Эпитафия
Оля глупая.
Оля привязывается к вещам - почти как к людям - и даже не из-за их ценности. Просто с некоторыми вещами мы много пережили вместе, и расставаться с ними тяжело.
С "Флаем" мы прошли долгий и тернистый путь. На него приходили все любовные звонки и смски; с него отправлялись все негодующие звонки и смски - "ты прикинь, какой козел!".
"Как мне плохо".
"Пойдешь на обед?".
"Ваш баланс менее десяти рублей".
Он был мой - до самой электронной сердцевины. До мозга костей. Он был слабый, но он старался; и как не выкидывают старую собаку, которая не ходит на охоту и не грызет нарушителей границы, так и я никогда не собиралась от него избавляться.
Все другие телефоны разряжались сразу и навсегда, становились мертвыми, немыми. Он - нет. Стоило немного подождать, подержать его в анабиозе - и вот она, фиолетовая полосочка. Звони, пиши. Он был странный, порой фейлился от обычных вещей - но я его любила, и плевать, что это был говеный сотовый телефон. У вещей есть душа, и у него она была, 100 процентов. А сейчас его разобрали - мужик какой-нибудь разобрал, равнодушными, неласковыми руками. И все. И нету больше.
А я, бля, не хотела, чтоб так было. Я хотела положить его в Памятную Коробку рядом с руслановой зажигалкой. Я хотела, чтобы он был со мной и все такое. Я не могу, я сейчас пойду плакать и пить в ночь. И это уже сраная тенденция - этот человек отбирает дорогие мне вещи. Я ему больше ничего не отдам.
Оля истеричка, она знает. Но у нее не так много дорогих сердцу вещей.
Оля привязывается к вещам - почти как к людям - и даже не из-за их ценности. Просто с некоторыми вещами мы много пережили вместе, и расставаться с ними тяжело.
С "Флаем" мы прошли долгий и тернистый путь. На него приходили все любовные звонки и смски; с него отправлялись все негодующие звонки и смски - "ты прикинь, какой козел!".
"Как мне плохо".
"Пойдешь на обед?".
"Ваш баланс менее десяти рублей".
Он был мой - до самой электронной сердцевины. До мозга костей. Он был слабый, но он старался; и как не выкидывают старую собаку, которая не ходит на охоту и не грызет нарушителей границы, так и я никогда не собиралась от него избавляться.
Все другие телефоны разряжались сразу и навсегда, становились мертвыми, немыми. Он - нет. Стоило немного подождать, подержать его в анабиозе - и вот она, фиолетовая полосочка. Звони, пиши. Он был странный, порой фейлился от обычных вещей - но я его любила, и плевать, что это был говеный сотовый телефон. У вещей есть душа, и у него она была, 100 процентов. А сейчас его разобрали - мужик какой-нибудь разобрал, равнодушными, неласковыми руками. И все. И нету больше.
А я, бля, не хотела, чтоб так было. Я хотела положить его в Памятную Коробку рядом с руслановой зажигалкой. Я хотела, чтобы он был со мной и все такое. Я не могу, я сейчас пойду плакать и пить в ночь. И это уже сраная тенденция - этот человек отбирает дорогие мне вещи. Я ему больше ничего не отдам.
Оля истеричка, она знает. Но у нее не так много дорогих сердцу вещей.