Хочешь ли ты уйти?
Мой флот из двух кораблей, таинство.
Другим не знаю, а мне - нравится
Равенство права на счастье.
Штормами годы промчатся,
Жизнь разделяя на части, но не по мне
Правду узнать в одночасье.
Как велик океан, велик океан!
(с) А. Гейнц, С. Данилов
- О чем ты думаешь? - спросила меня Юкико, войдя в комнату.
Была половина третьего утра. Я лежал на диване, уставившись в потолок.
- Да вот, думал о пустыне, - сказал я.
- О пустыне? - спросила она, присаживаясь в ногах и глядя на меня. - О какой пустыне?
- Просто об обычной пустыне. С песчаными барханами и кактусами. Там полно всего, всякой жизни.
- И я тоже в этой пустыне? - спросила она.
- Конечно, - сказал я. - Все мы там живем. Но на самом деле, по-настоящему живет лишь сама пустыня. Как в кино.
- В каком кино?
- В фильме Диснея "Живая пустыня". Ну, документальный фильм. Ты не смотрела его в детстве?
- Нет, - ответила она. "Немного странно", - подумал я. В моей младшей школе всех стадом водили в кино смотреть этот фильм. Но Юкико на пять лет младше. Когда он вышел, она могла быть еще слишком маленькой.
- Почему бы в следующее воскресенье нам не взять его в прокате и не посмотреть всем вместе? Это классный фильм. Замечательный сценарий, и там уйма всяческих животных, цветов. Детям понравится.
Юкико улыбнулась мне. Как давно я не видел ее улыбку.
- Ты хочешь уйти от меня? - спросила она.
- Юкико, я люблю тебя, - сказал я.
- Может, и так, но я спрашиваю, хочешь ли ты уйти от меня. Отвечай "да" или "нет". Других ответов я не принимаю.
- Я не хочу уходить, - сказал я и мотнул головой. - Наверно, у меня нет прав так говорить, но я не хочу уходить от тебя. Если я сейчас уйду, то не знаю, что со мной будет. Я больше не хочу быть один. Лучше умереть.
Она протянула руку и положила мне на грудь. И заглянула глубоко в мои глаза.
- Забудь о правах. Не думаю, что у кого-нибудь есть такие права, - сказала она.
Ощущая тепло ее руки на своей груди, я подумал о смерти. Я вполне мог умереть в тот день на шоссе вдвоем с Cимамото. И тогда мое тело уже не существовало бы. Я бы исчез, растворился навеки. Подобно многому другому. Но я здесь. И вот теплая рука Юкико на моей груди.
- Юкико, - сказал я, - я очень люблю тебя. Я люблю тебя с первого дня нашей встречи, и сейчас чувствую то же самое. Если бы мы с тобой не встретились, моя жизнь была бы невыносимой. У меня нет слов, чтобы сказать, как я тебе за это благодарен. И вместо этого я мучаю тебя. Потому что я - эгоистичное, безнадежное, никчемное человеческое существо. Безо всяких видимых причин я терзаю окружающих меня людей, и в результате терзаюсь сам. Ломаю жизни других и свою собственную. Не потому, что мне это нравится. Но этим все всегда заканчивается.
- Никто не спорит, - тихо сказала Юкико. В уголках рта прятались следы ее улыбки. - Ты определенно эгоистичный, безнадежный человек, и ты действительно мучаешь меня.
Какое-то время я смотрел на нее. Ее слова почему-то нисколько не обвиняли. Она не злилась и не грустила. Всего лишь объясняла очевидное.
Я долго пытался подобрать верные слова.
- Мне всегда казалось, что я изо всех сил стараюсь стать кем-то еще. Как бы пытаюсь найти новое место, ухватиться за новую жизнь, новую личность. Наверно, это часть взросления, хотя это еще и попытка перестроить себя. Становясь другим собой, я мог бы освободиться от всего. Я искренне верил, что можно убежать от себя - пока я делал усилия. Но всегда заходил в тупик. Куда бы я ни шел, я всегда приходил к себе. Какое-то недостающее звено никогда не меняется. Окружающий мир может измениться, но я по-прежнему все тот же самый ущербный человек. Те же недостающие элементы мучают меня голодом, который никогда не утоляется. Мне кажется, что сама эта недостача является неотъемлемой частью меня. Я бы хотел стать другим человеком ради тебя. Это может быть нелегко, но если я выложусь до конца, может, я и смогу измениться. Однако, правда заключается в том, что если ситуация повторится, я могу повести себя точно так же. И снова причиню тебе боль. Не могу ничего обещать. Вот что я имел ввиду, когда говорил, что не имею права. У меня просто не хватает убежденности, чтобы победить в себе эту силу.
- И ты всегда старался избегать этой силы?
- Наверно, да, - сказал я.
Ее рука все еще покоилась на моей груди.
- Бедолага, - сказала она. Как будто громко прочитала написанное крупными буквами на стене. Может, это и впрямь написано на стене, подумал я.
- Не знаю, что и сказать, - продолжил я, - знаю только, что не хочу уходить от тебя. Но правильный ли это ответ? Я ведь не знаю даже, в моих ли силах сделать этот выбор. Юкико, ты мучаешься. Я это вижу. Я ощущаю твою руку. Но есть нечто, чего не увидишь и не пощупаешь. Назови это чувствами. Или вероятностями. Которые возникли где-то и смешались внутри меня. И я не могу их выбрать или дать на них ответ.
Юкико долго молчала. Время от времени за окном проезжал грузовик. Я посмотрел в окно, но ничего не разглядел. Только безымянное время и пространство, связывающее ночь и рассвет.
- Несколько последних недель я действительно думала, что умру, - сказала Юкико. - Я вовсе не собираюсь угрожать тебе. Это просто факт. Настолько мне было грустно и одиноко. Умирать ведь совсем не так страшно. Воля к жизни медленно вытекала из меня, как постепенно выкачиваемый из комнаты воздух. Когда себя так чувствуешь, смерть не кажется чем-то очень значительным. Я даже не думала о детях. Мне и в голову не приходило, что с ними будет, когда я умру. Вот насколько мне было одиноко. Ты ведь не знал этого, так? Ни разу серьезно об этом не задумался, правда? Что я чувствовала, о чем думала, что могла сделать.
Я ничего не ответил. Она убрала руку с моей груди и положила ее к себе на колено.
- Как бы то ни было, я не умерла, я все еще жива потому, что подумала, что если ты вернешься ко мне, я смогу принять тебя назад. И здесь ни при чем права, справедливость. Может, ты и безнадежный человек. Никчемный человек. И вполне можешь снова причинить мне боль. Но сейчас это неважно. Ты ничего не понимаешь.
- Очень на то похоже, - сказал я.
- И ты ни о чем не спрашиваешь, - сказала она.
Я открыл рот, но слова не шли. Она была права: я никогда ни о чем ее не спрашивал. Почему? Даже не знаю.
- Верно то, что ты начинаешь строить только с сегодняшнего дня, - сказала Юкико. - Или, вернее, мы начинаем. Мы думали, что сделали вместе много, а на самом деле - ничего. Жизнь протекала слишком гладко. Слишком счастливы мы были. Ты так не думаешь?
Я кивнул.
Юкико сложила руки на груди и посмотрела на меня.
- Знаешь, у меня раньше тоже были мечты. Но где-то по дороге они рассеялись. До того, как я встретила тебя. Я убила их. Раздавила и вышвырнула прочь. Как некий внутренний орган, который больше не нужен и который ты вырвал из своего тела. Не знаю, верно ли я поступила. Но иначе тогда я не могла… Иногда мне снится сон. Один и тот же, снова и снова. Кто-то несет что-то в обеих руках, подходит ко мне и говорит: "Эй, ты кое-что позабыла". Я была так счастлива, живя с тобой. Ничего больше не хотела и никогда ни о чем не жалела. Тем не менее, что-то преследует меня. Я просыпаюсь среди ночи, вся в поту. Меня преследует то, что я вышвырнула. Ты думаешь, только тебя преследует что-то, но ты ошибаешься. Не один ты что-то выбросил, а что-то потерял. Понимаешь, о чем я говорю?
- Думаю, да, - сказал я.
- Может быть, ты вновь сделаешь мне больно. Не знаю, как я тогда отреагирую на это. А может быть, в следующий раз я причиню тебе боль. Никто не может ничего обещать. Ни один из нас. Но я действительно все еще люблю тебя.
Я обнял ее и погладил ее волосы.
- Юкико, - сказал я, - давай завтра начнем все заново. Сегодня слишком поздно. Я собираюсь начать правильную жизнь с совершенно нового дня.
Юкико смотрела на меня.
- Мне кажется, ты так и не спросил меня ни о чем.
- Я бы хотел начать новую жизнь завтра. Что ты об этом думаешь? - спросил я.
- Думаю, это хорошая мысль, - сказала она с легкой улыбкой.
После того, как Юкико ушла в спальню, я долго лежал на диване, глядя в потолок. Самый обычный потолок, ничего особенного. Но я все смотрел и смотрел на него. Время от времени он освещался светом фар проезжающих машин. У меня больше не было иллюзий. Воспоминания о груди Cимамото, ее голосе, запахе ее кожи - все поблекло. Перед моими глазами проплывало безучастное лицо Идзуми. И ощущение разделявшего нас стекла такси. Я закрыл глаза и подумал о Юкико. Снова и снова я обдумывал ее слова. С закрытыми глазами я прислушивался к движениям внутри моего тела. Я действительно могу измениться. И я должен это сделать.
Я думал, что не знаю, достаточно ли у меня сил, чтобы заботиться о Юкико и детях. Никакие видения больше не могли мне помочь, навевая особенные сны. Насколько хватает глаз, пустота есть не более, чем пустота. Прежде я был в этой пустоте и заставил себя приспособиться. И вот теперь я оказался там, откуда начал, и пора уже было привыкнуть к этому. Некому больше навевать мне сны - теперь мой черед навевать их другим. Вот что мне надо делать. Может, эти сны окажутся бесполезными, но если моя жизнь должна иметь какой-то смысл, то мне надо этим заняться.
Возможно.
Когда занялась заря, я отказался от попыток уснуть. Накинул на пижаму кардиган, прошлепал на кухню и сделал себе кофе. Сидя за кухонным столом, я смотрел, как с каждой минутой светлеет небо. Как давно не видел я рассвета. На одном краю неба появилась синяя полоса, и, как чернила на листе бумаги, медленно расплылась по всему горизонту. Соберите вместе все существующие в мире оттенки синего и выберите самый синий, квинтэссенцию синего; вот такой это был цвет. Опершись локтями о стол, не думая ни о чем, смотрел я на эту сцену. Но вот показалось над горизонтом солнце, и синеву поглотил обычный солнечный свет. Одинокое облако висело над кладбищем, белоснежное, с четкими краями. Как будто вытравленное, хоть пиши на нем. Новый день начался. Но что этот день принесет, я понятия не имел.
Наверно, отведу детей в сад и пойду плавать. Все как обычно. Я вспомнил бассейн, в котором плавал когда-то, еще в средней школе. Запах внутри, голоса, отражающиеся от потолка. Я был в пике становления кем-то новым. Стоя напротив зеркала, я мог видеть изменения, происходящие в моем теле. В безмолвии ночи, я мог поклясться, что слышу звук, с которым растет моя плоть. Я был на пороге облачения в новое "я", на шаг от места, где никогда не бывал.
Сидя за кухонным столом, я смотрел на одинокое облако над кладбищем. Оно не сдвинулось ни на дюйм. Неподвижное, будто прибитое к месту. Самое время будить дочек. Уже давно рассвело, и им пора вставать. Вот кому-кому, а им был нужен этот новый день, гораздо более, чем мне. Нужно пойти в их спальню, стащить с них одеяла, положить руки на их теплые тельца и объявить начало нового дня. Вот что мне нужно сделать. Но почему-то я никак не мог встать из-за кухонного стола. Все силы покинули мое тело, как будто кто-то возник за моей спиной и молча выдернул шнур из розетки. Облокотившись на стол, я зарылся лицом в ладони.
В этой тьме я увидел море, а над ним - дождь. Дождь шел над бескрайним морем, но никто этого не видел. Дождь мягко падал на поверхность моря, и даже рыбы не знали, что он идет.
Пока кто-то не вошел и не положил свою легкую руку на мое плечо, мои мысли были о море.
(с) Х.Мураками. К югу от границы, к западу от солнца.
Перевод Игоря Князева (внимание! он отличается от официального перевода)
Другим не знаю, а мне - нравится
Равенство права на счастье.
Штормами годы промчатся,
Жизнь разделяя на части, но не по мне
Правду узнать в одночасье.
Как велик океан, велик океан!
(с) А. Гейнц, С. Данилов
- О чем ты думаешь? - спросила меня Юкико, войдя в комнату.
Была половина третьего утра. Я лежал на диване, уставившись в потолок.
- Да вот, думал о пустыне, - сказал я.
- О пустыне? - спросила она, присаживаясь в ногах и глядя на меня. - О какой пустыне?
- Просто об обычной пустыне. С песчаными барханами и кактусами. Там полно всего, всякой жизни.
- И я тоже в этой пустыне? - спросила она.
- Конечно, - сказал я. - Все мы там живем. Но на самом деле, по-настоящему живет лишь сама пустыня. Как в кино.
- В каком кино?
- В фильме Диснея "Живая пустыня". Ну, документальный фильм. Ты не смотрела его в детстве?
- Нет, - ответила она. "Немного странно", - подумал я. В моей младшей школе всех стадом водили в кино смотреть этот фильм. Но Юкико на пять лет младше. Когда он вышел, она могла быть еще слишком маленькой.
- Почему бы в следующее воскресенье нам не взять его в прокате и не посмотреть всем вместе? Это классный фильм. Замечательный сценарий, и там уйма всяческих животных, цветов. Детям понравится.
Юкико улыбнулась мне. Как давно я не видел ее улыбку.
- Ты хочешь уйти от меня? - спросила она.
- Юкико, я люблю тебя, - сказал я.
- Может, и так, но я спрашиваю, хочешь ли ты уйти от меня. Отвечай "да" или "нет". Других ответов я не принимаю.
- Я не хочу уходить, - сказал я и мотнул головой. - Наверно, у меня нет прав так говорить, но я не хочу уходить от тебя. Если я сейчас уйду, то не знаю, что со мной будет. Я больше не хочу быть один. Лучше умереть.
Она протянула руку и положила мне на грудь. И заглянула глубоко в мои глаза.
- Забудь о правах. Не думаю, что у кого-нибудь есть такие права, - сказала она.
Ощущая тепло ее руки на своей груди, я подумал о смерти. Я вполне мог умереть в тот день на шоссе вдвоем с Cимамото. И тогда мое тело уже не существовало бы. Я бы исчез, растворился навеки. Подобно многому другому. Но я здесь. И вот теплая рука Юкико на моей груди.
- Юкико, - сказал я, - я очень люблю тебя. Я люблю тебя с первого дня нашей встречи, и сейчас чувствую то же самое. Если бы мы с тобой не встретились, моя жизнь была бы невыносимой. У меня нет слов, чтобы сказать, как я тебе за это благодарен. И вместо этого я мучаю тебя. Потому что я - эгоистичное, безнадежное, никчемное человеческое существо. Безо всяких видимых причин я терзаю окружающих меня людей, и в результате терзаюсь сам. Ломаю жизни других и свою собственную. Не потому, что мне это нравится. Но этим все всегда заканчивается.
- Никто не спорит, - тихо сказала Юкико. В уголках рта прятались следы ее улыбки. - Ты определенно эгоистичный, безнадежный человек, и ты действительно мучаешь меня.
Какое-то время я смотрел на нее. Ее слова почему-то нисколько не обвиняли. Она не злилась и не грустила. Всего лишь объясняла очевидное.
Я долго пытался подобрать верные слова.
- Мне всегда казалось, что я изо всех сил стараюсь стать кем-то еще. Как бы пытаюсь найти новое место, ухватиться за новую жизнь, новую личность. Наверно, это часть взросления, хотя это еще и попытка перестроить себя. Становясь другим собой, я мог бы освободиться от всего. Я искренне верил, что можно убежать от себя - пока я делал усилия. Но всегда заходил в тупик. Куда бы я ни шел, я всегда приходил к себе. Какое-то недостающее звено никогда не меняется. Окружающий мир может измениться, но я по-прежнему все тот же самый ущербный человек. Те же недостающие элементы мучают меня голодом, который никогда не утоляется. Мне кажется, что сама эта недостача является неотъемлемой частью меня. Я бы хотел стать другим человеком ради тебя. Это может быть нелегко, но если я выложусь до конца, может, я и смогу измениться. Однако, правда заключается в том, что если ситуация повторится, я могу повести себя точно так же. И снова причиню тебе боль. Не могу ничего обещать. Вот что я имел ввиду, когда говорил, что не имею права. У меня просто не хватает убежденности, чтобы победить в себе эту силу.
- И ты всегда старался избегать этой силы?
- Наверно, да, - сказал я.
Ее рука все еще покоилась на моей груди.
- Бедолага, - сказала она. Как будто громко прочитала написанное крупными буквами на стене. Может, это и впрямь написано на стене, подумал я.
- Не знаю, что и сказать, - продолжил я, - знаю только, что не хочу уходить от тебя. Но правильный ли это ответ? Я ведь не знаю даже, в моих ли силах сделать этот выбор. Юкико, ты мучаешься. Я это вижу. Я ощущаю твою руку. Но есть нечто, чего не увидишь и не пощупаешь. Назови это чувствами. Или вероятностями. Которые возникли где-то и смешались внутри меня. И я не могу их выбрать или дать на них ответ.
Юкико долго молчала. Время от времени за окном проезжал грузовик. Я посмотрел в окно, но ничего не разглядел. Только безымянное время и пространство, связывающее ночь и рассвет.
- Несколько последних недель я действительно думала, что умру, - сказала Юкико. - Я вовсе не собираюсь угрожать тебе. Это просто факт. Настолько мне было грустно и одиноко. Умирать ведь совсем не так страшно. Воля к жизни медленно вытекала из меня, как постепенно выкачиваемый из комнаты воздух. Когда себя так чувствуешь, смерть не кажется чем-то очень значительным. Я даже не думала о детях. Мне и в голову не приходило, что с ними будет, когда я умру. Вот насколько мне было одиноко. Ты ведь не знал этого, так? Ни разу серьезно об этом не задумался, правда? Что я чувствовала, о чем думала, что могла сделать.
Я ничего не ответил. Она убрала руку с моей груди и положила ее к себе на колено.
- Как бы то ни было, я не умерла, я все еще жива потому, что подумала, что если ты вернешься ко мне, я смогу принять тебя назад. И здесь ни при чем права, справедливость. Может, ты и безнадежный человек. Никчемный человек. И вполне можешь снова причинить мне боль. Но сейчас это неважно. Ты ничего не понимаешь.
- Очень на то похоже, - сказал я.
- И ты ни о чем не спрашиваешь, - сказала она.
Я открыл рот, но слова не шли. Она была права: я никогда ни о чем ее не спрашивал. Почему? Даже не знаю.
- Верно то, что ты начинаешь строить только с сегодняшнего дня, - сказала Юкико. - Или, вернее, мы начинаем. Мы думали, что сделали вместе много, а на самом деле - ничего. Жизнь протекала слишком гладко. Слишком счастливы мы были. Ты так не думаешь?
Я кивнул.
Юкико сложила руки на груди и посмотрела на меня.
- Знаешь, у меня раньше тоже были мечты. Но где-то по дороге они рассеялись. До того, как я встретила тебя. Я убила их. Раздавила и вышвырнула прочь. Как некий внутренний орган, который больше не нужен и который ты вырвал из своего тела. Не знаю, верно ли я поступила. Но иначе тогда я не могла… Иногда мне снится сон. Один и тот же, снова и снова. Кто-то несет что-то в обеих руках, подходит ко мне и говорит: "Эй, ты кое-что позабыла". Я была так счастлива, живя с тобой. Ничего больше не хотела и никогда ни о чем не жалела. Тем не менее, что-то преследует меня. Я просыпаюсь среди ночи, вся в поту. Меня преследует то, что я вышвырнула. Ты думаешь, только тебя преследует что-то, но ты ошибаешься. Не один ты что-то выбросил, а что-то потерял. Понимаешь, о чем я говорю?
- Думаю, да, - сказал я.
- Может быть, ты вновь сделаешь мне больно. Не знаю, как я тогда отреагирую на это. А может быть, в следующий раз я причиню тебе боль. Никто не может ничего обещать. Ни один из нас. Но я действительно все еще люблю тебя.
Я обнял ее и погладил ее волосы.
- Юкико, - сказал я, - давай завтра начнем все заново. Сегодня слишком поздно. Я собираюсь начать правильную жизнь с совершенно нового дня.
Юкико смотрела на меня.
- Мне кажется, ты так и не спросил меня ни о чем.
- Я бы хотел начать новую жизнь завтра. Что ты об этом думаешь? - спросил я.
- Думаю, это хорошая мысль, - сказала она с легкой улыбкой.
После того, как Юкико ушла в спальню, я долго лежал на диване, глядя в потолок. Самый обычный потолок, ничего особенного. Но я все смотрел и смотрел на него. Время от времени он освещался светом фар проезжающих машин. У меня больше не было иллюзий. Воспоминания о груди Cимамото, ее голосе, запахе ее кожи - все поблекло. Перед моими глазами проплывало безучастное лицо Идзуми. И ощущение разделявшего нас стекла такси. Я закрыл глаза и подумал о Юкико. Снова и снова я обдумывал ее слова. С закрытыми глазами я прислушивался к движениям внутри моего тела. Я действительно могу измениться. И я должен это сделать.
Я думал, что не знаю, достаточно ли у меня сил, чтобы заботиться о Юкико и детях. Никакие видения больше не могли мне помочь, навевая особенные сны. Насколько хватает глаз, пустота есть не более, чем пустота. Прежде я был в этой пустоте и заставил себя приспособиться. И вот теперь я оказался там, откуда начал, и пора уже было привыкнуть к этому. Некому больше навевать мне сны - теперь мой черед навевать их другим. Вот что мне надо делать. Может, эти сны окажутся бесполезными, но если моя жизнь должна иметь какой-то смысл, то мне надо этим заняться.
Возможно.
Когда занялась заря, я отказался от попыток уснуть. Накинул на пижаму кардиган, прошлепал на кухню и сделал себе кофе. Сидя за кухонным столом, я смотрел, как с каждой минутой светлеет небо. Как давно не видел я рассвета. На одном краю неба появилась синяя полоса, и, как чернила на листе бумаги, медленно расплылась по всему горизонту. Соберите вместе все существующие в мире оттенки синего и выберите самый синий, квинтэссенцию синего; вот такой это был цвет. Опершись локтями о стол, не думая ни о чем, смотрел я на эту сцену. Но вот показалось над горизонтом солнце, и синеву поглотил обычный солнечный свет. Одинокое облако висело над кладбищем, белоснежное, с четкими краями. Как будто вытравленное, хоть пиши на нем. Новый день начался. Но что этот день принесет, я понятия не имел.
Наверно, отведу детей в сад и пойду плавать. Все как обычно. Я вспомнил бассейн, в котором плавал когда-то, еще в средней школе. Запах внутри, голоса, отражающиеся от потолка. Я был в пике становления кем-то новым. Стоя напротив зеркала, я мог видеть изменения, происходящие в моем теле. В безмолвии ночи, я мог поклясться, что слышу звук, с которым растет моя плоть. Я был на пороге облачения в новое "я", на шаг от места, где никогда не бывал.
Сидя за кухонным столом, я смотрел на одинокое облако над кладбищем. Оно не сдвинулось ни на дюйм. Неподвижное, будто прибитое к месту. Самое время будить дочек. Уже давно рассвело, и им пора вставать. Вот кому-кому, а им был нужен этот новый день, гораздо более, чем мне. Нужно пойти в их спальню, стащить с них одеяла, положить руки на их теплые тельца и объявить начало нового дня. Вот что мне нужно сделать. Но почему-то я никак не мог встать из-за кухонного стола. Все силы покинули мое тело, как будто кто-то возник за моей спиной и молча выдернул шнур из розетки. Облокотившись на стол, я зарылся лицом в ладони.
В этой тьме я увидел море, а над ним - дождь. Дождь шел над бескрайним морем, но никто этого не видел. Дождь мягко падал на поверхность моря, и даже рыбы не знали, что он идет.
Пока кто-то не вошел и не положил свою легкую руку на мое плечо, мои мысли были о море.
(с) Х.Мураками. К югу от границы, к западу от солнца.
Перевод Игоря Князева (внимание! он отличается от официального перевода)