Достижения можно, радость - нельзя
Была на супервизии, готовила тренинг про кризис ("Парус кризиса" 6-7 февраля). Прорабатывая на себе одно из упражнений, которое будут делать участники, вдруг поняла одну вещь, которая заставила меня заплакать прямо сразу, хотя супервизия это не личная терапия.
...Я могу позволить себе огромный успех или невероятные достижения. Я то и дело делаю так, что окружающие меня люди говорят: "мы тобой гордимся. Мы гордимся тем, что мы тебя знаем".
Но я с огромным трудом позволяю себе радость и беспечность. Танцующая женщина на ночных улицах легкомысленной Барселоны это о радости. Это незнакомо, ненужно, пугающе. Это осуждается внутри меня так сильно, что осознать и преодолеть этот запрет стоит мне панических атак. Успех можно, радость - нет. Ну а радость без успеха - как можно? Это возмутительно!
Поэтому некоторые вещи в моей жизни, которые, как кажется окружающим, я делаю легко и счастливо, на самом дне, оказывается, являются огромным бунтом, разрушением всех программ, по которым жила моя семья. Программам, по которым должно быть трудно, тоскливо, холодно, серое небо, снежное поле, лечь и умереть прямо там, тихо стариться в разговорах с соседками о ценах, ходить с палочкой, не выходить из дома, раздражаться на людей и не терпеть шума. Я делаю наоборот всю свою жизнь. И больше всего на свете люблю город и солнце.
...Я могу позволить себе огромный успех или невероятные достижения. Я то и дело делаю так, что окружающие меня люди говорят: "мы тобой гордимся. Мы гордимся тем, что мы тебя знаем".
Но я с огромным трудом позволяю себе радость и беспечность. Танцующая женщина на ночных улицах легкомысленной Барселоны это о радости. Это незнакомо, ненужно, пугающе. Это осуждается внутри меня так сильно, что осознать и преодолеть этот запрет стоит мне панических атак. Успех можно, радость - нет. Ну а радость без успеха - как можно? Это возмутительно!
Поэтому некоторые вещи в моей жизни, которые, как кажется окружающим, я делаю легко и счастливо, на самом дне, оказывается, являются огромным бунтом, разрушением всех программ, по которым жила моя семья. Программам, по которым должно быть трудно, тоскливо, холодно, серое небо, снежное поле, лечь и умереть прямо там, тихо стариться в разговорах с соседками о ценах, ходить с палочкой, не выходить из дома, раздражаться на людей и не терпеть шума. Я делаю наоборот всю свою жизнь. И больше всего на свете люблю город и солнце.