Тайна январей
А слаще всего в Ялте ее тайное, домашнее, тёплое от чугунной круглой печечки нутро. Маленькие дворики, узкие лестницы, текущие к морю, крыши домов, видимые из кабинок городской канатной дороги. Всё это здесь живое, как нигде, - пристройки, собаки, и кошки, старухи и пожилые машины, забывшие пути и потому просто вставшие посреди улиц, у старых стен: приморское время щадит неподвижность. Время у моря само неподвижно, и потому обтекает стоящих, чувствуя их родство, оттого в воздухе замирают чайки, замрут и стоят, стоят, продавливая круглые вмятины в ветре округлыми своими боками. И серые вороны тоже стоят в небесах, столь же серых, быть может они теряются и не поймут: ветер ли они сами уже, или всё еще вороны. А может быть они уже были ветром? Думая так, висят они точненько над верхушками кипарисов, чтобы не двигаться, все старожилы Ялты знают: тут надо медленно, прицельно и медленно, так, вернее. Так именно неподвижен.Потому же стоят и в море кораблики. Море слилось с небом где-то там, по за за собя - слепилось, сшилось, сошлось. Морю хочется, чтобы уж навсегда, ну, сколько ж можно, чай, нагулялось, но небо же пока думает. В небе ветрено, хоть облака и стоят, но, из-за мыслей, им ветрено. Жених-то, море, завидный, давно знакомы, давно вдвоём, но - осторожность не помешает. И небо висит, думает, а море лежит, ждёт, и слиплись где-то по за-за горизонтом, которого уже нет, почти, и время ждёт. Из-за стекла кафе с набережной хоть день сплошь смотри - кораблики недвижимы. Ждут.
Разве, появятся из ниоткуда новые лодочки в маленькой гавани у игрушечного маяка, будто вынырнув из холодной воды, появятся ненадолго, вздрогнут, тоненько вскрикнут "Ой!" и - навсегда...
Потому что время такое. С тайной.
Зимним временем Ялты правит тёмная туча с Аю-Дага. Крутит стрелки замерших городских часов, хрустит их шестернями. Часы ржавы, часы колдовские. Духи бесчисленных ялтинских срочных любовей слушают скрежет, глядят отовсюду из нор невидимыми глазами: пора? Едва только стрелки сойдутся, тотчас отовсюду в России начнут пропадать люди, мгновенно слетаясь сюда такими же молодыми, как были, и город весь весь заселят обнажённые, любящие тела. Ялта же, она такая, что толпы голых людей, прекрасных и молодых зальют бульвары и улицы немедленно после того, как туча провернёт часовые шестерни. И те, кто сохранили любовь, останутся молодыми, не будут стареть.
...Говорят, они уже потихоньку двигаются, часовые стрелки. Не зря январями слышно, как сопит туча на Аю-Даге, обрезаясь пальцами об острые, как бритва Золлинген старые стрелки.
Оттого зимой притихают маленькие лестницы, улочки, садики и дворы. Всё они помнят, всех, кого видели, ждут.
В Ялте.
Умрн