Д.Быков "ЖД"
Книга вторая Прибытие.
Глава шестая
У хазар Иисус - какой-то диссидент, любящий выпивать в обществе приятелей и учеников, изрекатель афоризмов - они очень любят сочинять афоризмы, посылать их в юмористические отделы… У варягов - абсолютный диктатор, не признающий милосердия, непрерывно самоутверждающийся… Один в качестве идеала навязывает сверхчеловека, второй - недочеловека, но оба промахиваются. И поэтому так люто ненавидят человека - с двух сторон. Если бы кто-то один - мы могли бы еще усомниться в правильности нашего пути, и то вряд ли; но когда двое с противоположным вектором - значит, все точно.
**
Иной на луну глядит и говорит - тарелка… Человек если идет в монастырь и вообще как-то доходит до христианства, - это значит просто, что ему все остальное уже невыносимо. И тогда человек уходит в монастырь, и ему хорошо в монастыре… Это не бегство от жизни, это бегство к жизни, скажу я, предупреждая ваше возражение. Только в варяжском монастыре могли придумать ни на что не похожий институт послушания - все эти бессмысленные дисциплинарные упражнения…
Варяжство сделало из христианства какой-то, извините, бред - апофеоз долга, насилия, изобрело Бога-командира, перед которым все виноваты, и он всех периодически - в наряд…
**
Это бывает с людьми, предусмотревшими все. Все предусмотрели, а детский какой-нибудь мячик забыли. Объясняется это просто: главная черта дохристианских божеств - ирония. Вам это должно быть понятно или будет понятно очень скоро.
Глава девятая
Человеку тут ничего было нельзя в силу этических, физических, юридических, биологических и климатических причин, и каждый имел девяносто девять оснований ничего не делать, а тот, кто делал, был всегда и во всем виноват.
**
Что не имеет конца - не имеет смысла, учил ЖДовский, - но что не имеет смысла - не имеет и конца.
**
«По пути всякой плоти», - сказал бы ему отец, если бы мог. По вечному пути, по которому пройдешь и ты, - тебя тоже постепенно перестанут интересовать все вещи, кроме собственной физиологии; мир устроен справедливо - так, чтобы уходящий утратил почти все способности и не мог уже в полную меру переживать ужас своего распада и ухода; так, чтобы и миру не жаль было терять отработанный материал. Ты будешь когда-нибудь как мы, и сам захочешь жить на окраине, по образцу спального района семидесятых, устроенного как раз для стариков, потому что и время было старческое, все в прошлом, - жалкое, неуверенное в себе. Ты когда-нибудь непременно приедешь сюда - и поймешь, что не надо было никого осуждать, но сказать об этом будет некому.
Глава десятая
Бывают в России такие дни в разгар позднего лета, когда природа отдыхает от самого отдыха, пресытившись всеми видами работы, нарожавшись, наплодоносившись, назагоравшись; в такие дни становится ясно, что делать ничего не надо, ибо то, что надо, происходит само, а все остальное от лукавого.
**
За годы работы с коренным населением он успел понять о нем многое, но никогда не отдавал себе отчета в истинной мере его беспомощности. Оно в самом деле ничего не могло, когда дело касалось будущего. Жизнь коренного населения протекала в бесконечно тянущемся настоящем. На все вопросы о завтрашнем дне ответ был один - «Как Бог даст»; и Даждь-бог давал завтрашний день, а Жаждь-бог отбирал вчерашний, и не было случая, чтобы завтра не наступило; так что же о нем и беспокоиться?
Глава одиннадцатая
Он давно и с одинаковой силой ненавидел хазар и варягов - хазарскую властность, железную хватку, тщательно замаскированную под заискивающую робость и деликатность, и варяжскую неуверенность, упрятанную за грубостью, дикостью и хамством. В них все было обоюдно враждебно, все противоположно и одинаково омерзительно.
Но он знал цену и коренному населению с его непобедимой инертностью, с упорным и неодолимым нежеланием становиться нацией - ибо у нации есть начало и конец; он знал глухую, тайную, темную живучесть, непобедимую витальную мощь своего племени...
Он знал их преданность кругу, циклу, болезненную тягу к езде по замкнутым траекториям - сам бы давно чего-нибудь изменил, но знал, что бесполезно. Он был из этого народа, хоть и из тех немногих, которых не затронул паралич воли. Но воля волей, а во всем остальном он был из тех самых, из коренных, которые даже название свое утратили или утаили глубже, чем достигает человеческая память: славяне - название грубое, оскорбительное, долго бывшее синонимом рабства. Было и настоящее.
**
Околок на соколок, толобок на обмолок… Гуров знал язык в совершенстве, усвоил от родителей с поразительной легкостью - скорее вспомнил, ибо истинный волк хранит в памяти всю жизнь своего народа, не нуждаясь ни в учебниках, ни в справочниках. Зачем справочник, когда все в генах? Этим языком писал Хлебников, его знал и об этом знании проговаривался Платонов - у других хватало ума не писать литературу на языке коренного населения...
**
«Не одна в поле дороженька»… О чем? О том, что нет никакой определенности; паутиной бессчетных дорог опутана их земля, и все никуда не ведут. Дороги - главный инструмент земли: сама переводит стрелки на железнодорожных путях, сама меняет направление лесных троп. Идет человек в одно место - она его выведет в другое. Вот почему здесь никогда ничего нельзя было предсказать.
Глава двенадцатая
Варяги утверждали, что война выиграна жертвами, хазары упирали на заградотряды. Между тем где-где, а в Дегунине знали свою землю, и если она вступила в войну - значит, действительно край. Непонятно было только, на чьей стороне она действует. Похоже, что ей надоели все три силы и, стало быть, сам процесс.
Глава тринадцатая
Так всегда бывает, если что-нибудь долго строить, а потом сносить, и опять строить, и опять сносить. После второго сноса уже не получается ничего хорошего, а после третьего вообще все разваливается.
**
...вообще смешно придумывать нравственные обоснования физическим процессам, вроде камнепада или затопления. Нравственные события бывают в нравственной истории, а в физической случаются только физические. Они - не расплата и не урок, а отсутствие заботы о земле. Когда земля пустеет, она естественным образом заболачивается, а когда болото не осушается, оно медленно превращается в озеро. Очень может быть, что и с градом Китежем случилось нечто подобное, а захватчики совершенно ни при чем.
Глава четырнадцатая
Странно устроена русская земля, у всякого тут свой путь: где один пройдет прямо, перед другим вырастет неодолимое препятствие, где одному мост - другому брод, третьему переправа, а четвертому омут; один может попасть в Жадруново прямым путем, другой кружит вокруг не один месяц; общего для всех маршрута нету ни для кого, потому-то и железных дорог тут больше, чем нужно, вся страна оплетена их сетью; но если кому нет пути, то не доедет он ни по какой дороге, ни конным, ни пешим. Российская земля сама решает, кому куда идти.
**
Много чудных чудес встречалось им по пути: видели они одинокую лесную избу, в которой решили заночевать - и перенеслись вместе с нею за двадцать верст, в новый лес, в незнакомую местность; видели серебряный лунный березняк, в котором одним слышалось пение, другим струнный оркестр, а третьим строевой марш; видели реку, над которой плыл колокольный звон, а никакого колокола и в помине не было. Впрочем, когда долго странствуешь, поневоле всему веришь и на любой морок поддаешься. Ходить им не надоедало, Волохов набрал себе хороший отряд; одно было странно - чем дольше они ходили, тем различнее были их видения. Доходило до того, что один видел перед собою лес, а другой поле. Поразмыслив, Волохов понял и это: в процессе хождения, как он и предполагал, все они стали наконец людьми, догулялись до истинного своего облика, а люди все разные и на вещи смотрят неодинаково.
**
Ее не надо было удивлять и завоевывать силой, она ничего от него не хотела, кроме того, что уже было; он впервые понял, как спокойно, верно и навсегда она полюбила его и как ровно и неотступно хранила его эта любовь до войны, на войне и в странствии...
Господи, что сделала с нами жизнь! Мы, привыкшие, что нас на каждом шагу запрягают или подкупают, не верим, что нас могут просто любить!
Глава шестая
У хазар Иисус - какой-то диссидент, любящий выпивать в обществе приятелей и учеников, изрекатель афоризмов - они очень любят сочинять афоризмы, посылать их в юмористические отделы… У варягов - абсолютный диктатор, не признающий милосердия, непрерывно самоутверждающийся… Один в качестве идеала навязывает сверхчеловека, второй - недочеловека, но оба промахиваются. И поэтому так люто ненавидят человека - с двух сторон. Если бы кто-то один - мы могли бы еще усомниться в правильности нашего пути, и то вряд ли; но когда двое с противоположным вектором - значит, все точно.
**
Иной на луну глядит и говорит - тарелка… Человек если идет в монастырь и вообще как-то доходит до христианства, - это значит просто, что ему все остальное уже невыносимо. И тогда человек уходит в монастырь, и ему хорошо в монастыре… Это не бегство от жизни, это бегство к жизни, скажу я, предупреждая ваше возражение. Только в варяжском монастыре могли придумать ни на что не похожий институт послушания - все эти бессмысленные дисциплинарные упражнения…
Варяжство сделало из христианства какой-то, извините, бред - апофеоз долга, насилия, изобрело Бога-командира, перед которым все виноваты, и он всех периодически - в наряд…
**
Это бывает с людьми, предусмотревшими все. Все предусмотрели, а детский какой-нибудь мячик забыли. Объясняется это просто: главная черта дохристианских божеств - ирония. Вам это должно быть понятно или будет понятно очень скоро.
Глава девятая
Человеку тут ничего было нельзя в силу этических, физических, юридических, биологических и климатических причин, и каждый имел девяносто девять оснований ничего не делать, а тот, кто делал, был всегда и во всем виноват.
**
Что не имеет конца - не имеет смысла, учил ЖДовский, - но что не имеет смысла - не имеет и конца.
**
«По пути всякой плоти», - сказал бы ему отец, если бы мог. По вечному пути, по которому пройдешь и ты, - тебя тоже постепенно перестанут интересовать все вещи, кроме собственной физиологии; мир устроен справедливо - так, чтобы уходящий утратил почти все способности и не мог уже в полную меру переживать ужас своего распада и ухода; так, чтобы и миру не жаль было терять отработанный материал. Ты будешь когда-нибудь как мы, и сам захочешь жить на окраине, по образцу спального района семидесятых, устроенного как раз для стариков, потому что и время было старческое, все в прошлом, - жалкое, неуверенное в себе. Ты когда-нибудь непременно приедешь сюда - и поймешь, что не надо было никого осуждать, но сказать об этом будет некому.
Глава десятая
Бывают в России такие дни в разгар позднего лета, когда природа отдыхает от самого отдыха, пресытившись всеми видами работы, нарожавшись, наплодоносившись, назагоравшись; в такие дни становится ясно, что делать ничего не надо, ибо то, что надо, происходит само, а все остальное от лукавого.
**
За годы работы с коренным населением он успел понять о нем многое, но никогда не отдавал себе отчета в истинной мере его беспомощности. Оно в самом деле ничего не могло, когда дело касалось будущего. Жизнь коренного населения протекала в бесконечно тянущемся настоящем. На все вопросы о завтрашнем дне ответ был один - «Как Бог даст»; и Даждь-бог давал завтрашний день, а Жаждь-бог отбирал вчерашний, и не было случая, чтобы завтра не наступило; так что же о нем и беспокоиться?
Глава одиннадцатая
Он давно и с одинаковой силой ненавидел хазар и варягов - хазарскую властность, железную хватку, тщательно замаскированную под заискивающую робость и деликатность, и варяжскую неуверенность, упрятанную за грубостью, дикостью и хамством. В них все было обоюдно враждебно, все противоположно и одинаково омерзительно.
Но он знал цену и коренному населению с его непобедимой инертностью, с упорным и неодолимым нежеланием становиться нацией - ибо у нации есть начало и конец; он знал глухую, тайную, темную живучесть, непобедимую витальную мощь своего племени...
Он знал их преданность кругу, циклу, болезненную тягу к езде по замкнутым траекториям - сам бы давно чего-нибудь изменил, но знал, что бесполезно. Он был из этого народа, хоть и из тех немногих, которых не затронул паралич воли. Но воля волей, а во всем остальном он был из тех самых, из коренных, которые даже название свое утратили или утаили глубже, чем достигает человеческая память: славяне - название грубое, оскорбительное, долго бывшее синонимом рабства. Было и настоящее.
**
Околок на соколок, толобок на обмолок… Гуров знал язык в совершенстве, усвоил от родителей с поразительной легкостью - скорее вспомнил, ибо истинный волк хранит в памяти всю жизнь своего народа, не нуждаясь ни в учебниках, ни в справочниках. Зачем справочник, когда все в генах? Этим языком писал Хлебников, его знал и об этом знании проговаривался Платонов - у других хватало ума не писать литературу на языке коренного населения...
**
«Не одна в поле дороженька»… О чем? О том, что нет никакой определенности; паутиной бессчетных дорог опутана их земля, и все никуда не ведут. Дороги - главный инструмент земли: сама переводит стрелки на железнодорожных путях, сама меняет направление лесных троп. Идет человек в одно место - она его выведет в другое. Вот почему здесь никогда ничего нельзя было предсказать.
Глава двенадцатая
Варяги утверждали, что война выиграна жертвами, хазары упирали на заградотряды. Между тем где-где, а в Дегунине знали свою землю, и если она вступила в войну - значит, действительно край. Непонятно было только, на чьей стороне она действует. Похоже, что ей надоели все три силы и, стало быть, сам процесс.
Глава тринадцатая
Так всегда бывает, если что-нибудь долго строить, а потом сносить, и опять строить, и опять сносить. После второго сноса уже не получается ничего хорошего, а после третьего вообще все разваливается.
**
...вообще смешно придумывать нравственные обоснования физическим процессам, вроде камнепада или затопления. Нравственные события бывают в нравственной истории, а в физической случаются только физические. Они - не расплата и не урок, а отсутствие заботы о земле. Когда земля пустеет, она естественным образом заболачивается, а когда болото не осушается, оно медленно превращается в озеро. Очень может быть, что и с градом Китежем случилось нечто подобное, а захватчики совершенно ни при чем.
Глава четырнадцатая
Странно устроена русская земля, у всякого тут свой путь: где один пройдет прямо, перед другим вырастет неодолимое препятствие, где одному мост - другому брод, третьему переправа, а четвертому омут; один может попасть в Жадруново прямым путем, другой кружит вокруг не один месяц; общего для всех маршрута нету ни для кого, потому-то и железных дорог тут больше, чем нужно, вся страна оплетена их сетью; но если кому нет пути, то не доедет он ни по какой дороге, ни конным, ни пешим. Российская земля сама решает, кому куда идти.
**
Много чудных чудес встречалось им по пути: видели они одинокую лесную избу, в которой решили заночевать - и перенеслись вместе с нею за двадцать верст, в новый лес, в незнакомую местность; видели серебряный лунный березняк, в котором одним слышалось пение, другим струнный оркестр, а третьим строевой марш; видели реку, над которой плыл колокольный звон, а никакого колокола и в помине не было. Впрочем, когда долго странствуешь, поневоле всему веришь и на любой морок поддаешься. Ходить им не надоедало, Волохов набрал себе хороший отряд; одно было странно - чем дольше они ходили, тем различнее были их видения. Доходило до того, что один видел перед собою лес, а другой поле. Поразмыслив, Волохов понял и это: в процессе хождения, как он и предполагал, все они стали наконец людьми, догулялись до истинного своего облика, а люди все разные и на вещи смотрят неодинаково.
**
Ее не надо было удивлять и завоевывать силой, она ничего от него не хотела, кроме того, что уже было; он впервые понял, как спокойно, верно и навсегда она полюбила его и как ровно и неотступно хранила его эта любовь до войны, на войне и в странствии...
Господи, что сделала с нами жизнь! Мы, привыкшие, что нас на каждом шагу запрягают или подкупают, не верим, что нас могут просто любить!