Я СИЖУ НА КРЫШЕ
Этой ночью я сижу на крыше. На сложенном одеяле, с сигаретой в руке. Темно и прохладно. Надо мной звезды. Видно, как неподалеку бродят кошки. Где-то едва слышно шумит поезд.
Передо мной лежит город. Самый уютный на свете. Далеко справа, почти на горизонте, в горах - темные заводы. Прямо подо мной - спящий двор, деревья с последней листвой и старая скамейка. Где-то за спиной остались центральные улицы. За ними, невидимые в темноте, - дальний лес и река.
Город полон сонных переулков и спящих припаркованных машин. Тихо горят витрины и фонари. Иногда слышен звук шагов - кто-то возвращается домой. От стен отражается эхо.
Я много думаю об этом городе. Он вместил в себя все, что мне когда-то снилось. Все места, где я не побывала, все истории, которые произошли не со мной. Провинциальный пыльный газон на центральной площади. Длинные улицы вдоль реки, застроенные старыми хрущевками. Узкая улочка со старинными липами. Подсвеченная единственным фонарем листва. Медовый, тягучий липовый дух, какой бывает в начале июля.
Чужой этот город греет меня светом незнакомых уютных окон, где за шторами пьют вечерний чай и ведут тихие разговоры. Утром в ясный день он распахивает высокое огромное небо. В октябре засыпает листвой холодные заброшенные парки. Зимой здесь метели и вьюги, и ночью сквозь ветер невнятно слышно, как на близком вокзале объявляют поезда.
Здесь можно пробираться сквозь наметенные сугробы в гости к друзьям, в десять часов вечера 31 декабря, неся холодное шампанское и несколько нагретых в карманах мандаринов. Здесь летом, в июле, гуляют пары по раскаленному асфальту единственной центральной улицы, ведущей к реке, - мимо клумб с желтыми цветами, мимо воздушных шаров, лотков с мороженым, неприбранных газонов. Здесь сидят на улицах в кафе за пластиковыми столами и возвращаются к вечеру домой, в прохладный двор, где соседки в сумерках выбивают ковры.
Здесь в июне по утрам в воскресенье варят клубничное варенье, снимая деревянной ложкой розовую вкусную пенку. Сушат белье на балконе и выносят туда, на солнце, цветы. Осенью, продрогнув под мелким холодным дождем, прыгают через лужи, возвращаясь в темноте с работы, и потом отогреваются на кухне, прихлебывая горячий сладкий чай. Весной здесь несутся бурные ручьи с грязным ледяным крошевом, а на пригорке во дворе, на солнцепеке пробивается мелкая первая трава. Здесь так хорошо и неудобно гулять в апреле с детской коляской: свежий воздух и грязь.
Сюда так здорово вернуться в феврале из шумной, суетливой московской командировки, и привезти своим разноцветное монпансье в железных коробочках, новые книги и клетчатый шерстяной шарф себе. Сойти с поезда рано утром, когда идет мокрый снег, и сквозь крупные снежные хлопья едва различить неуютную вокзальную площадь, где на каменном постаменте выложена дата прошлого века.
Здесь пустынные университетские коридоры, в которых гулко раздаются шаги. Аудитории с коричневыми скамейками, рождающие странную тоску. Маленькие улочки с пыльными лопухами, палисадники, неширокая дорога и поворот налево у придорожного столба. Дом с воротами, палящая жара. Безлюдный вечерний проулок, запах сладких булочек и далекий гудок парохода с реки. Распахнутое окно в небольшой комнате с кроватью. Ночью на стены падает свет от уличного фонаря и едва слышно шелестят липы.
Я сижу на крыше, прислонившись к трубе и укутавшись в одеяло. Становится совсем холодно. Дома, внизу, в тепле, моя дочка читает книжку. Там горит маленькая лампа и свеча, на стене пляшут тени. Я смотрю на темное ясное небо с осенними крупными звездами. Почти невозможно представить, что скоро выпадет снег. И, возможно, я освобожусь, наконец, от этих странных эпизодов чужой незнакомой жизни в неизвестном, забытом, мучающем меня городе.
Передо мной лежит город. Самый уютный на свете. Далеко справа, почти на горизонте, в горах - темные заводы. Прямо подо мной - спящий двор, деревья с последней листвой и старая скамейка. Где-то за спиной остались центральные улицы. За ними, невидимые в темноте, - дальний лес и река.
Город полон сонных переулков и спящих припаркованных машин. Тихо горят витрины и фонари. Иногда слышен звук шагов - кто-то возвращается домой. От стен отражается эхо.
Я много думаю об этом городе. Он вместил в себя все, что мне когда-то снилось. Все места, где я не побывала, все истории, которые произошли не со мной. Провинциальный пыльный газон на центральной площади. Длинные улицы вдоль реки, застроенные старыми хрущевками. Узкая улочка со старинными липами. Подсвеченная единственным фонарем листва. Медовый, тягучий липовый дух, какой бывает в начале июля.
Чужой этот город греет меня светом незнакомых уютных окон, где за шторами пьют вечерний чай и ведут тихие разговоры. Утром в ясный день он распахивает высокое огромное небо. В октябре засыпает листвой холодные заброшенные парки. Зимой здесь метели и вьюги, и ночью сквозь ветер невнятно слышно, как на близком вокзале объявляют поезда.
Здесь можно пробираться сквозь наметенные сугробы в гости к друзьям, в десять часов вечера 31 декабря, неся холодное шампанское и несколько нагретых в карманах мандаринов. Здесь летом, в июле, гуляют пары по раскаленному асфальту единственной центральной улицы, ведущей к реке, - мимо клумб с желтыми цветами, мимо воздушных шаров, лотков с мороженым, неприбранных газонов. Здесь сидят на улицах в кафе за пластиковыми столами и возвращаются к вечеру домой, в прохладный двор, где соседки в сумерках выбивают ковры.
Здесь в июне по утрам в воскресенье варят клубничное варенье, снимая деревянной ложкой розовую вкусную пенку. Сушат белье на балконе и выносят туда, на солнце, цветы. Осенью, продрогнув под мелким холодным дождем, прыгают через лужи, возвращаясь в темноте с работы, и потом отогреваются на кухне, прихлебывая горячий сладкий чай. Весной здесь несутся бурные ручьи с грязным ледяным крошевом, а на пригорке во дворе, на солнцепеке пробивается мелкая первая трава. Здесь так хорошо и неудобно гулять в апреле с детской коляской: свежий воздух и грязь.
Сюда так здорово вернуться в феврале из шумной, суетливой московской командировки, и привезти своим разноцветное монпансье в железных коробочках, новые книги и клетчатый шерстяной шарф себе. Сойти с поезда рано утром, когда идет мокрый снег, и сквозь крупные снежные хлопья едва различить неуютную вокзальную площадь, где на каменном постаменте выложена дата прошлого века.
Здесь пустынные университетские коридоры, в которых гулко раздаются шаги. Аудитории с коричневыми скамейками, рождающие странную тоску. Маленькие улочки с пыльными лопухами, палисадники, неширокая дорога и поворот налево у придорожного столба. Дом с воротами, палящая жара. Безлюдный вечерний проулок, запах сладких булочек и далекий гудок парохода с реки. Распахнутое окно в небольшой комнате с кроватью. Ночью на стены падает свет от уличного фонаря и едва слышно шелестят липы.
Я сижу на крыше, прислонившись к трубе и укутавшись в одеяло. Становится совсем холодно. Дома, внизу, в тепле, моя дочка читает книжку. Там горит маленькая лампа и свеча, на стене пляшут тени. Я смотрю на темное ясное небо с осенними крупными звездами. Почти невозможно представить, что скоро выпадет снег. И, возможно, я освобожусь, наконец, от этих странных эпизодов чужой незнакомой жизни в неизвестном, забытом, мучающем меня городе.