по дороге домой с синяками
Шопен начинается в воздухе. Где то над головой, ты слышишь этот звук, звук первой ноты. То есть он еще не звучал, а ты его уже слышишь. Он мягкой прозрачной струйкой вливается в тебя через макушку, легкий такой и красивый. Из головы течет в шею, в плечи и ниже, наконец, достигая пальца. Ты чувствуешь этот звук в своем пальце и одновременно слышишь его над головой. Потом ты проливаешь его на клавишу. От первого звука у Шопена много чего зависит. Из него, атласной ленточкой, скользит все остальное.
Бетховен начинается непосредственно в пальцах. Сначала в них накапливается электрический разряд, потом его концентрация становится критической. С виду кисть спокойна, обычная «кисть как кисть», а на самом деле, одной маленькой искорки достаточно чтоб она взорвалась, бабахнула. Потому что Бетховен это стихия. Когда играешь его, то прям ощущаешь всем телом, насколько тебя не хватает, чтоб передать это безграничное буйство и запредельную космическую красоту жизни, энергии. Его музыка сотрясает пространство и ставит под вопрос его реальность. Когда играешь Бетховена хочется стать частью его музыки. Это скорее Бетховен играет тобой. Потому что жизненная сила его гораздо сильнее, чем ты можешь вынести и передать своими десятью пальцами.
Сложнее всего, по-моему, играть Баха. Тут особо не разгуляешься - когда играешь Баха, нельзя качаться из стороны в сторону, как умирающий лебедь, нельзя фигачить произвольные ритенуто, крещендо и иже с ними. Когда играешь Баха нужно полностью соблюдать форму. И нельзя импровизировать открыто. То есть с текстом нельзя импровизировать. Но этим и прекрасна его музыка. Играть Баха это как строить дом, обычный, строгий такой, без лепки и орнаментов, но вот смотришь на этот дом, и взгляда отвести не можешь, настолько он гармоничен. Когда играешь Баха, пальцы погружаются в клавиши как в глину, звук получается глубоким и плотным. Музыка Баха это что-то надчеловеческое, она даже за гранью эмоций. Играть ее это как прикасаться к вечному. Поэтому с ней не импровизируют. Не будешь же ты перекладывать вечное на свой мотив. Вечным просто любуешься и пытаешься руками выразить то, что чувствуешь в солнечном сплетении. А я Баха чувствую именно там.
Бетховен начинается непосредственно в пальцах. Сначала в них накапливается электрический разряд, потом его концентрация становится критической. С виду кисть спокойна, обычная «кисть как кисть», а на самом деле, одной маленькой искорки достаточно чтоб она взорвалась, бабахнула. Потому что Бетховен это стихия. Когда играешь его, то прям ощущаешь всем телом, насколько тебя не хватает, чтоб передать это безграничное буйство и запредельную космическую красоту жизни, энергии. Его музыка сотрясает пространство и ставит под вопрос его реальность. Когда играешь Бетховена хочется стать частью его музыки. Это скорее Бетховен играет тобой. Потому что жизненная сила его гораздо сильнее, чем ты можешь вынести и передать своими десятью пальцами.
Сложнее всего, по-моему, играть Баха. Тут особо не разгуляешься - когда играешь Баха, нельзя качаться из стороны в сторону, как умирающий лебедь, нельзя фигачить произвольные ритенуто, крещендо и иже с ними. Когда играешь Баха нужно полностью соблюдать форму. И нельзя импровизировать открыто. То есть с текстом нельзя импровизировать. Но этим и прекрасна его музыка. Играть Баха это как строить дом, обычный, строгий такой, без лепки и орнаментов, но вот смотришь на этот дом, и взгляда отвести не можешь, настолько он гармоничен. Когда играешь Баха, пальцы погружаются в клавиши как в глину, звук получается глубоким и плотным. Музыка Баха это что-то надчеловеческое, она даже за гранью эмоций. Играть ее это как прикасаться к вечному. Поэтому с ней не импровизируют. Не будешь же ты перекладывать вечное на свой мотив. Вечным просто любуешься и пытаешься руками выразить то, что чувствуешь в солнечном сплетении. А я Баха чувствую именно там.