Автор, вдруг зацепившись в беседе с приятельницею о достоинствах (вернее, об отсутствии оных) одного
порядком всем надоевшего горлодёра и расслабленного полу-хиппи с кишащими от вшей косичками... Короче, Автор неожиданно предаётся «новой сладостной искренности» и выкладывает на свет Божий всё, всё...
[[Осторожно, о читателю! Изложенное далее может нанести непоправимые раны твоей нежной, неоперившейся, почти детской психике]]
Так уж получилось, что одна моя старинная приятельница очень неудачно (то есть не вовремя и не с той персоною) привела цитатку из песенки одного типа, коего Автор на дух не переносит. Но поелику Автор (то бишь Укила Непиш) по природе своей человек деликатнейший, а по воспитанию - благовоспитаннейший, то, не желая почём зря обидеть грешащую некоторой невинностью приятельницу свою, попытался выразиться предельно лаконично и неброско. Вот так выразиться:
Укила Непиш.
Ну, это ещё задолго до нафталинового Бэгэшечки придумано было!..
Маргарита Б-на.
Более нафталиновыми, ага.
Укила Непиш.
Другое дело, что... видите, иные модные мыслители как-то очень быстро устаревают, а иным года-столетия - как с гуся вода. Вот Бэгэшечка как раз из породы быстро и беспросветно устаревающих, думается мне... (Впрочем, я никогда его поклонником не был, наверное, я пристрастен).
Маргарита Б-на.
Пристрастны, но в нынешние времена быть нафталиновым не так-то и плохо, моль таких не берет.
Бэгэшечка, как вы говорите, не может устареть априори, просто по причине того, что он совершенно не меняется в своём творчестве, которое выбрано в таком не устаревающем ключе, просто, как вы правильно заметили, кому-то его творчество не зашло с самого начала, и безусловно, он известен и почитаем в довольно узких кругах.
Укила Непиш. Вы очень сметливо заметили, досточтимая Маргарита Б-на: именно что не меняется. Зундит на одной ноте.
Помнится, Сирин, в очередной раз выговаривая Достоевскому (а Сирин, как только начинает ругать нашего «второго всё», становится удивительным идиотом... просто феерическим идиотом становится этот умница Сирин!)... ну так вот, выговаривая ему однажды за то, что герои его-де «не показаны в развитии», сам же за собою сего греха и не приметил (см., например, его повестишку «Приглашение на казнь», коей персонажи, включая главного героя, - статичны до тошноты). А вот у Фёдора Михайловича, конечно, с развитием и разнообразием всё в порядке.
Возвращаясь же к Бэгэшечке... ну да, у меня к нему какая-то идиосинкразия ещё с детства. Его неопрятно забранные в толстые «негритянские» косички космы вызывают во мне брезгливость: такое ощущение, что на них до отвалу сидит вшей. Таковы же (вшивоватые) и песенки его.
Позволю себе пуститься (даром что не прошен) в кое-какие воспоминания... В годы моего школярства (а учился я в обычной средней школе в «спальном» питерском районе) пацаны у меня в классе вовсю слушали только группы «Кино» (то есть Виктора Цоя) и «Алису» (то есть Костю Кинчева). Ни о каком Бэгэшечке с его космами я слыхом не слыхивал. Впрочем, я и Цоя-то с Кинчевым не слушал. Я слушал оперы Доницетти. Однако я быстро смекнул, что на любви моих одноклассников к волосатым личностям можно недурно заработать. Быв на каникулах в южных краях, я скупил в тамошних киосках брелки с изображениями Цоя и Кинчева (с высунутым языком; отвратнейший снимок, нечего сказать). А с наступлением нового учебного года стал этими брелками спекулировать. Навар получался фантастический: что-то около 500 процентов. Потом, прослышав об этих моих подвигах, наша классная руководительница, сухая старая дева (как и полагается всем классным руководительницам) Марья Валерьевна вызывала моего отца на педсовет и обличала перед ним мои «буржуазные» замашки, всячески стыдила родителя за некоммунистическое воспитание своего 9-летнего отпрыска. Но родитель лишь довольно улыбался: он всегда был заядлым анти-советчиком.
На дворе же бурно расцветала кооперация; сердца народонаселения требовали перемен.
[продолжаю свои непрошенные воспоминания...] Деньги, заработанные на спекуляциях среди одноклассников, я, однако, вовсе не транжирил на мороженное и видеоигры, о нет! Я их складывал в копилку: приспособленную для этих нужд банку из-под заграничного растворимого кофе. Я копил деньги под «великий проект». Шестым чувством 9-летнего отрока я чуял, что этот великий проект не заставит себя ждать. Так и случилось!
Однажды, совершая рутинный свой поход в книжный магазин (а в ту пору книжные магазины, как и все прочие магазины позднего Советского Союза, представляли жалкое зрелище великой скудости... надежда была только на книги, принимаемые на комиссию от населения...), я увидел ЭТО - мой великий проект. Он предстал мне в образе полного собрания «Библиотеки приключений». Кто-то из населения сдал в магазин на комиссию эти не-знаю-сколько-томов в нарядных коленкоровых переплётах, занявших сразу несколько стеллажей (целый «пролёт» книжного шкафа, in fact!).
В течение нескольких минут я безмолвно созерцал явившееся мне чудо. Затем я очнулся от созерцания и опрометью побежал вон. Я прыгнул в автобус и через двадцать минут был уже дома. Я вскрыл банку из-под заграничного растворимого кофе и занялся подсчётом своих капиталов. Их оказалось у меня на тридцать с лишним рублей. Для приобретения книжно-приключенческого блаженства не хватало порядка двухсот рублей. Натурально, я обратился к моему отцу (такому же как и я подпольному капиталисту). Отец охотно согласился открыть мне кредитную линию под «большой проект». Собрав необходимую сумму, вместе мы отправились в книжный магазин.
По мере приближения к магазину сердце моё билось всё чаще, всё сильней... Я уже воображал себя эдаким Остапом Бендером, гуляющими в белых штанах по Рио-де-Жанейро... вернее, пробирающимся по джунглям Амазонии с тесаком в руке, бесстрашным охотником на ягуаров... эдаким «Белым Ягуаром, вождём араваков». Не знаю, как сказать, но кажется, я уже воображал себя всеми героями «Библиотеки приключений» зараз - от капитана Сорви-голова до инженера Гарина... Моя блаженная грёза была, однако, грубо развеяна при очной ставке с действительностью; подойдя к прилавку, мы обнаружили, что опоздали: весь «пролёт» книжных стеллажей был пуст. «Библиотеку приключений» перекупил кто-то пошустрей нашего.
Это моё неудавшееся приключение по джунглям Амазонии стало самым сильным ударом, который я претерпел за годы Перестройки. До сих пор при мысли о жестокой утрате, постигшей маленького библиофила, моё сердце стенает.
Маргарита Б-на.
Печальная история.
Укила Непиш.
Печальная, да! «Чувствуете трагедию Достоевского?» [(с) Набоков-Сирин, «Дар»]
[[Осторожно, о читателю! Изложенное далее может нанести непоправимые раны твоей нежной, неоперившейся, почти детской психике]]
Так уж получилось, что одна моя старинная приятельница очень неудачно (то есть не вовремя и не с той персоною) привела цитатку из песенки одного типа, коего Автор на дух не переносит. Но поелику Автор (то бишь Укила Непиш) по природе своей человек деликатнейший, а по воспитанию - благовоспитаннейший, то, не желая почём зря обидеть грешащую некоторой невинностью приятельницу свою, попытался выразиться предельно лаконично и неброско. Вот так выразиться:
Укила Непиш.
Ну, это ещё задолго до нафталинового Бэгэшечки придумано было!..
Маргарита Б-на.
Более нафталиновыми, ага.
Укила Непиш.
Другое дело, что... видите, иные модные мыслители как-то очень быстро устаревают, а иным года-столетия - как с гуся вода. Вот Бэгэшечка как раз из породы быстро и беспросветно устаревающих, думается мне... (Впрочем, я никогда его поклонником не был, наверное, я пристрастен).
Маргарита Б-на.
Пристрастны, но в нынешние времена быть нафталиновым не так-то и плохо, моль таких не берет.
Бэгэшечка, как вы говорите, не может устареть априори, просто по причине того, что он совершенно не меняется в своём творчестве, которое выбрано в таком не устаревающем ключе, просто, как вы правильно заметили, кому-то его творчество не зашло с самого начала, и безусловно, он известен и почитаем в довольно узких кругах.
Укила Непиш. Вы очень сметливо заметили, досточтимая Маргарита Б-на: именно что не меняется. Зундит на одной ноте.
Помнится, Сирин, в очередной раз выговаривая Достоевскому (а Сирин, как только начинает ругать нашего «второго всё», становится удивительным идиотом... просто феерическим идиотом становится этот умница Сирин!)... ну так вот, выговаривая ему однажды за то, что герои его-де «не показаны в развитии», сам же за собою сего греха и не приметил (см., например, его повестишку «Приглашение на казнь», коей персонажи, включая главного героя, - статичны до тошноты). А вот у Фёдора Михайловича, конечно, с развитием и разнообразием всё в порядке.
Возвращаясь же к Бэгэшечке... ну да, у меня к нему какая-то идиосинкразия ещё с детства. Его неопрятно забранные в толстые «негритянские» косички космы вызывают во мне брезгливость: такое ощущение, что на них до отвалу сидит вшей. Таковы же (вшивоватые) и песенки его.
Позволю себе пуститься (даром что не прошен) в кое-какие воспоминания... В годы моего школярства (а учился я в обычной средней школе в «спальном» питерском районе) пацаны у меня в классе вовсю слушали только группы «Кино» (то есть Виктора Цоя) и «Алису» (то есть Костю Кинчева). Ни о каком Бэгэшечке с его космами я слыхом не слыхивал. Впрочем, я и Цоя-то с Кинчевым не слушал. Я слушал оперы Доницетти. Однако я быстро смекнул, что на любви моих одноклассников к волосатым личностям можно недурно заработать. Быв на каникулах в южных краях, я скупил в тамошних киосках брелки с изображениями Цоя и Кинчева (с высунутым языком; отвратнейший снимок, нечего сказать). А с наступлением нового учебного года стал этими брелками спекулировать. Навар получался фантастический: что-то около 500 процентов. Потом, прослышав об этих моих подвигах, наша классная руководительница, сухая старая дева (как и полагается всем классным руководительницам) Марья Валерьевна вызывала моего отца на педсовет и обличала перед ним мои «буржуазные» замашки, всячески стыдила родителя за некоммунистическое воспитание своего 9-летнего отпрыска. Но родитель лишь довольно улыбался: он всегда был заядлым анти-советчиком.
На дворе же бурно расцветала кооперация; сердца народонаселения требовали перемен.
[продолжаю свои непрошенные воспоминания...] Деньги, заработанные на спекуляциях среди одноклассников, я, однако, вовсе не транжирил на мороженное и видеоигры, о нет! Я их складывал в копилку: приспособленную для этих нужд банку из-под заграничного растворимого кофе. Я копил деньги под «великий проект». Шестым чувством 9-летнего отрока я чуял, что этот великий проект не заставит себя ждать. Так и случилось!
Однажды, совершая рутинный свой поход в книжный магазин (а в ту пору книжные магазины, как и все прочие магазины позднего Советского Союза, представляли жалкое зрелище великой скудости... надежда была только на книги, принимаемые на комиссию от населения...), я увидел ЭТО - мой великий проект. Он предстал мне в образе полного собрания «Библиотеки приключений». Кто-то из населения сдал в магазин на комиссию эти не-знаю-сколько-томов в нарядных коленкоровых переплётах, занявших сразу несколько стеллажей (целый «пролёт» книжного шкафа, in fact!).
В течение нескольких минут я безмолвно созерцал явившееся мне чудо. Затем я очнулся от созерцания и опрометью побежал вон. Я прыгнул в автобус и через двадцать минут был уже дома. Я вскрыл банку из-под заграничного растворимого кофе и занялся подсчётом своих капиталов. Их оказалось у меня на тридцать с лишним рублей. Для приобретения книжно-приключенческого блаженства не хватало порядка двухсот рублей. Натурально, я обратился к моему отцу (такому же как и я подпольному капиталисту). Отец охотно согласился открыть мне кредитную линию под «большой проект». Собрав необходимую сумму, вместе мы отправились в книжный магазин.
По мере приближения к магазину сердце моё билось всё чаще, всё сильней... Я уже воображал себя эдаким Остапом Бендером, гуляющими в белых штанах по Рио-де-Жанейро... вернее, пробирающимся по джунглям Амазонии с тесаком в руке, бесстрашным охотником на ягуаров... эдаким «Белым Ягуаром, вождём араваков». Не знаю, как сказать, но кажется, я уже воображал себя всеми героями «Библиотеки приключений» зараз - от капитана Сорви-голова до инженера Гарина... Моя блаженная грёза была, однако, грубо развеяна при очной ставке с действительностью; подойдя к прилавку, мы обнаружили, что опоздали: весь «пролёт» книжных стеллажей был пуст. «Библиотеку приключений» перекупил кто-то пошустрей нашего.
Это моё неудавшееся приключение по джунглям Амазонии стало самым сильным ударом, который я претерпел за годы Перестройки. До сих пор при мысли о жестокой утрате, постигшей маленького библиофила, моё сердце стенает.
Маргарита Б-на.
Печальная история.
Укила Непиш.
Печальная, да! «Чувствуете трагедию Достоевского?» [(с) Набоков-Сирин, «Дар»]