозных увлекательных размерах; фантазия уносила ее в нечеловеческий мир, понятия складывались дико, безобразно, неестественно, интересы мельчали. И вот в этих-то дворах предполагаемого целомудрия и высокой нравственности придумываются тысячи сказок, объясняющих дела мира; вырабатывается самая затейливая и многосложная сплетня о соседних дворах; изобретаются хитрости, прикрывающие любовные связи на стороне, и, наконец, является та болезненная раздражительность, которая прибегает к дикому искусству неестественного удовлетворения половых инстинктов [Нас уверяли, что мусульманские женщины предаются всем неественным порокам, каким предаются мужчины, и особенно онанизму. В то же время они часто поддаются чувству ревности, и нередко решаются на тайные и явные убийства, в сообществе с своими любовниками.]. Женщина преследуется, наказывается [Да и как жестоко наказывается! Одной серпом порезывает муж в драке руку; другой муж пробивает голову жене; третью муж держит в кандалах, которые растирают ей руки и ноги; четвертый выжигает раскаленным железом детородные части у двух своих жен; пятый, наконец, совсем убивает жену свою за то, что она не так нежно любит его, как покойного его брата, с которым она была в замужестве до этого. «Вестник Европы», 1875 г., кн. XI, стр. 149, ст. Терентьева «Туркестан и туркестанцы».] за всякую попытку быть хоть немного самостоятельною, и поэтому она выучивается лжи, коварству, лицемерию; должна стоять вечно настороже; если в ней осталось хоть малейшее желание быть свободной, должна тщательно прятать часть тайком заработанных денег и т. д., словом, в ней являются все те пороки, которые неминуемы при такой системе замкнутости и забитости» [Беседа, 1872, кн. VIII, август. Внутреннее обозрение. «Самарканд», стр. 38.]. Положение женщин в Турции, в Хиве и Бухаре еще печальнее; гаремная жизнь их всем известна достаточно и говорить о ее противоестественности мы считаем излишним [См. гл. IV соч. М. Машанова «Мухаммеданский брак в сравнении с христианским браком» (Казань, 1876).]. А если так, если женщина унижена даже в своем углу, в семье, если она не принимает никакого участия в общественных делах и семейных, то и семья у мусульман не может достигнуть правильного положения и правильных отношений с общественною жизнию; воспитание и образование детей, а затем и вся общественная жизнь мусульман получает иное значение, иную душу, далеко не либерального характера.
Взято здесь