Поэзия Еремея Герасимова

May 23, 2021 16:45





Я расскажу вам о необыкновенном человеке Еремее Герасимове, поэте, 90-летие со дня рождения которого в 2020 году прошло тоже незамеченным.

Последние годы Еремей Яковлевич прожил в деревне Шоруньжа. Для некоторых это стало основанием, чтобы привязать его имя к уньжинской стороне Моркинского района. Родился же и рос Герасимов в Олорах Параньгинского района. К литературному творчеству его приохотила учительница местной средней школы В. И. Темерешева. Хотя сочинял с ученичества, первой публикации - в газете «Марий коммуна» - удостоился довольно поздно, в 1950 году.

Стихи Герасимова, особенно ранние, настолько самобытны, что критики, судившие о текстах поверхностно, принимали их построение за безграмотность, вместо того чтобы разглядеть индивидуальную, присущую лишь этому автору связь формы с содержанием.
Не случайно же моркинский поэт Аркадий Букетов в газете «Рвезе коммунист» (1962) написал о нём: «Умеет разглядеть природу и жизнь, найти и подходящий образ, и соответствующую ему форму стиха». Некоторую «расшифровку» своего творчества Герасимов дал стихотворением 1969 года:

РАЗДУМЬЯ

Поэзия... Ты - избранным награда,
Нежданно крылья поднятым со дна,
Безумных слов могучее торнадо,
От сердца к сердцу тёплая волна.

Но кто же он, особенного рода,
Кого перо навечно не старо,
За что ему отвесила природа
Открытость друга, матери добро?

Народ сравнил поэта со свирелью,
А о стихах сказал, что «вечный сад».
Мой стих, увы, не может зваться трелью -
Прочтя, скажи: «Поэзии солдат!»

Бурлит строка, когда мятежен автор -
Покой не нам, а буря нас веди!
И ждет ещё не пройденный экватор,
Ответ наш главный тоже впереди.

Хотя на ум приходит лермонтовское: «А он, мятежный, просит бури», - свободный слог автора, ёмкость простых образов никак не позволяют говорить о подражательстве.
Еремею очень не везло с самого начала жизненного пути. Перенесённый менингит, последствия которого напоминали о себе до последнего дня, гибель на фронте отца, тяжёлое военное детство - всё это преследовало его, угнетало, отнимало силы... Мечтавший учить детей, он не смог доучиться даже в Параньгинском педучилище. В 50-х, доказывая свою состоятельность себе и другим, уехал по всесоюзному набору в Кемерово. Гордился, что может называться строителем новой жизни на переднем крае трудового фронта.

МАТЕРИ

Ты не думай, сын помнит про маму -
Разве может быть ближе родня!
Быть с тобой невозможности драму
Проживаю я: как там одна?

Изобрёл эликсир от разлуки:
Представляю, ложась на кровать,
Что под ухо кладёшь свои руки,
О, моя терпеливая мать...

Так пронзительна память: с рассветом
Если снова наметился слом,
Ухожу я тогда за ответом
В разговоры у нас за столом.

Оттого и дарю эти строки,
Будто крылья свои, что всегда
«Как поёт он?» в известные сроки
Ты хотела бы «слышать» с листа.

Ты-то знаешь: дороги Сибири
Должен был обойти потому,
Что нельзя необъятные шири
Описать, просидев на дому.

Но и тут не скучающий зритель,
Не отбивший ладони себе -
Я теперь, представляешь, с т р о и т е л ь,
Благодарный тебе и судьбе.
12.1957, Кемерово

Тяжёлая физическая работа, в связи с инвалидностью, была противопоказана ему. Возвратившись, жил то в Йошкар-Оле, а то - в Олорах, Мари-Туреке, Оршанке, Морках... Всплески неуёмной энергии, связанные с особенностями его болезни, сопровождались затяжной депрессией. Но до самого конца он боролся и за жизнь, и за достойное место в ней, потому не переставал работать, в творчестве находя смысл существования.
К сожалению, вновь преследовало невезение (назовём это так). Его упорно не хотели замечать. Особенно третировала «Марий коммуна» в лице заведующего отделом литературы и культуры Макса Майна, тоже поэта (вот уж на чьи стихи сочинения Герасимова точно не похожи). Единственным человеком, расположенным к Еремею, был Валентин Колумб (вот, пожалуйста, факт, достойный лучшей рекомендации). Ему и жаловался в письмах деревенский поэт, видевший, что печатают произведения, которые много слабее того, что шлёт и шлёт в редакции он, кого не желают публиковать. На выпады в свой адрес рецензенты и редакторы, свободные от чувства простого сострадания к инвалиду, ещё сильнее злобились и вовсе отворачивались от него.
- Жизнь моя, Христофорыч, что у мышки: кому вздумается, тот и топчет, - писал он покровителю. - Ни разу ни от одного человека (не считая Вас) не довелось мне услышать доброго слова. Все ругают, поносят, всяк норовит занести надо мной дубину. Неужели в самом деле я настолько ужасен, а? Чем же я не угоден-то?
Звучит, как крик, как глас вопиющего в пустыне. Далее в письме сообщается: обречён на полуголодное прозябание, так как пенсии в 21 рубль на еду и одежду не хватает, а заработать хоть какой-то гонорар не позволено.
Вот в моём же переводе несколько его строк того времени, красноречиво свидетельствующих об отчаянном душевном состоянии поэта:

…И я от желания голову стисну:
Подхвачен поэзией, в волнах плыву
Воспевшим народ мой, эпоху, Отчизну…
И в душах останусь... Но что наяву?!

В 1966 году усилиями В. Колумба издана первая книжка Е. Герасимова - «Илыш муро» («Песня жизни»), куда вошли 24 стихотворения. Тогда, воодушевлённый, он принялся формировать следующий сборник. Кроме новых стихов, написал небольшие поэмы «Аван шўмжö» («Сердце матери») и «Эртыме корнем» («Дорога, пройденная мною»). Вышли из-под вдохновлённого пера басни, юморески, сатирические куплеты. В 1971 году сдал рукопись в Союз писателей, без одобрения которого издаться было невозможно. Выстраданный молодым инвалидом сборник «Шўм толкын» («Сердечная волна») был издан в 1991-м, спустя семнадцать лет после смерти автора, тихо угасшего в апреле 1974-го.
Знакомясь с подробностями жизни марийских писателей, я часто узнавал о подобном. Потому позволю себе давно назревшее обобщение. Безусловно, живя в деревне, и самый талантливый поэт проигрывал в сравнении со столичными авторами, занимавшими к тому же ключевые посты в очень простой, безальтернативной системе книгоиздания. Шансы издаться часто распределялись не соразмерно таланту, а в зависимости от близости к кормушке и настойчивости соискателей. Для начала желательно было хотя б перебраться в столичный город. А наш-то влачил существование в Шор-Уньже! На какие шансы - вернее, на какой шанс - он мог рассчитывать?
Прося защиты от несправедливости, Еремей Яковлевич писал не только В. Колумбу, который и сам порой нуждался в заступничестве, но и авторитетному советскому поэту М. Исаковскому, даже - председателю правления Союза писателей РСФСР С. Михалкову. Не дождавшись ответа от официального лица, обязанного отвечать на письма трудящихся, повторное послание Сергею Владимировичу Еремей составил в стихах (прошу прощения за очень-очень небольшое вмешательство в текст при его переводе):

Сергей Владимирович, Вам
Пишу письмо уже второе -
Не признан раз, не по правам…
И всё же кажется, не скрою,
Что я Есенину сосед
По чувствам - спутника навроде,
В избе сидящий домосед,
Душой витающий в народе.
Зачем бы надо самому
Серёже в плоть мою вселиться?
…Не стану клясть судьбу мою:
В него-то мне не превратиться.

Судя по содержанию, автор вполне разумен, а ирония последних строк - свидетельство ясного представления о своём месте в литературе.
Еремей Герасимов был, повторюсь, необыкновенным человеком. Как и Альберт Степанов (ещё один признаваемый Колумбом талант), любил - точнее, считал нужным - ездить по стране, постигать её тайные глубины посредством знакомства с российской глубинкой. Интересно бы знать, что прочувствовал, передумал не признаваемый марийский поэт в дни пребывания на родине М. Шолохова в станице Вешенской, куда приехал, чтобы проникнуться местами «Тихого Дона». Неужели имел в планах роман в том же духе из истории родного народа? Или вот ещё вопрос: по личным ли только обстоятельствам приехал он доживать туда, где самая загадочная личность начала 20-го века Тихон Ефремов растил, учил и воспитывал своих, впоследствии знаменитых, «птенцов»?
Обратите заслуженное внимание на стихи Еремея Герасимова хотя бы вы, постоянные читатели «Беседки». Ей-богу, этому поэту есть чем обогатить наши сердца и души.

ПИСЬМО ОТ ОТЦА
Баллада

Память вдруг навалилась, утюжа -
Ни туда не уйти, ни сюда:
Сорок третий. Ужасная стужа,
Каждый день невозможен с утра.

Был молчок, как у всех, неожидан -
Писем нет от отца. В темноте
Представлял я: у Волги лежит он,
Письма выпали, мокнут в воде.

Не оплачешь ведь, если и горе.
Думы виснут, как гири, висят,
Но... явилось спасением вскоре
С фронта в школу - и я адресат.

В три угла, словно крыша у дома.
Верно, с Волги оно? Так и есть.
Наподобие майского грома,
Страшной радости мне эта весть.

Как путёвку, я взял это в руку,
Как, сказал бы сейчас, аттестат,
Принимал как чему-то поруку:
«...Человеком обязан ты стать!»

И лицо представлялось отцово,
Он сейчас в доказательство был...
С той зимы я усидчив особо,
Вехой первой там путь застолбил.

Строчки прыгали. Будто со сцены,
Их в кого-то вонзал и вонзал...
Раздвигались убогие стены,
Вместо класса - торжественный зал.

«В Сталинграде я дрался, - читая,
Слышал выстрелы, залпы, шрапнель… -
Ты взрослей, время не ожидая...
Надо будет - наденешь шинель...»

Я читал. Перечитывал. Свято
Было это письмо без конца...
Не мешали, шептались ребята:
- Кто ему?..
- От кого?
- От отца!

Так вот исподволь вроде, но зримо
Он Отчизну и сына связал...

Не из тех, кто прошествует мимо
Потому, что отец наказал,
Дал ему потому что присягу,
Я в тринадцать неполных мне лет.

...Память зла: силы есть, но присяду -
Ведь отца с того года и нет.

ВОТ ЭТО ДА!

Да как не радоваться бурей,
Штормами, громом нам сейчас -
Взлетел туда Гагарин Юрий,
Где люди не были до нас!

Признайте миром - ну-ка, ну-ка! -
России мощь стальных коней.
Во-первых всё-таки наука,
О ней подумаем, о ней.

Но следом ставим человека:
«Гагарин - первый!» Высоту
С какого ж это взял разбега?..
Подумал - и невмоготу.

Боюсь, что - все аплодисменты
Собрать, подкинуть если вверх -
Земля с Луной, теряя центры,
Пожалуй, треснут, как орех.

Луна, близка ты стала разом,
Совсем придвинулась теперь;
Проложим путь к твоим террасам,
Откроем мы и эту дверь.

Теперь не сесть уже типуну
На мой язык - могу везде
Взойти на гору, как трибуну:
- Даёшь Венеру, Марс! Т. д.

Нельзя сегодня нам без песен,
Таких вот тостов, например:
- Наш край огромен и чудесен,
И это чудо - наш размер!
12.04.1961, дер. Олор



https://www.poeziya-eremeya-gerasimova

Previous post Next post
Up