Коррупция не в карманах, а в головах
Борис Кагарлицкий
Злорадство - не самое хорошее из чувств. Но, увы, сообщение об аресте министра экономического развития Алексея Улюкаева вызвало у большинства людей в нашей стране именно такие эмоции. И дело тут не в склонности многих наших сограждан переживать чужие неприятности как свои успехи. И даже не в неприязни к коррупционерам. Просто у людей накопилась обида.
Год за годом мы слышали успокоительные заявления, прикрывавшие неспосбность и нежелание бороться с кризисом, оптимистические прогнозы, раз за разом не подтверждавшиеся и перемежвшиеся неожиданно пессимистическими пророчествами, суть которых, впрочем, была точно такая же.
Негативные и позитивные прогнозы, в сущности, были об одном и том же. Нам объясняли, что ничего не изменится, не может и не должно меняться
Но, положа руку на сердце, спросим: разве в Улюкаеве дело? Массовая неприязнь к нему порождена не только обвинениями в коррупции, не его никогда не подтверждавшимися прогнозами или его невнятными кондово-либеральными экономическими теориями. И даже не его плохими стихами. В бывшем министре просто увидели символ, типичного представителя той самой либеральной бюрократии, которая год за годом разрушает социальную сферу и образование, не дает развиваться промышленности, равнодушно взирает на проблемы общества.
Но если так, то арестом одного чиновника ничего не исправишь. Отрадно, конечно, что антикоррупционные мероприятия задевают всё более высокие эшелоны власти, однако это отнюдь не приводит автоматически ко всеобщему исправлению нравов. И не устанавливает новых правил игры внутри бюрократического аппарата или в бизнес-среде. А потому очередной раунд борьбы с коррупцией, если он не окажется прелюдией к более серьезным переменам, обречен воспроизвести уже хорошо знакомый сценарий - кого-то посадят, кого-то напугают, общественность успокоят, но проблему не решат.
Тут никак не обойтись без теории. Ведь коррупционные процессы никак не сводимы к порокам отдельных жадных и непорядочных чиновников. Вспомним знаменитую формулу из советского сериала: «если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет»…
Увы, надо копать глубже.
Коррупция отражает и поддерживает определенные экономические отношения, воспроизводит определенный механизм перераспределения ресурсов
Даже если он сложился стихийно, такой порядок жизни диктует собственную логику, обеспечивая успешное функционирование внутри аппарата именно для тех, кто живет по подобным правилам, создавая трудности для тех, кто подобным правилам не следует.
С точки зрения политэкономии, коррупционные практики заполняют естественно сложившиеся бреши в системе управления, выявляют нестыковки между формальными правилами и реально работающими отношениями и практиками, а заодно и демонстрируют во всей красе то, что выдающийся экономист Йозеф Шумпетер называл «провалом рынка». Согласно его теории, есть целый ряд экономических и социальных задач, которые с помощью рыночных отношений либо в принципе не решаются, либо, вопреки либеральным мифам, решаются дорого и неэффективно. Подобные провалы должны компенсирваться политикой государства, работой его институтов. Но если эти институты не могут нормально работать, то возникает своего рода теневая зона, где решения всё равно приходится принимать, только у них нет рационального, приемлемого для общества основания.
Проблема не в том, что чиновники берут взятки, а в том, что у нас нет четкого критерия общественного и государственного интереса, позволяющего определять, что нужно и должно делать, а чего нельзя допускать ни в коем случае
Если бы такие критерии существовали, были бы общеизвестными и общепонятными, а все решения прозрачными, то взятки и откаты просто не могли бы работать. Решения, откровенно противоречащие логике общественного интереса, просто оказывались бы непроходными. Политически невозможными.
Может быть, это не искоренило бы некоторые коррупционные практики (дурные привычки отмирают медленно), но свело бы к минимуму их разрушительные последствия.
Коррупционные соблазны заменяют отсутствующие рыночные стимулы и становятся основанием для принятия решений вне сферы демократического контроля. Потому борьба с коррупцией может быть успешна лишь в том случае, если одновременно ведется по двум направлениям.
С одной стороны, принимаются меры против конкретных виновников, но с другой стороны, проводятся институциональные реформы, меняющие логику поведения всех участников процесса, формирующие у них новые стимулы и мотивации, новые требования к ним. В конечном счете - новую этику, которая бы реально работала. Ведь этика - это не просто набор добрых пожеланий, а система правил и норм, необходимых для воспроизводства общества. И если этические нормы превращаются в пустые декларации, значит, что-то не в порядке с самим обществом, да и его моральные принципы нуждаются в реформировании, в новом обосновании.
Принцип поощрения и наказания для государственных чиновников тоже должен быть четко привязан к логике государственного интереса вполне очевидной как самим функционерам, так и публике
В противном случае возникает ситуация, когда с удивительной легкостью сосуществуют попустительство и произвол, а начальника оказывается легче посадить за взятку, чем отстранить от должности за развал работы.
Карл Маркс в своё время иронизировал по поводу Османской империи, которая, по его мнению, была деспотичной только в столице, а на местах представляла собой конфедерацию дурно управляемых республик. Там, где государственный и общественный интерес не прописан и не прояснен, а личные связи заменяют социальные нормы, подобное положение дел оказывается неизбежным.
К счастью, современная Россия - это всё-таки не Османская Турция позапрошлого века. Как бы мы ни ругались по поводу наших порядков и нравов, они всё же поддаются исправлению. Но уроки прошлого надо помнить. И никогда не забывать про печальную участь Османской империи.
Иллюстрация: Кейт Томпсон
Оригинал статьи
Злорадство - не самое хорошее из чувств. Но, увы, сообщение об аресте министра экономического развития Алексея Улюкаева вызвало у большинства людей в нашей стране именно такие эмоции. И дело тут не в склонности многих наших сограждан переживать чужие неприятности как свои успехи. И даже не в неприязни к коррупционерам. Просто у людей накопилась обида.
Год за годом мы слышали успокоительные заявления, прикрывавшие неспосбность и нежелание бороться с кризисом, оптимистические прогнозы, раз за разом не подтверждавшиеся и перемежвшиеся неожиданно пессимистическими пророчествами, суть которых, впрочем, была точно такая же.
Негативные и позитивные прогнозы, в сущности, были об одном и том же. Нам объясняли, что ничего не изменится, не может и не должно меняться
Но, положа руку на сердце, спросим: разве в Улюкаеве дело? Массовая неприязнь к нему порождена не только обвинениями в коррупции, не его никогда не подтверждавшимися прогнозами или его невнятными кондово-либеральными экономическими теориями. И даже не его плохими стихами. В бывшем министре просто увидели символ, типичного представителя той самой либеральной бюрократии, которая год за годом разрушает социальную сферу и образование, не дает развиваться промышленности, равнодушно взирает на проблемы общества.
Но если так, то арестом одного чиновника ничего не исправишь. Отрадно, конечно, что антикоррупционные мероприятия задевают всё более высокие эшелоны власти, однако это отнюдь не приводит автоматически ко всеобщему исправлению нравов. И не устанавливает новых правил игры внутри бюрократического аппарата или в бизнес-среде. А потому очередной раунд борьбы с коррупцией, если он не окажется прелюдией к более серьезным переменам, обречен воспроизвести уже хорошо знакомый сценарий - кого-то посадят, кого-то напугают, общественность успокоят, но проблему не решат.
Тут никак не обойтись без теории. Ведь коррупционные процессы никак не сводимы к порокам отдельных жадных и непорядочных чиновников. Вспомним знаменитую формулу из советского сериала: «если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет»…
Увы, надо копать глубже.
Коррупция отражает и поддерживает определенные экономические отношения, воспроизводит определенный механизм перераспределения ресурсов
Даже если он сложился стихийно, такой порядок жизни диктует собственную логику, обеспечивая успешное функционирование внутри аппарата именно для тех, кто живет по подобным правилам, создавая трудности для тех, кто подобным правилам не следует.
С точки зрения политэкономии, коррупционные практики заполняют естественно сложившиеся бреши в системе управления, выявляют нестыковки между формальными правилами и реально работающими отношениями и практиками, а заодно и демонстрируют во всей красе то, что выдающийся экономист Йозеф Шумпетер называл «провалом рынка». Согласно его теории, есть целый ряд экономических и социальных задач, которые с помощью рыночных отношений либо в принципе не решаются, либо, вопреки либеральным мифам, решаются дорого и неэффективно. Подобные провалы должны компенсирваться политикой государства, работой его институтов. Но если эти институты не могут нормально работать, то возникает своего рода теневая зона, где решения всё равно приходится принимать, только у них нет рационального, приемлемого для общества основания.
Проблема не в том, что чиновники берут взятки, а в том, что у нас нет четкого критерия общественного и государственного интереса, позволяющего определять, что нужно и должно делать, а чего нельзя допускать ни в коем случае
Если бы такие критерии существовали, были бы общеизвестными и общепонятными, а все решения прозрачными, то взятки и откаты просто не могли бы работать. Решения, откровенно противоречащие логике общественного интереса, просто оказывались бы непроходными. Политически невозможными.
Может быть, это не искоренило бы некоторые коррупционные практики (дурные привычки отмирают медленно), но свело бы к минимуму их разрушительные последствия.
Коррупционные соблазны заменяют отсутствующие рыночные стимулы и становятся основанием для принятия решений вне сферы демократического контроля. Потому борьба с коррупцией может быть успешна лишь в том случае, если одновременно ведется по двум направлениям.
С одной стороны, принимаются меры против конкретных виновников, но с другой стороны, проводятся институциональные реформы, меняющие логику поведения всех участников процесса, формирующие у них новые стимулы и мотивации, новые требования к ним. В конечном счете - новую этику, которая бы реально работала. Ведь этика - это не просто набор добрых пожеланий, а система правил и норм, необходимых для воспроизводства общества. И если этические нормы превращаются в пустые декларации, значит, что-то не в порядке с самим обществом, да и его моральные принципы нуждаются в реформировании, в новом обосновании.
Принцип поощрения и наказания для государственных чиновников тоже должен быть четко привязан к логике государственного интереса вполне очевидной как самим функционерам, так и публике
В противном случае возникает ситуация, когда с удивительной легкостью сосуществуют попустительство и произвол, а начальника оказывается легче посадить за взятку, чем отстранить от должности за развал работы.
Карл Маркс в своё время иронизировал по поводу Османской империи, которая, по его мнению, была деспотичной только в столице, а на местах представляла собой конфедерацию дурно управляемых республик. Там, где государственный и общественный интерес не прописан и не прояснен, а личные связи заменяют социальные нормы, подобное положение дел оказывается неизбежным.
К счастью, современная Россия - это всё-таки не Османская Турция позапрошлого века. Как бы мы ни ругались по поводу наших порядков и нравов, они всё же поддаются исправлению. Но уроки прошлого надо помнить. И никогда не забывать про печальную участь Османской империи.
Иллюстрация: Кейт Томпсон
Оригинал статьи