Беллинсгаузен и Лазарев: Антарктические знакомцы
(Продолжение. Начало см. по метке « Беллинсгаузен»)
Морские слоны, мохнатые пингвины и Поль с Виргинией
Про собственно антарктические открытия Беллинсгаузена и Лазарева мы особенно распространяться тут не будем. Ходили они в высокие широты дважды, зимой 1819-1820 годов и следующей зимой. (В Южном полушарии, естественно, это было лето, чем исследователи и пользовались). А в промежутке посетили Австралию, Новую Зеландию и Океанию и там открыли изрядное количество мелких островов и общались с местными жителями - белыми и туземными, о чём мы ещё расскажем. Но и во льдах встречались им не только пингвины.
В середине декабря 1819 года Беллинсгаузен записывает: «Я шел вдоль берега в расстоянии на одну с четвертью, на полторы и две мили. […] из одного залива шел под английским флагом парусный бот; по приближении оного мы просили пристать к шлюпу и для того легли в дрейф. К нам приехали на ялике штурман и два матроза; первый сказывал, что издалека нас не узнали, и, полагая, что мы пришли также для промысла китового жира, они имели намерение провести наши суда в залив, надеялись, что за свои труды получат плату. Два трехмачтовых судна, принадлежащие английской компании для ловли китов, одно «Ниде-Шпенсебелла», а другое «Мериан» под начальством капитанов Бруна и Торта [т.е. «Индиспенсэбль» и «Мэри-Энн», командовали ими Браун и Шорт ], стояли в заливе, из коего вышел ял. Глубина их якорного места 18 сажен, грунт - ил; большой ручей свежей воды впадает в сей залив, называемый гавань Марии. Суда стоят уже четыре месяца; промышленники из убитых морских слонов (Phoca procosciclea) вытапливают жир; ездят для сего промысла во все бухты, для ночлегов опрокидывают свои лодки, разводят огонь. Зажигая жир морских животных, вместо растопок употребляют шкуры пингвинов, которых в настоящее время года чрезвычайное множество. Они видели также альбатросов и других морских птиц весьма много, из береговых же только жаворонков и род голубей; растений никаких нет, кроме моха. За сии известия я приказал посетителей наших угостить гроком и сухарями с маслом. Один из матрозов был русский; бежал во время пребывания военных наших кораблей в Англии и скитается по трудным промыслам для пропитания. Гости наши отправились на свой бот…»
Астроном И.М.Симонов описывает эту встречу подробнее: «Вскоре после меня сошел сверху капитан-лейтенант И. И. Завадовский и сказал мне:
- К нам идет с берега бот под парусами.
- Знаю, Иван Иванович, это Павел и Вергиния едут к нам со своего необитаемого острова, - отвечал я, полагая, что Завадовский шутит.
- Вы не верите, а я говорю правду. Бот идет к нам с берега под английским флагом.
- О, так это должен быть пакетбот, посланный к нам с письмом из Европы.
- Посмотрите сами и увидите.
Зная, что И. И. Завадовский неправду никогда настоятельно не утверждает, я поверил его словам и, поднявшись наверх, действительно увидел, что довольно большой бот к нам приблизился.
Мы легли в дрейф. Бот сделал то же, и четверо промышленников пристали к шлюпу на маленьком китобойном ялике.
Трое из них взошли на шлюп "Восток". Сначала я не хотел верить, чтоб в этих холодных местах можно было найти людей. Каково же было мое удивление, когда один из прибывших на шлюп промышленников сказал нам на чисто русском языке:
- Здравствуйте, господа! Поздравляю вас с приездом.
Это было для меня чудом, но не мечтою, потому что я сам говорил с ним и узнал от него, что он прибыл туда из Англии, за четыре месяца до нашего прихода, для ловли морских слонов. Они вышли к нам из залива Марии, где стоят у них два трехмачтовые судна. Из этого главного своего пристанища разъезжают они по всем бухтам.
Промышленник, знавший русский язык, называл себя пруссаком, и, по словам его, он выучился говорить по-русски в бытность свою в Санкт-Петербурге, в Риге и в Архангельске.
Капитан Беллинсгаузен почитает его русским матросом, бежавшим во время пребывания наших военных кораблей в Англии, но нам он в этом не признавался. Между прочим, он сказывал, что на острове в свежей воде они не нуждаются, потому что в заливе Марии протекает очень большой ручей; растительность там ничтожна и ничего нет, кроме какой-то соломы и мхов; четвероногие там не водятся.»
(Занятно, что в советском и позднейших изданиях записок Симонова «Павел» и «Вергиния» закавычены, будто это названия судов. На самом деле, конечно, Иван Михайлович имел в виду героев жалостной повести Бернардена де Сент-Пьера, ведших идиллическую невинную жизнь на Маврикии - не то чтобы совсем необитаемом - и погибших при «возвращении к цивилизации».
Повесть была в России страшно популярна, молодой Жуковский, сверстник Симонова, её даже в пьесу переделывал…)
А почти через год, в ноябре 1820 года, на острове Маккуори (Маквари), открытом всего лит за десять до того австралийцами, удалось поближе познакомиться с бытом таких промышленников.
«Мы предполагали, что остров Маквари покрыт всегдашним льдом и снегом, как и остров Южная Георгия, ибо оба в том же полушарии и в одинаковых широтах; крайне удивились, найдя, что остров Маквари порос прекрасною зеленью, исключая каменных скал, которые имели печальный темный цвет. В зрительные трубы мы рассмотрели, что взморье сего острова покрыто огромными морскими зверями, называемыми морские слоны (Phoca proboscidea), и пингвинами; морские птицы во множестве летали над берегом.
В 4 часа пополудни я был обрадован, увидя гребное судно, идущее к нам от юга вдоль берега, по восточную сторону острова, а вскоре за сим и другое показалось. Суда сии принадлежали промышленникам из Порт-Жаксона; они отправлены для натопления жиру морских слонов. Один отряд находился на острове девять, а другой шесть месяцев.
Промышленники жаловались, что четыре месяца остаются без дела, наполнили все бочки и не имеют порожних, а как провизии уже мало, то им весьма неприятно было услышать от нас, что судно «Мария-Елисавета», назначенное им на смену, при отправлении нашем из Порт-Жаксона еще тимберовалось [ремонтировалось] на берегу и потому не может скоро к ним прибыть.
От сих промышленников я узнал, что на острову пресной воды много, самое удобное место для наливания бочек по средине острова, где они расположились, и охотно готовы на всякое нам пособие. Тогда прибывших к нам я велел потчевать сухарями с маслом и гроком, они уже несколько месяцев сего драгоценного для них напитка не имели; после нашего угощения были словоохотнее и еще усерднее предлагали нам свои услуги. […].
В 8 часов вечера ялики к нам возвратились; мы до сего времени держались близ берега, куда они отправились. Господин Завадовский донес мне, что, приближась к берегу, усмотрел каменья, о которые зыбь сильно разбивалась; избрал одно место, где берег отрубом, зыбь также разбивалась, но были промежутки, в коих хотя с трудом могли пристать; тогда взорам наших путешественников представилось обширное пространство, усеянное пингвинами трех родов, большими морскими зверьми, которых спокойного сна ничто не нарушало. […] Выстрел из ружья, сделанный господином Завадовским в одного из морских зверей, пробудил всех, но они только открыли глаза, замычали и опять заснули, некоторые были весьма велики. Один приподнялся на передние лапы, разинул пасть и заревел. Господин Завадовский прямо в него выстрелил картечью, в самом близком расстоянии; однако ж зверь не свалился, а только попятился задом в море и уплыл; вероятно, он плыл окровавленный мимо нашего шлюпа. Прошед далее по берегу, увидели ряд бочек с железными обручами, а потом землянки с затворенными дверьми; в сем месте сушили кожи, снятые с морских зверей; множество птиц вилось над головами наших путешественников. […] Прошед еще далее по берегу, встретили множество пингвинов, которых промышленники называют “королевскими”. Пингвины сии не уступали дороги, надлежало их расталкивать. Господин Завадовский и прочие заметили у каждой птицы по яйцу, которое они держали между лап, прижав носом к нижней части брюха, на коем яйцо выдавливает небольшую оголившуюся впадину, задняя же часть его лежит на лапах, и таким образом оно держится крепко; дабы не уронить яйца, пингвины не бегают, а скачут вдруг на обеих лапах. Тут же видели пингвина, покрытого мохнатым мехом, подобным енотовому, только мягче. На возвратном пути господин Завадовский взял с собою одного пингвина мохнатого и несколько королевских; набрал яиц, разного рода трав, камней, несколько кож с молодых морских зверей и их жира, настрелял эгмонтских куриц, морских и разных чаек и одного попугая; но воды пресной на пути своем не нашел.»
Остров Маквари. Рисунок П. Михайлова
Симонов по поводу мохнатых пингвинов уточняет: «Мы видели на острове Маквари обширные толпы молодых пингвинов, вероятно прошлогодних, которые выросли уже до своей обыкновенной величины, но не успели еще первородный пух свой переменить на перья. Этот густой курчавый пух, цветом похожий на верблюжью шерсть, как шубой, покрывал их тело. По всей вероятности, природа одевает их первоначально так тепло с тою целью, чтобы молодые, еще не окрепшие телом, пингвины легко могли переносить суровость первой зимы.
Другая особенность замечена нами была в кругу их действий. Старые и молодые пингвины стояли густыми, но отдельными толпами. Обыкновенно они держали тело свое в вертикальном положении, а нос задумчиво опускали к земле, но почти ежеминутно пингвин за пингвином сперва подымал нос кверху, потом вытягивал шею выше других и, простоявши в таком созерцательном положении несколько секунд, опять опускал нос к земле и, наконец, опустив шею к плечам, принимал прежнее задумчивое положение. Мне не случалось видеть, чтобы два пингвина в одно время вытягивали свои шеи с поднятым носом к небу, но всегда один после другого в разных местах своей многочисленной толпы.
Кроме морских слонов и пингвинов, на берегу острова покоилось еще много других пород морских зверей. Таким образом, ловля их и добывание жиру мало труда доставляют промышленникам. Они, так сказать, сами приходят в руки промышленников и беззащитно им предаются. Тут нет ни искусства, которое требуется при ловле китов, ни опасностей, с нею сопряженных…»
Пингвины на рисунке Михайлова
Беллинсгаузен продолжает: «18 ноября. Пред рассветом поворотили опять к берегу, прибавя парусов и лавируя вблизи оного, искали ручья, чтоб налиться водою. В 10 часов приехали с берега промышленники и указали на свое селение, которое едва можно было отличить от берега как по малости, так и по одинакому с берегом цвету. Пред полуднем мы подошли к сему месту, легли в дрейф и послали на берег с обоих шлюпов под начальством лейтенанта Лескова гребные суда с анкерками, посадя на каждое судно по одному промышленнику, которым известен проход к берегу между каменьями; шлюпы держались под парусами близ сего места.
В 2 часа пополудни я поехал на берег с господами Лазаревым, Торсоном и Михайловым; приближась к острым каменьям, о которые бурун с шумом разбивался, прохода за оными мы не видали, доколе господин Лесков с берега нам не указал, где должно идти между каменьями; мы пристали к берегу у самых шалашей. Гребные суда были совершенно в безопасности: каменья защищали их от буруна.
Начальствующий над промышленниками нас встретил и повел в свой шалаш или избу, которой длина двадцать, ширина десять футов, внутри обтянута шкурами морских зверей, снаружи покрыта травою, на острову растущею; в одном конце был небольшой очаг и лампа, в коих беспрерывно держали огонь.
На очаге, за неимением дров и уголья, горел кусок сала морского зверя, а в лампе - истопленный его жир; подле очага стояла кровать; в другой половине шалаша лежали съестные припасы; внутри от копоти так было черно и мрачно, что мерцающий огонь лампы и скважина, обтянутая пузырем, мало освещали внутренность хижины, и, доколе мы не могли осмотреться, нас водили за руки; жилища других промышленников были лучше.
Начальник рассказывал нам, что ввечеру накануне чувствовали два сильные удара землетрясения [на русских судах их тоже ощутили]. Он уже шесть лет безвыходно на острове Маквари занимается промыслом вытапливания жира из морских слонов; других же морских зверей нет на сем острове, который еще недавно служит местом для промышленности большей части порт-жаксонского купечества.
Изобилие морских котиков было причиною, что многие суда немедленно отправились из Южного Валлиса для промысла их шкур, коих требовали в Англии так много, что цена хорошей шкурки котика возвысилась до одной гинеи; но неограниченная алчность в короткое время всех котиков истребила.
Ныне на острове Маквари промышляют только одним жиром морских слонов. Убив спящего зверя, обрезывают ножами жир, кладут в котлы, поставленные на камнях так, чтоб было довольно места снизу для огня, который разводят посредством нескольких кусков того же жира, и переливают оный в бочки. Часть расходится в Новом Южном Валлисе, а остальную отправляют в Англию и получают выгодную цену.
Промышленников на острову в сие время было два отряда: один состоял из тринадцати, другой из двадцати семи человек. Образ жизни их здесь некоторым образом сноснее, нежели промышленников, которых мы видели в Южной Георгии; те и другие питаются теми же морскими птицами, ластами молодых морских слонов, яйцами пингвинов и других птиц; но здешние промышленники имеют, кроме лучшего климата, и ту выгоду, что на острову находят средство к предохранению от цинги. Дикая капуста, так ими называемая, без сомнения, спасительное средство от сей болезни, растет во множестве по всему острову; от прочей травы отличается темною своею зеленью; листья имеет широкие, выходящие горизонтально и окраенные городками [зубцами]; поверхность сей капусты темная, а низ светло-зеленый; стебли длиною около фута и так же, как листья, мохнаты; цвет на среднем стебле белый, как у цветной капусты; большая часть корня, который толщиною в два дюйма, лежит по земле, а наконец, и тонкие отростки оного входят в землю; корень вкусом похож на капустную кочерыжку; промышленники оскабливают стебли и корень, разрезывают мелко и варят в похлебке. Мы много набрали сей капусты и наквасили впрок для служителей, а для офицерского стола наделали из корня пикалей; из заквашенной варили вкусные щи и жалели, что не больше заготовили. […] Из четвероногих животных водятся на острове Маквари дикие собаки и кошки, которые всегда кроются в густой траве на возвышенностях, завезены и оставлены европейцами и одичали. Таким образом, от лейтенанта Обернибесова с шлюпа “Мирный” осталась собака, и, ежели ее не приласкают промышленники, конечно, присоединится к диким собакам.
Мы шли вдоль песчаного взморья, чтобы посмотреть морских слонов, которые по два и по три месяца лежат спокойно, не трогаясь с места. Нас провожал один из промышленников; он имел с собою орудие, которым бьют слонов; сие орудие длиною в четыре с половиною фута, толщиною в два дюйма, наружный конец шарообразен, в четыре и пять дюймов в диаметре, окован железом и обит острошляпочными гвоздями.
Когда мы приближились к одному спокойно спящему слону, промышленник ударил его своим орудием по переносью: тогда слон, отворив пасть, заревел громким и жалостным голосом и уже лишился силы пошевелиться; промышленник взял нож и сказал: «Жаль смотреть, как бедное животное страдает», и ножом черкнул его с четырех сторон по шее; кровь полилась фонтанами, составляя круг, после чего слон еще раз тяжко вздохнул, и с тем кончилась жизнь его. Больших слонов, кроме сего удара, прокалывают еще копьем прямо в сердце, чтоб они оставались на месте.
Старые самцы, которых мы видели, были величиною около двадцати футов. Они имели хобот длиною около восьми дюймов, в конце хобота ноздри. Выплывают из воды по большей части на траву и лежат в ямах, как нам казалось, собственною их тяжестью выдавленных, ибо грунт земли весьма рыхлый. Самка и молодые самцы мордою несколько похожи на мосек и хобота не имеют; на ластах, служащих им вместо передних ног, по пяти соединенных пальцев с когтями; промышленники употребляют сии ласты в пишу и говорят, что от молодых весьма вкусны. Слоны хвоста не имеют, глаза у них большие черные, кожа годна на обивку сундуков или баулов.»
Самец и самка морского слона
Молодой мичман Новосильский с «Мирного», наблюдая забой морских слонов и котиков, проникся к ней величайшим отвращением: «Зрелище это было до крайности возмутительно, а промышленникам, привыкшим к нему, ровно нипочем…» Беллинсгаузен же видывал и не такое, так что невозмутимо продолжал:
«Пресной воды на острове много, около становища промышленников течет из горы, и наливать анкерки весьма удобно. Впрочем, и во многих других местах мы видели пресную воду, которая течет прямо в море, но по причине буруна не везде удобно оною наливаться.
К крайнему нашему удивлению, на сем полуохладевшем острове видели множество небольших попугаев; все принадлежат к одной породе... […]
В 5 часов мы возвратились на шлюпы с добычею, состоящею из двух альбатросов, двух десятков битых и одного живого попугая, которого мне уступил промышленник за три бутылки рому. В продолжение обозрения острова катер и ялик ездили туда беспрерывно и привозили на оба шлюпа воду довольно успешно.
19 ноября. На ночь мы опять легли в море, ибо я был намерен ожидать обещанной промышленниками шкуры большого морского слона, так, чтоб она была совсем полная, т. е. с головою, дабы можно по возвращении в Петербург набить и сохранить вид сего редкого и примечания достойного зверя.
Промышленники замешкались, а потому мы послали еще ялики, которые возвратились не прежде 2 часов пополудни; с шлюпа «Восток» отправлен был комиссар Резанов, он предпочел вытопленный слоновый жир пресной воде, за которою был послан, и налил все анкерки жиром за одну бутылку рому. Ветр вскоре засвежел, мы взяли у марселей по три рифа; между тем промышленники на китобойном судне доставили на шлюп «Мирный» слоновую шкуру сообразно с моим желанием. Сии добрые люди даже с опасностью жизни исполнили наше поручение, ибо нашедшая тогда густая пасмурность с мелким дождем все скрыла от глаз. Господин Лазарев дал промышленникам компас и указал румб, по которому надлежало им возвратиться; сверх того наделил их провиантом и ромом, ибо они в сих потребностях имели недостаток…»
Больше с людьми в столь высоких широтах «Восток» и «Мирный», кажется, вообще не встречались.
Морские слоны, мохнатые пингвины и Поль с Виргинией
Про собственно антарктические открытия Беллинсгаузена и Лазарева мы особенно распространяться тут не будем. Ходили они в высокие широты дважды, зимой 1819-1820 годов и следующей зимой. (В Южном полушарии, естественно, это было лето, чем исследователи и пользовались). А в промежутке посетили Австралию, Новую Зеландию и Океанию и там открыли изрядное количество мелких островов и общались с местными жителями - белыми и туземными, о чём мы ещё расскажем. Но и во льдах встречались им не только пингвины.
В середине декабря 1819 года Беллинсгаузен записывает: «Я шел вдоль берега в расстоянии на одну с четвертью, на полторы и две мили. […] из одного залива шел под английским флагом парусный бот; по приближении оного мы просили пристать к шлюпу и для того легли в дрейф. К нам приехали на ялике штурман и два матроза; первый сказывал, что издалека нас не узнали, и, полагая, что мы пришли также для промысла китового жира, они имели намерение провести наши суда в залив, надеялись, что за свои труды получат плату. Два трехмачтовых судна, принадлежащие английской компании для ловли китов, одно «Ниде-Шпенсебелла», а другое «Мериан» под начальством капитанов Бруна и Торта [т.е. «Индиспенсэбль» и «Мэри-Энн», командовали ими Браун и Шорт ], стояли в заливе, из коего вышел ял. Глубина их якорного места 18 сажен, грунт - ил; большой ручей свежей воды впадает в сей залив, называемый гавань Марии. Суда стоят уже четыре месяца; промышленники из убитых морских слонов (Phoca procosciclea) вытапливают жир; ездят для сего промысла во все бухты, для ночлегов опрокидывают свои лодки, разводят огонь. Зажигая жир морских животных, вместо растопок употребляют шкуры пингвинов, которых в настоящее время года чрезвычайное множество. Они видели также альбатросов и других морских птиц весьма много, из береговых же только жаворонков и род голубей; растений никаких нет, кроме моха. За сии известия я приказал посетителей наших угостить гроком и сухарями с маслом. Один из матрозов был русский; бежал во время пребывания военных наших кораблей в Англии и скитается по трудным промыслам для пропитания. Гости наши отправились на свой бот…»
Астроном И.М.Симонов описывает эту встречу подробнее: «Вскоре после меня сошел сверху капитан-лейтенант И. И. Завадовский и сказал мне:
- К нам идет с берега бот под парусами.
- Знаю, Иван Иванович, это Павел и Вергиния едут к нам со своего необитаемого острова, - отвечал я, полагая, что Завадовский шутит.
- Вы не верите, а я говорю правду. Бот идет к нам с берега под английским флагом.
- О, так это должен быть пакетбот, посланный к нам с письмом из Европы.
- Посмотрите сами и увидите.
Зная, что И. И. Завадовский неправду никогда настоятельно не утверждает, я поверил его словам и, поднявшись наверх, действительно увидел, что довольно большой бот к нам приблизился.
Мы легли в дрейф. Бот сделал то же, и четверо промышленников пристали к шлюпу на маленьком китобойном ялике.
Трое из них взошли на шлюп "Восток". Сначала я не хотел верить, чтоб в этих холодных местах можно было найти людей. Каково же было мое удивление, когда один из прибывших на шлюп промышленников сказал нам на чисто русском языке:
- Здравствуйте, господа! Поздравляю вас с приездом.
Это было для меня чудом, но не мечтою, потому что я сам говорил с ним и узнал от него, что он прибыл туда из Англии, за четыре месяца до нашего прихода, для ловли морских слонов. Они вышли к нам из залива Марии, где стоят у них два трехмачтовые судна. Из этого главного своего пристанища разъезжают они по всем бухтам.
Промышленник, знавший русский язык, называл себя пруссаком, и, по словам его, он выучился говорить по-русски в бытность свою в Санкт-Петербурге, в Риге и в Архангельске.
Капитан Беллинсгаузен почитает его русским матросом, бежавшим во время пребывания наших военных кораблей в Англии, но нам он в этом не признавался. Между прочим, он сказывал, что на острове в свежей воде они не нуждаются, потому что в заливе Марии протекает очень большой ручей; растительность там ничтожна и ничего нет, кроме какой-то соломы и мхов; четвероногие там не водятся.»
(Занятно, что в советском и позднейших изданиях записок Симонова «Павел» и «Вергиния» закавычены, будто это названия судов. На самом деле, конечно, Иван Михайлович имел в виду героев жалостной повести Бернардена де Сент-Пьера, ведших идиллическую невинную жизнь на Маврикии - не то чтобы совсем необитаемом - и погибших при «возвращении к цивилизации».
Повесть была в России страшно популярна, молодой Жуковский, сверстник Симонова, её даже в пьесу переделывал…)
А почти через год, в ноябре 1820 года, на острове Маккуори (Маквари), открытом всего лит за десять до того австралийцами, удалось поближе познакомиться с бытом таких промышленников.
«Мы предполагали, что остров Маквари покрыт всегдашним льдом и снегом, как и остров Южная Георгия, ибо оба в том же полушарии и в одинаковых широтах; крайне удивились, найдя, что остров Маквари порос прекрасною зеленью, исключая каменных скал, которые имели печальный темный цвет. В зрительные трубы мы рассмотрели, что взморье сего острова покрыто огромными морскими зверями, называемыми морские слоны (Phoca proboscidea), и пингвинами; морские птицы во множестве летали над берегом.
В 4 часа пополудни я был обрадован, увидя гребное судно, идущее к нам от юга вдоль берега, по восточную сторону острова, а вскоре за сим и другое показалось. Суда сии принадлежали промышленникам из Порт-Жаксона; они отправлены для натопления жиру морских слонов. Один отряд находился на острове девять, а другой шесть месяцев.
Промышленники жаловались, что четыре месяца остаются без дела, наполнили все бочки и не имеют порожних, а как провизии уже мало, то им весьма неприятно было услышать от нас, что судно «Мария-Елисавета», назначенное им на смену, при отправлении нашем из Порт-Жаксона еще тимберовалось [ремонтировалось] на берегу и потому не может скоро к ним прибыть.
От сих промышленников я узнал, что на острову пресной воды много, самое удобное место для наливания бочек по средине острова, где они расположились, и охотно готовы на всякое нам пособие. Тогда прибывших к нам я велел потчевать сухарями с маслом и гроком, они уже несколько месяцев сего драгоценного для них напитка не имели; после нашего угощения были словоохотнее и еще усерднее предлагали нам свои услуги. […].
В 8 часов вечера ялики к нам возвратились; мы до сего времени держались близ берега, куда они отправились. Господин Завадовский донес мне, что, приближась к берегу, усмотрел каменья, о которые зыбь сильно разбивалась; избрал одно место, где берег отрубом, зыбь также разбивалась, но были промежутки, в коих хотя с трудом могли пристать; тогда взорам наших путешественников представилось обширное пространство, усеянное пингвинами трех родов, большими морскими зверьми, которых спокойного сна ничто не нарушало. […] Выстрел из ружья, сделанный господином Завадовским в одного из морских зверей, пробудил всех, но они только открыли глаза, замычали и опять заснули, некоторые были весьма велики. Один приподнялся на передние лапы, разинул пасть и заревел. Господин Завадовский прямо в него выстрелил картечью, в самом близком расстоянии; однако ж зверь не свалился, а только попятился задом в море и уплыл; вероятно, он плыл окровавленный мимо нашего шлюпа. Прошед далее по берегу, увидели ряд бочек с железными обручами, а потом землянки с затворенными дверьми; в сем месте сушили кожи, снятые с морских зверей; множество птиц вилось над головами наших путешественников. […] Прошед еще далее по берегу, встретили множество пингвинов, которых промышленники называют “королевскими”. Пингвины сии не уступали дороги, надлежало их расталкивать. Господин Завадовский и прочие заметили у каждой птицы по яйцу, которое они держали между лап, прижав носом к нижней части брюха, на коем яйцо выдавливает небольшую оголившуюся впадину, задняя же часть его лежит на лапах, и таким образом оно держится крепко; дабы не уронить яйца, пингвины не бегают, а скачут вдруг на обеих лапах. Тут же видели пингвина, покрытого мохнатым мехом, подобным енотовому, только мягче. На возвратном пути господин Завадовский взял с собою одного пингвина мохнатого и несколько королевских; набрал яиц, разного рода трав, камней, несколько кож с молодых морских зверей и их жира, настрелял эгмонтских куриц, морских и разных чаек и одного попугая; но воды пресной на пути своем не нашел.»
Остров Маквари. Рисунок П. Михайлова
Симонов по поводу мохнатых пингвинов уточняет: «Мы видели на острове Маквари обширные толпы молодых пингвинов, вероятно прошлогодних, которые выросли уже до своей обыкновенной величины, но не успели еще первородный пух свой переменить на перья. Этот густой курчавый пух, цветом похожий на верблюжью шерсть, как шубой, покрывал их тело. По всей вероятности, природа одевает их первоначально так тепло с тою целью, чтобы молодые, еще не окрепшие телом, пингвины легко могли переносить суровость первой зимы.
Другая особенность замечена нами была в кругу их действий. Старые и молодые пингвины стояли густыми, но отдельными толпами. Обыкновенно они держали тело свое в вертикальном положении, а нос задумчиво опускали к земле, но почти ежеминутно пингвин за пингвином сперва подымал нос кверху, потом вытягивал шею выше других и, простоявши в таком созерцательном положении несколько секунд, опять опускал нос к земле и, наконец, опустив шею к плечам, принимал прежнее задумчивое положение. Мне не случалось видеть, чтобы два пингвина в одно время вытягивали свои шеи с поднятым носом к небу, но всегда один после другого в разных местах своей многочисленной толпы.
Кроме морских слонов и пингвинов, на берегу острова покоилось еще много других пород морских зверей. Таким образом, ловля их и добывание жиру мало труда доставляют промышленникам. Они, так сказать, сами приходят в руки промышленников и беззащитно им предаются. Тут нет ни искусства, которое требуется при ловле китов, ни опасностей, с нею сопряженных…»
Пингвины на рисунке Михайлова
Беллинсгаузен продолжает: «18 ноября. Пред рассветом поворотили опять к берегу, прибавя парусов и лавируя вблизи оного, искали ручья, чтоб налиться водою. В 10 часов приехали с берега промышленники и указали на свое селение, которое едва можно было отличить от берега как по малости, так и по одинакому с берегом цвету. Пред полуднем мы подошли к сему месту, легли в дрейф и послали на берег с обоих шлюпов под начальством лейтенанта Лескова гребные суда с анкерками, посадя на каждое судно по одному промышленнику, которым известен проход к берегу между каменьями; шлюпы держались под парусами близ сего места.
В 2 часа пополудни я поехал на берег с господами Лазаревым, Торсоном и Михайловым; приближась к острым каменьям, о которые бурун с шумом разбивался, прохода за оными мы не видали, доколе господин Лесков с берега нам не указал, где должно идти между каменьями; мы пристали к берегу у самых шалашей. Гребные суда были совершенно в безопасности: каменья защищали их от буруна.
Начальствующий над промышленниками нас встретил и повел в свой шалаш или избу, которой длина двадцать, ширина десять футов, внутри обтянута шкурами морских зверей, снаружи покрыта травою, на острову растущею; в одном конце был небольшой очаг и лампа, в коих беспрерывно держали огонь.
На очаге, за неимением дров и уголья, горел кусок сала морского зверя, а в лампе - истопленный его жир; подле очага стояла кровать; в другой половине шалаша лежали съестные припасы; внутри от копоти так было черно и мрачно, что мерцающий огонь лампы и скважина, обтянутая пузырем, мало освещали внутренность хижины, и, доколе мы не могли осмотреться, нас водили за руки; жилища других промышленников были лучше.
Начальник рассказывал нам, что ввечеру накануне чувствовали два сильные удара землетрясения [на русских судах их тоже ощутили]. Он уже шесть лет безвыходно на острове Маквари занимается промыслом вытапливания жира из морских слонов; других же морских зверей нет на сем острове, который еще недавно служит местом для промышленности большей части порт-жаксонского купечества.
Изобилие морских котиков было причиною, что многие суда немедленно отправились из Южного Валлиса для промысла их шкур, коих требовали в Англии так много, что цена хорошей шкурки котика возвысилась до одной гинеи; но неограниченная алчность в короткое время всех котиков истребила.
Ныне на острове Маквари промышляют только одним жиром морских слонов. Убив спящего зверя, обрезывают ножами жир, кладут в котлы, поставленные на камнях так, чтоб было довольно места снизу для огня, который разводят посредством нескольких кусков того же жира, и переливают оный в бочки. Часть расходится в Новом Южном Валлисе, а остальную отправляют в Англию и получают выгодную цену.
Промышленников на острову в сие время было два отряда: один состоял из тринадцати, другой из двадцати семи человек. Образ жизни их здесь некоторым образом сноснее, нежели промышленников, которых мы видели в Южной Георгии; те и другие питаются теми же морскими птицами, ластами молодых морских слонов, яйцами пингвинов и других птиц; но здешние промышленники имеют, кроме лучшего климата, и ту выгоду, что на острову находят средство к предохранению от цинги. Дикая капуста, так ими называемая, без сомнения, спасительное средство от сей болезни, растет во множестве по всему острову; от прочей травы отличается темною своею зеленью; листья имеет широкие, выходящие горизонтально и окраенные городками [зубцами]; поверхность сей капусты темная, а низ светло-зеленый; стебли длиною около фута и так же, как листья, мохнаты; цвет на среднем стебле белый, как у цветной капусты; большая часть корня, который толщиною в два дюйма, лежит по земле, а наконец, и тонкие отростки оного входят в землю; корень вкусом похож на капустную кочерыжку; промышленники оскабливают стебли и корень, разрезывают мелко и варят в похлебке. Мы много набрали сей капусты и наквасили впрок для служителей, а для офицерского стола наделали из корня пикалей; из заквашенной варили вкусные щи и жалели, что не больше заготовили. […] Из четвероногих животных водятся на острове Маквари дикие собаки и кошки, которые всегда кроются в густой траве на возвышенностях, завезены и оставлены европейцами и одичали. Таким образом, от лейтенанта Обернибесова с шлюпа “Мирный” осталась собака, и, ежели ее не приласкают промышленники, конечно, присоединится к диким собакам.
Мы шли вдоль песчаного взморья, чтобы посмотреть морских слонов, которые по два и по три месяца лежат спокойно, не трогаясь с места. Нас провожал один из промышленников; он имел с собою орудие, которым бьют слонов; сие орудие длиною в четыре с половиною фута, толщиною в два дюйма, наружный конец шарообразен, в четыре и пять дюймов в диаметре, окован железом и обит острошляпочными гвоздями.
Когда мы приближились к одному спокойно спящему слону, промышленник ударил его своим орудием по переносью: тогда слон, отворив пасть, заревел громким и жалостным голосом и уже лишился силы пошевелиться; промышленник взял нож и сказал: «Жаль смотреть, как бедное животное страдает», и ножом черкнул его с четырех сторон по шее; кровь полилась фонтанами, составляя круг, после чего слон еще раз тяжко вздохнул, и с тем кончилась жизнь его. Больших слонов, кроме сего удара, прокалывают еще копьем прямо в сердце, чтоб они оставались на месте.
Старые самцы, которых мы видели, были величиною около двадцати футов. Они имели хобот длиною около восьми дюймов, в конце хобота ноздри. Выплывают из воды по большей части на траву и лежат в ямах, как нам казалось, собственною их тяжестью выдавленных, ибо грунт земли весьма рыхлый. Самка и молодые самцы мордою несколько похожи на мосек и хобота не имеют; на ластах, служащих им вместо передних ног, по пяти соединенных пальцев с когтями; промышленники употребляют сии ласты в пишу и говорят, что от молодых весьма вкусны. Слоны хвоста не имеют, глаза у них большие черные, кожа годна на обивку сундуков или баулов.»
Самец и самка морского слона
Молодой мичман Новосильский с «Мирного», наблюдая забой морских слонов и котиков, проникся к ней величайшим отвращением: «Зрелище это было до крайности возмутительно, а промышленникам, привыкшим к нему, ровно нипочем…» Беллинсгаузен же видывал и не такое, так что невозмутимо продолжал:
«Пресной воды на острове много, около становища промышленников течет из горы, и наливать анкерки весьма удобно. Впрочем, и во многих других местах мы видели пресную воду, которая течет прямо в море, но по причине буруна не везде удобно оною наливаться.
К крайнему нашему удивлению, на сем полуохладевшем острове видели множество небольших попугаев; все принадлежат к одной породе... […]
В 5 часов мы возвратились на шлюпы с добычею, состоящею из двух альбатросов, двух десятков битых и одного живого попугая, которого мне уступил промышленник за три бутылки рому. В продолжение обозрения острова катер и ялик ездили туда беспрерывно и привозили на оба шлюпа воду довольно успешно.
19 ноября. На ночь мы опять легли в море, ибо я был намерен ожидать обещанной промышленниками шкуры большого морского слона, так, чтоб она была совсем полная, т. е. с головою, дабы можно по возвращении в Петербург набить и сохранить вид сего редкого и примечания достойного зверя.
Промышленники замешкались, а потому мы послали еще ялики, которые возвратились не прежде 2 часов пополудни; с шлюпа «Восток» отправлен был комиссар Резанов, он предпочел вытопленный слоновый жир пресной воде, за которою был послан, и налил все анкерки жиром за одну бутылку рому. Ветр вскоре засвежел, мы взяли у марселей по три рифа; между тем промышленники на китобойном судне доставили на шлюп «Мирный» слоновую шкуру сообразно с моим желанием. Сии добрые люди даже с опасностью жизни исполнили наше поручение, ибо нашедшая тогда густая пасмурность с мелким дождем все скрыла от глаз. Господин Лазарев дал промышленникам компас и указал румб, по которому надлежало им возвратиться; сверх того наделил их провиантом и ромом, ибо они в сих потребностях имели недостаток…»
Больше с людьми в столь высоких широтах «Восток» и «Мирный», кажется, вообще не встречались.