Очень странно читать роман Пелевина, когда на обложке стоит имя Умберто Эко.
Тема в "Нулевом номере" совершенно пелевинская: некий бизнесмен вкладывает большие деньги в симуляцию действительности, в газету, у которой никогда не будет завтрашнего выпуска. Зато ее авторы с большим знанием дела анализируют уже случившиеся события и задним числом печатают номера, которые должны впечатлить нужных людей (кто же захочет, чтобы его так же разобрали в газете завтра, как этих вот вчера). Присутствует там и любитель конспирологии с совершенно пелевинскими телегами про смерть Муссолини, и редактор, которому "творцы не нужны, нужны креаторы". Что логично, завязка с фальшивой газетой как раз вполне реальна и относится к 90-м (ну когда же еще). Только все это почему-то в Италии. Очень странное ощущение.
Меня в "Нулевом номере" больше всего задел один как бы положительный персонаж - девушка-фиалка Майя. Сначала она пытается вести себя профессионально, ее осаживают раз за разом, и герой не выдерживает - раскрывает, что никакой газеты не будет. И тогда девушка-фиалка выдает что-то вроде "а? ну и ладно, тогда заработаем на них денег и свалим".
Вот такие девочки и мальчики, все девяностые и нулевые соглашались писать восторженные знаки про любую унылую дрянь, выдавать черное за белое, и протаскивать рыла в калашный ряд. Можно ли удивляться, что унылая дрянь заполнила всё доступное пространства, кругом свиные рыла и пишут про них мальчики и девочки, которые вообще не видят разницы между черным и белым, лишь бы платили (потому что зачем платить больше).
Хорошо читается с "Продажными журналистами" Удо Ульфкотте. В своей книге он дотошно вытаскивает на свет гранты, премии, услуги, уступки, примеры того, как нужная информация протаскивалась громко, а то, что это фейк, выяснялось тихо, и так далее, и тому подобное. Возможно, эта книга могла бы удивить российского читателя в прошлом году. Но не после этой зимы, в худшие дни которой самым объективным источником информации о происходящем оставался, простите, сатирический твиттер выдуманного персонажа Щаранского.
Только балет и керамика, дорогие мои, только балет и керамика.