про тундру- еще немножко
Утром нас разбудил веселый хант - «Эй, чукча-фильм, пошли рыбу снимать!» «Костя, это тебя. Ты - оператор. Синимай рыбу, пожалуйста». Я еле шевелилась после вездеходной прогулки. Костя поднялся и пошел «на съемку». Вернулся он бодрый и довольный. Оказалось, что «снимать рыбу», значит из сетей ее вытаскивать. То есть на рыбалку его позвали. К озеру. «Идем, а пастух наш говорит - вот, приеду в Воркуту, сестре расскажу, как с телевидением рыбу снимал. А я ему - вот вернусь в Москву, тоже буду жене рассказывать. Все довольны. Но ты не расслабляйся. Мы сейчас чум снимать будем. Пора стоянку менять». И это оказалось правдой. Суровой, я бы сказала.
Когда олени съедают траву вокруг чумов, оленеводы собираются и передвигаются на новое место. Это называется «касланка». Каслают они к другому озеру, чтобы были вода и рыба. Иногда это далеко. По моим ощущеним - так даже очень.
Целый день происходят сборы. Вещи укладывают на доски - нарты. Упряжек много. Олени, оказывается, совсем не сильные. Они как телята. И тащить поклажу им трудно. Надрываются. Поэтому хозяева стараются разделить все на много частей, чтобы полегче было. Сама касланка начинается уже ночью. Впрочем, это - северное лето, так что ночи - белые. Идти приходится по мокрой мягкой тундре. По болоту почти. Всю ночь.
У меня застывали ноги, руки, зубы, все, и чтобы согреться я пыталась идти пешком. Это непросто - по мягкой земле. Мы привыкли ходить по твердому. А вот оленеводы - наоборот, им по асфальту ходить невозможно, ноги болят. А по тундре они могут сутками идти. В один из дней, которые мы жили в тундре, утром в нашем чуме появился новый человек. Брат Ларисы - нашей Джульетты. Но это не значило, что приехал вездеход. Он просто пришел в гости. «Окуда ты?» - «Из Воркуты» - «Пешком?» - «Пешком». «Сколько же ты шел?» -«Шесть дней». И вот после этого он просто посидел с нами, почти не разговаривая. Попил чаю. И пошел обратно. Соскучился, понимаете ли, вот и захотел с сестрой повидаться... Повидался и пошел к себе. Это совершенно там нормальное явление. Нам рассказывали ханты про какого-то пастуха, который решил не останавливаться, а пошел пешком дальше - мир смотреть. Шел-шел. Дошел до границы, кажется с Польшей. Там его развернули и он вернулся домой. Много месяцев ходил. Думаю, не сказки. Могло такое быть, вполне. Здесь - да.
Иногда караван останавливался. В один из таких привалов ко мне подошел Костя. «Знаешь, я тут думаю. Вот пока мы тут каслаем, два оленя умерли. А мы живы». «Да, Костя. А у меня во вторых штанах снизу, в третьих сверху, пропуск в Останкино лежит». Нам было смешно от этого. И так мы себя чувствовали далеко - ото всего, к чему мы приспособлены и привыкли. Ото всего, чем можно управлять, о чем головой думать и решать. Давить, настаивать... Пока не дойдем до озера - остановиться не можем. Устали, не устали... Можно ныть, можно молчать. Манипуляции бесполезны. Наши желания ничего не меняют. Все естественно. Просто жизнь.
Когда олени съедают траву вокруг чумов, оленеводы собираются и передвигаются на новое место. Это называется «касланка». Каслают они к другому озеру, чтобы были вода и рыба. Иногда это далеко. По моим ощущеним - так даже очень.
Целый день происходят сборы. Вещи укладывают на доски - нарты. Упряжек много. Олени, оказывается, совсем не сильные. Они как телята. И тащить поклажу им трудно. Надрываются. Поэтому хозяева стараются разделить все на много частей, чтобы полегче было. Сама касланка начинается уже ночью. Впрочем, это - северное лето, так что ночи - белые. Идти приходится по мокрой мягкой тундре. По болоту почти. Всю ночь.
У меня застывали ноги, руки, зубы, все, и чтобы согреться я пыталась идти пешком. Это непросто - по мягкой земле. Мы привыкли ходить по твердому. А вот оленеводы - наоборот, им по асфальту ходить невозможно, ноги болят. А по тундре они могут сутками идти. В один из дней, которые мы жили в тундре, утром в нашем чуме появился новый человек. Брат Ларисы - нашей Джульетты. Но это не значило, что приехал вездеход. Он просто пришел в гости. «Окуда ты?» - «Из Воркуты» - «Пешком?» - «Пешком». «Сколько же ты шел?» -«Шесть дней». И вот после этого он просто посидел с нами, почти не разговаривая. Попил чаю. И пошел обратно. Соскучился, понимаете ли, вот и захотел с сестрой повидаться... Повидался и пошел к себе. Это совершенно там нормальное явление. Нам рассказывали ханты про какого-то пастуха, который решил не останавливаться, а пошел пешком дальше - мир смотреть. Шел-шел. Дошел до границы, кажется с Польшей. Там его развернули и он вернулся домой. Много месяцев ходил. Думаю, не сказки. Могло такое быть, вполне. Здесь - да.
Иногда караван останавливался. В один из таких привалов ко мне подошел Костя. «Знаешь, я тут думаю. Вот пока мы тут каслаем, два оленя умерли. А мы живы». «Да, Костя. А у меня во вторых штанах снизу, в третьих сверху, пропуск в Останкино лежит». Нам было смешно от этого. И так мы себя чувствовали далеко - ото всего, к чему мы приспособлены и привыкли. Ото всего, чем можно управлять, о чем головой думать и решать. Давить, настаивать... Пока не дойдем до озера - остановиться не можем. Устали, не устали... Можно ныть, можно молчать. Манипуляции бесполезны. Наши желания ничего не меняют. Все естественно. Просто жизнь.