Норденшёльд: Зимовка: судовые будни
(Продолжение. Начало см. по метке " Норденшёльд")
В книгу Норденшёльда включено много писем и отчётов его спутников. Вот письмо ботаника доктора Чельмана о зимовочных буднях:
«Час - приблизительно 8 ½ утра. Наблюдатель вернулся после пяти часов пребывания в ледяном доме, где температура в течение ночи держалась -16˚. Сообщения о погоде удовлетворительны. Всего 32˚ морозы, полуясно и ветра, в виде исключения, нет. Завтрак кончен. Зажигаются сигары, папиросы и трубки, и публика из кают-компании поднимается на палубу ради моциона и чтобы подышать свежим воздухом, так как под палубой тесно и душно. Взгляд бродит по пустынному, ещё мало освещённому ланшафту, который в точности похож на вчерашний... <…> “Мечинко Орпист”, “мечинко Окерпист”, “мечинко Чельман” - раздаётся тут со всех сторон на судне и со льда вокруг него. “Орпист” должно означать Нордквист, “Окерпист” - Стуксберг. Это чукчи приветствуют нас с добрым утром.Сегодня сравнительно хорошая погода привлекла на “Вегу” большее количество туземцев, чем обычно: человек 30-40, от нежного возраста грудных младенцев до поседевших стариков, мужчин и женщин, заменявших в приветственном слове “мечинко” звук “ч” необычайно мягким, ласкающим “ц”. Что большинство из них не пришли пешком, а приехали, доказывает множество экипажей, стоящих вблизи судна. Экипажи эти представляют маленькие, низкие, узкие, лёгкие санки, в которые впряжено от четырёх до десяти и до двенадцати собак. Сани сделаны из кусков дерева и оленьего рога, соединённых ремнями из тюленьей кожи. В качестве полозьев применены тонкие пластинки из китовой кости. Остроносые, длинношёрстные, в высшей степени грязные собаки отдыхают, свернувшись на снегу.
Сегодня, как и в предыдущие дни, приветствия непосредственно сопровождались словами: “Уинга моури каука”, что можно было бы перевести: ”Я так голоден; у меня нет никакой пищи; дай мне немножко хлеба”. Несчастные существа страдают в настоящее время от голода. Тюленье мясо, свою главную пищу, они при всём старании не могут раздобыть в эту пору года. Единственной доступной им теперь едой является рыба (два вида наваги), но это для них слитшком слабое питание. Они действительно сильно изменились с тех пор, как мы в первый раз встретились с ними.
Нас быстро окружают наши знакомы чукчи. Начинается ежедневная ярмарка: они предлагают нам различные вещи, которые, как им известно, имеют для нас цену: меха, украшения, игрушки, рыбу, китовые кости, водоросли, растения, и т.д. Взамен они хотят получить только “каука” (хлеб). Сегодня предложение китовой кости велико, вследствие того что в предыдущие дни у нас был на неё спрос. Один чукча явился с несколькими китовыми позвонками, другой - с ребром или с несколькими кусочками ребра, третий - с лопаткой. Они без стеснения тяжело нагружают своих собак.
После окончания прогулки и меновой торговли с чукчами персонал кают-компании приступает к своим занятиям. Одни уходят в свои каюты, другие остаются в самой кают-компании. Произведённые сутки назад метеорологические и магнитные наблюдения переписываются и приводятся в порядок, естественно-итсторические коллекции разбираются и рассматриваются, идут научные и литературные занятия. Иногда работа прерывается то серьёзной, то шутливой беседой. Из расположенного внизу машинного отделения доносятся удары молота по наковальне и визг напильников. В довольно тёплом, но не особенно светлом твиндеке часть команды занята различными судовыми работами, и в кухне у повара в самом разгаре приготовление обеда. Он приветлив, как всегда, но ворчит временами на чукчей, не оставляющих его в покое своими вечными просьбами дать им “мимиль” (вода).
До обеда время проходит в тишине и спокойствии. После 12 часов почти все члены кают-компании снова на палубе и расхаживают взад и вперёд. В носовой части теперь большое оживление. Наступило обеденное время для экипажа. Целая толпа чукчей собралась в помещении команды у лестницы. Наверх подаются одна за другой миски с супом; содержимое их во мгновение ока поглощается тем, кто был так счастлив, что успел среди давки и суетни схватить миску. Щедро раздаются и так же быстро исчезают куски хлеба, мяса, сахара. Наконец появляется сам кок с большим котлом, полным мясного супа, на который чукчи бросаются, как голодные звери, зачерпывая ложками, пустыми банками из-под консервов и, прежде всего, руками. Несмотря на довольно сильный мороз, некоторые женщины обнажают руку и половину груди, чтобы широкие рукава их кухлянок не мешали им черпать из судового котла. Зрелище это ни в коем случае нельзя назвать приятным.
В 3 часа пополудни начинает темнеть, и наши гости один за другим удаляются, чтобы, как это делало большинство, вернуться на следующий день. На судне снова тихо и спокойно. Около 6 часов команда закончила свои работы и распоряжается остатком дня по своему желанию. Большинство матросов в вечерние часы заняты чтением. После того как в кают-компанию в 7 ½ часов был подан ужин, тот из нас, кто с 9 часов до 2 часов ночи должен делать наблюдения в ледяном доме, начинает готовиться к исполнению своей не особенно приятной обязанности; остальные проводят вечер в беседе, игре, в более лёгком чтении и т.д. В 10 часов каждый уходит к себе, и лампы тушатся. Но у многих в каюте огонь горит ещё за полночь.
Такова большей частью была наша жизнь на “Веге”. Один день очень походил на другой. Когда бушевала буря, снег крутило и мороз был черезчур резок, мы оставались больше под палубой, когда же погода бывала лучше, мы проводили время на открытом воздухе, часто навещая наблюдателя в ледяном доме или живущих по соседству чукчей, и бродили по окрестностям в надежде встретит какую-нибудь дичь.»
Голод у чукчей в тот год был довольно серьёзный до начала февраля, когда в оттепель удалось возобновить охоту. До того “Вега” и впрямь очень их выручила своими запасами.
«Довольство и спокойствие за завтрашний день чувствовалось и здесь, и наши одетые в звериные шкуры друзья воспользовались случаем и выказывали самодовольное презрение к простым кушаньям на “Веге”, которые они так жалобно выпрашивали ещё несколько дней назад.»
Но оттепель и обильная охота скоро кончились, и всё пошло по-прежнему - с некоторыми изменениями. «Однажды утром мы снова увидели, что чукчи тянутся гуськом по льду к судну, как пленные на египетском или ассирийском стенном памятнике победы, причём у каждого из них была за плечами ноша, природу которой мы издали направсно старались определить. Оказалось, что чукчи тащили не особенно большие куски льда, которые они, довольные своим изобретением, принесли коку, чтобы взамен получить немного той “каука” (еды), которой они несколько дней назад пренебрегали».
Еды на судне хватало и для себя, и для чукчей-гостей, а вот холод начинал доставлять сложности. Уже ртуть замёрзла в градусниках, и надеяться на скорое освобождение «Веги» изо льдов не приходилось.
«Чтобы развлечь команду, - пишет Норденшёльд, - мы организовали ряд популярных лекций, происходивших в твиндеке. Темой их была история северо-восточного и северо-западного проходов, первые кругосветные плавания, австрийско-венгерская экспедиция [Пайера и Вейпрехта, совсем недавно открывших землю Франца-Иосифа], изменения земной коры, происхождение человека, значение листвы для растительности и т.д. Лекции эти внесли и для офицеров, и для команды перемены в однообразную зимнюю жизнь, и лектор мог быть уверен, что вся его маленькая аудитория всегда будет присутствовать и слушать с величайшим интересом. Делались даже слабые попытки организовать музыкальные вечера, но успеха они не имели вследствие недостатка музыкальных инструментов и музыкальных дарований на “Веге”. Подходящего режиссёра для театральных представлений среди нас также не было, но если бы такой специалист и нашёлся, боюсь, что ему очень трудно было бы подобрать необходимые ему драматические силы».
«Вечером 22 февраля разыгралась буря с метелью при морозе 36˚. Быть в такую погоду в поле плохо даже для чукотской собаки. Это подтвердилось на следующий день, когда сбившийся с пути чукча пришёл к нам на судно и принёс собаку, совершенно окостеневшую от мороза. Чукча нёс её за задние лапы, точно убитого зайца. Он заблудился со своей собакой на льду, и они пролежали всю ночь в снежном сугробе. Сам хозяин совершенно не пострадал и был только голоден, собака же, напротив, подавала только слабые признаки жизни. На “Веге” к обоим, конечно, отнеслись с большой заботливостью. Их привели в твиндек, куда не пускали обычно ни чукчей, ни собак; чукче подали обильный обед из кушаний, которые могли ему быть больше всего по вкусу, и после этого он заснул, вероятно, впервые в жизни не под прокопчённым кровом, а под дощатым потолком. Собаку в это время усердно растирали, в результате чего она всё-таки ожила. Это очень удивило не только нас, но, по-видимому, даже и самого чукчу.»
Весною снова наступило оживление:
«13 марта нам пришлось узнать, что водка и здесь является товаром. Чукчи из Джинретлена не получили на “Веге” никаких спиртных напитков и всё же намеревались устроить в этот день общую попойку. Мы получили неоспоримое доказательство, что даже их мирный нрав уступает действию хмеля, когда они на следующий день явились на судно с синяками под глазами, присмиревшие и сконфуженные. Осенью нам рассказала посетившая нас огромная, крепко сколоченная исполинка-чукча, что мужа её убили во время драки в пьяном виде.»
При этом, однако, офицеров и младших сотрудников то и дело посылали на разведку или на закупки в ближайшие стойбища. Их рассказы о чукчах у себя дома - в следующий раз