Московские государи, кладоискатели, живописцы и цирк с конями
Молодогвардейскую серию «Повседневная жизнь…» я всегда любил, хоть она и сильно неровная. Сейчас читаю «ПЖ московских государей в XVII веке» Л.Чёрной. В основном это классический «Домашний быт…» Забелина, разбавленный некоторым количеством биографических сведений о персонажах и любопытных выдержек из документов. Период этот я знаю плохо, и кое-что произвело впечатление.
Например, я не знал, что княгиню Анну Кашинскую в XVII веке сперва канонизировали, потом срочно разжаловали из святых, потому что её освидетельствованные мощи явственно демонстрировали двоеперстие, и восстановили почитание уже только после 1905 года.
Шитая икона Анны Кашинской времён первой её канонизации.
Или про приключения юного датского королевича, он же номинальный граф Голштинский Вальдемар, которого заочно выбрали в женихи царевне Ирине Михайловне, зазвали в гости и сделали ему это предложение, от которого, как полагали, он не сможет отказаться. Вальдемар отказался - и отказывался почти два года кряду (не сошлись в вопросах, жених или невеста будут менять веру; даже диспут устраивался, но безрезультатный). Хотел уехать, но его упорно не выпускали; за это время Вальдемар успел: подружиться с наследником, будущим Алексеем Михайловичем; потрясти всю Москву видом и растленно-западными музыкальными пристрастиями своей «долговолосой» свиты (кстати, царю европейская музыка страшно понравилась); устроить побег со схватками на шпагах и одним заколотым стрельцом (не получилось, из Кремля в Белый город датчане пробились, но у Тверских ворот вынуждены были отступить); довести, по общему убеждению, до смерти царя Михаила и царицу своим упрямством. А вот с невестой они, кажется, так друг друга и не увидели - им попытались устроить тайное свидание, но затея эта провалилась; и приворожить королевича к царевне с помощью чародейства не удалось. Когда воцарился Алексей Михайлович, он своего приятеля наконец-то с почётом отпустил, и тот уехал восвояси; долго ждали, что Вальдемар будет мстить военными средствами, помогать полякам и посылать флот в Архангельск - ан нет, он не обиделся и, судя по переписки, с царём Алексеем сохранил наилучшие отношения (и потом погиб в бою, сражаясь как раз за шведов против Речи Посполитой).
В Москве Вальдемар был постарше, чем подросток на портрете Сустерманса, но ненамного. Впрочем, хотя в книге Л.Чёрной (и в Википедии) приведён этот его портрет, изображён на нём, кажется, всё-таки другой датский королевич, просто тёзка и современник нашего.
«Однажды царь Михаил, будучи вместе с матушкой в Троице <в паломничестве>, послал оттуда гостинец отцу-патриарху - 220 яблок и 15 калачей, а в ответ получил “часы воротные боевые” (куранты) для монастырской надвратной башни. <…> в 1638 году он возвращался с “Троицына хода” в конце октября, затратив на паломничество три недели. Оставшиеся в Москве бояре, “соскучившись”, посылали ему гостинцы, в частности арбузы, чтобы скрасить дорогу домой».
«Ртищев, которого называют отцом русской благотворительности, построил и содержал в Москве богадельню для больных, престарелых и убогих, а также впервые завёл некое подобие вытрезвителя, куда приводили пьяниц со всей Москвы…»
«Царевна Екатерина Алексеевна страстно увлекалась кладоискательством: заставляла своих “придворных дам” в полночь на кладбище разрывать могилы, вела переписку с одним костромским священником о местах отыскания кладов “по планетным тетрадям”, однажды наняла подводы для поездки за 230 вёрст от Москвы за кладом, якобы зарытым во дворе некоего крестьянина…» Всё это, разумеется, не выходя лично из терема. А сестра её Наталья сочиняла пьесы - например, «Цезарь Оттон».
Рост всех новорожденных в царской семье известен совершенно точно, поскольку немедленно заказывалась икона соответствующего святого на доске, вымеренной по «долготе и широте» младенца. Самым крупным дитятею был Алексей Михайлович, его икона составляла 57 сантиметров в длину и 19 - в ширину (новорожденный же Пётр Великий был на семь с лишним сантиметров меньше!)
Прямо в кремлёвском дворце был установлен заграничный станок для печати гравюр с медных досок - чтобы оклеивать ими стены и двери. На стекольном заводе в Измайлове из стекла изготовляли не только посуду, лампады и т.п., но и урыльники, и даже трости. А трость супруги царя Михаила (с которой она ходила на богомолье) была хоть и не стеклянной, но сложнейшего устройства: чёрного дерева с серебряными врезками и золочёным набалдашником (в виде битвы льва со змеем), а внутри, в нарочитых отделениях, умещались коробочки с благовониями, футляр с зубочистками, зрительная трубка и солнечные часы.
Подзорные трубы, очки с разными линзами, зажигательные стёкла и прочая оптика были слабостью и самого Алексея Михайловича, наряду с часами, механическими зверями и птицами, компасом в костяном кожушке, диарамками с восковыми фигурками за стеклом (и иногда с зеркальными стенами, чтобы пространство ящика выглядело просторней). Все эти диковины начал собирать ещё юный Михаил Фёдорович - в первый же год царствования им были приобретены «брусок скляной, во что смотрятца; трубочка, что дальнее, а в нее смотря, видится близко; очки хрустальные с одной стороны гранены, а с другую гладки, что, в них смотря, много кажется; бочечка костяная точеная, в ней лунное течение да часы солнечные; склышечка деревянная кругла, в ней под стеклом мужик с женкою; ящик, в нем под стеклом жена со младенцем; ящик, в нем под стеклом жена со младенцем на осляти; ящик, в нем под стеклом человек наг, за ним лев; ящик, в нем под стеклом три жены со младенцем…» Из живых забав особенно любимы были во дворце попугаи, которых охотно дарили разные послы; дьяку Булгаку Милованову царский попугай во время делового разговора с государем поклевал и порвал шапку, так что Михаилу пришлось пожаловать взамен испорченной - новую. (Это ещё ничего - царь сам любил играть в Вильгельма Телля и сбивать из лука и из пистолета колпаки с голов придворных слуг; и Алексея семилетнего к тому же приучал. Жертв вроде бы не было, а носителей колпаков награждали так щедро, что они в очередь выстраивались…) Когда изымалось имущество опального Никона, особое внимание было уделено патриаршим попугаям. Ещё больше во дворце было канареек и всяких отечественных певчих птиц, а супруга Михаила (та самая, со сложной тростью) держала горностая и белку - сохранились документы на покупку им медных цепочек и колокольчика. А у хворого молодого царя Фёдора Алексеевича был целый лошадиный театр - описаны поистине чудеса дрессировки - например, смертельный номер, когда лошадь подходит к конюху на задних ногах и копытами передних ищет у него в голове, как обезьяна... (Человеческий придворный театр, только-только введённый при его отце, Фёдор как раз запретил.) Это не считая собственно загородного зверинца со львами, белыми медведями и дикобразами; были даже ручные щуки, приплывавшие кормиться на звон колокольчика. Говорят, один раз царю доставили даже райскую птицу Гамаюна живьём, но что этот Гамаюн собою представлял, так и не понятно (у Чёрной об этом случае ничего нет, а вот Забелин его поминает). А ещё переняли голландскую моду на тюльпаны - как раз когда в самой Голландии она стала угасать и луковицы подешевели.
Вязаные чулки почему-то не носили даже царицы - шерстяные просто не упоминаются, шёлковых вязаных было три пары импортных; а в основном носили чулки кроёные, суконные или атласные. А на пирах вместо салфеток вплоть до царствования эстета Алексея Михайловича часто использовались капустные листья.
Кстати, об эстетах: в большой моде были не только гравюры, но и расписные столешницы, причём они идеально подходили для изложения длинных историй - по картинке в отдельном клейме. Такой настольный комикс на сюжет «Александрии», например, включал 58 «кадров» (и обошёлся аж в двадцать рублей - при том что живописец был русский, Тимофей Яковлев Чертёнок). Столешница должна была быть поворотная, с шахматной доскою на изнанке. Впрочем, заказчик (Гавриил Юрьевич Наумов) оказался неудовлетворён и бил на художника челом: тот-де схалтурил, не изузорил кайму и не сделал подписей. Чертёнок, однако, возражал, что сие не значилось в договоре. Чем дело кончилось - не знаем. (Про тяжбу художника и заказчика - это вообще из другой книжки. А иконописец Тимофей Чертёнок вообще был человеком буйным, в «Словаре иконописцев и живописцев Оружейной палаты» М.Николаевой описаны и другие его тяжбы и приключения, включая крепкие драки с коллегами.)
А это - сивиллы работы Богдана (он же Аствацатур, он же Танри Веран, он же Иван Иевлевич) Салтанова, «Кизилбашския земли армянския веры живописца», любимца двух царей (подробнее, чем у Л.Чёрной, о нём рассказано тут).
Очень трогательная история про «иноземца Ивашку Ермиса» - этот зарубежный специалист обучал государевых трубачей (двадцать человек), а также канатоходцев и жонглёров (девятнадцать человек) их непростому делу. Справился прекрасно, и его назначили обучать шесть сотен стрельцов «ратному строению». Тут дело не заладилось совсем; Ермис объяснил, что для успешного обучения ему требуется переводчик, поскольку русский язык был ему «не весь сполна за обычай» и стрельцы команд не понимают (с трубачами и канатоходцами, видимо, обошлось показом, как действовать, без устных распоряжений и наставлений). Показательно, что вопросом о толмаче наставник озаботился только после совершенно провального смотра своих учеников.
Из главы про музыку меня особенно пленило, в куске про органную музыку и снасти, хорошее русское слово «клеветура». Вот на чём я, оказывается, сейчас печатаю.
Кстати, очень многое во внутреннем дворцовом распорядке при Михаиле и Алексее оказалось поразительно похоже на такие же установления при дворе их современников - токугавских сёгунов…