А теперь, когда хорошо у меня шла работа и всё увереннее я выходил на свою твёрдую дорогу - мучило меня, что я не использовал своего особого положения, своего ещё крепкого на Западе авторитета, чтоб этот Запад очнуть и подвигнуть к самоспасению. И (не по памяти, а записано у меня как удивительное): 20 марта 1975, в четверг первой недели Поста, стоял я на одинокой трогательной службе в нашей церковке и просил: “Господи! просвети меня, как помочь Западу укрепиться, он так явно и быстро рушится. Дай мне средства для этого!”
Если брать отдельно ваше первое предложение, то создастся впечатление, что Солженицын молится ЗА Запад, а все остальное его не интересует, как и Россия. По-моему, Солженицын здесь считает Запад недостаточно хорошим с точки зрения самого С., по его мнению Запад разрушается, он недостаточно морален, заблудился и надо бы укрепить (запад) для борьбы с коммунистами ("теперь, когда хорошо у меня шла работа и всё увереннее я выходил на свою твёрдую дорогу", - т.е. выступления Солженицына против режима в СССР). примерно так.
Претензий к нему и не собирался предъявлять, только отметил, что кто-то может с таким предложением уехать далеко: а-а-а, С. только на Запад молился, а-а-а... вроде этого.
"Хедрик Смит посвятил ему целую статью, с симпатией написал, но и о заблуждениях не забыл.
XVII - я глава так и называется
Солженицын и русская сущность России
Запад, наконец-то, разочаровался в Солженицыне, что говорит о том, что он с самого начала не понимал этого человека и самого понятия русской сущности России. Солженицын спутал ожидания иностранцев. Они не могли понять, как герой-диссидент, задокументировавший ужасы полицейского государства, может заодно поносить демократию. Для Запада стал помехой моральный абсолютизм Солженицына, человека, который оказался настолько одержим своей священной миссией очистить матушку-Россию от сталинизма и марксизма, что не перестал, подобно вулкану, выливать на читателя всё новые свои работы даже после того, как свободный мир вполне ими насытился. Появление солженицынского манифеста стало для всех шоком, потому что вместо модели открытого, урбанистического, построенного на научной основе общества, органично сливающегося с современным миром, писатель предложил мистическое видение будущего-прошлого, мечту о Святой Руси, возрождающейся благодаря обращению внутрь самой себя и отрывающейся от ХХ века. Люди на Западе, поспешив сосредоточиться на левых диссидентских движениях в СССР, бывших им ближе по взглядам, слишком быстро списали со счетов русских правых, сочтя их рецепты чересчур архаичными. А ведь религиозно-русофильские воззрения Солженицына - это целый синдром чувств и ощущений, испытываемых большим числом русских. Сам Солженицын, как я обнаружил в первую же с ним встречу, не вписывается ни в какие заранее придуманные рамки. Никто не предполагает обнаружить в диссиденте диктатора, но, тем не менее, властный русский автократ проявился в нём почти с порога, когда я пришёл брать самое поразительное в моей жизни интервью. Оно случилось в начале 1972 года, когда подобные мероприятия представляли опасность. Потому что тогда Солженицын жил под готовыми в любой момент сомкнуться над ним челюстями левиафана: одинокая, отчаянная душа, имевшая смелость претендовать на полную свободу как писатель, и бросить вызов всему аппарату советского государства, опубликовав за границей такие книги как «Раковый корпус» и «В круге первом», когда советские власти запретили их издание дома. Он был исключён из Союза писателей за идеологическую ересь. Встреча с ним была подобна вступлению в радиоактивную зону: последствия её были непредсказуемы. Наше с ним свидание было организовано со всеми конспираторскими предосторожностями, чтобы о нём не узнали власти. Тайные переговоры велись через биолога-диссидента Жореса Медведева. Внутри помещений, из боязни «жучков», тема встречи не упоминалась ни разу. Медведев часто прибегал к закодированному языку. Мой партнёр по действу, Боб Кайзер из газеты «Вашингтон Пост», как-то раз услышал, как по телефону Медведев говорит о том, что он забыл портфель. Видя, что портфель при нём, Кайзер переспросил: «Вы о чём?». Жорес ответил, что это был сигнал к тому, что встреча с Солженицыным назначена на четверг 30 марта. Однажды вечером, когда Солженицына в Москве не было, мы прорепетировали проход мимо старого многоквартирного дома, выкрашенного в белый цвет, где должно было состояться интервью. Для того, чтобы согласовать вопросы, мы с Кайзером пошли на недействующий каток недалеко от Стадиона имени Ленина. Люди с Запада так напичканы сведениями о высылке Солженицына в Цюрих, что забыли, как уязвим он был до этого в течение нескольких лет, как постоянно опасался, что новый вызов властям зашвырнёт его снова в Сибирь, на верную медленную смерть, где он томился восемь лет и заболел раком после того, как был арестован за несколько критических замечаний о Сталине, посланных во время войны в письме другу." https://germanych.livejournal.com/343017.html?thread=43494889#t43494889
В переплете ксерокопий после 1986 немного читал Архипелаг, Раковый корпус, потом был после 91-го выпущен его 7-томник, там прочитал Архипелаг, все его рассказы, "В круге первом", где он писал о советском инженере, предупреждавшем американцев о создании атомной бонбы. Архипелаг лет шесть назад ещё перечитывал. А вот "Красное колесо" и "Октябрь...", печатались вроде в "Новом мире" или "Москве" до конца не одолел. Да, как официальный документ его книги и не используются, только как отличное описание мерзостного коммунистического режима.
Ничего подобного, мало ли кто сколько читал, какие выводы делал. Это ещё в советское время повелось, а позже продолжилось - попробовать противопоставить Шаламова с Олженицыну, вот у нас, севецких, такой Шаламов имеется, не важно, что мы в СССР его ни хрена не печатали, что Шаламов был чудовищно болен, почти слепой и глухой, нищий падал на улицах Москвы и так нищим в 1979 и умер, но нам, совецким тварям , надо цитировать вырванные из записок Шаламова строчки и ругать Солженицына, тот ведь гадюка антисоветская, смылся на црушные харчи и в одиночки целый СССР завалил. Вряд ли были хорошие разборы отношений Шаламова и С., каждый что-то по-своему заявляет. " Варлам Шаламов - Александру Солженицыну: "Даже часа не надо быть человеку в лагере" Это письмо Варлам Шаламов написал Александру Солженицыну в ноябре 1962 года... Шухов остался человеком не благодаря лагерю, а вопреки ему. Я рад, что Вы знаете мои стихи. Скажите как-нибудь Твардовскому, что в его журнале лежат мои стихи более года , и я не могу добиться, чтобы их показали Твардовскому. Лежат там и рассказы, в которых я пытался показать лагерь так, как я его видел и понял.
Желаю Вам всякого счастья, успеха , творческих сил. Просто физических сил, наконец. В 1958 году (!) в Воткинской больнице у меня заполняли историю болезни, как вели протокол допроса на следствии. И полпалаты гудело: «Не может быть, что он врет, что он такое говорит!» И врачиха сказала: «В таких случаях ведь сильно преувеличивают, не правда ли? » И похлопала меня по плечу. И меня выписали. И только вмешательство редакции заставило начальника больницы перевести меня в другое отделение, где я и получил инвалидность. Вот поэтому-то Ваша книга и имеет важность, не сравнимую ни с чем - ни с докладами, ни с письмами. Еще раз благодарю за повесть. Пишите, приезжайте. У меня всегда можно остановиться.
Ваш В. Шаламов.
Со своей стороны я давно решил, что всю мою оставшуюся жизнь я посвящу именно этой правде. Я написал тысячу стихотворений, сто рассказов, с трудом опубликовал за шесть лет один сборник стихов-калек, стихов-инвалидов, где каждое стихотворение урезано, изуродовано. Слова мои в нашем разговоре о ледоколе и маятнике не были случайными словами. Сопротивление правде очень велико. А людям ведь не нужны ни ледоколы, ни маятники. Им нужна свободная вода, где не нужно никаких ледоколов. В.Ш. " https://philologist.livejournal.com/8638114.html
Здесь в верхней части Сиротинская пытается некоторые выписки из записок Ш. по другому пересмотреть, ей ответ: "Как может архивист, представив публике из архива лишь “разрозненные записи”, напечатанные в неизвестном порядке, - перетолковывать их произвольно, со ссылкой на устные - к тому же годами позже - разговоры с Шаламовым?
Я уже ответил: не только не было никогда, но и быть не могло, чтобы я “черкал” рукописи Шаламова да еще говорил с ним “наставительно”. Разговор о том с непоименованным собеседником Сиротинская бездоказательно, но упорно пытается приписать мне.
Характерна нынешняя ее оговорка: слова “для пользы дела” - “вставлены” в запись разговора. Вставлены - кем? когда? и - с какой целью? Вставлены - во всяком случае тщетно, не достигая замысла: ибо “для пользы дела” и вообще было расхожее советское выражение, а уж в заглавии моего рассказа использовано горько-иронически - прямо противоположно смыслу, “вставленному в речь собеседника”.
Варлам Шаламов прожил страшную жизнь. Потому не удивительно, хотя и больно, узнавать из его записей, как он терзаем был горечью, завистью, озлоблением. К чести его - он не давал им при жизни брать верх, выплёскиваться вовне. Какая же злая судьба, что теперь каждое новое выступление владелицы его архива Сиротинской - старается лишить его победы в той мучительной борьбе. А. СОЛЖЕНИЦЫН. 27.6.99." http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1999/9/pochta01.html
А теперь, когда хорошо у меня шла работа и всё увереннее я выходил на свою твёрдую дорогу - мучило меня, что я не использовал своего особого положения, своего ещё крепкого на Западе авторитета, чтоб этот Запад очнуть и подвигнуть к самоспасению. И (не по памяти, а записано у меня как удивительное): 20 марта 1975, в четверг первой недели Поста, стоял я на одинокой трогательной службе в нашей церковке и просил: “Господи! просвети меня, как помочь Западу укрепиться, он так явно и быстро рушится. Дай мне средства для этого!”
Если брать отдельно ваше первое предложение, то создастся впечатление, что Солженицын молится ЗА Запад, а все остальное его не интересует, как и Россия.
По-моему, Солженицын здесь считает Запад недостаточно хорошим с точки зрения самого С., по его мнению Запад разрушается, он недостаточно морален, заблудился и надо бы укрепить (запад) для борьбы с коммунистами ("теперь, когда хорошо у меня шла работа и всё увереннее я выходил на свою твёрдую дорогу", - т.е. выступления Солженицына против режима в СССР). примерно так.
Reply
Reply
"Как странно, что он молился за Запад"
Reply
Reply
Reply
Reply
"Хедрик Смит посвятил ему целую статью, с симпатией написал, но и о заблуждениях не забыл.
XVII - я глава так и называется
Солженицын и русская сущность России
Запад, наконец-то, разочаровался в Солженицыне, что говорит о том, что он с самого начала не понимал этого человека и самого понятия русской сущности России. Солженицын спутал ожидания иностранцев. Они не могли понять, как герой-диссидент, задокументировавший ужасы полицейского государства, может заодно поносить демократию. Для Запада стал помехой моральный абсолютизм Солженицына, человека, который оказался настолько одержим своей священной миссией очистить матушку-Россию от сталинизма и марксизма, что не перестал, подобно вулкану, выливать на читателя всё новые свои работы даже после того, как свободный мир вполне ими насытился. Появление солженицынского манифеста стало для всех шоком, потому что вместо модели открытого, урбанистического, построенного на научной основе общества, органично сливающегося с современным миром, писатель предложил мистическое видение будущего-прошлого, мечту о Святой Руси, возрождающейся благодаря обращению внутрь самой себя и отрывающейся от ХХ века. Люди на Западе, поспешив сосредоточиться на левых диссидентских движениях в СССР, бывших им ближе по взглядам, слишком быстро списали со счетов русских правых, сочтя их рецепты чересчур архаичными. А ведь религиозно-русофильские воззрения Солженицына - это целый синдром чувств и ощущений, испытываемых большим числом русских.
Сам Солженицын, как я обнаружил в первую же с ним встречу, не вписывается ни в какие заранее придуманные рамки. Никто не предполагает обнаружить в диссиденте диктатора, но, тем не менее, властный русский автократ проявился в нём почти с порога, когда я пришёл брать самое поразительное в моей жизни интервью.
Оно случилось в начале 1972 года, когда подобные мероприятия представляли опасность. Потому что тогда Солженицын жил под готовыми в любой момент сомкнуться над ним челюстями левиафана: одинокая, отчаянная душа, имевшая смелость претендовать на полную свободу как писатель, и бросить вызов всему аппарату советского государства, опубликовав за границей такие книги как «Раковый корпус» и «В круге первом», когда советские власти запретили их издание дома. Он был исключён из Союза писателей за идеологическую ересь. Встреча с ним была подобна вступлению в радиоактивную зону: последствия её были непредсказуемы.
Наше с ним свидание было организовано со всеми конспираторскими предосторожностями, чтобы о нём не узнали власти. Тайные переговоры велись через биолога-диссидента Жореса Медведева. Внутри помещений, из боязни «жучков», тема встречи не упоминалась ни разу. Медведев часто прибегал к закодированному языку. Мой партнёр по действу, Боб Кайзер из газеты «Вашингтон Пост», как-то раз услышал, как по телефону Медведев говорит о том, что он забыл портфель. Видя, что портфель при нём, Кайзер переспросил: «Вы о чём?». Жорес ответил, что это был сигнал к тому, что встреча с Солженицыным назначена на четверг 30 марта. Однажды вечером, когда Солженицына в Москве не было, мы прорепетировали проход мимо старого многоквартирного дома, выкрашенного в белый цвет, где должно было состояться интервью. Для того, чтобы согласовать вопросы, мы с Кайзером пошли на недействующий каток недалеко от Стадиона имени Ленина. Люди с Запада так напичканы сведениями о высылке Солженицына в Цюрих, что забыли, как уязвим он был до этого в течение нескольких лет, как постоянно опасался, что новый вызов властям зашвырнёт его снова в Сибирь, на верную медленную смерть, где он томился восемь лет и заболел раком после того, как был арестован за несколько критических замечаний о Сталине, посланных во время войны в письме другу."
https://germanych.livejournal.com/343017.html?thread=43494889#t43494889
Reply
а вы сами много читали солженинцына? если можно задать личный вопрос.
Reply
Да, как официальный документ его книги и не используются, только как отличное описание мерзостного коммунистического режима.
Reply
Reply
Это ещё в советское время повелось, а позже продолжилось - попробовать противопоставить Шаламова с Олженицыну, вот у нас, севецких, такой Шаламов имеется, не важно, что мы в СССР его ни хрена не печатали, что Шаламов был чудовищно болен, почти слепой и глухой, нищий падал на улицах Москвы и так нищим в 1979 и умер, но нам, совецким тварям , надо цитировать вырванные из записок Шаламова строчки и ругать Солженицына, тот ведь гадюка антисоветская, смылся на црушные харчи и в одиночки целый СССР завалил.
Вряд ли были хорошие разборы отношений Шаламова и С., каждый что-то по-своему заявляет.
" Варлам Шаламов - Александру Солженицыну: "Даже часа не надо быть человеку в лагере"
Это письмо Варлам Шаламов написал Александру Солженицыну в ноябре 1962 года...
Шухов остался человеком не благодаря лагерю, а вопреки ему. Я рад, что Вы знаете мои стихи. Скажите как-нибудь Твардовскому, что в его журнале лежат мои стихи более года , и я не могу добиться, чтобы их показали Твардовскому. Лежат там и рассказы, в которых я пытался показать лагерь так, как я его видел и понял.
Желаю Вам всякого счастья, успеха , творческих сил. Просто физических сил, наконец. В 1958 году (!) в Воткинской больнице у меня заполняли историю болезни, как вели протокол допроса на следствии. И полпалаты гудело: «Не может быть, что он врет, что он такое говорит!» И врачиха сказала: «В таких случаях ведь сильно преувеличивают, не правда ли? » И похлопала меня по плечу. И меня выписали. И только вмешательство редакции заставило начальника больницы перевести меня в другое отделение, где я и получил инвалидность. Вот поэтому-то Ваша книга и имеет важность, не сравнимую ни с чем - ни с докладами, ни с письмами. Еще раз благодарю за повесть. Пишите, приезжайте. У меня всегда можно остановиться.
Ваш В. Шаламов.
Со своей стороны я давно решил, что всю мою оставшуюся жизнь я посвящу именно этой правде. Я написал тысячу стихотворений, сто рассказов, с трудом опубликовал за шесть лет один сборник стихов-калек, стихов-инвалидов, где каждое стихотворение урезано, изуродовано. Слова мои в нашем разговоре о ледоколе и маятнике не были случайными словами. Сопротивление правде очень велико. А людям ведь не нужны ни ледоколы, ни маятники. Им нужна свободная вода, где не нужно никаких ледоколов.
В.Ш. "
https://philologist.livejournal.com/8638114.html
Здесь в верхней части Сиротинская пытается некоторые выписки из записок Ш. по другому пересмотреть, ей ответ:
"Как может архивист, представив публике из архива лишь “разрозненные записи”, напечатанные в неизвестном порядке, - перетолковывать их произвольно, со ссылкой на устные - к тому же годами позже - разговоры с Шаламовым?
Я уже ответил: не только не было никогда, но и быть не могло, чтобы я “черкал” рукописи Шаламова да еще говорил с ним “наставительно”. Разговор о том с непоименованным собеседником Сиротинская бездоказательно, но упорно пытается приписать мне.
Характерна нынешняя ее оговорка: слова “для пользы дела” - “вставлены” в запись разговора. Вставлены - кем? когда? и - с какой целью? Вставлены - во всяком случае тщетно, не достигая замысла: ибо “для пользы дела” и вообще было расхожее советское выражение, а уж в заглавии моего рассказа использовано горько-иронически - прямо противоположно смыслу, “вставленному в речь собеседника”.
Варлам Шаламов прожил страшную жизнь. Потому не удивительно, хотя и больно, узнавать из его записей, как он терзаем был горечью, завистью, озлоблением. К чести его - он не давал им при жизни брать верх, выплёскиваться вовне. Какая же злая судьба, что теперь каждое новое выступление владелицы его архива Сиротинской - старается лишить его победы в той мучительной борьбе.
А. СОЛЖЕНИЦЫН.
27.6.99." http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1999/9/pochta01.html
Reply
большое вам спасибо за обстоятельный ответ и разъяснение.
Reply
Leave a comment